Добровольческая армия и Конармия – уникальные явления времен Гражданской войны, очень разные и показательные. История их изучена недостаточно. Многое замалчивалось, многое трактовалось с точки зрения победителей. Сравнительно недавно представилась возможность изучать ее по-настоящему – открылись архивы.
Начнем с Добровольческой. Сразу хочу сказать, что мы говорим именно о Добровольческой армии, то есть о воинском формировании, а не о Белом движении в целом. Очень часто эти два понятия путают, и Вооруженные силы Юга России называют Добровольческой армией. Между тем Вооруженные силы Юга России возникли в начале января 1919 года, после того как атаман Петр Краснов подчинился генералу Деникину, и произошло объединение Добровольческой армии и армии Всевеликого войска Донского под единым командованием. Но и современники, а потом историки и литераторы, по-прежнему называли «добровольцами» без различия все войска белых – и Добровольческую армию, и другие вооруженные формирования белых.
Мы пойдем от истоков, от начала Белого движения. Начну со стихов, потому что у очень многих Белое движение ассоциируется с тем романтическим обликом, который создан в стихах Марины Цветаевой.
Напомню, что муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон был «добровольцем», а ее стихи написаны в марте 1918 года. Это цикл «Дон» из сборника «Лебединый стан»:
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира – последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон.
Что здесь не так? Предпоследняя строка: «старого мира – последний сон», потому что Добровольческая армия не шла ни под монархическими лозунгами, ни под лозунгами реставрации. Ни в коем случае! Многие офицеры (возможно, большинство) были монархистами, но Добровольческая армия не ставила своей задачей реставрацию монархии и старого строя. На всякий случай напомню, что генерал Лавр Корнилов, первый командующий Добровольческой армией, арестовывал императрицу Александру Федоровну. Многие считали его «демократическим» генералом. Собственно, он и сам называл себя «сыном крестьянина-казака», подчеркивая свое происхождение из «низов». При этом именно Лавр Корнилов возглавил так называемый Корниловский мятеж – выступление против Временного правительства.
Корниловский мятеж – темная история. Похоже, существовало некое недопонимание между властью в лице министра-председателя Александра Керенского и главнокомандующим генералом Корниловым, назначенным на этот пост самим Керенским, связанное с необходимостью восстановления воинской дисциплины в армии. Стоял вопрос: как это сделать? Генерал Корнилов не собирался устраивать контрреволюционный монархический переворот, он хотел навести порядок в армии и тылу, поскольку без этого невозможно было вести войну. И полагал, что Временное правительство пойдет ему навстречу. Политически Корнилов был человеком неопытным, а вокруг него крутились темные личности: Завойко, Филоненко… Не вполне ясную посредническую роль играл Борис Савинков. Переговоры шли до последнего дня. Василий Маклаков в разговоре по телеграфному аппарату с Корниловым говорил: «Ну вас же неправильно поняли, правда?», подсказывая ему выход из создавшегося положения. Совершенно ясно, что Корнилов не собирался устраивать путч с целью восстановления монархии.
Скажу больше: некоторые офицеры не шли в Добровольческую армию именно потому, что она не выдвинула монархического лозунга. Граф Федор Келлер, один из прославленных кавалерийских начальников эпохи Первой мировой, не рекомендовал и даже запрещал подчиненным идти в Добровольческую армию именно по этой причине. И если мы посмотрим программные документы, скажем, декларацию Добровольческой армии, то увидим, что она написана лидером русских либералов Павлом Милюковым, который какое-то время был монархистом. Милюков считал, что в России должна остаться конституционная монархия, хотя в декларации, разумеется, об этом нет ни слова.
Пойдем дальше. «Молодость – Доблесть – Вандея – Дон». И доблесть, и Вандея, и Дон, и молодость – все это было. Однако основателем Белого движения был довольно пожилой, по понятиям того времени, человек, 60-летний генерал Михаил Васильевич Алексеев. Это был, несомненно, самый авторитетный русский полководец эпохи Первой мировой войны, начальник штаба Верховного главнокомандующего, фактически командовавший русской армией при номинальном главнокомандующем императоре Николае II, а затем, в апреле – мае 1917 года – главнокомандующий русской армией.
