Вопрос: Есть ли секс в книге «Секс, экология, духовность»?
Кен Уилбер: Да, причем с иллюстрациями.
В.: Вы шутите.
К. У.: Шучу. Но да, сексуальность – одна из основных тем, особенно ее соотношение с гендером.
В.: Пол и гендер – разные вещи?
К. У.: Обычно слово «пол»[9] или «сексуальность» в целом относят к биологическим аспектам продолжения человеческого рода, а «гендер» относят к культурным различиям между мужчинами и женщинами, которые вырастают вокруг половых, или биологических, различий. Сексуально-половые различия обычно обозначаются словами «мужчина» и «женщина», а культурные различия – словами «мужественный» и «женственный»[10]. И тогда как то, является ли человек мужчиной или женщиной, и вправду задается биологически, мужественность и женственность в значительной степени представляют собой порождение культуры.
В.: Стало быть, только и нужно, что определить, какие черты имеют отношение к полу, а какие – к гендеру.
К. У.: В каком-то смысле да. Половые различия между мужчиной и женщиной, поскольку они имеют преимущественно биологическую природу, универсальны и кросскультурны: во всех частях света мужчины производят сперматозоиды, а женщины – яйцеклетки, женщины рожают детей, их грудные железы выделяют молоко и т. д. Однако различия между мужественностью и женственностью, или маскулинностью и фемининностью, создаются и формируются главным образом различиями в культурах, где воспитываются мужчины и женщины.
И, верно, отчасти неразбериха между полами сегодня состоит в том, что тогда как различия между мужчиной и женщиной биологически заданы и универсальны – и, как следствие, не могут быть особенно изменены, – тем не менее мужественное и женственное во многом являются продуктами культуры, и эти роли и вправду могут претерпевать изменения по меньшей мере в некоторых значимых аспектах. И мы, как культура, находимся в сложном и запутанном процессе, в рамках которого мы пытаемся изменить некоторые из гендерных ролей.
В.: Например?
К. У.: Что ж, хотя и верно то, что в среднем мужское тело имеет большую мышечную массу и физически сильнее, чем женское, из этого не следует, что быть мужественным означает быть сильным и напористым, а быть женственной означает быть слабой и застенчивой. И мы сейчас находимся в переходном периоде, когда роли мужественности и женственности переосмысляются и реконструируются, что привело к тому, что и мужчины, и женщины столкнулись с неким подобием враждебности по отношению друг к другу, проявляющейся в разнообразных гендерных войнах.
Отчасти проблема состоит в том, что, хотя и вправду можно переосмыслить и переопределить роли мужественности и женственности (это давным-давно назрело и ситуация требует обновления), тем не менее черты, определяющие, мужчина ли человек или женщина, особо не изменишь, и наши попытки выровнять различия между мужественным и женственным находятся в опасной близости к попыткам стереть различия между мужчиной и женщиной. В то время как первое является хорошей идеей, последнее невозможно. Решение, наверное, состоит в том, чтобы четко понимать, чем отличается одно от другого.
В.: Так что же, некоторые различия между мужчинами и женщинами должны остаться, а некоторые – претерпеть изменения?
К. У.: По всей видимости, так. По мере того как мы продолжаем исследовать различия между мужчинами и женщинами в контексте как пола, так и гендера, укрепляется осознание, что и вправду имеется ряд различий, даже в культурной сфере, которые вновь и вновь проявляются в самых разных культурах. Иными словами, не только определенные половые различия, но и определенные гендерные различия имеют тенденцию воспроизводиться вне зависимости от культуры.
Похоже на то, что биологические половые различия между мужчинами и женщинами являются настолько серьезной фундаментальной платформой, что они склонны вторгаться и в культуру, тем самым, как правило, проявляясь и в гендерных различиях. Так что, даже хотя гендер сформирован культурой, а не является биологической данностью, все же определенные константы в маскулинном и фемининном гендере, как правило, также проявляются вне зависимости от культуры.
