IV Агнец

В краю первозданной природы дневное небо напоминало клубничный зефир. Ветер дразнил ветви, и новорожденные листья смеялись, отвечая ему. Солнце плясало среди скалистых гор, в жухлой траве, а воздух пах тополиным соком и мхом. Все в этом дне было бы прекрасно, если бы…

Я не стояла по колено в болоте.

– Ты сделала это специально! – воскликнула я, пытаясь выбраться, схватившись за смородиновый куст.

– Вовсе нет! Просто компас чутка сбился, – насмешливо ответила Тюльпана, которая очутилась на твердой лужайке в окружении пихтовых деревьев. Она потрясла латунный компас на цепочке и постучала пальцем по стеклу, заставив стрелку неистово вращаться. – О! Все, заработало. Ты там скоро?

Я забубнила проклятия себе под нос, заползая на холм. Грязь и глина стекали по джинсам в сапоги, противно хлюпая.

Обернувшись на цветущее болото, в которое Тюльпана швырнула меня при телепортации, я потерла ноющий лоб. Последнее, что я помнила перед скачком, – это пентаграмма, начерченная мелом посреди гостиной, десяток тростниковых свечей и моя кровь, стекающая с кончика указательного пальца. Чтобы пересечь за одну телепортацию несколько штатов и при этом не распасться на атомы, потребовалось провести полноценный ритуал. Я все еще чувствовала затылком холодный паркет, на который легла, позволяя крови шипеть от соприкосновения с меловым кругом. А затем…

– Добро пожаловать в Ривер-Хейтс, – объявила Тюльпана, когда я привела себя в порядок и мы вышли из лесопарка прямо в центр города.

Кто бы сомневался, что ее заклятие поиска приведет нас именно сюда – в город, где совершались ритуальные убийства, подобные преступлениям в Берлингтоне, о которых теперь говорили по всем телеканалам.

Мысль, что где-то поблизости может быть Ферн, рыщущая в поисках следующего новоодаренного, подгоняла меня. Я огляделась, рассматривая дома: все они были маленькими и аккуратными, в один или два этажа высотой. От главной площади тянулись улицы, а магазины и кафе можно было пересчитать по пальцам. Людей здесь было мало: Ривер-Хейтс насчитывал всего несколько тысяч жителей, из-за чего город выглядел вымершим.

Проходя мимо сувенирной лавки, продавец которой храпел под шелестящим брезентом, Тюльпана стащила какую-то брошюру, а заодно и бусы из розового кварца, запихав их себе в декольте. Стрелка ее заколдованного компаса то и дело меняла направление, ведя нас к девочке из моих видений. Морган. Голос ее больше не звучал в голове, зато звучало бормотание Тюльпаны, читающей брошюру:

– «Насыщайтесь словами Христа, ибо слова Христа скажут вам все, что вы должны делать». Ты видела в ее комнате такую же? – спросила Тюльпана, и я кивнула, на что она задумчиво пролистала пару страниц. – Церковь Святых последних дней… Мормоны! Хуже и быть не может.

– Почему?

– Потому что их принимают за ветвь протестантизма, но в действительности они не что иное, как неоязыческая оккультная секта. И вот еще. – Тюльпана поскребла ногтем строчку о соблюдении целомудрия и отказе не только от алкоголя, но и от чая с кофе. – В аризонском Шорт-Крик даже практиковали многоженство и отнимали у женщин младенцев, если они хотели развестись или выйти из секты… Их бывший лидер Уоррен Джефс имел гарем из восьмидесяти жен и наплодил восемьсот детей, пока ему не впаяли пожизненное за педофилию и изнасилования.

– Жуть. – Меня передернуло. Тюльпана рассказывала все это таким будничным тоном, будто делилась прогнозом погоды на выходные.

– Ага, – хмыкнула она бесстрастно. – Слишком много веры и слишком мало мозгов. Если семья твоей Морган такая же, уговорить ее пойти с нами будет непросто.

Я решила оставить это без комментариев. Человеческие религии не претили мне: я сталкивалась с ними чересчур редко, чтобы иметь на этот счет какое-то мнение. И все же слова Тюльпаны и заунывная песнь Морган, ее страх перед одним лишь голосом матери и уверенность, что она – чистое зло, наталкивали на определенные мысли.

– Нам нужно поторопиться, – сказала я и вздохнула с облегчением, когда мы миновали торговую улицу. – Я обещала Коулу вернуться к вечеру.

– Да куда он денется, – закатила глаза Тюльпана. Каждый раз, как я заговаривала о Коуле, она не упускала возможности изобразить рвотный спазм. – Скучать по тебе не будет точно, уж поверь. Слышала, у него там какие-то дела с Диего. У мальчиков всегда свои игрушки.

– Дело не в «скучать», а в том, что я отправилась за Морган с тобой. Эта идея никому не понравилась. Если честно, даже мне самой.

Тюльпана ухмыльнулась, ничуть не удивленная. Она снова глянула на компас и замерла перед зданием старшей школы Ривер-Хейтс. Школьники бродили компаниями, сплетничали или завтракали, рассевшись на траве, а на стоянке припарковалось несколько полицейских машин. Я толкнула Тюльпану в бок, кивая на них. Присутствие полиции могло осложнить дело, если что-то пойдет не так.

– Это из-за Ферн, – прошептала я. – Представляю, как потрясли убийства такой маленький городок, где обычно никогда ничего не происходит.

– Забудь о Ферн. Девчонка где-то здесь, – задумчиво промычала Тюльпана и щелкнула компасом, выпустив его из рук и позволив повиснуть на шее, как украшение. – Ищи ее. Только ты знаешь, как она выглядит.

И я действительно знала, только вот воспоминания о нашей встрече были астральными, а значит, тусклыми. Они начали таять уже спустя пару часов, словно туман. Я напряглась, рисуя в голове воображаемый портрет, и начала оглядывать людей вокруг.

Пшеничные волосы, короткие, как у мальчишки, прямая челка. Светло-ореховые глаза с зелеными прожилками. Низенькая, тоненькая, как неокрепший бамбуковый росток…

Где же она?

Я расстегнула пальто, взмокнув в слоях одежды: в Юте в это время года было гораздо жарче, чем в Вермонте. Тюльпана молча следовала за мной и иногда сверялась с компасом, стрелка которого крутилась то вправо, то влево. Мой взгляд скользнул по пробковому стенду для объявлений, выставленному на всеобщее обозрение перед крыльцом. «Фотоконкурс Ривер-Хейтс. Пятница, два часа дня» – гласила пестрая глянцевая листовка. Сегодня как раз пятница… И без пяти два.

Я не знала Морган. Ее чувства, мечты, устремления… Но я словно понимала ее. Одной встречи хватило, чтобы установить между нами неразрывную связь, отчего ее пение вновь разлилось по округе, став еще отчетливее, еще тоскливее. Но на этот раз песня была другой.

«Я знаю, почему птицы в клетке поют. Это все, что приносит им радость. Ведь их в небо никогда не возьмут и не подарят свободы сладость».

Я накрыла рукой компас Тюльпаны, заставляя убрать его – в нем больше не было нужды. Позволяя голосу вести меня, я обошла территорию школы и оказалась там, где лес, расступаясь, обнимал пустое футбольное поле. Рядом со стадионом на земле сидела миниатюрная фигурка в легкой ветровке, из-под которой выглядывало трикотажное выцветшее платье.

