Страттуммел, Форест-оф-Атолл, конец июля 1306 года
«Никогда» вернулось к ней четыре месяца спустя.
А потом что-то пошло не так – вернее, не так пошло все! Белла не могла даже представить подобного конца. Бежать, спасать свою жизнь… будто они преступники. Англичане дали Брюсу прозвище Король Висельник, и было мучительно сознавать, что это правда.
Белла смотрела в голубые глаза Маргарет, огромные на бледном лице, наполненные страхом.
– Ты уверена? Королева действительно сказала, что мы должны покинуть и короля, и армию?
Кузина кивнула, не в силах сдержать слезы, и они побежали по ее щекам.
– Да, и приказала собираться: мы должны выехать через час.
Страх, написанный на лице девушки, был прямо-таки осязаем. Уже не в первый раз Белла пожалела, что приняла Маргарет к себе в услужение: милая, кроткая, она не могла выдержать тягот подобного существования.
Да и никто бы не выдержал. За прошедший месяц они повидали столько сражений, смертей и крови, сколько Белла не думала увидеть за целую жизнь.
Незначительная поддержка, которой Роберт заручился после коронации, пока Эдуард собирал войска для похода на мятежников, рассеялась после сокрушительного разгрома при Метвене. Соглашаясь встретить противника именно там, Роберт надеялся на победу, но его предали: Эмер де Валанс, презрев кодекс рыцарской чести, атаковал раньше условленного срока.
Роберт делал ставку на решительную победу, которая утвердила бы его право на королевский трон, но конец был гибельным и печальным. Тех, кто оставался верным королю, разгромили и вынудили бежать на холмы, а король тем временем пытался восстановить силы и собрать под свои знамена новых воинов.
На зов поспешили немногие, и до Метвена войско Роберта было, мягко говоря, немногочисленным: большая часть сплотилась вокруг ее мужа и других могущественных вождей, а после Метвена тех, кто еще сочувствовал Брюсу, оказалось слишком мало, чтобы противостоять ярости Эдуарда, угрожавшего жестоко покарать мятежников. Скоро все увидели, каковы могут быть последствия: после пленения и казни Саймона Фрейзера, с которым расправились с той же чудовищной жестокостью, что и с Уоллесом.
Вместе со всеми спасаться бегством пришлось и Белле, и королеве Элизабет, и Марджори, дочери Роберта от первого брака, и двум его сестрам Кристине и Мэри. Последний месяц они влачили существование на подножном корму, как изгои, в наспех сооруженных хижинах, окруженных простым деревянным частоколом, в лесу поблизости от берегов озера Труммел, под покровительством Дункана Отважного, вождя клана Доннхайд.
Накануне, когда англичане загнали Роберта с востока, он предпринял попытку пробиться на запад. Обнаружилось, однако, что в местечке Далриг на дороге ждет засада под предводительством Джона Макдугалла, лорда Лорна, с тысячей воинов его клана. Король с несколькими сотнями воинов принял бой и едва сумел сбежать, спасая свою жизнь. Один из солдат Лорна буквально держал короля в руках: он сорвал с Роберта плащ и забрал с собой королевскую брошь.
Теперь они не могли оставаться даже в этом временном убежище: придется опять бежать.
Слава богу, с ней не было Джоан. Макруайри оказался прав: ее дочери тут не место. Он вообще во многом был прав. Белла же сильно недооценила Эдуарда, с его яростью и желанием отомстить мятежным подданным. Молот ударил по ним со всей силой, а за ее голову была обещана награда.
Так было поднято печально известное «знамя с драконом», означавшее, что мятежникам не будет пощады: убийство без суда.
Нельзя, чтобы видели, как она дрожит от страха! Белла попыталась утешить кузину, выбросив из головы Лахлана Макруайри. Со дня коронации она почти ничего о нем не слышала – впрочем, учитывая, как обернулось дело на войне, беспринципный наемник, вероятно, давно переметнулся на сторону противника.
Белла стиснула зубы. Ей следует думать лишь о том, чтобы избежать смертельной опасности и найти способ вернуть дочь. Четыре месяца показались ей вечностью, но, по крайней мере, Джоан не выдали замуж. Предательство матери спасло от беды дочь.
Белла гладила Маргарет по волосам, пока девушка рыдала у нее на плече и причитала:
– Что с нами будет? Как мы доберемся до Килдрамми, если с нами всего десяток воинов? Кто нас защитит?
Белла ничего не ответила, да и что здесь скажешь, если она сама не знает? Король отсылает женщин под охраной нескольких рыцарей, но это как-то не успокаивало.
Маргарет подняла голову и устремила на кузину покрасневшие глаза под набрякшими веками.
– Нас поведет какой-то Лахлан Мак… Мак…
Белла вздрогнула.