Уже 2 ноября 1917 года по старому стилю, то есть через неделю после большевистского переворота, Алексеев отправился на Дон, чтобы организовать сопротивление большевикам и немцам. Он считал, как и очень многие, что большевики – это немецкие агенты и что необходимо возродить русскую армию и вести борьбу с захватчиками, которые, используя изменников-большевиков, устроили в России революцию. Первоначально то, что потом стало Добровольческой армией, называлось Алексеевской организацией.
Алексеев рассчитывал на поддержку донского казачества: казаки считались наиболее государственным элементом в России, отсюда у Цветаевой – «Вандея»: как мы помним, там в годы Французской революции вспыхнул крупный контрреволюционный мятеж.
Еще летом 1917 года атаманом Войска Донского был избран один из самых прославленных кавалерийских военачальников эпохи мировой войны генерал Алексей Максимович Каледин. Алексеев его прекрасно знал, он знал, что это человек государственно мыслящий, патриот, и рассчитывал на его поддержку. Но оказалось, что и Каледина казаки не очень-то поддерживали, да и спасать Россию не стремились. Хотели отсидеться, не допустить к себе ни большевиков, ни монархистов и вовсе не жаждали возвращения старого мира. Ожидаемой поддержки Алексеев не получил. Более того, Каледин, по существу, запретил Алексееву объявлять о формировании антибольшевистских сил.
Что такое армия? Среди прочего это – деньги. Деньги – нерв войны, так еще Марк Туллий Цицерон говорил. Деньги пообещали Алексееву московские финансисты и промышленники. Дескать, «ничего не пожалеем, жен, детей наших заложим», подобно Козьме Минину. В итоге Алексеев получил из Москвы 800 тысяч рублей – ничтожную сумму, гроши. Отчасти так мало потому, что люди не хотели давать деньги на непонятно насколько надежное, а скорее безнадежное дело. Отчасти потому, что своя рубашка ближе к телу, тем более свой рубль. Кроме того, большевики наложили арест на сбережения, хранившиеся в банках, и стало невозможно осуществлять пожертвования. Для сравнения скажем, что ростовская плутократия, как ее называл генерал Деникин, собрала для Добровольческой армии 6,5 миллиона рублей, а новочеркасская – 2 миллиона. Дон встал за Россию-матушку, но не казаки, а городская буржуазия.
Генерал Алексеев рассчитывал на массовый приток добровольцев. Ничего подобного не произошло. Людей было мало; даже офицеры, находившиеся в Ростове, Новочеркасске и Таганроге – трех наиболее крупных городах на Дону, – шли в Добровольческую армию неохотно. По разным причинам: устали от военных действий, не хотели участвовать в братоубийственной войне, не верили в успех. Энтузиазм проявляла только местная молодежь – студенты, гимназисты: относительно «молодости» Цветаева была права.
Однако зачинателем движения, повторюсь, оказался немолодой человек без малейшего флера романтики, считавший это дело своей миссией. Кстати, многие из тех, кто участвовал в создании Белого движения, впоследствии говорили о нем как о важнейшем деле своей жизни. Среди них – Петр Струве, приехавший на Дон и состоявший в Совете при генералах.
Судьба движения изначально складывалась непросто. Людей мало, денег практически нет. Содержание офицеров составляло в ноябре 100 рублей, потом 150, 200, 270. Это были сущие копейки. Однако, понимая это, люди шли на лишения. Поскольку мощной финансовой базы у армии не было, движение сразу стало делом патриотов-энтузиастов.
Первые, начальные дни, недели, месяцы Белого движения – при всех сложностях, лучшее его время с точки зрения морально-этической. Забегая вперед, скажу: когда армия вынуждена была покинуть Ростов и отправиться в свой знаменитый Ледяной поход на Кубань, она насчитывала менее четырех тысяч человек – вместе с гражданскими лицами и с обозом.
