Вовка– Московский студент-первокурсник, недотёпа, мечтатель, неопределившийся в жизненных векторах и концепциях…
Маманя– мать Вовки, врач-хирург-онколог, работающая в городской поликлинике №4.
Батя– отец Вовки… Очень серьёзный человек… Инженер-механик. Работает начальником отдела в одном из цехов самого крупного в городе предприятия тяжёлого машиностроения.
Автор– человек неопределённого возраста и такой же неопределённой внешности.
Проводница вагона – женщина с внешностью «проводницы вагона».
Многочисленные, суетящиеся пассажиры, а также Граждане встречающие и провожающие
Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого века.
Городской вокзал одного из средних Сибирских городов… «СРЕДНИХ», то есть город уже вырос из категории посёлка или районного центра, но ещё не дорос до уровня таких крупных сибирских мегаполисов, как скажем Новосибирск или Красноярск.
Со стороны здания вокзала звучит бодрая музыка (нечто вроде традиционного советского марша).
На перроне, около вагона, в суетящейся толпе стоят Вовка и Маманя. Подле них на асфальте стоят:
– огромный чёрный чемодан, перемотанный (для надёжности) бельевой верёвкой;
– на чемодане стоит корзинка с едой, из которой торчит горлышко бутылки с молоком, запечатанной пробкой из скрученной газеты;
– и рядом внизу, в огромной авоське, сверкают три блестящих трёхлитровых банки с солёными огурцами, маринованными грибами и с каким-то вареньем…
МАМАНЯ (молодая симпатичная, стройная женщина лет сорока…, одета в лёгкое летнее платье в синий горошек):
– …Да встань ты уже прямо!.. (дёргает Вовку за рукав тёплого шерстяного пиджака) Не вертись!.. Можешь хоть минуту меня спокойно послушать… Ты тёплую кофту серую взял?..
ВОВКА (семнадцатилетний юноша с детским выражением лица):
– Взял…
МАМАНЯ (с беспокойством):
– А где сумка с документами?! (и, приглушив голос, полушёпотом) И деньгами?!..
ВОВКА:
– Да вот она!.. Ма!.. На плече у меня!..
МАМАНЯ (прищуриваясь и вглядываясь в дальний противоположный конец перрона):
– Нет!.. Ну!.. Отец сейчас точно опоздает к отправлению… А я ему говорила!.. Зачем целый мешок картошки?!
(обращаясь к Вовке)
– Как ты его дотащишь потом до общежития через всю Москву?!..
– А он!.. (передразнивая отца и гримасничая) – Ни-че-го! До-та-щит! Зато потом нам спасибо скажет!… Тфу, б…!.. (глянув на часы и всплеснув руками) Ну вот где он?!.. (и она, зачем-то, толкнула Вовку в бок, отчего тот пошатнулся и чуть не смахнул с чемодана корзинку с едой).
МАМАНЯ:
– Ну, давай! Давай! Урони ещё!.. Разбей ещё что-нибудь…
Вдали, в конце перрона, показался Батя. На плечах он несёт мешок картошки…
Батя был крепко сложенным высоким мужчиной, с непропорционально длинными руками. Из-за этой его особенности рукава всех его пиджаков и рубашек были несколько коротковаты… Его сын Вовка, кстати, унаследовал эту его особенность, и поэтому оба они всегда ходили с короткими рукавами и из-за этого казались немного несуразными и, как говорят, «долговязыми». Батя был одет в коричневый пиджак, такой старый, что казалось, что обшлага пиджака вот-вот с хрустом сломаются (однако пиджак был чистым и так сильно отглаженным, что немного лоснился). На голове у него была… (тоже коричневая) шляпа… По всей видимости, пиджак и шляпа были куплены одновременно… Носились они исключительно в тандеме… Вместе старели и одинаково ветшали… И…, соответственно, им предстояло одновременно закончить своё «шляпно-пиджаковое» земное существование где-нибудь в лавке старьёвщика или на бумажной фабрике…
Видно было, что Батя очень устал… Пот заливал ему глаза, а светло-фиолетовая рубашка под пиджаком была абсолютно мокрая. Он очень спешил…
МАМАНЯ (увидев мужа):
– Ну, слава Богу!.. Успел…(она, не отрываясь, наблюдала за приближающимся Батей…)
МАМАНЯ (продолжая внимательно и не мигая наблюдать за приближением Бати с мешком, но, в тоже время, обращаясь к Вовке):
– И, вот ещё что…, Сынок… Вступи, пожалуйста, в Партию!.. А то будешь всю жизнь, как твой Отец, только начальником отдела…
В это время на другом конце перрона Батя, поняв, что он точно успевает к отправлению…, остановился, чтобы отдышаться… Поставил мешок… Снял шляпу и вытер с лица пот горячим и жёстким, как наждачка, рукавом пиджака…
Надел шляпу и некоторое время стоял с закрытыми глазами, наслаждаясь минутным отдыхом… Как вдруг!..