Морган.

При виде нее в голове у меня пронеслась сотня мыслей, и каждая пыталась привлечь мое внимание. Как к ней подступиться? Как объяснить? Как рассказать, кто она и почему ей стоит пойти со мной? Как не подвести ни ее, ни свой ковен?

Но раньше чем я успела найти ответы на эти вопросы и решилась выйти к ней, Морган вдруг всхлипнула… И зарыдала навзрыд. Она плакала все это время, только беззвучно, пока отчаяние не перелилось через край. Грязные, почерневшие пальцы судорожно перебирали что-то в земле, а лицо бало мокрым от слез.

В сторону школы прочь от стадиона брела шумная компания подростков ненамного взрослее Морган. Они громко переговаривались, обсуждая какую-то «прилипалу» и фотографии могильных плит с христианскими крестами, которые, по их мнению, «уж точно не могли занять первое место на конкурсе». Рослые парни в фирменных бомберах перебрасывали друг другу футбольный мяч, а девочки в коротких юбках продолжали щебетать и смеяться. Я не раз видела подобные сцены в молодежных сериалах, поэтому знала, что им предшествовало.

– После такого она точно перестанет таскаться за нами, – рассмеялся самый широкоплечий из компании, задирая подбородок так высоко, что я удивилась, как он не спотыкается, когда ходит.

– Ты вообще видел ее снимки? Считай, мы спасли ее от позора! Если бы другие увидели, неделю бы смеялись. А мы решили все быстро… У бедняжки ведь христианство головного мозга, – прыснула от смеха хорошенькая темноволосая школьница, повиснув на плече здоровяка. В ее руке щелкала бензиновая зажигалка. – Правильно, что родители запрещают ей заниматься фотографией. Пусть лучше в хоре поет!

Компания прошествовала мимо, оставив после себя шлейф дешевого одеколона и вишневой колы, и внутри у меня все заклокотало от гнева. Почему мы не пришли сюда на пять минут раньше?!

– Ненавижу засранцев, повышающих самооценку за чужой счет, – произнесла Тюльпана холодно, привалившись к сетке забора. – Хм, странно, что они не убежали отсюда с горящими задницами. Ни одна ведьма не стерпит такое обращение…

Вокруг действительно стояла тишина, а так не должно быть там, где плачет разъяренная ведьма. Ветер лениво раскачивал деревья, а земля не дрожала и не извергала лаву. Подростки смеялись где-то вдалеке, вовсе не проклятые. Никакой стихийной магии и неконтролируемого колдовства – действительно просто девочка, воспитанная в смирении и покаянии, а потому беспомощная перед жестоким обществом. Идеальная жертва для чужих насмешек.

– Что еще?! У меня больше нет фотографий, которые можно было бы сжечь! – воскликнула Морган, не разглядев сквозь пелену слез, кто подошел к ней.

Ее ладони покрывал пепел, забившись под ногти: она тушила догорающие снимки голыми руками, пытаясь спасти хоть что-то. Но не осталось ровным счетом ничего: только картонные корочки, изуродованные прожорливым огнем. Где-то угадывались черты животных, пастельные цвета, какие-то фигуры… И все.

– Давай я помогу.

Я присела рядом с Морган на корточки и протянула руку, чтобы сгрести бумажную стружку. Стоило ей увидеть, как переливается в солнечных лучах мой золотой браслет с гримами, она отшатнулась, очевидно, узнав его раньше, чем меня саму. Решив не давать ей время, чтобы опомниться и сбежать в ужасе, я взвесила в руках закопченные ошметки. Что же, попытка не пытка.

Adennill.

Словно цветочные бутоны, клочки фотографий начали распускаться, расти и срастаться воедино. Морган затаила дыхание, и на какой-то миг ее страх ушел, уступив место любопытству. Она пододвинулась ближе, перепачкав черные гольфы.

– Красивые снимки, – искренне похвалила я, отряхнув их от грязи, вновь целые и блестящие, будто только-только распечатанные на принтере. – Ого… Как ты умудрилась снять оленя с такого близкого расстояния?

Я обвела пальцем морду пятнистого зверя, который слизывал янтарный мед с ладони, явно принадлежавшей Морган. Это было невероятное зрелище, как и следующий кадр, на котором в зарослях мха нежилась огненная лисица, повернувшись брюхом к солнцу и смотря прямо в объектив.

– Я люблю животных, – робко ответила Морган, забрав у меня фотографии, когда я дошла до той, где была запечатлена статуя ангела на местном кладбище: плотный туман обнимал ее за плечи, укутав в плащ. – А они любят меня.

– Еще ты любишь фотографировать надгробия…

– Не конкретно их, а все места, где можно почувствовать дыхание Бога. Это и церковь, и роддом, и кладбище… – Морган запнулась, поняв, что позволила себе слишком увлечься разговором со мной. – Как вы это сделали – вернули мне фотографии?

– Легко. Немного практики, и ты тоже так сможешь.

Морган сощурилась в недоверии:

– Я вас помню… Значит, это был все-таки не сон.

– Да, не сон. Я приходила к тебе… бесплотным духом.

– Бесплотный дух? – переспросила Морган и, кажется, немного успокоилась. Ее пальцы дергали цепочку с оловянным крестиком, вынырнувшим из-под ворота платья. – Так вот что вы такое? Неупокоившаяся душа…

Я рассмеялась и глянула на заметно повеселевшую Тюльпану, которая осталась стоять в стороне (за что я была ей премного благодарна).

– Ох, вовсе нет! Я… нечто другое. Давай начнем с чего-нибудь попроще. Меня зовут Одри. А тебя?

– Морган Гудвилл.

– Морган… – просмаковала я, выпрямляясь и разминая затекшие от сидения ноги. – У тебя очень красивое имя.

– Родители что, хотели мальчика? – хмыкнула Тюльпана, решившись подойти и вмешаться в нашу беседу как никогда вовремя.

Морган вздрогнула: похоже, до этого момента она даже не замечала ее.

– Да, но… Они работали в приюте, и однажды в их смену на порог принесли меня.

– Так тебя удочерили? – удивилась я.

Морган кивнула.

– Хм. – Становилось все интереснее, и я склонила голову набок, разглядывая веснушчатое лицо девочки. – Знаешь, на валлийском твое имя означает «морская». Производное от имени феи Морганы или богини Морриган. По легендам, они обе были выдающимися ведьмами…

– Ведьмами? – подскочила Морган, взирая на меня снизу вверх. – Вы хотите сказать, что я… Ох нет, нет…

Морган обошла нас с Тюльпаной и прижала к губам крестик, что-то шепча. Я услышала отголоски молитвы, и она заглушила мои мысли, как и те ее жуткие песенки. Близость к ней прибавляла зову громкости, как в проигрывателе, и эмоции Морган обрушились на меня волнами – отрицание, страх, стыд.

– Зря ты это, – сказала мне Тюльпана с какой-то усмешкой, но я отмахнулась от нее, думая, как все исправить.