Когда же Алексеевская организация стала Добровольческой армией и кто еще, помимо генерала Алексеева, принимал участие в ее формировании?
Вскоре на Дон удалось пробраться участникам Корниловского мятежа, сидевшим в тюрьме в Быхове. Их выпустили по распоряжению главнокомандующего генерала Николая Духонина, и они пробрались на Дон. Сам Духонин был растерзан толпой революционных солдат и матросов на глазах нового главковерха – большевика прапорщика Николая Крыленко. Ну а русский язык «обогатился» еще одним выражением, обозначающим бессудное убийство: «отправить в штаб к Духонину».
Отношения между генералами Алексеевым и Корниловым сложились весьма непростые – они друг друга недолюбливали. Алексеев считал Корнилова выскочкой, и, в общем, не без оснований, поскольку тот сделал головокружительную карьеру: начинал Первую мировую начальником дивизии, а в 1917‐м стал главнокомандующим. Как полководец Корнилов до этого уровня недотягивал. Но это был, что называется, харизматический лидер, человек безусловной личной храбрости. Он прославился тем, что бежал из австрийского плена, пробрался в Россию, стал очень популярным, за ним шли войска, в него верили.
Алексеев арестовывал генерала Корнилова после его выступления в августе 1917 года, правда, делал это прежде всего для того, чтобы спасти жизнь генералов, которых солдатская масса просто бы растерзала. Понятно, что Корнилов особой любви к Алексееву не испытывал. Отношения между ними были столь острыми, что ходили даже слухи о взаимных заговорах и даже организации покушений. Но постепенно удалось как-то отношения урегулировать и разделить власть. Сложился триумвират – Алексеев, Каледин, Корнилов. Каледин поначалу негостеприимно встретил Алексеева и поддержал его «добровольцев» лишь постольку-поскольку. Но закончил тем, что стал поддерживать всецело. Когда в Ростове произошло восстание и власть захватили большевики, выяснилось, что у Каледина нет надежных донских войск, чтобы ликвидировать советскую власть. Тогда он обратился к Алексееву, и при помощи его ничтожных тогда сил Ростов был захвачен, а советская власть ликвидирована. Тогда-то и было позволено Алексееву открыто агитировать за вступление в Добровольческую армию, до этого же все шло по частным каналам: официально не было объявлено, что создается армия, и не был издан приказ офицерам в эту армию вступать.
По мнению Деникина, четкий приказ мог бы подействовать на очень многих. Добровольчество – дело тонкое. А если офицер получает приказ – тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, – он вполне мог подчиниться, доверясь ему.
В конечном счете структура сложилась такая: Алексеев ведал политикой и финансами. Корнилов был назначен командующим, и только тогда – подчеркиваю это – появилось название «Добровольческая армия». Это произошло 26 декабря 1917 года, о чем на следующий день было официально объявлено в газетах.
Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Это была весьма условная дивизия, поскольку численность всей Добровольческой армии не превышала четырех тысяч человек. Фактически он стал просто заместителем Корнилова, что было объявлено потом и официально – чтобы в случае гибели командующего (об этом, конечно, не говорили) было ясно, кто станет преемником, и в армии не возникло разброда.
Так впоследствии и получилось. Армия была беспрецедентной по насыщенности генералами и старшими офицерами, в ней генералы командовали батальонами, полковники – ротами. Вся привычная субординация рухнула. Под натиском красных Добровольческая армия вынуждена была оставить Дон, по крайней мере города. Стало очевидно, что противостоять превосходящим силам красных не удастся.
Нам точно известно, когда начался знаменитый Ледяной поход: 9 (22) февраля 1918 года. Известно и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим и будем двигаться дальше», хотя конечный пункт этого движения пока еще не был определен. Так сказал Корнилов со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону, ныне это библиотека Южного федерального университета (ранее – Ростовского государственного университета). Здание сохранилось в своем первоначальном виде.