В.: Еще десятилетие назад это было довольно спорной позицией. Теперь она кажется более общепринятой.
К. У.: Да, даже радикальные феминистки теперь защищают идею, что существуют, в общем говоря, очень серьезные различия между мужскими и женскими сферами ценностей – и в сексе, и в гендере. Мужчины склонны к гипериндивидуальности и подчеркивают автономию, права, справедливость и деятельность, а женщины более склонны внимательно относиться к партнерству, подчеркивать сообщность, заботу, ответственность и взаимосвязи. Мужчины, как правило, подчеркивают автономию и боятся отношений, а женщины, как правило, подчеркивают отношения и боятся автономии.
Труды Кэрол Гиллиган и Деборы Таннен сыграли в этом, конечно же, центральную роль, но удивительно, что в течение всего лишь десятилетия или около того, как вы отметили, большинство ортодоксальных исследователей и большинство исследователей феминизма теперь, в общем, согласны в отношении некоторых фундаментальных различий между сферами ценностей мужчин и женщин. Это также занимает важнейшее место в новой области исследований, известной как эволюционная психология, занимающейся изучением влияния биологической эволюции на психологические черты человека.
Сложность же теперь состоит вот в чем: каким образом можно признать наличие этих различий без опасности начать использовать их, опять же, для лишения женщин их прав? Ведь как только возвещается о каких-либо различиях между людьми, привилегированный класс будет использовать эти различия для укрепления своего доминирования. Видите, в чем проблема?
В.: Да, но, похоже, сейчас происходит как раз противоположное. Судя по всему, эти различия используются для того, чтобы продемонстрировать, что мужчины с рождения являются скорее бесчувственными скотами и тестостероновыми мутантами, которые «просто не врубаются». Основная мысль состоит в том, что мужчины должны быть более чувствительными, более заботливыми, более любящими, более внимательными к межличностным отношениям. То, что вы называете мужской сферой ценностей, повсеместно подвергается нападкам. И основное послание тут звучит примерно так: «Почему же эти мужчины не могут быть более похожими на женщину?»
К. У.: Да, в этом присутствует, конечно, нечто вроде «как вы нам, так и мы вам». Раньше женщин определяли как «ущербных мужчин». Классическим примером этому была концепция «зависти к пенису». Теперь мужчины определяются как «ущербные женщины»: их определяют через качества женственности, которых у них нет, а не через положительные мужественные черты, которыми они обладают. Однако оба подхода неудачны, на мой взгляд, не говоря уж о том, что они оскорбительны для представителей обоих полов.
Как я уже начал говорить, сложность состоит в том, как научиться работать сразу в двух направлениях: во-первых, обоснованно решить, какие основные различия существуют между сферами ценностей мужчин и женщин (как у Гиллиган), а затем, во-вторых, научиться рассматривать их как более-менее равноценные. Не утверждать их одинаковость, а ценить их равным образом.
Природа не разделила человеческий вид на два пола без веской на то причины. Попытки стереть меж ними все различия выглядят глупо. Однако даже самые консервативные теоретики могут признать, что в течение долгого времени и по сей день в нашей культуре, как правило, превалировала мужская сфера ценностей. Поэтому мы сейчас находимся в очень тонкой, сложной, крайне трудной и часто вызывающей конфликты ситуации, пытаясь привнести больше равновесия. Не стереть различия, а уравновесить их.
В.: И эти различия имеют корень в биологических различиях между мужчиной и женщиной?
К. У.: По всей видимости, отчасти это верно. Так, важную роль играют гормональные различия. Изучение влияния тестостерона – в лабораторных условиях, в кросскультурных исследованиях, в исследованиях процессов развития эмбрионов и даже на примере случаев, когда женщинам в рамках медицинского лечения делают инъекции тестостерона, – безоговорочно указывает на простой вывод. Я не хочу излишне огрублять, но, по всей видимости, тестостерон вызывает, по сути, только два основных побуждения – трахнуть или убить.