– Макруайри?
Кузина энергично закивала.
– Точно. Ты его знаешь?
Белла горько усмехнулась.
– Это один из тех, кто выкрал меня из Балвени.
За эти месяцы отчаяния и вынужденной разлуки с дочерью – муж, правда, издевательски предложил ей приехать и забрать ее – Белла рассказала Маргарет многое о своих приключениях. Сердечная боль не утихала, а напротив, лишь усиливалась с каждым новым днем разлуки. Она не осмеливалась спросить себя, когда сможет увидеться с дочерью снова: слишком тяжело было об этом думать, – но Джоан, по крайней мере, знала, что мать ее не бросила. Через несколько недель после коронации Роберт сообщил, что Джоан передали записку. Он не рассказал подробности, но заверил, что ее дочери все объяснили. Белла была тронута заботой короля.
Маргарет ахнула:
– Это тот самый, кто солгал тебе насчет Джоан?
Белла кивнула, и кузина, как и следовало ожидать, пришла в ужас. Король не просто отсылал их, но вверял их судьбу человеку, который был верен исключительно собственному кошельку. Но тревожила Беллу не только предательская натура Макруайри: гораздо сильнее она переживала из-за того, что происходит с ней в его присутствии.
Лахлан Макруайри ее смущал, лишал самообладания.
– Не волнуйся, дорогая. Я поговорю с Робертом и все выясню. Тут, должно быть, какая-то ошибка.
Оставив Маргарет собирать их скудные пожитки, Белла отправилась на поиски короля.
Роберта не было в Королевском зале – так в армии называли хижину, где он жил, – однако королева Элизабет подтвердила слова Маргарет и отправила Беллу на берег озера, где стояла лагерем армия – вернее, то, что от нее осталось.
Белла поспешила к озеру, но открывшееся ее глазам зрелище встревожило еще больше. В лагере царил хаос. Вероятно, у Брюса оставалось не более двухсот воинов, многие были ранены и истекали кровью: у кого-то фактически не было руки или ноги, – и лежали на земле там, куда повалились сами или были принесены после вчерашнего отступления.
Вонь была ужасающая. Белла закрыла рукой рот, чтобы не вырвало. Ей бы уже следовало привыкнуть к подобным ужасам, но в воздухе висели запахи крови, пота и других телесных жидкостей, образуя такую тошнотворную смесь, что не обращать на это внимания было выше ее сил.
Мужчины сновали по лагерю, срывали палатки, собирали пожитки. Ее никто не замечал или все были слишком заняты, чтобы кого-то замечать. Армия разваливалась, люди бежали, пытаясь спасти свою жизнь. О господи, как же такое могло случиться?
Наконец она заметила Эдуарда Брюса. Младший брат Роберта ей не очень нравился: вспыльчивый, надменный и противоречивый, он был столь же искусным воином на поле битвы, что и сам король, но ему недоставало галантности и природного благородства.
– Где его величество? – обратилась к нему Изабелла. – Мне нужно с ним поговорить.
Эдуард окинул ее неторопливым взглядом. Пристальный взгляд черных глаз ничего не выражал, но Белла догадалась, о чем он думает.
– Король занят. Может, я сумею помочь?
Она презрительно сощурилась – его слова, даже тон голоса, подразумевали оскорбительный намек. Было ясно, что он имеет в виду. Лживый слух, пущенный мужем – якобы это он выгнал распутную жену из дому, – проник даже в их лагерь. Ее охватил гнев.
– Мне нужен король, – повторила Белла таким тоном, чтобы у Эдуарда не осталось сомнений, что никто не заменит ей короля, тем более его младший брат. – У меня очень важное дело.
Он смерил ее уничижительным взглядом, и она поняла, что удар достиг цели.
– Роберт там. – Эдуард указал на группу воинов, которые стояли на некотором удалении от остальных, возле загона, где содержались несколько ценных королевских боевых коней. – Но лучше подождать, пока он закончит.
Похоже, у короля важное совещание, поскольку его окружали верные рыцари: сэр Макнил Кэмпбелл, сэр Джеймс Дуглас, граф Атолл и прочие, среди них Уильям Гордон и Магнус Маккей.
Видеть этих двоих Белле всегда было приятно, и ей нравилось перекинуться с ними словечком, когда их пути пересекались в течение этих нескольких месяцев. Смущало, однако, то место, которое они занимали в армии короля. Вряд ли простые солдаты могут водить дружбу со столь знатными особами. Белла часто видела их с другими рыцарями – например, с вождем одного из западных кланов с острова Скай по имени Тор Маклауд, который занимал неожиданно высокое положение среди ближайших наперсников короля.