Возник спор, куда двигаться дальше. Корнилов считал, что следует перезимовать в верховьях Дона, а с наступлением тепла уже решать, как быть. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, нежели Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйти в верхнедонские станицы, можно попасть в капкан: с одной стороны разольется Дон, с другой – красные захватят железную дорогу, и все, деваться будет некуда. А вокруг степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам отнесутся в станицах, смогут ли и захотят ли прокормить. Потому он настаивал на походе на Кубань – там еще не было большевистской власти, и ему казалось, что кубанское казачество поддержит «добровольцев».
В конце концов было решено идти на Кубань. В марте – начале апреля 1918 года горстка добровольцев с боями прорвалась с Дона на Кубань; этот марш-бросок получил название «Ледяной поход». Поначалу «добровольцы» неизменно били во много раз превосходившие их численно войска красных. Почему – думаю, понятно. Во-первых, отступать было некуда, шла война на истребление, причем с обеих сторон. Во-вторых, в профессиональном отношении эта малочисленная армия существенно превосходила противостоявшие им силы красных.
Поход отличался крайней жестокостью с обеих сторон. Деникин рассказывает жуткие вещи. Еще накануне Ледяного похода начальника железнодорожной станции Матвеев Курган красные зверски мучили, узнав, что двое его сыновей вступили в Добровольческую армию. Они вспороли ему живот и живым закопали в землю. Когда тело выкопали, у него были скрючены пальцы: он пытался разрыть землю и выбраться из могилы. Один из сыновей, увидев захваченных большевиков, словно обезумел: схватил винтовку и нескольких тут же пристрелил. У Романа Гуля в его автобиографическом романе «Ледяной поход (с Корниловым)» воспроизведен эпизод расстрела пленных красноармейцев. Приходит офицер и спрашивает: «Есть ли желающие на расправу?» – то есть имеются ли желающие расстреливать. Гуль был уверен, что никто не вызовется, однако желающие нашлись. И каждый из них что-то бормотал в свое оправдание. После Ледяного похода Гуль ушел из Добровольческой армии, поскольку не мог этого принять.
У Деникина есть замечательный момент в его «Очерках русской смуты». Под Кореновской на Кубани шел ожесточенный бой, большевики сражались на удивление хорошо.
«Среди офицеров разговор:
– Ну и дерутся же сегодня большевики!..
– Ничего удивительного – ведь русские…
Разговор оборвался. Брошенная случайно фраза задела больные струны…»
Екатеринодар, к которому шли добровольцы, оказался захваченным большевиками. Добровольцы опять оказались на враждебной территории; где-то надо было соединиться с отрядом кубанского полковника Виктора Покровского, но где он, было непонятно. Подошли к Екатеринодару, начались бои за город. Штурм закончился неудачей, и опять встал вопрос: что делать дальше? Корнилов со свойственной ему, я бы сказал, упертостью считал: штурмовать город, во что бы то ни стало взять его, иначе все бессмысленно. Остальные военачальники предчувствовали, что новый штурм для Добровольческой армии будет равнозначен самоубийству. И здесь произошло почти невероятное: в дом, где находилась штаб-квартира белых, попал снаряд, который убил одного Корнилова. Совершенно фантастическая история – чтобы единственным снарядом был убит командующий армией!
Но то был, как ни цинично это звучит, знак судьбы, который спас Добровольческую армию, ибо военный совет принял решение отказаться от нового штурма и уйти.
С Кубани добровольцы ушли в верхнедонские станицы, соединились с отрядом Покровского. Это были еще три тысячи штыков, в общей сложности их стало около шести тысяч.
В конце июня 1918 года окрепшая Добровольческая армия вновь пошла на Кубань. Эта операция вошла в историю Белого движения как Второй Кубанский поход. В июне к армии присоединился отряд полковника Михаила Дроздовского, пришедший с румынского фронта, в его составе было около трех тысяч человек. Получалось уже восемь-девять тысяч человек личного состава. Но им противостоял гораздо более многочисленный противник: войска красных на Северном Кавказе во главе с бывшим подъесаулом и бывшим фельдшером Иваном Сорокиным превосходили армию белых более чем в три раза.