– Морган, я не это имела в виду. Послушай…

– Мне нельзя… – выдавила она жалобно, совсем не слушая. Кончик носа у нее раскраснелся от слез, а губы предательски дрожали, будто она собиралась расплакаться снова. – Я не хочу быть злом… Не хочу… И не буду! Оставьте меня в покое!

Верхушки деревьев затрещали, а в следующую секунду в небе поднялось черное облако. Прежде чем я сообразила, что это такое, Тюльпана уже выкрикнула заклятие и выставила над нашими головами барьер, закрывая от острых когтей и дубовых клювов, готовых колоть и разрывать. Стая ворон была такой большой, что затмила собой солнце. Мир поглотила тьма, пока дикие птицы остервенело нападали на нас, пробивая даже мощнейшие чары и сбивая с ног.

– Морган!

Я упала на землю, слыша треск ткани: вороны принялись рвать одежду, чтобы добраться до плоти. От неистового хлопанья крыльев и пронзительного карканья закладывало уши. Я не могла открыть глаза, боясь, что их выцарапают. К счастью, все кончилось так же внезапно, как и началось.

Я медленно отняла руки от лица и робко осмотрелась, убеждаясь, что стая оставила нас. Птицы разлетелись, и мы снова могли наслаждаться солнцем и свежим воздухом. Лишь черные перья летали повсюду как доказательство того, что все было взаправду. Морган исчезла, и я заметила маленькие следы от сапог на сырой земле: похоже, она неслась от нас со всех ног, пока птицы защищали ее.

– Она любит животных, – истерично усмехнулась Тюльпана, принявшись распутывать гнездо из спутанных волос на своей голове; пальцы у нее предательски тряслись. – А животные любят ее.

Я сглотнула, садясь на футбольную скамейку, чтобы перевести дух. Сердце стучало где-то в горле, и мне потребовалась пара минут в тишине, чтобы прийти в себя.

– Думаешь, она это специально сделала? – спросила я, на что Тюльпана лишь фыркнула, снимая и выбрасывая в мусорное ведро свою кожаную куртку, от которой остались одни лоскуты. Видимо, заклятие восстановления было ниже ее достоинства. – Это выглядело как…

– Призыв чумной стаи, – поддакнула Тюльпана с непривычной для нее серьезностью. – Подобное заклятие есть в гримуаре каждого ковена. Не думаю, что какая-то малолетняя ведьма владеет подобной магией. Наверняка обычный выброс энергии. По крайней мере, теперь я верю, что мы и впрямь приперлись сюда не зря.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки и вернулась в реальность, лишь когда почувствовала железистый привкус во рту.

– Тогда ее тем более надо найти. Представь, если она с теми подростками сотворит такое… Ей точно житья не будет. Надеюсь, твой компас уцелел?

Тюльпана поднесла его к глазам. Золотая цепочка болталась, порванная жестокими птицами, но сам компас был в порядке.

– Да, я знаю, где она, – обрадовала она меня, примерившись к стрелке. – Вот только не уверена, что тебе удастся ее уболтать… По-моему, у этой девчонки не все дома. Вон как от ее одного слова «ведьма» плющит!

Я не разделяла веселости Тюльпаны, поэтому молча поправила одежду и двинулась по следам Морган, обходя школу.

– Вот что привело Ферн в Юту, – поняла я, не сбавляя шаг. – Не новоодаренные… Они лишь приятный бонус. Она пришла за Морган, я уверена. У нас есть шанс ее обогнать!

– И главное, не встретить, – верно подметила Тюльпана. Я бы решила, что она боится, если бы не знала, как ей плевать на всех вокруг. – Надо двигаться в темпе вальса. Угоним тачку!

Я замерла посреди парковки, опасливо косясь на копов, прогуливающихся со стаканчиками кофе вдоль школьного тротуара. Хоть они и были заняты обеспечением безопасности учеников, но сложно было не заметить двух рослых девиц, вскрывающих чужую машину.

– Ой, да никто не смотрит! – воскликнула Тюльпана, выбрав, как назло, ярко-желтый «жук» и щелкнув пальцами, чтобы снять сигнализацию. – Не распускай сопли и садись.

Выбора не оставалось. Боясь, что из-за моего промедления нас поймают, я прыгнула внутрь.

– Далеко ехать? – спросила я, прилипнув к зеркалу заднего вида, чтобы увидеть, если за нами пустят погоню с мигалками.

Тюльпана достала откуда-то клубничный блеск для губ и принялась наводить марафет, не отрываясь от дороги.

– М-м, нет, минут десять всего. Здесь до любого места рукой подать. Городок-то совсем сельский.

– Тогда могли бы и пешком пройтись, – проворчала я, глядя в окно на калейдоскоп уютных фанерных домиков, большинство из которых были фермерскими угодьями.

– Нет, не могли.

Я бросила на Тюльпану вопросительный взгляд. Она закрыла колпачок блеска и сверилась с компасом, а затем вдруг вывернула руль влево, уводя машину с дороги.

Я, подпрыгнув, едва не откусила себе язык, и прелестный «жук» улетел в кювет. Все случилось так быстро, что я успела лишь вцепиться в кожаную обивку сидений. Из капота, который встретился с рослым дубом, повалил сноп искр. От толчка меня швырнуло в лобовое стекло, но, чудом не вылетев из машины, я только со всего размаху приложилась лбом о бардачок.

– Ты больная?! – вскричала я, когда звон в голове утих.

Голова будто раздулась, превратившись в воздушный шар, который вот-вот лопнет. Боль растеклась жидким свинцом, и я пощупала явно разбитую левую бровь. Пальцы тут же слиплись, сделавшись мокрыми и красными.

– Ты нас чуть не угробила!

– «Чуть» не считается, – улыбнулась Тюльпана. Очевидно, мой побитый вид приносил ей наслаждение. В отличие от меня она осталась совершенно невредимой: поперек ее груди тянулся ремень безопасности, который она предусмотрительно застегнула так, чтобы я этого не заметила.

Машина дымилась, превратившись в металлолом. Я проверила ушибленные конечности – не потерялось ли чего? Кровь капала на джинсы, и Тюльпана заботливо протянула мне бумажный платок.

– В задницу его себе засунь! – ругнулась я, оттолкнув ее руку. – Зачем ты это сделала?!

Тюльпана устало вздохнула и швырнула платок мне в лицо.

– Ты должна выглядеть жалко.

– Что ты несешь?

– Мы идем в гости.

Я уставилась на Тюльпану, ничего не понимая. Зато ясно было одно: с залитым кровью лицом я и впрямь выглядела не очень. Переступив свою гордость, я взяла чертов платок и быстро вытерлась им. Из желто-кремового он вмиг сделался алым.

Пошатываясь, я вылезла из машины и упала бы плашмя, если бы не Тюльпана, подоспевшая вовремя. Я раздраженно стряхнула с себя ее руку.

Кроме нас, на дороге никого не было. Скромные, гостеприимно светящиеся в зарождающемся сумраке дома будто звали нас войти. Не оборачиваясь, Тюльпана устремилась к одному из них, самому маленькому и обветшалому. Дождавшись, когда я поднимусь на крыльцо, она постучалась.