И мужчины обречены на этот биологический кошмар практически с первого дня своей жизни. Кошмар, который женщины с трудом могут себе представить (за исключением случаев, когда в медицинских целях им делают инъекции тестостерона. Они отмечают, что у них буквально едет крыша после инъекций; одна женщина описала это следующим образом: «Я не могу перестать думать о сексе. Пожалуйста, вы можете это прекратить?»). Еще хуже, что сами мужчины подчас смешивают и путают два вышеупомянутых влечения, и тогда «трахнуть» опасно сливается с «убить», нередко с печальными последствиями, на что с готовностью указывают женщины.
В.: А какой эквивалент этому гормональному воздействию присутствует у женщин?
К. У.: Мы можем отметить окситоцин – гормон, который, как правило, начинает переполнять женщину, даже если кто-то просто слегка коснулся ее кожи. Окситоцин описывался как «наркотик отношений»: он вызывает невероятно сильные чувства привязанности, взаимосвязи, заботы, желания обнимать и прикасаться.
И несложно заметить, что и тестостерон, и окситоцин, вероятно, возникли в процессе биологической эволюции. Тестостерон появился для того, чтобы гарантировать воспроизведение вида и выживание, а окситоцин – для выполнения материнских функций. Большая часть сексуальных отношений в животном мире осуществляется за несколько секунд. Во время совокупления оба партнера особенно уязвимы для нападений со стороны хищников. Вот и получается неожиданный смысл у выражения «отужинать с сексом», ведь ужином в этой ситуации становитесь как раз вы. В общем, все происходит по схеме: «трах-бах, спасибо, милая!». Нет никакого сопереживания, совместных чувств и объятий в постели. Вот, пожалуй, из чего и сделаны ваши мужчины. Мистер Чувствительность – мужчина, миф, слабак – есть весьма и весьма недавнее изобретение, к которому, надо сказать, мужчинам нелегко приспособиться.
Но половые требования, налагаемые материнством, совершенно другие. Мать должна постоянно находиться во взаимосвязи с младенцем, двадцать четыре часа в сутки, особенно внимательно следя за появлениями признаков голода и боли. Окситоцин держит женщину именно в этом состоянии, сфокусированном на отношениях и очень-преочень привязанном. Тут эмоции не «трахни или убей», а «постоянно углубляй отношения, мягко, размеренно, заботливо, тактильно».
В.: Так что же, мистер Чувствительность – это гендерная роль, которая противоречит сексуально-половой роли?
К. У.: Во многих смыслах да. Это не означает, что мужчины неспособны или не должны быть более чувствительны. Сегодня это обязательное требование. Однако это просто означает, что мужчин обычно нужно этому обучать. Это роль, которой им нужно учиться. И есть много причин, почему им необходимо учиться этой роли, однако, по мере того как они пытаются исследовать эту дивную новую территорию, нам нужно отнестись к мужчинам с пониманием.
Но то же самое касается и женщин. Часть новых требований, налагаемых на женщину в сегодняшнем мире, состоит в том, что она должна бороться за свою автономию, а не просто и преимущественно определять себя с точки зрения своих отношений. Это, разумеется, и есть великий призыв феминизма: женщины – начните определять себя с точки зрения своей собственной автономии и своей собственной внутренней ценности, а не исключительно с точки зрения взаимоотношений с Другим. Дело не в том, что нужно обесценивать отношения, а в том, что женщинам нужно научиться ценить зрелость своей собственной личности, а не просто опускаться до самоотречения перед лицом Другого.
В.: Значит, и мужчины, и женщины выступают против своих биологических данностей?