Встречная бабушка с мешком, в котором задумчиво хрустели кедровые шишки, остановилась и резким движением перекинула свою ношу на другое плечо. Тяжёлый, но мягкий, как огромная боксёрская перчатка, мешок, точным хуком слева сбил шляпу с головы Бати и послал его в лёгкий нокдаун. Причём, бабушка, даже не заметив произошедшего казуса, продолжила свой путь…
А Батя, который, к слову сказать, в молодости занимался боксом, всё же сдержал удар и остался на ногах… но, пошатнувшись, задел стоящий у его ног мешок с картошкой… Мешок от сильного толчка откатился метра на полтора, и добрая половина его содержимого высыпалась на перрон… Бесформенные картофелины весело катились вприпрыжку по платформе, разбегаясь в разные стороны от Бати, как стайка неожиданно оказавшихся на свободе непослушных ежат.
МАМАНЯ (не изменяясь в лице, как будто произошло что-то обыденное и привычное…, обращаясь к Сыну):
– Ты слышишь меня?!.. Вступай в Партию, как только появится такая возможность… (и уже вослед спешащему на помощь к отцу Вовке и почти крича срывающимся голосом) Обязательно!.. Прямо на первом курсе заявление подавай!..
Те же и Проводница
Картошка собрана в мешок. Шляпа поймана и водружена на Батину голову. Идёт посадка на поезд. Маманя, Батя и Вовка стоят около входа в вагон… Батя спорит с проводницей.
БАТЯ (пытаясь оттеснить проводницу и пропихнуть в вагон мешок с картошкой):
– А я говорю, пустишь!..
АВТОР:
– У Бати была очень необычная черта: он переходил в общении с людьми на «Ты» сразу в момент знакомства. Хотя бескультурным человеком его трудно было назвать… Он интересовался живописью, музыкой, обожал оперетту… Но уж такая была у него привычка… Родился и вырос он в деревне, и некое сельское простодушие, вероятно, тоже сказалось на возникновении этой его особенности общения с людьми. Это было неисправимой чертой его упрямого характера… И поэтому любому человеку при первой же встрече он говорил «ТЫ» независимо от возраста, рангов или регалий, будь то проводница поезда, продавщица в магазине или директор завода. Такой уж он был человек!..
ПРОВОДНИЦА (коренастая женщина, лет тридцати пяти, в форменном берете, съехавшим на бок, и с круглым «матрёшечным» лицом, раскрасневшимся от картофельного спарринга):
– А я говорю: НЕ ПУЩУ!.. Мужчина!.. Уберите ваш мешок! В конце концов, это не товарный вагон!..
БАТЯ (продолжая напирать мешком на Проводницу):
– Пусти, я тебе говорю! У тебя же вагон полупустой! Да у тебя по вагону «Камаз» картофеля можно распихать… И ещё место для пассажиров останется.
ПРОВОДНИЦА (упираясь в мешок голой коленкой похожей на спелую дыню):
– Ай!.. (больно шаркнув коленкой по грубой мешковине) Мужчина!.. Таня!.. Вызывай милицию!..
МАМАНЯ (оттаскивая Батю от проводницы):
– Стойте!.. Стойте!.. Женщина!.. Не надо милицию! (и шёпотом в сторону Вовки ) Батю отведи куда-нибудь на минутку.
Вовка что-то шепнул Бате, и они вдвоём торопливо пошли в сторону вокзальных ларьков…
А Маманя подошла к Проводнице с ласковой улыбкой… Но взгляд!.. Взгляд её был похож на взгляд голодной только что ощенившейся волчицы. И начала неслышно для зрителя о чём-то разговаривать с упрямой «вагоновожатой», энергично жестикулируя, иногда складывая руки ладошками вместе, как в мольбе… Потом, попыталась что-то положить в руку Проводницы. Рука Проводницы сжалась в кулачок и уверенно отстранилась от мамкиной руки… Мамин кулачок с зажатой в него какой-то бумажкой не сдавался и продолжал преследовать кулачок проводницы, сопротивление которого делалось всё слабее и слабее… Эта игра продолжалась около минуты. И!.. Наконец! Кулачок Мамани, совершив обманный вираж, ловко юркнул в карман кителя на животе Проводницы, что-то там оставил… и торопливо сбежал под защиту своей хозяйки… Туда же, правда с некоторым опозданием, просунулась рука Проводницы… И во время всего дальнейшего разговора пухлые пальчики Проводницы чем-то неторопливо шелестели в обитом синим атласом кармане!.. Проводница мирно кивнула, в знак положительного исхода переговоров с Маманей, и опустила подножку вагона.
МАМАНЯ (обращаясь к возвратившимся Бате с Вовкой):
– Быстро загружайтесь… Скоро отправление…
Вся троица с поклажей прошла в вагон, протискиваясь в узких проходах к Вовкиному купе. Вовка с билетом шёл первый с сумкой через плечо, чемоданом и авоськой с банками. За ним, пыхтя, протискивался в узком коридорчике Батя, с «драгоценным» мешком картошки и замыкала шествие Маманя с корзинкой… Проходя мимо Проводницы, Батя, не удержавшись, бросил в её сторону пару слов в продолжение их недавнего спора.