– Извините, мисс, не могли бы вы помочь нам? Мы попали в аварию…

Из-за приоткрытой двери выглянуло сухое лицо женщины: тонкая, как пергамент, кожа туго обтягивала череп, не позволяя ей хмуриться или улыбаться. Темные русые волосы, посеребренные старостью, были заколоты на макушке, а крупный нос смотрелся на лице непропорционально, как и слишком маленькие бусинки карих глаз. Ее лицо оставалось почти неподвижным, даже когда она говорила, вытирая руки о серый фартук:

– Да, разумеется. Входите.

Голос показался мне смутно знакомым. Я удивленно взглянула на Тюльпану, но та, рассыпаясь в благодарностях, уже запорхнула внутрь дома. Мозаика в моей голове начала складываться.

– Кто это, Агата?

В коридор вышел грузный мужчина, на три головы выше женщины. Густая растительность на его лице выглядела небрежно, но одет он был весьма чисто, хоть и невзрачно.

– Две юные леди попали в беду, – ответила ему Агата, обводя нас рукой. – В гостиной есть телефон. Ох, ну и видок у вас! Вы можете воспользоваться ванной, там в шкафу аптечка. Виктор, вызови доктора Тревора.

– Нет, не утруждайтесь! – выпалила Тюльпана, вставая между мужчиной и проемом гостиной. – Моей подруге здорово досталось, но мы обе целы, уверяю. Нам бы только в автомастерскую позвонить. У вас есть справочник? Не подскажете заодно какие-нибудь отели в городе?

– Боюсь, у нас всего один отель на весь Ривер-Хейтс, и тот закрыли после недавнего убийства, – пробормотал Виктор, скептично оглядывая меня.

– А что там случилось?

– Точно не знаю, но убили одну из наших знакомых. Молодую аптекаршу…

– Нечего было шастать с чужими мужьями! – вставила Агата. – Судьба блудниц всегда незавидна.

Отголоски их беседы доносились до меня обрывками. Голова все еще гудела, и я сосредоточилась на обстановке, решив, что Тюльпана справится и без меня. Дом был обставлен скудно и, похоже, не знал ремонта несколько десятилетий. Кроме самого необходимого, здесь не было ни телевизора с радио, ни одного интерьерного украшения или предмета роскоши – только белые стены, как в больнице.

Мой взгляд приковало к себе охотничье ружье, висящее над камином возле прибитого распятия.

– Право, Виктор! – воскликнула Агата, как только Тюльпана завершила свой монолог о том, что нам негде остановиться на ночь. – Пастырь не простит нам, если мы откажем несчастным девочкам в помощи. Оставайтесь на ужин, раз такое дело, а потом муж проведет вас до церкви. Там вам предоставят ночлег и, возможно, даже помогут договориться с автомехаником о ремонте в половину стоимости.

– Это было бы чудесно, миссис Гудвилл! – захлопала в ладоши Тюльпана, откладывая телефонный справочник, будто и впрямь была окрылена этой новостью. – В Ривер-Хейтс живут такие добрые люди!

Женщина снисходительно улыбнулась и вдруг посмотрела на меня.

– Зовите меня просто Агатой. А вы, кстати…

– Сара, – улыбнулась Тюльпана. – А мою подругу зовут Кристина. Может, ты скажешь что-нибудь наконец, Крис?

Тюльпана многозначительно подмигнула мне, повернувшись к Агате и Виктору спиной. Только тогда я заметила, что глаза у Тюльпаны голубые – их неестественный фиолетовый цвет мог напугать кого угодно из смертных. Перестраховаться было очень предусмотрительно.

– Да-да, спасибо вам огромное, миссис… То есть Агата, – встрепенулась я. – Простите за мое поведение, кажется, я сильно ударилась головой.

– Бедняжка, – цокнула языком женщина. – Тогда вам точно нужно в ванну. Первая комната наверху. А я пока накрою на стол. Если вам что-то понадобится или вдруг станет плохо, только крикните.

Я кивнула и поспешила подняться наверх, чувствуя затылком пристальный взгляд Тюльпаны. Я знала, чего она ждет от меня, хотя до последнего не верила, что хоть одна ведьма может быть настолько дальновидной и хитрой. Впрочем, меньшего ждать от дочери Авроры и не стоило.

Напроситься на ужин в дом к семье Морган – это же гениально!

Убедившись, что все трое остались болтать внизу, я прошла мимо ванной и последовала дальше по коридору. Комнат было всего две, и везде стояла мертвая тишина – никаких признаков присутствия Морган. Побоявшись, что меня хватятся, я решила отложить исследование дома и вернулась к двери в ванную. Ощущение чего-то липкого в волосах не давало мне покоя, мешая концентрироваться на деле.

Из зеркала на меня смотрела какая-то побитая бродяжка. Поперек брови тянулся широкий порез с растекшейся вокруг гематомой. Я хорошенько промыла его, шипя от боли, а затем обработала антисептиком и заклеила стягивающим пластырем.

Когда одна моя нога уже стояла на лестнице, во входную дверь постучали.

– Это, наверное, наша дочь! Почему так долго, Морган?! Ты ведь говорила, что уроки отменили из-за какой-то там выставки и тебе надо просто отнести домашнее задание.

То, как она произносила ее имя, не оставило сомнений – именно Агату я слышала в тот раз. Ночью Агата звучала так же истерично, надрывно и… раздраженно. Кажется, по-другому она просто не умела говорить с Морган.

Собравшись с духом, я спустилась в холл и остановилась напротив девочки. Похоже, она так бежала, что ее юбка перекрутилась. Увидев меня, Морган беспомощно икнула, парализованная животным ужасом.

– Чего встала? – напустилась на нее Агата, когда я уже подумала, что Морган вот-вот развернется и помчится прочь. – Закрой дверь! Не видишь, у нас гости.

Девочка потупилась и молча повесила ветровку на вешалку.

– Здравствуйте.

– Иди на кухню, – приказала Агата, едва я успела открыть рот, чтобы поздороваться в ответ. – Достань посуду.

Морган незамедлительно послушалась, а я прошла в гостиную, где стоял большой деревянный стол.

– У вас очень милая дочь, – улыбнулась я, но Агата отмахнулась, помогая Морган постелить скатерть и расставить тарелки. У девочки дрожали руки, и несколько раз она выронила столовые приборы, отчего отец, сидящий в кресле, многозначительно стучал ногой по полу.

– Да, вот несносная. Плата за наши с Виктором грехи, не иначе.

Я сдержала остроту, рвущуюся с языка, и сжала пальцы так, что побелели костяшки. Тюльпана сидела, наблюдая за нами. В глубине ее глаз плясало веселье. Так же выглядела Аврора, наблюдая за труппой актеров на сцене театра, когда заставляла их играть мюзикл для нее одной.

Морган заняла место в конце стола, как можно дальше от меня и Тюльпаны. Почти прижимаясь к плечу Виктора, она пялилась в тарелку, не моргая, будто один лишь взгляд на меня мог ее убить.

– Что же, садимся! Вы наверняка голодны.

Агата поставила на стол две глубокие миски – одну с печеным картофелем, а другую с жилистыми стейками из свинины, обваленными в сухарях.