К. У.: В каком-то смысле да. Но в этом-то и вся суть эволюции: она всегда выходит за пределы того, что было ранее. Она всегда стремится установить новые границы, а затем изо всех сил старается разломать и их, превзойти их, выйти за их пределы, чтобы достичь более всеобъемлющих, интегративных и целостных способов бытия. И хотя традиционные половые роли мужчин и женщин когда-то были совершенно необходимы и уместны, теперь они все более устаревают, оказываются тесными и узкими. И мужчины, и женщины поэтому трудятся над тем, чтобы превзойти свои старые роли, чтобы – в этом-то и есть самая сложная часть – попросту их стереть. Эволюция всегда трансцендирует и включает[11], превосходит и вовлекает, а затем движется дальше.
А посему у мужчин всегда будет оставаться базовое тестостероновое влечение – «трахни или убей», однако эти побуждения могут быть вовлечены и переработаны в более уместные модели поведения. Мужчины всегда, в какой-то степени, будут устремлены на преодоление границ, прорыв за пределы привычного, желание жить без тормозов, безумно и дико, с попутно совершаемыми новыми открытиями, новыми изобретениями и порождаемыми новыми способами бытия.
Женщины же, как настаивают радикальные феминистки, всегда будут основывать свое бытие в отношениях, всецело заполненных окситоцином, однако на основании этого фундаментального бытия через отношения может быть выстроено чувство здоровой самооценки и автономии, которое ценит зрелую личность, пусть даже одновременно с этим ценя и отношения.
Вот почему и от мужчин, и от женщин вновь и вновь требуется превосхождение и включение. Мы находимся в той точке эволюционного процесса, когда основные сексуально-половые роли – гиперавтономия у мужчин и гиперотношения у женщин – оказываются в какой-то степени превзойдены, причем мужчины учатся вовлекаться в бытие, построенное на отношениях, а женщины учатся автономии. И в этом сложном процессе оба пола кажутся друг другу чудовищами. Вот почему, на мой взгляд, очень важно проявлять доброту друг к другу.
В.: Итак, вы сказали, что наше общество в течение некоторого времени ориентировалось на мужчин и поэтому требуется определенное уравновешивание, чтобы привести все в порядок.
К. У.: Обычно именно это подразумевается под термином «патриархальность» – словом, которое всегда произносится с презрением. Очевидным и, пожалуй, наивным решением будет просто сказать, что мужчины принудили женщин к патриархальным отношениям – мерзкому и жестокому социальному формату, который запросто мог бы быть устроен и иначе, а потому теперь требуется, чтобы все мужчины просто признали: «Ой, простите меня, я не хотел подавлять и притеснять вас в течение пяти тысяч лет. О чем я вообще думал? Может, попробуем начать все сначала?»
Однако, увы, все не так просто, по моему мнению. Похоже, что имели место определенные непреодолимые обстоятельства, которые привели к неизбежности «патриархальности» как значимого компонента человеческого развития, и мы теперь подходим к моменту, когда более нет необходимости в подобном положении дел. Поэтому мы можем начать неким фундаментальным образом «деконструировать» патриархальность, то есть попытаться установить более милосердное равновесие между сферами ценностей мужчин и женщин. Но в таком случае речь уже не идет об отмене жестокого в своей несправедливости положения дел, которое с легкостью могло бы быть и иным; скорее, речь идет о перерастании положения дел, в котором нет более необходимости.
В.: И это совершенно иной способ посмотреть на ситуацию.
К. У.: В принципе, если рассмотреть стандартное объяснение – женщин к патриархальному строю принудила толпа садистских и жадных до власти мужчин, тогда мы оказываемся в ловушке двух неизбежных определений мужчин и женщин. А именно: «мужчины – свиньи, а женщины – овцы». То, что мужчины могут преднамеренно захотеть подавить половину человечества, рисует нам нелестный образ мужчин в целом. В тестостероне дело или нет, в тотальности своего бытия мужчины попросту не являются настолько злонамеренными созданиями.
