Ратлидж нашел лондонские адреса Эдвина и Питера Теллеров и поехал в каждый дом, но горничные, открывшие дверь, информировали его, что семьи отсутствуют.
Где бы они ни искали, Ратлидж чувствовал, что им везет не больше, чем ему в поисках их брата.
Второй день исчезновения Уолтера Теллера не принес новостей. Казалось, он никогда не существовал.
«Если бы он действительно потерялся и где-то бродит, – заметил Хэмиш, – кто-нибудь заметил бы его и привел в больницу или полицию».
Эта мысль была в голове у Ратлиджа все утро.
– Возможно, Уолтер не хочет, чтобы его нашли, – ответил Ратлидж. – Это альтернатива самоубийству.
«Верно», – согласился Хэмиш.
Это имело определенный смысл. Если кто-то не может смотреть в лицо ночному кошмару, он старается избежать его. Но какой кошмар преследовал Уолтера Теллера?
Ратлидж вернулся расспросить врачей Теллера.
Но они не смогли раскрыть секреты их пациента.
– Жена Теллера тоже ищет ответы, – сказал Ратлидж. – Она даже предполагала возможность проклятия, наложенного на ее мужа во время пребывания в Западной Африке.
– Проклятия – интересная штука, – ответил доктор Дэвис. – Они действуют на людей, верящих, что проклятие может сработать. Короче говоря, проклятие эффективно, потому что жертва верит, что несчастье случится и его невозможно предотвратить. По-моему, Теллер был слишком умен и слишком хорошо знал людей, с которыми работал, чтобы поддаться на такую угрозу. Я говорил с несколькими другими миссионерами, которые рассказывали мне, что проклятие наложено на них шаманом племени. Конечно, оно не сработало, что повлекло за собой неприятности для шамана. Его могущество на поверку оказалось слабым.
– А что может являться современным эквивалентом проклятия? – спросил Ратлидж.
– Это еще более интересный вопрос, – отозвался Дэвис. – Думаю, это приобрело бы форму того, что случилось однажды, и страха, что это произойдет снова. Если кто-то обнаружил чужака в своем доме темной ночью, он может опасаться, что то же самое произойдет в другую темную ночь. – Врач улыбнулся. – Вина тоже может порождать иррациональные страхи.
– Теллер мог умереть от своей болезни? Было это у него на уме?
– Думаю, нет – болезнь не могла убить его. Факт, что он поправился так быстро, подтверждает это.
– Могу вам сказать, что Уолтер Теллер не боялся смерти, – вмешался доктор Шелдон. – Когда он поворачивался лицом к стене, это было его заявление, что смерть предпочтительнее.
– Предпочтительнее чему? – Но Ратлидж не получил ответа. – У вас есть причина предполагать, что Теллер был отравлен?
– Нет. Мы рассматривали эту теорию, но не нашли никаких доказательств. А разве есть причина считать…
– Нет, – быстро прервал Ратлидж. – Но полицейский должен держать это в уме.
Когда он покинул клинику, Хэмиш сказал: «Едва ли Теллер ушел умирать. Он мог повеситься в своей палате, когда его жена отдыхала в доме его брата».
– Он не хотел, чтобы жена нашла его тело.
Ратлидж провел большую часть дня и начало вечера, объезжая полицейские участки Лондона и показывая фотографию Теллера каждой уходящей или приходящей смене констеблей.
Они изучали фото, но никто не видел никого, напоминающего Теллера. Как правило, констебли на улице запоминают лица людей, обычно появляющихся на их участках, присматривая за посторонними. Даже хорошо одетый и правильно говорящий человек, вроде Уолтера Теллера, был бы ими замечен.
Один констебль сказал Ратлиджу, качая головой:
– Более вероятно, что он взял такси вскоре после ухода из клиники и задолго до начала поисков. Сейчас он может находиться где угодно. Он мог сесть в омнибус, поезд или частную машину.
Но Ратлидж уже послал человека из Ярда поговорить с таксистами, которые подбирали клиентов у клиники в четыре часа дня исчезновения. Никто не помнил ни Уолтера Теллера, ни даже похожего на него.
«Ты ищешь иголку в стоге сена», – сказал Хэмиш Ратлиджу.
– Или одного человека вместо двух. Кто-то мог прийти за ним или помочь ему одеться и уйти.
В клинике отсутствовали записи о посетителях Уолтера Теллера, кроме членов его семьи. Но было возможно использовать имя другого пациента, чтобы миновать швейцара и добиться успеха. Однако это ничего не давало.