– Чем богаты, – развел руками Виктор, заметив мое недоумение, ведь, кроме этого, на столе больше ничего не было; только кувшин с водой. – Картофель мы выращиваем сами на заднем дворе, а сэкономленные деньги жертвуем в приход. Сиротам и обездоленным они нужнее, чем нам. У нас и так есть все, что нужно для жизни.

Я вымученно улыбнулась, но не успела ответить. За меня это сделала Тюльпана, вскинув руки:

– У вас такое большое сердце! Бог видит это. Однажды всем нам воздастся по заслугам. Ах, если бы все люди были подобны вам…

Я смотрела на нее, пытаясь понять, чего она добивается. Никто из присутствующих не усомнился бы в том, что Тюльпана говорит искренне: с таким восторгом она щебетала. Актерство Тюльпаны было не просто талантом, а божественным даром. Я едва не зааплодировала ей.

Виктор и Агата засветились от услышанного, но быстро взяли себя в руки, не позволив проявиться гордыне.

– Морган, а у тебя что с аппетитом? – нахмурился Виктор, отчего девочка вздрогнула и схватилась за вилку. Она так усердно пыталась слиться с мебелью, что пропустила момент, когда Тюльпана слопала пятую по счету картофелину. – Ты отнесла учителю свой проект?

– Да, папа.

– И что он сказал?

– Ему понравилось, но оценки выставят только в понедельник.

Виктор сдержанно кивнул. Морган запихивала в рот маленькие кусочки еды, выглядя совершенно несчастной, но я никак не могла понять: она всегда такая или это из-за меня? Неужели она боится, что я все расскажу ее родителям? Или действительно верит, что к ней прибыла посланница Сатаны?

– Ваша дочь очень хорошо фотографирует, – сказала я, решив, что пора устанавливать с Морган контакт.

Но то, как резко она вскинула голову и вытаращила на меня глаза, подсказало мне, что я упустила эту возможность безвозвратно. Агата подавилась свиным стейком, и Виктору пришлось постучать ей по спине.

– Фотографирует? – переспросила она. – Ах, та выставка… Вот куда ты на самом деле ходила!

– Мама, нет, я не…

– Мы ведь запретили! – Виктор ударил по столу сжатым кулаком. – Это не хобби, а не пойми что! Шататься по лесу, кладбищам и еще невесть где… Ты ходишь в книжный клуб и на хоровое пение – этого мало? Откуда ты вообще взяла фотоаппарат?!

– Одноклассник одолжил, – залепетала Морган, подобравшись.

– Не ври мне! Мы ведь уже проходили это. Хочешь, чтобы я снова обыскал твою комнату? Будь уверена, я найду все, что ты прячешь, – прошипел Виктор, и от моего внимания не ускользнуло, как Агата толкнула его под столом, успокаивая.

– Давай не при гостях. Ступай к себе в комнату, Морган.

Кажется, Морган обрадовалась материнскому приказу – быть запертой в спальне ей было комфортнее, чем давиться пресным картофелем и терпеть меня, сделавшую ее жизнь еще невыносимее. Я зарделась до корней волос, сжигаемая виной.

– Прошу прощения, – произнес Виктор, когда Морган ушла. Ему пришлось вытереть салфеткой бороду: он так орал, что забрызгал себя слюной. – Иногда с детьми непросто. Они думают, что знают все лучше всех… Может, хотите молока?

– Не откажусь, – улыбнулась Тюльпана как ни в чем не бывало, и застолье продолжилось.

Я отсчитывала минуты до его окончания, пытаясь придумать план действий. Тюльпана провела нас внутрь – остальное было за мной. Поговорить, убедить, увести. Казалось бы, все просто, но…

– Ах!

Лоб опалило жаром, и я прижала к нему руку. Меня будто что-то укололо в голову, и, заметив ехидный оскал Тюльпаны, я быстро поняла, что именно. Одно маленькое озорное заклятие, и рана под пластырем открылась. Я почувствовала жар, бегущий по лицу, и вскоре кровь закапала мне в тарелку.

– Видимо, без швов не обойтись, – встревожился Виктор. – Дочь помогала нам в приюте этим летом, была медсестрой для детей. Она может зашить, если вы не хотите ехать в больницу. Идите к ней. Вторая дверь слева.

Вот он, шанс!

Я мысленно похвалила Тюльпану и, прижав ко лбу кухонное полотенце, быстро поднялась по скрипучей лестнице. Снаружи пела музыка ветра – тончайший перезвон колокольчиков, висящих под навесом крыльца. За окнами, кажется, разыгралась непогода. Полуголые ветви деревьев колотили по окнам.

Дойдя до нужной двери, я тихонько постучалась, а затем медленно повернула ручку. Под ней виднелась замочная скважина, забитая гвоздем, чтобы Морган не могла запереться. Девочка сидела у окна с книжкой на коленях, которую я тут же узнала по песне, зазвучавшей в ушах:

«Пропуская катафалк вперед, подумай, не завтра ли твой черед».

– Морган, – позвала я, и она вскочила, захлопывая сборник страшных историй, который тут же спрятала под постель.

– Что вам нужно?

Я помедлила, изучая спальню – точь-в-точь такая, какой я помнила ее с прошлой ночи. Старая кровать, платяной шкаф, тумба со стопкой тетрадей… И ощущение бездушной пустоты.

– Твой отец сказал, ты можешь мне помочь. – Я отняла полотенце ото лба: пластырь уже пропитался кровью, но она остановилась, стоило мне отойти от Тюльпаны на безопасное расстояние.

Морган нахмурилась, недоверчиво оглядывая меня. Она походила на того лесного олененка, которого фотографировала, – прыткая, маленькая и пугливая. Сделаешь одно лишнее движение – и сбежит без оглядки.

– Да, конечно, – неожиданно согласилась она, открывая шкаф. – Присаживайтесь.

Я плотно закрыла дверь. Шаткий стул, прислоненный к подоконнику, чуть не надломился под моим весом.

Морган разложила на столе какие-то металлические скобы, нитки и пузырек со спиртовым раствором. Пока она возилась с этим, прежде заглянув под мой пластырь и теперь решая, что делать с раной, я молчала, позволяя ей привыкнуть ко мне.

– Простите меня.

– За что? – не поняла я. – Зашивать рану так больно?..

– Нет-нет, я не о том! Я о тех птицах. – Она принялась нервно растирать запястья, и я увидела странные плоские шрамы, покрывающие ее кожу до сгибов локтей. Но Морган быстро одернула рукава и указала на мою рассеченную бровь: – Это они сделали?

– Нет, не они, – поспешила утешить ее я, и Морган облегченно вздохнула.

– Я все равно не хотела, чтобы те птицы причиняли вам вред. Обычно прилетает всего пара штук, просто отвлечь внимание, когда Томми с Ребеккой донимают…

– Подожди, ты позвала их осознанно? – ахнула я. Ведь ведьма вне ковена, какой бы сильной она ни была, не способна использовать такую магию намеренно, никогда ей не обучаясь. Поэтому следом у меня вырвалось: – Как у тебя это получилось?

– Наверное, ребята сильно разозлили меня, когда сожгли фотографии, – пробормотала Морган сконфуженно, сделав вид, что увлечена разводами на оконном стекле. – Я едва сдержалась, чтобы не сорваться на них, а потом появились вы, и весь этот разговор…

– И давно ты умеешь призывать птиц?