Было в этих воинах что-то особенное, и не только внушительный рост и сила – все горцы были высоченные и мускулистые. Их отличали властные манеры, привычка отдавать приказы.
Она последовала совету Эдуарда, но, к счастью, долго ждать не пришлось. Совещание закончилось через несколько минут, и мужчины стали расходиться. Остался только один.
Странное волнение охватило Беллу. За эти месяцы, с того дня как она видела его в последний раз, Лахлан Макруайри почти не изменился, разве что выглядел еще подозрительнее: отросшие волосы, небритый, грязный заляпанный кровью акетон, – зато, кажется, пополнился его боевой арсенал, притороченный ремнями к спине. Лицо пирата осунулось, стало еще суровее, но это лишь прибавило ему грозной притягательности.
Белла раздраженно поджала губы. Кое-что в нем точно не изменилось. Каким был красивым этот дьявол, таким и остался. От него исходило ощущение мужской силы. И, если бешеный стук сердца что-то да значил, Белла по-прежнему была во власти этой силы.
Нужно положить этому конец. Она уже повидала бед, так что новые неприятности из-за отъявленного злодея, который смотрел на нее так, будто она годилась лишь на то, чтобы удовлетворять его вожделение, ни к чему.
Белла пересекла поляну, лавируя среди всеобщего хаоса, и подошла к загону сбоку. Не смея прерывать их беседу, она надеялась, что Роберт сам обратит на нее внимание, но они о чем-то так жарко спорили, что не замечали ее. Белла не собиралась подслушивать, да только и они не считали нужным говорить тише.
– Найдите кого-нибудь другого, – горячился Макруайри. – Назначьте командиром Дугласа или Атолла. Я больше пригожусь вам на западе вместе с Ястребом.
Белла было задумалась: кто такой Ястреб? Потом до нее дошел смысл его слов. Если бы не столь отчаянное положение, она могла бы даже порадоваться: Макруайри не желал ее сопровождать.
– Не тебе решать, что и как делать. Ты отказываешься выполнять мои распоряжения?
Белла застыла, наблюдая за Лахланом, который осмелился возражать самому королю. Он так стиснул зубы, что побелели губы; глаза вызывающе сверкнули, а тело напряглось, как у змеи перед прыжком.
Потом она услышала, как он пробормотал:
– Нет, не отказываюсь, просто прошу подумать еще раз. Я на такое не подписывался.
А как же ответственность, долг? Да чему, собственно, она удивляется? Тот, кто бросил собственный клан, вряд ли может быть вожаком.
Но каким бы грозным ни казался Макруайри, Роберт Брюс не отступал ни перед кем – даже перед таким вот головорезом с горой мускулов.
– Именно на это ты и подписывался. Как думаешь, почему я выбрал именно тебя?
Долгую минуту мужчины мерили друг друга взглядами, и Белла могла поклясться, что чувствует, как между ними проскакивают искры.
Наконец Лахлан кивнул.
– Пойду приготовлю лошадей.
Белла в отчаянии смотрела ему вслед. Жаль, что он не сумел переубедить Роберта: значит, придется заставить короля принять ее доводы. Он как раз уже шел в ее сторону, но был настолько погружен в свои мысли, что мог бы пройти мимо, если бы она его не остановила.
– Прошу вас, сир, на одно слово!
Он поднял голову и, увидев Беллу, вымученно улыбнулся, а ее сердце охватила печаль.
Роберт Брюс выглядел именно так, как и должен тот, кто потерпел сокрушительное поражение, кого чуть не убили, причем дважды, на чьих глазах умирали друзья, много друзей, на кого идет охота и кто знает, что нигде на земле для него не осталось безопасного места.
Белла чувствовала, как подступают к горлу рыдания. Никогда в жизни не думала она, что увидит подобное уныние на лице Роберта Брюса!
Она была чуть старше Джоан, когда впервые встретила красивого молодого сквайра, который приехал, чтобы упражняться в боевом искусстве с ее отцом. Даже в семнадцать лет он казался хозяином жизни. Обаятельный и галантный, он ущипнул ее за нос и заявил, что когда-нибудь она задаст всем жару: силы духа у нее хоть отбавляй, сказал он.
Но вряд ли он знал, каким испытанием для нее станет замужество.
Роберт был единственным, кто дал понять Белле, что ее желания тоже имеют значение. Для нее он был как старший брат, которого ей всегда хотелось иметь: терпеливый, внимательный, добрый. И главное – он был ее отважным защитником.
В те месяцы, что прожил с ними – вплоть до смерти ее отца, – Роберт не раз спасал ее от его тяжелой руки. Отец Беллы был человеком жестокого и переменчивого нрава, то и дело отвешивал дочери затрещины, если она вызывала его неудовольствие, а это случалось нередко, но Роберту каким-то чудом удавалось его отвлекать. И отец забывал про неуклюжую девочку, которая то хлеб уронит, то суп прольет, то хохочет слишком громко.