Однако на самом деле, во что совершенно невозможно поверить при рассмотрении подобного объяснения патриархального строя, так это в то, насколько невероятно лестным оно оказывается для мужчин. Согласно данному объяснению, мужчины сумели объединиться в коллективы и договориться друг с другом о том, чтобы намеренно притеснять половину человечества, причем, более того, они в этом всецело преуспели во всех известных нам культурах. Заметьте, мужчины так и не смогли создать построенное на доминировании государство, которое продержалось бы дольше нескольких столетий; однако, если верить феминисткам, мужчинам удалось в массовом порядке установить режим доминирования на пять тысяч лет, а некоторые говорят, что и на сто тысяч лет. Ох уж эти безумные мальчики, как в них не влюбиться после этого!
Однако реальная проблема с «теорией принуждения» (согласно которой мужчины подавляли женщин с самого первого дня) заключается в следующем: она рисует ужасающе нелестный образ женщин. Попросту невозможно быть и сильными, и умными, и при этом настолько притесненными. В подобной картине женщины неизбежно изображаются, по сути, овцами, более слабыми и / или глупыми, чем мужчины. Вместо того чтобы видеть, как на каждой стадии человеческой эволюции мужчины и женщины совместно создавали социальные формы своего взаимодействия, эта картина определяет женщин так, словно бы они преимущественно были сформированы под влиянием Другого. Подобные феминистки, иными словами, выдвигают и укрепляют как раз тот образ женщины, от которого сами хотят избавиться. Но мужчины попросту не являются настолько уж свиньями, а женщины – настолько уж овцами.
Вот почему, опираясь на последние феминистские исследования, я задался целью выполнить, в частности, следующее: я попытался проследить скрытую власть, которой обладали женщины и посредством которой они влияли и совместно создавали различные культурные структуры на протяжении нашей истории, включая и так называемый патриархат. Помимо всего прочего, это освобождает мужчин от необходимости считаться исключительно сволочами, а женщин – обманутыми овечками с промытыми мозгами.
В.: В различных своих работах вы выделили пять-шесть основных эпох человеческой эволюции и исследовали положение мужчин и женщин на каждой из этих стадий.
К. У.: Именно. Одна из вещей, которые мы хотим совершить при рассмотрении различных стадий эволюции человеческого сознания, состоит в изучении статуса мужчин и женщин на каждой из них. И я убежден в том, что это позволяет прийти к определенным важным и вполне очевидным выводам.
В.: А что именно включает в себя этот подход? Если говорить обобщенно.
К. У.: То, что мы хотим сделать, – это прежде всего выделить биологические константы, которые не изменяются в зависимости от культуры. Такие биологические константы, оказывается, достаточно просты и подчас тривиальны. Например, мужчины в среднем имеют преимущество в физической силе и подвижности, а женщины рожают детей и выделяют грудное молоко. Однако эти простые биологические различия, как оказалось, имели огромное влияние на то, какие типы культурных и гендерных различий сформировались вокруг них.
В.: Можете привести пример?
К. У.: Что, если основной способ существования в вашей конкретной культуре базируется на лошадях и скотоводстве? Как показывает Джанет Чафетс, у женщин, которые участвуют в деятельности подобного рода, сильно возрастает риск выкидыша. И именно в их дарвинистских интересах не участвовать в сфере производства, которая, следовательно, оказывается занята почти исключительно мужчинами. И верно: более 90 % скотоводческих обществ являются «патриархальными». Однако вовсе не требуется обращаться к притеснению, чтобы объяснить подобную патриархальную направленность. Имеющиеся эмпирические данные указывают, что, напротив, женщины добровольно участвовали в установлении подобного строя.
Если же, с другой стороны, мы попадаем в ловушку наивного и рефлексоподобного действия и полагаем, что раз женщины в подобных обществах занимались не совсем тем, что, как кажется современным феминисткам, они должны были бы делать, тогда эти женщины, должно быть, были притесняемы. И вот тут на сцену и выходит пресловутая игра в то, что «мужчины – свиньи, а женщины – овцы», что чрезвычайно унизительно для обоих полов. Вы не находите?
