Бача проснулась оттого, что ее трясли. Спросонья пригрезились ей гайдуки Безумного Фрици, настигшие жертву в гостинице Волковыска.
– Вставай, красавчик! – звал Гера Копчик, – В карете высписся! Дело есть, срочное, на миллион!
Бача открыла глаза. За окном чуть светало, Гера стоял над нею с огарком в руке и манил:
– Пойдем со мной, в губернаторский, помощь твоя нужна.
– Что случилось? – зевнула Бача.
– Фон Диглер, певун наш, солдата ночью до смерти отлюбил, теперь, как с твоим товарищем – повезем его к лекарю, за город. Солдата, само собой. Я за телегой, а ты с убивцем посиди, чтоб он не дурил.
– Вот радость-то, – Бача встала с постели, потянулась и пошла за своим принцем – по большей части из любопытства. Зловещий певец, тянувшийся к ней с поцелуями в заведении Паливца, вдруг оказался еще и убийцей. Забавно. Бача в тот момент рассуждала, сама того не ведая, почти как Герасим Василич. Беги – сердце подскажет тебе, куда бежать, ты только беги.
В губернаторском номере горел ночник, кровь была заботливо подтерта. Диглер уже запахнул свой щегольский кокетливый шлафрок и покойника прикрыл простыней – на белом проступила жуткая кровавая улыбка. Бритву он спрятал, и выглядел суровым и трезвым.
– Я за телегой, – пообещал Герасим Василич и убежал.
– Он кто? – спросил у Бачи Диглер, без всякого стеснения присаживаясь на кровать, у трупа в ногах.
– Бог весть. Похоже, черный копатель. Мы с ним день как знакомы, – честно отвечала Бача.
– А-а, – протянул разочарованно Диглер и закинул ногу на ногу. Бача вопреки собственной воле смотрела на его голые ноги – похоже, он брил их, такие они были мраморно-гладкие, кажется, в них даже что-то отражалось. На белоснежной коленке лежал медовый отсвет ночника. Миллионщик-содомит… Впрочем, после содеянного в ночи душегубства герр Диглер утратил к Баче весь интерес, смотрел в сторону и чуть вверх, и безмятежно зевал.
– Вы едете в Вену, герр Диглер? – спросила Бача. Белокурая бестия повернула к ней изящную голову:
– Желаете напроситься в попутчики? Воспользоваться бедственным моим положением?