Когда родственники убили отца, Белла была безутешна, но вовсе не потому, что ей было жаль тирана, а потому, что теперь Роберту придется уехать.
После того как вышла замуж, она редко видела Роберта, но несколько лет назад они оба оказались в Лондоне. Белла мрачнела лицом, вспоминая тот унизительный случай. Именно тогда муж впервые ударил ее. Застал их с Робертом в саду за разговором и решил, что здесь кроется нечто большее, чем дружба. Белла любила Роберта как брата, а теперь любила как короля, как и полагалось верной подданной. Ничего больше. Но мужу померещилась незаконная связь.
– Роберт, это правда? Вы действительно нас прогоняете?
Печаль в его глазах разбивала ей сердце.
– Нет, не гоню, Белла, а даю тебе шанс. – На вопрос в ее глазах он ответил: – Они не оставят меня в покое.
Конечно. Он надеялся увести преследователей за собой, чтобы женщины смогли спастись. Даже сейчас он все еще пытался их защитить.
– Найджел удерживает Килдрамми, – продолжал Роберт, имея в виду своего младшего брата. – Некоторое время вы будете там в безопасности, но если англичане подберутся слишком близко, я дал указания Зме… – Он оборвал себя на полуслове. – Макруайри отвезти вас в Норвегию, к моей сестре.
Он заметил, как вытянулось ее лицо, и поднял руку, призывая к молчанию.
– Знаю, ты его не жалуешь, но в молодости он долго жил в Норвегии, хорошо знает страну, так что отвезет вас туда, если понадобится. Тебе же известно, как ловко западные горцы управляются со своими галерами.
Это неудивительно: пираты всегда были замечательными мореходами, – но вовсе не означает, что она кому-то из них готова доверить свою жизнь.
– Дело не в моих симпатиях или антипатиях, – возразила Изабелл. – Я ему не доверяю.
Роберт внимательно посмотрел на нее.
– Ты ничего не утаила от меня, Белла? Может, он сказал или сделал что-то такое, что тебя оскорбило?
Она покачала головой.
– Нет-нет, ничего такого…
Похотливые взгляды, конечно, не в счет: неважно, что они сводили ее с ума.
– Тогда, значит, ты сомневаешься в его опытности?
Она снова покачала головой, вспомнив полдюжины убитых солдат мужа в лесу. Нет, воин он умелый, тут ничего не скажешь.
– Я сомневаюсь в его верности. Как вы можете быть уверенным в том, что он не предаст? Этот человек ничуть не лучше обыкновенного бандита.
Губы короля дрогнули, и впервые за долгое время Белла увидела на его лице намек на улыбку.
– Да, он такой, но тебе не о чем беспокоиться: если Макруайри что-то обещает, то непременно сделает, даже если ради этого придется пойти на хитрость.
Однако королевская похвала ее не убедила.
– Прошу вас, Роберт! – Она дотронулась до руки короля, щеки ее порозовели. – Я случайно услышала… Он ведь и сам не хочет с нами ехать. Если он бросил людей своего клана, то почему, вы думаете, он может сопровождать нас? Неужели никого больше нет?
Роберт покачал головой.
– Белла, я принял решение и прошу тебя просто верить ему, как ты веришь мне.
Да, королю она верила, невзирая на все, что случилось. Она не дрогнула в своей убежденности, хотя Шотландия потеряла своего защитника и надежду на свободу.
Белла смиренно склонила голову, на глазах ее выступили слезы, когда с сокрушительной ясностью поняла: все пропало, ничего не сбылось.
– Ступай, девочка, собирай пожитки. Времени осталось мало: лорд Лорн наверняка уже готов броситься за нами в погоню.
Задыхаясь от рыданий, Белла поняла, что наступила минута прощания.
– А что будете делать вы? Куда направитесь?
– Пойдем на побережье: на западе у меня есть друзья. Как только оправимся, соберем новые войска и предпримем еще одну попытку.
По затравленному выражению в его глазах было ясно, что сам он в это не верил. Не верила и она. Дело Роберта Брюса было проиграно. Ему повезет, если сможет выбраться из Шотландии живым.
– Прощайте, Роберт, – не скрывая слез, проговорила Белла.
– Прощай, дитя мое. – Он протянул к ней руки, крепко обнял, и Белла улыбнулась сквозь слезы: именно так он всегда называл ее. – И прошу: позаботься о моей жене. Элизабет не привыкла к лишениям, у нее нет твоего боевого духа. – Он бросил на нее прощальный взгляд. – Прости, Белла, я не хотел, не думал, что все закончится так…
Он умолк.