– О. – Морган на миг просияла от моего вопроса и застенчиво улыбнулась. – Я на самом деле много чего умею.

– Например?

Морган села на кровать, крепко задумавшись.

– Ну… Иногда мне снятся вещие сны, а порой я притягиваю к себе предмет силой мысли, если не могу до него дотянуться. Как книги на верхней полке в библиотеке. – Она хихикнула, видимо, вспомнив какой-то забавный случай. – А месяц назад я поняла, что слышу…

– Что слышишь?

– Мысли одноклассников. Как они смеются надо мной, хотя их губы не двигаются… А однажды я фантазировала, какого это – быть самой популярной девочкой в классе, то есть Ребеккой. Подошла к зеркалу и увидела вместо себя ее. Это длилось всего несколько секунд, но… Мне точно не померещилось! Звучит безумно, знаю, но и это еще не все. Неделю назад я видела на кладбище мистера Джонсона, хотя он умер этой осенью от инфаркта.

Морган выпаливала все как на духу – видимо, она впервые в жизни открылась кому-то, а на душе у нее накипело много всего. Я внимательно слушала ее, кивая головой, и не знала, как умерить свое сердцебиение.

– Что насчет стихий? – Я откинулась на спинку стула и завела назад руки, принявшись загибать пальцы. – Ты когда-нибудь поджигала что-нибудь? Или, допустим, меняла направление ручья?..

Морган смутилась и мялась почти с минуту, раздумывая, рассказывать мне или нет.

– Однажды в школе случился пожар. Загорелся кабинет директора и… Никто не знает, что это была я. Меня тогда вызвали и оставили наедине с телефоном, чтобы я поговорила с родителями. Они сказали, что умер дедушка. Только он понимал меня. И я почему-то так разозлилась… Из-за того, что дедушка бросил меня одну с ними.

Я загнула еще палец – шестой, – и тело захлестнула волна мурашек.

Стихии, метаморфоз, психокинез, ментальность, прорицание, некромантия. Шесть даров из восьми.

Как это возможно?

– Ты никогда не находила какую-нибудь… книгу со странными текстами? – осторожно спросила я, и Морган затрясла головой. – Тогда как ты поняла, что можешь делать все это?

– Не знаю. Само собой получилось. Со временем я приноровилась контролировать это… более-менее. Зато теперь могу общаться с дедушкой у его могильной плиты, если меня снова накажут дома или обидят в школе. А еще я умею вот так.

Морган встала и в два шага очутилась возле меня. Ее крошечная ладонь легла мне на лоб, и по вискам разлилось тепло. Тепло это было шелковым, убаюкивающим, будто меня обернули в покрывало. Оно избавило меня от головной боли.

Когда я провела пальцами по брови, ища шероховатость пореза, то ничего не нашла.

Исцеление.

Я загнула седьмой палец.

– Ты та, кого я искала, Морган.

Она улыбнулась, но быстро помрачнела вновь.

– Вы сказали, что я… ведьма, – выдавила Морган с трудом, отступив. – Но разве ведьмы не зло?

Брови у меня взлетели вверх – как хорошо, что она залечила мне лицо, иначе это изумление аукнулось бы адской болью! Перестав сдерживаться, я фыркнула, забарабанив пальцами по стулу.

– Вовсе нет! Ведьмы не имеют ничего общего с дьяволом. Люди всегда боятся того, чего не понимают, вот и напридумывали небылицы, чтобы оправдать собственные зверства. Ими всегда руководили зависть и страх. Магия – врожденная способность, и никто не заключает никаких сделок в обмен на нее.

– Значит, вы тоже ведьма? И умеете то же самое, что умею я?

– Да, верно.

– Все ведьмы умеют? – уточнила она, и я закусила губу.

– Нет, далеко не все. Единицы. Но ты можешь гораздо больше, и я способна научить тебя этому, если захочешь.

Морган запнулась и ответила так тихо, что я едва расслышала:

– Церковь… То есть родители говорят, что я не должна пользоваться этими дарами. Что я должна молиться и они уйдут. Это дьявольское искушение, которое надо пройти, чтобы не попасть в ад.

– Подожди… Они знают?

– Угу. – Морган села обратно и сжала острые коленки, пытаясь сдержать сотрясающую ее дрожь. – Не обо всем, но… Как-то раз я случайно ответила на вопрос мамы, который она не задавала вслух. С тех пор родители изменились.

– Они когда-нибудь били тебя?

Пальцы Морган невольно забрались под рукава кофты, скрывающие испещренные шрамами запястья.

– Я это заслужила.

– Морган…

Она смутилась и посмотрела меня, колеблясь, можно ли мне доверять. Очевидно, черта была пройдена, и, поняв, что поворачивать назад уже поздно, Морган встала и отодвинула шкаф.

За ним, прямо в стене, была выбита широкая выемка, а в ней – пленочный фотоаппарат и сундучок со снимками, которые Морган тут же вручила мне, по-детски хвастаясь. Она тянулась к теплу, как цветок к солнцу, ластилась к каждому, кто проявлял к ней внимание. В ней было столько невысказанной любви, что я не могла отказать ей и не восхититься ее работами, когда она принялась перебирать их.

– Вот, посмотрите. Это мой одноклассник, который подарил мне свой старый фотоаппарат. Родители не знают, но он очень милый…

На одной из карточек улыбался мальчик, держа в руках коробку с пиццей. Затем Морган перешла к другим снимкам – местное кафе, церковь, лес, снова церковь… Она могла бы рассказать мне о каждом из них, но за дверью раздались шаги.

Я захлопнула сундучок и схватила побледневшую Морган за руку.

– Хочешь больше не прятать фотографии? – спросила я шепотом. – Вообще не прятаться! Быть собой. Не бояться ни родителей, ни одноклассников.

– Я не знаю…

– Пойдем со мной. Прошу тебя.

– Что? Бросить родителей? – Из ее горла вырвался предательский всхлип, напоминая мне, что она еще ребенок, сломленный и боязливый. – Мне ведь всего пятнадцать! Я не могу уйти из дома. А как же школа? Экзамены? Мама с папой? Я…

– Ты сможешь в любой момент вернуться, как только тебе надоест, – пообещала я. – Я Верховная ведьма. Это значит, что я главная в нашей колдовской семье. Ты будешь под моим присмотром. Я обучу тебя не только магии, но и истории, даже тригонометрии, если захочешь. Ведьмы часто учатся на дому. Считай, это… закрытая школа! Я познакомлю тебя с такими же, как ты, научу пользоваться дарами. К тому же в этом городе небезопасно. Эти убийства…

– Связаны со мной? – испугалась Морган, прикрыв ладонью рот.

– Возможно. Убийца… не совсем обычный человек. Он коллекционирует магию. Лучше тебе держаться подальше от этого места.

Морган замялась, и шаги за дверью стихли: кто-то хлопнул дверью в ванную и спустился обратно вниз.

– Я не уверена, что вообще хочу быть ведьмой, – прошептала она, отходя к постели и нащупывая крестик на шее, как я каждый раз искала свои жемчужины. – В Писаниях сказано, что колдовство есть грех. «Ворожеи не оставляй в живых». Разве те, кто его практикует, не идут против Бога? Разве он не откажется от меня, если я соглашусь? Разве я… не противна ему?