Никто не отрицает, что некоторые разновидности установившегося на планете общественного строя были весьма тягостными и даже жестокими. Однако мы можем увидеть, что, когда оба пола поляризуются или жестко разделяются, вред это приносит им обоим. Имеющиеся данные говорят о том, что на самом деле патриархальные общества в гораздо более трудное положение ставили среднестатистического мужчину, нежели среднестатистическую женщину, и далее, если хотите, мы сможем обсудить, почему дело обстояло именно так. Однако идеология и политика менталитета жертвы не особо помогают в этом конкретном случае. Обменять силу женщины на образ женщины как жертвы – значит ступить на путь саморазрушения. Подобная перспектива на деле лишь предполагает и укрепляет то, что она желает преодолеть.
В.: Итак, вы сказали, что нам стоит рассмотреть два момента и первый состоял в универсальных биологических различиях между полами.
К. У.: Да. Второй момент заключается в том, что необходимо посмотреть, как подобные устойчивые биологические различия раскрывались в течение пяти или шести стадий эволюции человеческой культуры. Общий смысл состоит в том, что при подобном подходе мы можем обособить те факторы, которые исторически приводили к более «эгалитарным» обществам, то есть обществам, которые придавали сферам ценностей мужчин и женщин примерно равный статус. Они никогда не приравнивали мужчин к женщинам; они устанавливали между ними равновесие. А посему в своих нынешних попытках прийти к более гармоничному положению дел нам стоит лучше разобраться, что именно следует изменить и что именно стоит оставить, как было.
Посему, вероятно, мы могли бы научиться ценить различия между сферами ценностей мужчин и женщин. Эти различия, даже согласно радикальным феминисткам, судя по всему, останутся с нами надолго, если не навсегда. Однако мы можем научиться их ценить и придавать им равную значимость. А то, как этого можно достичь, имеет смысл обсудить ниже.
В.: Исследование стадий развития человека является частью более крупномасштабного проекта по рассмотрению процесса эволюции в общем. Процесса, который происходит во всех сферах – физической, ментальной, культурной и духовной, – охватывая подсознание, самосознание и сверхсознание. В дюжине своих книг – от «Спектра сознания» до «Проекта Атман», «Восхождения из Эдема» и «Секса, экологии, духовности»[12] – вы занимались именно этим. Теперь же мы хотели бы пройтись по основным идеям – об эволюции сознания, духовном развитии, роли мужчин и женщин, экологии и нашем собственном месте в Космосе – и понять, можем ли мы обсудить их простым и лаконичным образом, можем ли мы сделать их более доступными.
К. У.: Можно начать с совершенно удивительного факта, что, по всей видимости, имеется единая эволюционная нить, которая связывает материю, жизнь и разум. Есть ряд общих паттернов, законов, или привычек, которые повторяются во всех измерениях, и мы могли бы начать с рассмотрения этих необычайных паттернов, ибо в них, похоже, кроются тайны эволюции.
В.: Вы также рассматривали высшие стадии эволюции сознания как такового – стадии, которым лучше всего подходит термин «духовные».
К. У.: Именно так. Это является обобщением различных тем, рассматривавшихся Шеллингом, Гегелем, Ауробиндо и прочими эволюционными теоретиками Востока и Запада. Идея же состоит в том, что, согласно этим визионерам, эволюцию лучше всего понимать как Дух-в-действии, как Бога-в-творении, причем Дух разворачивает себя с каждой стадией развития, тем самым проявляя себя все больше и больше и реализуя все больше своего потенциала на каждом последующем витке. Дух не является какой-то определенной стадией, или какой-то предпочитаемой кем-то идеологией, или каким-то определенным Богом или Богиней – скорее, это весь процесс развертывания как таковой, бесконечный процесс, который всецело присутствует на каждой конечной стадии и который тем не менее во все большей степени открывается самому себе на каждом новом эволюционном повороте.