– Вы не должны себя винить, и я нисколько не жалею о том, что сделала: и сегодня поступила бы точно так же. Вы наш лев.
Белла не кривила душой – что бы ни произошло, какая бы судьба ни ожидала их всех, он так и останется для них львом – символом шотландского рыцарства.
Она долго смотрела ему вслед, а потом и сама пошла к лесу. Ей оставалось только молиться за него и надеяться, что король знает, что делает.
Белла шла по тропинке, горестно вздыхала, а когда подняла взгляд, вздрогнула, неожиданно очутившись лицом к лицу с пиратом. Сердце испуганно екнуло. Не в состоянии отвести глаз, она была поймана, завлечена в ловушку одной лишь силой его взгляда. Она успела забыть, как пристально он умеет смотреть: его взгляд буквально впивался в нее, жаркий и пронизывающий.
Она покраснела, тревога опалила ее кожу огненным дыханием, точно лесной пожар. К собственному огорчению, Белла поняла, что ее реакция на пирата не изменилась, хотя нет: стала даже сильнее.
Но не только собственная чувствительность встревожила Беллу. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он слышал ее разговор с королем. Пират был в ярости. И более того: в его глазах горел такой дикий огонь, что ей немедленно захотелось обратиться в бегство, – но Белла давным-давно научилась не выказывать собственной слабости. Умение держать себя в руках помогло ей выжить в замужестве: стоическое подчинение и безразличие, а не слезы или страх. Мужчина может подчинить себе ее тело, но силу духа – никогда.
Гордо подняв голову, она заставила себя двинуться ему навстречу, ничем не выдав яростного волнения своего сердца. Их глаза продолжали безмолвную дуэль.
– Графиня, – произнес он с легким поклоном.
Белла не сомневалась, что слышит насмешку в его голосе, но сделала вид, что это ее не задело, и, напротив, надменно повела бровью.
– Удивлена, что вы все еще здесь.
Макруайри улыбнулся, но она почувствовала, что ее замечание уязвило его сильнее, чем он был готов признать.
– Просто жду более выгодного предложения.
Она знала, что он пытается ее спровоцировать, и все-таки стиснула зубы. Попытка побороть его злость презрением не удалась. Лахлан Макруайри – это вам не Бьюкен. У него нет слабых мест. Несколько слов и холодный взгляд – это не вызов. Но она не позволит ему запугать ее.
– И сколько же в наши дни стоит наемный меч? – смерив его взглядом, спросила Белла.
Он не отвечал долгую минуту, по-прежнему не сводя с нее взгляда.
– Больше, чем вы можете заплатить.
Ответ прозвучал слишком резко, и она не поняла, отчего он грубит, но возникло ощущение, будто совершила ошибку: ткнула острым, пробив кажущуюся неуязвимой защиту из насмешки, и высекла искру. Будто он, как и она, умело прятал свои чувства, которых, как ей раньше казалось, у него нет. Но когда он резко повернулся и зашагал прочь, ей осталось только удивляться. Если ему на все наплевать, тогда зачем так злиться?
Как буря, ворвался Лахлан в палатку, которую делил с несколькими воинами, и, не обращая внимания на Гордона, принялся забрасывать свои пожитки в кожаную суму. Приторачивая ее к седлу, он не обращал внимания на жгучую злость, от которой вскипала кровь. Еще чего! Разбираться в чувствах не было времени. Нравится ему или нет, но ему придется вести отряд. Нужно сосредоточиться на том, как сделать дело. Чем раньше все закончится, тем скорее он сможет вернуться к своему клану и перестанет страдать из-за нее.
Но он никак не мог стряхнуть с себя наваждение от увиденного в лесу.
Снова и снова вспоминал: выйдя из наспех устроенной конюшни, он сразу увидел, что Изабелла и Брюс стоят рядом. И эта сцена – ощущение близости между ними – поразила его как удар в солнечное сплетение.
Неприятными были уже сами ее слова, но то, как она упрашивала короля, и вовсе привело Лахлана в бешенство. Изабелла и Брюс держались точно любовники. Ее полные роскошные груди, способные соблазнить даже монаха, легко касались груди короля. А как она держала его за руку, запрокидывая голову, как умоляла! При взгляде на эти нежные, чуть приоткрытые губы любой мог думать лишь об одном…
Видит Бог, с того дня в лесу Лахлан вообще не мог думать ни о чем другом. До сих пор его терзали воспоминания, как увидел ее обнаженной. Ясно, что он по-прежнему томился по ней, и четыре месяца на островах ничуть не помогли. Стало только хуже, и эта вспышка ревности может служить тому доказательством.
Роберт! Имя короля так легко слетало с ее языка. Так можно обращаться к любовнику.