Ратлидж даже ездил в Эссекс, в дом доктора Филдинга, прибыв туда, когда Филдинг готовился к осмотру первого пациента во второй половине дня.
Доктор нехотя отложил трубку, которую курил, и стал отвечать на вопросы Ратлиджа об Уолтере Теллере.
– Могу дать вам краткое описание его прошлого. Теллер много лет был миссионером, потом женился на Дженни Бриттингем. Вместо того чтобы вернуться к работе, он предпочел писать книгу о своих опытах.
– И это было…
– За год или больше до войны – в 1911-м или 1912-м.
Ратлидж подумал о том, как война определяет время – до войны, после войны. Эта катастрофа прервала и отняла столько жизней, что все еще служила личным водоразделом.
– И конечно, Гарри – их сын. Славный мальчик и совсем не избалованный, как можно было ожидать при наличии окружающих его любящих теть и дядь. Дженни – миссис Теллер – заботится об этом. Она очень хорошая мать.
– Теллер был на войне?
– Фактически, да. Капелланом. Но он заболел малярией в дождливую весну перед битвой на Сомме и был отправлен домой выздоравливать. Решили не посылать его назад во Францию, поэтому он обслуживал раненых здесь.
– Во время войны не происходило что-нибудь, что могло повлиять на случившееся с ним на прошлой неделе?
Филдинг поднял брови:
– Насколько я знаю, нет. Помню, Теллер говорил, что видел смерть в стольких обличьях, что потерял страх перед ней задолго до отправки во Францию. Во время голода в Западной Африке люди умирали массами. Да и в Китае, по его словам, смерть была так же обычна, как мухи. Нет, тут вы лаете не на то дерево.
– Тогда что вызвало его болезнь?
– Этого я не могу вам сказать. Потому я и отправил Теллера в клинику «Бельведер». И последний отчет, который я получил, был весьма мрачным. Признаков улучшения не появилось, и больной начал ощущать парализацию в руках и ногах.
– Думаете, паралич был подлинным?
– Вы спрашиваете, не была ли его болезнь симуляцией? Конечно нет! Я готов в этом поклясться.
– Тогда как вы объясните тот факт, что три дня назад Уолтер Теллер покинул больничную койку, пока его жена отдыхала, самостоятельно оделся и ушел из клиники?
– Что?! Вы говорите, он полностью поправился? И что думают об этом его врачи? – Склонившись вперед, Филдинг уставился на Ратлиджа.
– Они не лучше вас понимают происшедшее. Но Теллер исчез, и не было ни слова от него после его ухода.
– Господи, его до сих пор не нашли? Как Дженни? Должно быть, она расстроена.
– Она восприняла это очень тяжело, как и следовало ожидать. Теперь я повторяю более ранний вопрос: вы можете пролить какой-нибудь свет на его болезнь? Или его чудесное выздоровление?
– Не могу ничего себе представить, инспектор. Человек был болен – я видел это сам. Все, что я мог сделать с помощью миссис Теллер и их служанки Молли, – это отвести его в дом, чтобы толком обследовать. Он висел на наших руках мешком. Это нелегко симулировать. Я бы занялся дорогой от его банкира в Эссекс. Что до его выздоровления, кто-то еще, очевидно, был там, когда он одевался и уходил из клиники. Не могу представить, чтобы это произошло иначе.
– Почему кто-то должен был помочь ему покинуть клинику и не сообщить миссис Теллер, что он в безопасности?
– Надеюсь, вы не думаете, что это нечистая игра? Это невозможно. – Филдинг покачал головой. – У Уолтера не было врагов. Кроме, быть может, самого себя.
Из приемной Филдинга Ратлидж поехал на ферму Уитч-Хейзел и постучал в дверь.
Экономка Молли открыла ему и, когда Ратлидж представился, быстро сказала:
– Не говорите мне, что что-то случилось с мистером Теллером!
– Почему вы думаете, что с ним что-то должно случиться? – спросил Ратлидж, неправильно поняв ее вопрос.
– Потому что вы полицейский. А он не был самим собой, когда приехал из Лондона таким больным.
– Его врачи все еще не определились с причиной болезни. Скажите, у него были боли, когда вы помогали миссис Теллер привести его в дом?
– Боли? – переспросила она. – Нет, я бы так не сказала. Скорее он был напуган. Я слышала, как он дважды спрашивал миссис Теллер, не думает ли она, что это его сердце.