Я пододвинула стул ближе к Морган и, оказавшись к ней вплотную, взяла за руку. Ресницы у нее были до того длинные, что ложились на щеки, когда она смотрела вниз.

– Мама учила меня иначе, – начала я. – Не все ведьмы верят в Бога, но мама верила. Не думаю, что она посещала церковь и вообще поддерживала одну из монотеистических религий, но… Она говорила: «Бог есть любовь». Это я хорошо запомнила, как и то, что все люди – дети его. И если это так, то как ты можешь быть противна Богу? Ведь это именно он создал тебя такой. Ты венец его творения, Морган.

На ее лице отразилась вспышка уязвимого доверия. Минута томительных раздумий, длящаяся целую вечность, – и вот она решилась.

– Я хочу сбежать отсюда с тех пор, как мне исполнилось десять, – неожиданно призналась Морган. – Однажды я поехала на автовокзал, но мне было так страшно, что я вернулась… Мне и сейчас страшно, Одри.

Ее будто швыряло из стороны в сторону, как лодку в неспокойном море. Внушаемый с детства страх был так силен, что раз за разом бил ее о камни и отбрасывал назад.

Я снисходительно улыбнулась.

– Понимаю. Мне было тринадцать, когда умерла мама, а потом я потеряла всех шестерых братьев и сестер. Справляться со всем в одиночку непросто, потому я и хочу, чтобы ты разделила свое бремя с теми, кто несет его, как и ты. Я никогда не причиню тебе вреда. К тому же ты можешь за себя постоять. – Я ухмыльнулась, приподнимая свитер, под которым на животе краснело несколько воспаленных царапин от вороньих когтей. Морган пристыженно поморщилась. – И да, обращайся ко мне на «ты». Я ненамного старше тебя: мне всего лишь двадцать.

Выражение на ее лице потеплело, и она наконец-то расслабилась, расправив плечи. Морган перестала теребить крестик и обвела взглядом свои вещи, остановившись на сундучке со снимками и фотоаппарате.

– Я уже готова, – заявила она вдруг, схватив их в охапку.

– Эм-м… Уверена?

Морган потрясла передо мной рюкзаком, куда быстро запихала свои сокровища, включая сборник со страшными историями, – похоже, в большем она не нуждалась. Даже Библия осталась лежать на столе.

– Ну, как скажешь, – пожала плечами я. – Тогда идем и поговорим с твоими родителями, а затем…

– Нет! – вскрикнула Морган, и дверь захлопнулась у меня перед носом, едва я подошла к ней. – Пожалуйста, не надо! Давайте… просто уйдем. Без объяснений.

– Я могу наложить на них чары, – предложила я в качестве компромисса. – Чтобы они думали, будто ты гостишь у бабушки или отправилась в интернат, а тем временем…

Морган остановила меня и почти стыдливо призналась:

– Не надо. Я хочу, чтобы они знали, что я ушла. Чтобы гадали, почему я это сделала. Я ведь не зло. – Она поднесла руки к лицу, разглядывая свои пальцы, будто они были в чем-то испачканы. – Не зло…

Я промолчала, мысленно поставив галочку напротив пункта «Помочь Морган потравить тараканов в голове», и вышла из комнаты, жестом велев ей держаться сзади.

Что ж, это будет не просто.

– Мистер и миссис Гудвилл, есть разговор…

Внизу слышался смех, но он мгновенно утих, стоило нам с Морган показаться на лестнице. Она пряталась за моей спиной, прижимая к груди рюкзак и кутаясь в теплый шарф.

– Что, вот так быстро? – удивилась Тюльпана, держа в руке стакан молока. Похоже, она ни капельки не верила, что у меня получится. – Круто! Должно быть, вы действительно допекли свою дочь, раз она готова бежать от вас с первыми встречными тетками. Ладно, нам же лучше. Поехали из этого клоповника!

– Что происходит? – наконец подал голос Виктор, отодвигая стул, когда Тюльпана схватила с тарелки последнюю картофелину и засобиралась. – Морган, ты куда?!

– Она уезжает с нами, – ответила я как можно спокойнее, встав между Виктором и Морган непреодолимым препятствием. – Считайте, что я из органов опеки.

– Вы не имеете права! – От пронзительного вопля Агаты, кажется, задребезжали стекла. – Морган, сейчас же отойди от них!

Я бросила взгляд на девочку, но та выглядела уверенно, хоть и не осмеливалась посмотреть на родителей. Виктор протянул мускулистую руку к Морган, но та отпрянула, придвигаясь к двери.

– Извини, папа.

– Морган, ты ведь даже не знаешь их… Куда ты пойдешь?!

– Неважно куда, лишь бы не оставаться здесь. Я не хочу больше так жить! – воскликнула она, проглотив отчаяние. – И случайно навредить вам или кому-то еще тоже не хочу. Дедушка говорил доверять своей интуиции… Он сказал, однажды я встречу кого-то, кто мне все объяснит…

– Этот безумный старик?! – взревел Виктор. – Он был болен, Морган! А болезнь извращает разум.

– Нет, папа, это ты не понимаешь! Дедушка теперь в порядке. Мы общались неделю назад…

– Ох! – Виктор схватился за голову. – Снова ты за свое. Это все бесы… Миражи! Дедушка теперь в лучшем месте, Морган. Он не мог говорить с тобой!

Она поджала губы, засомневавшись, но снова выпрямилась:

– Я знаю, что правда, а что нет. Я вернусь, папа, обещаю! Мне просто нужно время, чтобы понять…

– Нет, можешь не возвращаться, если сейчас переступишь порог! – предупредила Агата сквозь зубы, и прежде равнодушная Тюльпана вдруг вышла из себя.

Один щелчок пальцами – и рот Агаты стянуло невидимой пленкой. Ее глаза раскрылись от ужаса, она замычала, неистово замахала руками. Морган ахнула и вдруг… хихикнула.

– Жди на крыльце, – велела я ей серьезно, подтолкнув к двери. – А ты, Тюльпана, прекрати этот цирк!

– Развлекаюсь, как могу, – ответила она, и мне пришлось сделать вид, что я собираюсь броситься на нее, чтобы она щелкнула пальцами снова, снимая заклятие. – Вот же зануда!

Губы Агаты разжались, и она жадно глотнула воздух, ощупывая свой рот. Глаза ее налились, и вся она покрылась потом, пошатнувшись и опрокинув с кухонного стола сервиз.

– Боже милостивый! – вскричала она, поднимаясь и бросаясь к мужу, уже снявшему с камина ружье. – Мы привели дьявола в наш дом!

– О нет, милая, – снисходительно улыбнулась ей Тюльпана. – Я гораздо хуже дьявола.

– Отойди, Агата! – крикнул Виктор и вздернул ружье, наставляя его на нас.

Даже когда он взвел курок, Тюльпана не отвела от его лица своих потемневших, вновь ставших аметистовыми глаз. Она очертила пальцем полукруг в воздухе, будто переводила стрелки часов.

– Виктор… Что ты делаешь?

Ружье, ведомое ее желанием, медленно повернулось и уперлось Агате в грудь. На руках Виктора вздулись вены. Он рычал, упирался ногами в пол и пытался опустить ружье, но не мог. Агата закрыла лицо руками, пятясь к камину.