Неужели правда то, что он слышал?
Ему не хотелось верить слухам. То есть насчет Брюса он вполне мог допустить – за королем числился целый выводок бастардов, – но вот от нее… нет, она совсем другая. Лахлан начинал по-настоящему восхищаться графиней, что с ним случалось редко, но увиденное настораживало: что, если Бьюкен был отчасти прав, обвиняя жену в супружеской неверности? Якобы она рискнула всем, что у нее было, чтобы короновать Брюса лишь потому, что была его любовницей.
В условиях наложенного на Шотландию интердикта нечего было и думать, чтобы папа римский дал разрешение развестись. Тем не менее Бьюкен дал жене отставку. Развод a mensa et thoro, по принципу «ночлег и стол», позволял супругам жить раздельно, но не заключать новый брак. Единственный способ – признать недействительным прежний брак, и если найти веское тому основание, их дочь могут объявить незаконнорожденной.
Так неужели все правда? Возможно, это объясняет, почему она так рисковала, чтобы короновать Брюса.
Лахлан стал заталкивать в мешок скатанный плед, который служил ему походной постелью, да так яростно, что палатка затряслась.
– Какого лешего ты творишь, Змей?
Лахлан быстро огляделся по сторонам – нет ли кого поблизости? – прежде чем ответить.
– Ничего! А ты, Гордон, следи за языком. У нас, между прочим, особое задание.
Каждый из горцев, входивших в ряды Шотландской гвардии, имел прозвище, поскольку официально ее не существовало и настоящие имена никто не должен был знать. Тем не менее слухи о тайном воинском братстве множились, и Лахлан понимал: сохранить в тайне их настоящие имена будет нелегко, но необходимо. Это не только придаст их отряду флер таинственности, но врагам будет труднее их обнаружить, а значит, поможет сохранить им жизнь.
Лахлан удивился, когда Брюс нарек его Змеем. Возражать, однако, вряд ли стоило, поскольку в этом прозвище было больше правды, нежели насмешки. Сначала его пустил в ход Тор Маклауд, оскорбительно намекая на мерзкий, змеиный норов Лахлана. Прозвище, однако, подходило ему как нельзя лучше: подобно скользкой змее, он умел вывернуться из любой ситуации и бесшумно нанести смертельный удар, а также проникнуть сквозь любые стены и уйти незамеченным, – исключительно полезный талант, если нужно захватить пленного или раздобыть сведения.
Его норвежские предки щеголяли прозвищами вроде Эрик Кровавый Топор или Торфинн Проломи Голову, поэтому Лахлан решил, что Змей – не так уж и плохо.
К несчастью, Гордон продолжал гнуть свое, невзирая на его предостережение.
– Не понимаю! Я думал, тебе тошно ходить под началом Маклауда и ты будешь рад, что можешь командовать сам.
Гордон прав: Лахлан терпеть не мог, чтобы им кто-то командовал, особенно Маклауд. Мало кто мог сравниться с Лахланом на поле боя, но вождь Шотландской гвардии был как раз одним из таких. И все-таки нежелание исполнять чужие приказы не означало, что он готов взять на себя ответственность за женщин короля.
Графиня полагала, что он презрел свой долг, отказавшись возглавить клан, и это действительно так. После того как сорок четыре воина последовали за ним прямо в смертельную ловушку, потому что он оказался таким идиотом, что поверил собственной жене, Лахлан отрекся от статуса вождя клана в пользу младшего брата.
Он был ослеплен вожделением, вот и проглядел тревожные признаки, когда молодая жена начала от него отдаляться. Избалованная вниманием – себе же во вред, – красавица Джулиана пожалела, что поспешила выйти за него: вождь клана, он был незаконнорожденным и не имел земельного надела, который подкрепил бы его титул. Когда подвернулся более состоятельный поклонник, она убедила своего брата, Джона из Лорна, будто Макруайри замыслил его предать. И вместо маленького отряда Макдоналда, на который предполагалось совершить неожиданный налет, Лахлана и его людей в бухте Кентра дожидалась добрая сотня англичан.
Макдоналды, его родичи и враги, нашли Лахлана умирающим, с торчащим из плеча копьем. Он был единственным выжившим. Его воины – друзья, которых он знал всю жизнь, которые верили ему, – были убиты у него на глазах точно свиньи на бойне. Было чудом, что Лахлан выжил, или проклятием – это как посмотреть.
По причинам, неясным ему до сих пор, кузен Энгус Ог, младший брат вождя клана Макдоналд, помог ему сбежать из темницы. Но, восстав из мертвых, Лахлан обнаружил, что жена помолвлена с другим и переехала в замок брата в Дунстаффнаге. Лахлан поменял одну тюрьму на другую, вот и все. А ведь Энгус Ог предупреждал, да Лахлан не слушал. Его объявили предателем, имущество и состояние были конфискованы. И Лорн, который искал случай заключить мир с англичанами, получил своего козла отпущения. Как кстати! На него и возложили вину за участившиеся нападения на солдат короля.