Так что да, мы сможем рассмотреть высшие стадии данного процесса эволюционного развертывания с точки зрения великих мировых традиций мудрости. Речь идет о более высоких и глубоких стадиях, на которых Дух начинает себя сознавать, пробуждается к своему существованию, начинает узнавать собственную истинную природу.
Эти высшие стадии нередко описываются как нечто мистическое и «потустороннее», однако в большинстве случаев они есть очень конкретные, осязаемые и реальные стадии более высокого развития. Стадии, которые доступны и вам, и мне, стадии, которые являются нашими глубинными потенциалами.
В.: Вы обнаружили, что великие духовные традиции мира можно подразделить на два обширных и очень разных лагеря.
К. У.: Да, если рассмотреть различные типы предпринимавшихся человеком попыток постичь Божественное – как человека Востока, так и Запада, как Севера, так и Юга, – то можно обнаружить два очень разных типа духовности, которые я называю восхождением и нисхождением.
Путь восхождения – это чисто трансцендентальный и потусторонний путь. Ему обычно свойственны пуританство, аскеза, йога; он, как правило, обесценивает и даже отрицает тело, чувственное, сексуальность, Землю, плотское. Он стремится обрести спасение в царстве не от мира сего; он воспринимает проявленный мир, или сансару, как зло или нечто иллюзорное; он стремится совсем покинуть колесо сансары. И на самом деле для тех, кто следует пути восхождения, любого рода нисхождение, как правило, кажется иллюзией и даже злом. Путь восхождения воспевает Единое, а не Многое; Пустоту, а не Форму; Небеса, а не Землю.
Путь нисхождения же придерживается прямо противоположного. До самого основания он является посюсторонним и воспевающим Многое, а не Единое. Он прославляет Землю, тело, чувственный опыт и нередко сексуальность. Он даже отождествляет Дух с чувственным миром, с Геей, с миром явлений и видит в каждом восходе солнца, в каждом восходе луны Дух во всей полноте, которая только и может быть желанна человеку. Данный путь всецело имманентен и часто с подозрением относится ко всему трансцендентному. На самом деле на пути нисхождения любая форма восхождения обычно кажется злом.
В.: Один из вопросов, который мы хотим обсудить, касается истории «войны» между сторонниками восходящего и нисходящего путей. Друг друга они воспринимают как зло во плоти.
К. У.: Да, и эта война насчитывает по меньшей мере две тысячи лет, подчас жестоких и всегда преисполненных враждебности. На Западе со времен примерно от св. Августина до Коперника мы находились в сфере влияния чисто восходящего идеала, до основания направленного в потустороннее. Итоговое спасение и освобождение нельзя найти в этом теле, на этой Земле, в этой жизни. То есть вы можете вести вполне удобоваримую жизнь, однако все самое интересное начинается после смерти, как только вы покидаете сей мир.
Но далее, с возникновением современности и постсовременности, мы наблюдаем полный и глубинный переворот: сторонники восхождения потеряли признание, а сторонники нисхождения обрели его.
В.: Вы называете это «доминированием сторонников нисхождения», что является еще одной важной темой, которой мы коснемся. Вы отмечаете, что современный и постсовременный мир почти всецело управляется чисто нисшедшей концепцией, чисто нисшедшим мировоззрением.
К. У.: Именно так. Это идея, согласно которой чувственный, эмпирический и материальный мир – это единственное, что существует. Нет никаких более высоких или глубоких потенциалов, которые были бы нам доступны; к примеру, нет никаких трансцендентальных стадий эволюции сознания. Есть лишь то, что мы можем воспринять своими органами чувств и потрогать своими руками. Получается мир, всецело лишенный любого рода энергии Восхождения, отрешенный от любого рода трансценденции. И на самом деле, как обычно и обстоит дело со сторонниками нисхождения, любого рода восхождение, или трансценденция, рассматривается в лучшем случае как нечто ошибочное, а в худшем – как зло.