– Послушное стадо овец, воспевающее свою мнимую добродетель, – прошипела Тюльпана, и в ее злости таилось нечто такое личное и болезненное, чего мне было не понять. – Помощники приютов, сиделки, учителя воскресных школ… Вы всегда выбираете места, где живут те, кто слабее вас, кто не может дать вам отпор. Стекаетесь туда, как акулы на свежую кровь… Но посмотрите, что с вами сейчас! Как легко я, шлюха Сатаны, управляю вами двумя. Для этого мне даже не нужна Библия, как вашему пастырю. Ну и где же сейчас ваш Бог? Почему он не спасет вас от меня?.. Бам!

Пальцы Виктора легли на курок. Он вздрогнул, ожидая услышать выстрел, но Тюльпана лишь глумилась, посмеявшись, а затем позволив Виктору выронить ружье. Он застонал и обмяк на полу, не устояв на ватных ногах. Его лицо усеяли градины пота. Агата рухнула рядом: обхватила себя руками и начала молиться, раскачиваясь, как умалишенная.

– Вы… – прошептал Виктор. – Ведьмы!

Тюльпана закатила глаза и шевельнула запястьем. Дуло ружья заскрипело, вдруг накалилось и согнулось в бараний рог, будто сделанное из пластилина. Потом оно подскочило, и приклад ударил Виктора в нос с такой силой, что брызнула кровь.

– Оружию не место в руках фанатиков, – равнодушно бросила Тюльпана и развернулась, двинувшись к выходу. – Смотреть противно. Закончи здесь сама. Я и Морган подождем снаружи.

Я не знала, как именно должна «закончить» все это, но в груди, как и у Тюльпаны, горел праведный гнев. Я смотрела на Агату, жмущуюся к Виктору, который пытался остановить кровотечение из носа. Оба, напрочь забыв об инстинкте самосохранения, смотрели на меня с обжигающей ненавистью и презрением.

– Вы всего лишь глупые люди, – прошептала я и, шагнув к ним, наклонилась: – Ваша дочь – агнец божий. Она не порождение зла! А вот я… я – да. Не вздумайте преследовать нас или искать. И не вздумайте запирать дверь перед носом Морган и наказывать ее, если она решит вернуться. Иначе… я вырежу ваши сердца и принесу их в жертву Сатане. И никакие молитвы вас не спасут.

Агата нервно икнула, а я развернулась и вышла.

– Про Сатану было мощно, – ухмыльнулась Тюльпана, уже докуривая сигарету: она, несомненно, все подслушивала. – Может, Шамплейн пора сменить культ?

Я передразнила ее и робко улыбнулась ничего не понимающей Морган, которая сидела на ступеньке. Тревожно поглядывая на дом и дергая лямку рюкзака, она попыталась узнать:

– А родители…

– Они в порядке. Я наложу на них заклятие забвения, как только ты этого захочешь. А пока пусть поразмыслят над своим поведением. – Я взяла Морган под руку и потащила следом за Тюльпаной к кромке зеленеющего леса. – Сейчас будет твой первый полноценный ритуал! Тебе понравится.

Морган стоило усилий не оглядываться на дом, и, когда тот скрылся за деревьями, она грустно вздохнула. Надеясь, что телепортация настолько поразит ее, что отвлечет от грустных мыслей, я достала из кармана джинсов кусочек соляного мела и помогла Тюльпане начертить пентаграммы на трех тополях, которые стояли друг напротив друга, образуя треугольник. К тому моменту, когда мы закончили, солнце почти село, окрасив небо в винный цвет.

– Иди сюда, – подозвала я Морган, встав по центру и вытерев ладони о джинсы. – Не бойся. Просто закрой глаза.

Она покосилась на исчерченные мелом стволы деревьев, но подчинилась. Тогда я взяла ее за руку и приободрила улыбкой, дожидаясь, когда Тюльпана закончит свой рисунок и тоже встанет рядом.

– Ауч! Что опять?!

Я едва успела просунуть пальцы в сжатую ладонь Тюльпаны, как ее ногти вонзились в меня так глубоко, что заискрило в глазах.

Не говоря ни слова, чтобы не встревожить Морган, Тюльпана кивком указала мне на лесные заросли. Пока она на одном дыхании бормотала заклятие перемещения, я вглядывалась в вечерние тени и пыталась понять, что так ее напугало.

Там, в густой роще, развевалась длинная бежевая юбка с бахромой на подоле. Водолазка, плащ, кожаные перчатки закрывали каждый дюйм ее тела – открытым оставалось только лицо, тонкое и прекрасное, с металлически-серыми глазами, как у меня, и в обрамлении светлых кос.

Ферн приветливо улыбнулась и помахала мне рукой.

Ab uno loco ad alium, – расслышала я шепот Тюльпаны, и мы исчезли из Ривер-Хейтс.

Я распахнула глаза и вжалась в угол обеденного зала, в котором стоял сервированный на семерых стол. Сердце колотилось так сильно, что казалось, звук эхом разносился в тишине особняка.

– Ух ты, какой дом! – заворковала Морган, будто такое дальнее путешествие сквозь пространство и время ничуть не потрясло ни ее ум, ни внутренние органы.

Даже Тюльпану слегка мутило, судя по зеленому оттенку ее лица. Мы смотрели друг на друга, но обе хранили молчание – каждая думала о своем и не решалась высказать эти мысли вслух.

– Ох, как здесь грязно… Ну ничего! Я умею хорошо прибираться.

Взглянув на Морган, которая, преисполненная энергии, бросилась изучать соседние комнаты, я поняла, что с домом что-то не так. Помимо непривычно глубокой тишины я вдруг заметила следы хаоса: разбитые тарелки и вазы, разбросанные стулья и сырая земля, раскиданная по ковру.

«Зачем тебе это, парень? Весь дом будет вверх тормашками. Одри это не понравится…»

Я услышала гомон голосов, раздавшихся за окном, и бросилась к двери, пролетев мимо декоративного столика. На нем лежало бычье сердце, пронзенное длинной черной иглой и перемотанное моим красным шелковым шарфиком.

– Вставай, мальчишка! Ты правда думаешь, что я доверю тебе защищать ее, когда ты и минуту продержаться не способен?!

Шум борьбы. Грохот упавшего навахона. Бархатный дразнящий голос, выкрикивающий что-то на испанском – не то одобрение, не то издевка. Шелест страниц и дотошное ворчание, из которого я поняла, что проворачивать что-то до моего возвращения было дурной затеей.

Но главное – женский голос, пробудившийся из древних глубин моей памяти и черного, как смола, прошлого.

Я выбежала на крыльцо, и на миг меня ослепило красное солнце, заходящее за горизонт.

– Долго мне ждать? – прикрикнула Рэйчел, поддевая лежащего навзничь Коула носком сапог. Наши глаза встретились, и ее меч, висящий над его головой, медленно опустился. – Ох, ангел…

– Одри?.. Одри! Черт, Сэм, лови ее!

Это было последнее, что я услышала, прежде чем соскользнуть со ступенек крыльца. Слабость навалилась теплым кошачьим пузом, и весь мир залило тьмой.

Загрузка...