Скомпрометированный, объявленный мятежником, Лахлан, к тому же подозреваемый в убийстве жены, которой на тот момент уже не было в живых, понимал, что будет лучше для всех – для его семьи, его клана и для него самого, – если он уберется подальше. И он отплыл в Ирландию, сделался галлогласом, то есть наемником, и служил каждому, кто готов был платить.
Его плечи окаменели. Если он не хочет сопровождать этих дамочек, это вовсе не значит, что ему понравилось, как Белла Макдуфф умоляла короля заменить его кем-нибудь другим. «Удивлена, что вы все еще здесь!»
Ее презрение жалило очень болезненно. Проклятье, ведь она его совсем не знает! Ей только казалось, что знает, из-за его репутации. Однако то, что он выполняет разные поручения за деньги, не означает, что у него нет чести. Да, вероятно, он циник, излишне практичен, но вовсе не бесчестен.
Если он кому-то что-то обещал, то делал, и если ему не хочется сопровождать женщин, это вовсе не значит, что он проигнорирует приказ.
Черт, с какой стати ему небезразлично, что она думает?
– Я больше нужен на западе, – сказал он Гордону. – Одному Богу ведомо, в какую беду угодит Максорли, если я не смогу за ним приглядывать!
Гордон рассмеялся, хотя Лахлан и не думал шутить. Эрик Максорли был лучшим из лучших среди мореплавателей и не упускал случая это доказать. В результате его вечно преследовали несчастья.
– Хм. А мне показалось – не иначе, как тут замешана графиня.
Лахлан прекратил сборы и воззрился на Гордона ничего не выражающим взглядом.
– И какой черт навел тебя на эту мысль?
Но если в его голосе и звучали предостерегающие ноты, Гордон их не слышал. Лахлан знал, что ступает на опасную почву. Гордон, похоже, мнит себя его другом, но у наемника Макруайри теперь не бывает друзей.
– Только слепой не заметил бы, что в прошлый раз вы с ней разошлись не лучшим образом. Казалось, ты готов… на нее наброситься.
Улыбка на лице Гордона почему-то задела за живое.
– Я очень быстро исправил положение, – солгал Лахлан. – Одна пара мягких ляжек ничуть не хуже другой.
Гордон покачал головой.
– Да ты прямо поэт, Макруайри! Если мне понадобится бард, я знаю, к кому обратиться.
Прежде чем Гордон успел задать следующий вопрос насчет графини, Лахлан велел ему собрать всех и привести в конюшню. Король решил, что дамы могут взять себе тех немногих лошадей, что остались. Брюс и горстка его солдат направлялись на вересковые пустоши и в горы, где лошади были бы лишней обузой.
Через несколько минут Лахлан присоединился к Гордону. Гнев его поостыл, но не улегся окончательно. Да и злился-то он скорее на себя самого – нужно научиться контролировать свои эмоции.
Зря он не внял собственной реакции после того случая в лесу. Образ обнаженной графини терзал его четыре долгих месяца, будь оно неладно. Боже, стоило лишь вспомнить про это, и тело приходило в боевую готовность. Он тогда крепился изо всех сил, чтобы не пожирать глазами каждый дюйм белого обнаженного тела цвета сливок, одного взгляда на которое было достаточно, чтобы начать сходить с ума. А груди… полные, упругие, идеальной формы, с тугими розовыми сосками. Только подумаешь о них, и уже слюнки текут. Таких, как Белла Макдуфф, мужчина рисует в своих горячечных фантазиях. Ни одну женщину в жизни он не хотел так, как хотел ее. Инстинкт подсказывал Лахлану, что после долгих лет воздержания он, наконец, встретил женщину, которая могла сломить его оборону.
Он сгорал от злости: на себя, на нее. Похоже, гром грянул. Он снова стал одержимым и осознал, что тут не только вожделение, но и кое-что другое, не менее тревожащее: страх. Кровь стыла в жилах, когда он представлял ее, такую беззащитную, в лапах этого ублюдка.
А как он ревновал, видит Бог! Да что это с ним, в самом деле? Ему следовало хорошенько подумать, прежде чем пасть жертвой собственной слабости. Ревность, подпитываемая похотью, однажды превратила его жизнь в ад. В тот раз люди доверились ему, а он поддался чувствам. И вот вам: его солдаты были перебиты, да и он сам потерял все. И теперь, когда очень близок к тому, чтобы хоть что-то вернуть, он больше не пойдет по той же дорожке, спасибо большое. Столько положено сил, столько труда – нет, он не станет рисковать.