В.: Но правильно ли я понимаю, что смысл в том, чтобы интегрировать и включить лучшее из путей восхождения и нисхождения, разве не так?
К. У.: Да. Оба пути, по моему убеждению, могут научить нас чему-то очень важному.
В.: С другой стороны, если их разлучить или в ситуации, когда они пытаются отринуть друг друга, как правило, возникают определенные ограниченные, частичные и подавляющие ситуации.
К. У.: Да, я так считаю. Всем нам известны недостатки путей, которые практикуют исключительно восхождение: они могут быть чересчур пуританскими и подавляющими. Они склонны отрицать, обесценивать и даже подавлять тело, чувственное, жизнь, Землю, сексуальность и т. д.
Путь нисхождения же, с другой стороны, напоминает нам о том, что Дух можно с радостью обрести в теле, сексе, Земле, жизни, жизнерадостности и многообразии. Однако путь нисхождения, взятый сам по себе, также имеет свои ограничения. Если нет никакой трансценденции, тогда нет возможности и возвыситься над только лишь чувственно воспринимаемым; нет возможности прийти к более глубокой, широкой и высокой взаимосвязи между нами и всеми сознающими существами. Мы ограничены исключительно чувственными поверхностями, плоскими фасадами, которые разобщают нас в гораздо большей степени, нежели соединяют и объединяют. Без какого-то рода трансценденции, или восхождения, всё, что нам остается, – это только нисшедший мир, который может быть поверхностным, отчужденным и раздробленным.
В.: Вы называете исключительно нисшедший мир «флатландией».
К. У.: Да, флатландией. Мы, представители современности и постсовременности, практически полностью обитаем в этой чисто нисходящей клетке, этом плоском и выцветшем мире бесконечных чувственных форм, этом неглубоком мире тусклых и мрачных поверхностей. Неважно, идет ли речь о капитализме или марксизме, индустриализме или экопсихологии, патриархальной науке или экофеминизме, – в большинстве случаев наш Бог, наша Богиня есть то, что мы можем отследить своими органами чувств, увидеть своими глазами, объять чувствами, восхвалить и праздновать в ощущениях, то есть Бог, в которого мы можем вонзить свои зубы, и этим его форма и ограничивается.
Неважно, считаем мы себя духовными людьми или нет, мы, обитатели флатландии, поклоняемся алтарю исключительно нисшедшего Бога, чувственной Богини, мира ощущений, одноцветного мира конкретного местоположения, мира, до которого можно дотронуться. Для нас нет Бога выше или глубже того, что оказывается в поле нашего зрения.
В.: Вы отмечали, что великие недвойственные традиции Востока и Запада попытались вместо этого интегрировать пути восхождения и нисхождения.
К. У.: Да, они попытались уравновесить трансцендентное и имманентное, Единое и Многое, Пустоту и Форму, нирвану и сансару, Небеса и Землю.
В.: Под «недвойственностью» понимается интеграция восхождения и нисхождения?
К. У.: Именно так.
В.: Стало быть, еще один вопрос, который мы хотели бы обсудить, касается течений восходящей и нисходящей духовности и того, как эти течения можно интегрировать в нашей повседневной жизни.
К. У.: Я думаю, это важно, ведь, опять же, оба пути могут научить нас чему-то невероятно важному. Гармонию можно обрести именно в союзе течений восхождения и нисхождения, а не в их противостоянии. Похоже, что они могут быть спасены, только когда восхождение и нисхождение объединяются в едином союзе. И если мы – если вы со мной – не поспособствуем установлению этого союза, тогда вполне возможно, что мы не только уничтожим одну-единственную планету Земля, которая у нас имеется, но еще и лишим себя единственных Небес, которых в противном случае вполне могли бы достичь.