Казалось, это то превосходство, которое ничем не одолеть – ни мастерством, ни отвагой, ни отчаяньем. Тем не менее «добровольцы» разбили превосходящие силы красных и очистили от них Кубань и Северный Кавказ. Екатеринодар перешел в руки белых. Надо сказать, что у противников большевиков снова были стратегические разногласия. Донской атаман Петр Краснов считал, что нужно идти не на Кубань, а на Царицын. Задним числом трудно предполагать, что было бы, если бы белые взяли этот, как его называли, «красный Верден». Возможно, это могло изменить ход Гражданской войны. Но история, как известно, сослагательного наклонения не имеет.
Однако план Деникина был вполне резонен. Во-первых, нельзя было оставлять у себя в тылу мощные силы красных, которые в любой момент могли нанести удар; с военной точки зрения это было бы безумием. Во-вторых, кубанское казачество, уже ощутившее на себе, что такое большевизм, с гораздо большей охотой было готово с ним бороться. А это серьезная мобилизационная база. Плюс продовольственные ресурсы. Кончилось тем, что весь Северный Кавказ оказался в руках белых, а Добровольческая армия значительно усилилась. Тем временем немцы, которые контролировали Донскую область и поддерживали атамана Краснова, ушли. Они давали атаману военное снабжение: снаряды, патроны, винтовки. В ответ на упреки в германской ориентации Краснов саркастически заметил: «Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии!» Для иронии почва была. Среди противников большевиков на Юге России возникло двоевластие: Донская армия (командующий – генерал Святослав Денисов) под эгидой Краснова и Добровольческая армия во главе с Деникиным…
Деникин считал необходимым объединить все силы, претендуя на то, чтобы их возглавить. Краснов также претендовал на лидерство. Решающую роль сыграло вмешательство союзников, которые к тому времени начали оказывать поддержку Деникину. На Краснова оказали давление, он признал власть Деникина, подал в отставку и уехал на Северо-Запад. Так в результате объединения Добровольческой армии и армии Всевеликого войска Донского 8 января (по новому стилю) 1919 года возникли Вооруженные силы Юга России.
Деникин стал главнокомандующим Вооруженными силами Юга России, а Добровольческая армия была передана под командование генерала Петра Врангеля, впоследствии главного противника Деникина. Она стала называться Кавказской Добровольческой армией. Врангель командовал ею недолго, поскольку заболел тифом. Армия на некоторое время практически перестала существовать, точнее, на ее основе возникло несколько группировок. Кавказская армия отдельно, Азовско-Крымская армия во главе с генералом Александром Боровским, бывшим командующим студенческим батальоном Добровольческой армии, – отдельно. Группировкой войск, которая действовала на харьковском направлении, стал командовать генерал Владимир Май-Маевский. В мае 1919 года он был официально назначен командующим Добровольческой армией. Генерал Май-Маевский был известен советским людям благодаря популярному телесериалу «Адъютант его превосходительства» (1969). Главным героем фильма, собственно, был не сам генерал, а советский разведчик, пробравшийся в близкое окружение генерала. Фамилия генерала в фильме была изменена, но имя и отчество – Владимир Зенонович – не оставляли сомнения, о кем идет речь. Эта история, конечно, на 90 процентов была выдумана. В ноябре 1919 года после замечательных успехов – взятия Харькова, захвата Донбасса – за неудачу под Тулой и Орлом и разложение, выразившееся в пьянстве и кутежах, Май-Маевский был снят с командования. А в ноябре 1920‐го умер в Севастополе от разрыва сердца, накануне эвакуации за границу.
Командующим Добровольческой армией вновь стал Врангель. Ненадолго, поскольку от армии к тому времени мало что оставалось, и в начале 1920 года она была сведена в корпус, ибо численность армии была почти такой же, как в начале 1918 года, – около пяти тысяч человек. Добровольческим корпусом стал командовать другой прославленный белый генерал, последний командир Преображенского полка Александр Кутепов. Как и другие части Деникина, не попавшие в плен под Новороссийском, остатки «добровольцев» эвакуировались в Крым. Там Врангель преобразовал Вооруженные силы Юга России в Русскую армию, сам став ее главнокомандующим. Но это уже другая история.