– Были в доме какие-нибудь посетители перед поездкой в Лондон? А может быть, письма или телеграммы?
– Никаких посетителей после дня рождения мистера Теллера, – ответила Молли. – И я не припоминаю никаких писем. Правда, не в моей привычке заглядывать в почту, когда ее приносят. Я просто кладу ее на поднос вон там. – Она указала на длинный и узкий серебряный поднос на полированном столе в большом холле позади, потом нахмурилась, как будто что-то вспомнив. – Я знаю, что было письмо из миссионерского общества утром в день рождения. Я слышала, как он пробормотал себе под нос, что Бог наконец вспомнил о нем. Странно, не так ли?
– Он регулярно получал письма из общества?
– Не в моей привычке просматривать почту, – повторила она.
– Возможно, вы случайно увидели письмо. Это может быть важным.
– Пожалуй, – промолвила Молли после небольшого колебания, – я бы сказала, что прошло некоторое время с тех пор, как мистер Теллер получил письмо от них. Я думаю, что после войны, малярии и прочего он был здесь в продленном отпуске, как это называла миссис Теллер.
Было ли письмо призывом к исполнению долга? Это могло бы объяснить исчезновение Теллера.
– Кто-нибудь из семьи приезжал сюда после того, как мистера Теллера забрали в лондонскую больницу?
– Мистер Эдвин и миссис Эйми приезжали просмотреть его бумаги на прошлой неделе. Думаю, они надеялись найти причину болезни мистера Теллера.
Очевидно, это было перед его исчезновением.
– Они нашли, что искали?
– Не знаю. Я не видела их, когда они уходили. Я была в кухне – готовила чай, – а когда пришла с подносом, кабинет оказался пуст, и машина уже не стояла перед дверью. – Последовала пауза. – Миссис Эйми возвращалась два дня назад. Она сказала, что ей нужна свежая одежда для миссис Теллер. Я помогла ей выбрать подходящее.
– Она заходила куда-нибудь в доме, кроме спальни миссис Теллер? Например, в кабинет?
– Нет, сэр. Я бы знала, если бы было иначе.
– И она взяла из дома только одежду?
– Да, сэр. Я спросила ее, как себя чувствует мистер Теллер. Она сказала, что миссис Теллер задержится в Лондоне, пока врачи не выяснят, что с ним. Судя по ее лицу, она была обеспокоена. А одежда, которую она взяла, была в основном черная.
И, подумал Ратлидж, два дня назад Эйми Теллер знала, что Уолтер Теллер исчез.
Вернувшись в Лондон, Ратлидж снова отправился на Марлборо-стрит и Болингброк-стрит повидать Эдвина Теллера и его брата Питера. Но никто из них не вернулся в город.
Он поехал в свою квартиру, чтобы переодеться, и нашел на пороге телеграмму.
Приближалась гроза – стало темно, и ветер разносил бумажки из сточной канавы, покачивая цветы в соседнем саду.
Война научила многих людей, что телеграммы приносят плохие новости. Пропажа без вести. Смерть. Конец надежде. Ратлидж наклонился, чтобы поднять телеграмму, ощущая сильное предчувствие, что ее не следует вскрывать.
«Война окончена, – сказал Хэмиш. – Больше некого убивать». – В знакомом голосе слышалась горечь.
Ратлидж подобрал телеграмму с порога и сунул ее в карман, когда над головой сверкнула молния и ударил гром, напомнив грохот французских орудий.
Он налил себе выпивку, вынуждая образы, теснившиеся в его голове, вернуться во тьму, откуда они пришли, и на сей раз ему удалось разрушить чары. Или же это стихающая буря, удаляясь вниз по реке, стерла воспоминания о войне? Ратлидж не мог быть уверен. Он нашел чистую рубашку, надел ее и полез в карман за телеграммой.
Небо достаточно очистилось, чтобы Ратлидж мог прочитать текст, не зажигая лампу. Он узнал имя под сообщением и понял, что его предчувствие было верным.
Телеграмма была подписана Дэвидом Тревором.
Волна вины захлестнула его. Слишком много писем от его крестного оставалось без ответа. Это, безусловно, был призыв приехать в Шотландию и объясниться.
Тревор жаловался в последнем письме: «Занят расследованием? Неужели добрых горожан Лондона убивают с такой скоростью, что ты не можешь найти минуту для нас? Мне трудно в это поверить». Ратлидж почти слышал в его словах насмешку, неуверенность и печаль.