Лахлан прикинул вес кошеля с золотыми, что висел у него на поясе. Пока что Брюс держал свое слово, и Лахлан собирался держать свое. Как только подвернется оказия, это золото отправится на острова. Еще один платеж в счет долга, который он надеялся полностью выплатить за два с половиной года.
Что такого особенного было в Белле Макдуфф, чтобы задеть его за живое? Смелый язык? Роскошное тело шлюхи? Лахлан не знал. Набросить бы на нее мешок и держать так как можно дольше – то есть, видит Бог, целую вечность, – но нельзя, как бы ни был велик соблазн. Значит, ему придется избегать ее всеми правдами и неправдами.
Впрочем, Лахлан подозревал, что у него будет забот полон рот с его подопечными, чтобы сходить с ума по одной из них, какой бы соблазнительной та ни была.
Его подозрения подтвердились уже через несколько минут, стоило взглянуть на тех, кого ему предстояло охранять.
Проклятье!
Он, хорошо тренированный, закаленный в боях наемник, безжалостный и коварный, как ядовитая змея, несущий смерть, никогда не показывавший спину врагу – даже в самом отчаянном положении, – сейчас с радостью бы ушел… нет, убежал прочь!
Лахлан стал наемником не для того, чтобы возиться с женщинами и – о боже! – детьми. Король слишком многого хочет от него. К черту долги, к черту земли! Никакого золота не хватит, чтобы он в это ввязался!
О господи! Трое детей, чтоб ему провалиться! А женщин вообще не сосчитать.
Ему стало дурно. Как, скажите на милость, благополучно провести такую толпу сотни миль по самой дикой части Шотландии, когда половина английской армии бросится за ними в погоню?
Белла Макдуфф как будто угадала его мысли. Испытующего взгляда ее синих глаз было достаточно, чтобы приступить к решительным действиям.
От него ждут выполнения этой непростой работы? Что ж, он ее сделает, черт возьми.
Вот только плечи сгибались под грузом ответственности. Лахлан повидал достаточно смертей.
С мужчинами сложностей не возникло: просто отдал распоряжения на первую часть их похода, – но на то, чтобы раздать лошадей, ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал, поскольку выяснилось, что многие дамы никогда не ездили верхом.
А у Лахлана, в свою очередь, не было опыта по части командования целой толпой женщин. Закаленные в боях воины не ведают нежных чувств, так что можно отдавать приказы без лишних церемоний.
Когда одна из дам отказалась садиться на могучего боевого коня вместе с Маккеем, Лахлан едва не взвыл от отчаяния. Так хотелось собственными руками зашвырнуть ее в седло и рявкнуть, что, если не сядет на треклятую лошадь, явятся англичане и сопроводят ее куда надо.
Помощь пришла, откуда он никак не ожидал. Графиня дотронулась до его плеча, и Лахлан замер, готовый взорваться от злости, но мягкое прикосновение немедленно возымело успокаивающее действие. Она подняла на него взгляд, и на миг он забылся в море синевы. Как же она красива! А ресницы! Длинные и пушистые.
– Может, я сумею помочь?
Он тут же вспомнил эту волнующую хрипотцу в ее голосе, обволакивающем, растекаясь по коже и пронзая до костей.
Когда она так на него смотрела – с сочувствием и добротой, – у него щемило в груди. Чувство было незнакомое и приводило в замешательство. Лахлан умудрялся оставаться в живых так долго лишь благодаря острому чутью на опасность, а сейчас каждый нерв кричал об опасности.
Черт, он предпочел бы думать лишь о том, как бы затащить ее в постель.
Нельзя, чтобы она догадалась о силе своего воздействия на него. Он только и сумел, что кивнуть, хотя был благодарен ей куда больше, чем согласился бы признать.
Стоило графине произнести несколько подбадривающих слов – и капризная дама оказалась в седле вместе с Маккеем. Что до остальных леди, Белла, кажется, отлично знала, кто как ездит верхом, поэтому Лахлан охотно следовал ее советам, кого с кем посадить. И очень скоро – он и не думал, что получится управиться так быстро, – они выступили в путь.
Одна королева, одна принцесса, две графини, пять фрейлин, юная сестра короля, два графа – одному едва исполнилось четыре года, – и молодой рыцарь, которому не терпелось показать себя в деле, – и на всю эту ораву всего три воина Шотландской гвардии, которым предстояло защитить их от армии самого могущественного и мстительного короля.
Лахлан мог бы отмахнуться от нависшего над ним ощущения обреченности, да оно бежало вслед за ними, точно черная зловещая тень, по лесам и долам самой дикой части Шотландии, Форест-оф-Атоллу.