Он изучил краткое сообщение: «Приезжаем завтра. Тчк. Встреть нас на вокзале».
Далее было указано время прибытия поезда.
Ратлидж не без паники задумался над словом «нас».
О боже, только не вся семья!
Но нет, Тревор, должно быть, имел в виду себя и своего внука.
Ратлидж выругался, чувствуя себя загнанным в ловушку, из которой нет выхода.
Он нашел зонтик и вернулся к своей машине, поехав по мокрым улицам к дому своей сестры. К счастью, она оказалась на месте, и он вошел в дом, почти крича ее имя.
– Иен, я не глухая и не на чердаке. В чем дело? – осведомилась Франс, спускаясь по лестнице.
Ратлидж протянул ей телеграмму.
– Тревор приезжает. Ты знала? Боюсь, ему придется остановиться у тебя, так как я не успею сделать свою квартиру пригодной для обитания. – Мысль о присутствии там Тревора, слышащего, как Ратлидж кричит по ночам, была невыносимой. Объяснить причину криков он был не в силах. И Тревор обратился бы за объяснениями к Франс.
– Обитаемой? Не говори глупости. Когда твоя квартира не была скрупулезно аккуратной? Иногда я думаю, действительно ли ты живешь в ней. Конечно, он остановится здесь. – Она засмеялась при виде паники в глазах брата. – Дорогой, это же твой крестный, а не твой полковник. Он привезет маленького мальчика. Он говорил мне, что Мораг переворачивает содержимое буфетов и взбивает матрасы, так что людям негде отдохнуть. – Но паника не исчезла в глазах брата, и Франс заговорила серьезно: – Я уверена, Иен, что ты не возражаешь провести один-два дня с Дэвидом? Разумеется, я позабочусь о его удобствах. Он очень беспокоится. Ты не писал годами, и ему нужно убедиться, что все в порядке. – Она сделала паузу, глядя на него. – Все в порядке, не так ли, Иен? Это все из-за работы.
Ратлидж чувствовал себя застигнутым на месте преступления.
Беда в том, что Дэвид Тревор был проницательным человеком и видел слишком многое. Что, если Хэмиш отправит его в темноту посреди обеда – обеда в клубе Тревора, во время прогулки в Сент-Джеймс-парке? У него не было достаточно времени подготовиться. Ему придется быть настороже, как в армии, чтобы не выдать свои расстроенные нервы. Что-то проскользнет – слово, колебание, отсутствие сосредоточенности. И Тревор это заметит.
– Это Дэвид, дорогой мой, – мягко сказала Франс. – Он потерял сына и все еще горюет.
– Я не могу заменить Росса. Никто не может. – Ратлидж стоял с беспомощным видом.
– Дэвид не просит тебя заменить его. Думаю, он всего лишь хочет услышать твой голос, увидеть твое лицо и посмеяться с тобой над какой-нибудь глупостью, как бывало до войны. Он претендует лишь на маленький промежуток времени, где нет ни прошлого, ни будущего. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Ратлидж понимал слишком хорошо. Вопрос был в том, сможет ли он изобразить силу и беззаботность, чтобы не выглядеть горюющим тоже.
Он глубоко вздохнул.
– Дэвиду следовало дать мне немного времени уладить дела в Ярде… – Ратлидж умолк. Расследование исчезновения Теллера отнимало все его время.
– И ты бы посоветовал ему не приезжать. Подозреваю, что он это знал. А пока что мне придется заняться приготовлениями. Мы проветрим свободную спальню и детскую, а еды хватит, даже если Дэвид пригласит на ланч старого партнера по архитектурной фирме и леди, которая захочет прийти с ним к чаю.
Это привлекло внимание Ратлиджа. Он поднял взгляд.
– Леди?
– Мелинда Крофорд, конечно. – Она улыбнулась. – Мы собираемся в Кент послезавтра. Все уже обговорено.
Ратлидж понимал, как много они спланировали без его ведома. Но если готовились поездка в Кент, ланч в клубе и визит в зоопарк или куда еще захочет пойти беспокойный мальчуган, он может… ну, справиться.
– Иен?
– Все в порядке. Но ты должна поехать на вокзал. Я не могу…
– Но ты можешь освободить полчаса, – мягко сказала Франс, – и привезти их сюда ко мне.
В итоге на следующее утро Ратлидж оказался на вокзале Сент-Панкрас, ожидая поезда из Эдинбурга. Во рту у него пересохло, а в ушах звенел голос Хэмиша.