БАТЯ:
– Вот!.. Сразу нельзя было так!.. По-человечески к людям надо относится!.. По-человеч…
Короткий и уверенный удар мамкиного кулачка по спине прямо промеж Батиных лопаток не дал ему договорить фразу…
Тут же она повернулась к Проводнице, уже вдохнувшей для выдачи достойного ответа на Батин выпад. Сложенные на груди мамкины руки и мольба в глазах смягчили проводницу… и она, тяжело выдохнув, ничего не ответила.
Вскоре весь скарб был распределён по полкам, углам и багажным ящикам Вовкиного купе, в котором действительно ему (по крайней мере «пока») предстояло путешествовать в одиночестве.
АВТОР:
– Вообще-то, Батя был прав… Вернее, отчасти прав… Или!.. Отчасти неправ?!.. Хотя!.. Всё же!.. НЕТ!.. Он был вообще НЕПРАВ!.. И вагон был не просто «полупустой». В вагоне Вовка был ОДИН!.. Этот факт имел несколько объяснений. Но все они сходятся водной меркантильно-финансовой точке. Во-первых, поезд был «Скорым» и «Фирменным», что сразу сильно увеличивало стоимость билетов и отсеивало в «Пригородные» и в «Почтово-багажные» поезда колхозников, возвращающихся в родные сёла после городской ярмарки и многих жителей маленьких, но уютных провинциальных городков, разбросанных вдоль железной дороги по пути из Сибири в Москву. Во-вторых, вагон был купейным, что ещё довольно существенно увеличивало стоимость проезда и отсеивало в плацкартные и общие вагоны большую долю командировочных, студентов и работяг, отправляющихся в Москву на заработки… Вовка попал в это вагон лишь потому, что на «плацкарт» билетов не было. А послезавтра он уже должен был быть в институте… И поэтому Вовкиным родителям ничего не оставалось кроме, как отправить своего любимого студента на учёбу, как говорится, «со всеми удобствами». В общем, ПОВЕЗЛО Вовке!
Вся троица присела «на дорожку». До отправления оставалось ещё минуты три. Помолчали секунд тридцать…
Тихо разговаривают… При этом звуки их голосов как обычно в вагоне поезда перед отправлением, полностью поглощаются облицовкой стен и потолка. От этого тональность разговора получает какой-то приглушённый характер… и голоса собеседников звучат как-то по-волшебному мягко, по-домашнему.
БАТЯ:
– Ты смотри, как доедешь, картошку куда-нибудь в прохладное место поставь. А то…
МАМАНЯ (прерывая Батю, но не повышая голоса и как-то по-доброму).
– Да надоел ты уже со своей картошкой!.. (обращаясь к Вовке) Ты смотри, сумку с деньгами и документами всегда при себе держи! Даже в туалет с ней ходи!.. Слышишь!..
ВОВКА:
– Ладно…
МАМАНЯ (передразнивая Вовку):
– …Ла-а-дно!.. (и легко, по-матерински, толкнула Вовкину вихрастую голову).
БАТЯ:
– Осенью тебе тётя Света из Волгограда сала пришлёт…
МАМАНЯ:
– Позвони, как приедешь.(тяжело вздохнула) Ты уж там с соседями по общежитию постарайся не ссориться.
БАТЯ:
– В обиду себя не давай никому…
Мать опять тяжело вздохнула
ПРОВОДНИЦА(громким звенящим, противным голосом):
– Провожающие!.. Выходим! Отправляемся!..
Мама и Папа бросились обнимать и целовать сына… Вовка пошёл провожать их к выходу, они продолжали одновременно говорить, давая сыну последние наставления.
БАТЯ и МАМАНЯ(вместе):
– Даже в туалет с сумкой!.. Картошку в прохладное место!.. Позвони сразу!.. Тётя Света… сало… В Партию… С соседями…
АВТОР:
– И вот!.. Вовка остался один в купе… За окошком стоят Батя и Маманя… Что-то говорят… Но он их не слышит… Окно не открывается… Батя смахнул слезу… Маманя держится… Она никогда не плачет…
Поезд с лёгким рывком тронулся… И Вовка почувствовал, как в момент этого рывка как будто разорвалась какая-то домашняя мягкая, тёплая шерстяная ниточка, связывающая его с этими людьми. Мать и Отец долго вели его по жизни, заботливо привязав его этой ниточкой к себе… И вот они привели его, как котёнка, к поезду, посадили в купе… И ниточка порвалась… А что дальше?!.. А дальше сам!.. Всё САМ! Каждое решение, принятое им в жизни, будет ТОЛЬКО ЕГО РЕШЕНИЕМ… Каждая ошибка – ТОЛЬКО ЕГО ОШИБКОЙ… И теперь он САМ должен идти по дороге жизни безо всяких ниточек и верёвочек. И такая тоска сжала Вовкино сердце, что он уронил свою голову на ладошки и горько заплакал… «Фирменный» набрал скорость и всё дальше и дальше уносил его от Бати и Мамани, которые всё ещё стояли на перроне… Он сидел один в пустом вагоне поезда… Сидел и плакал… И как же одиноко ему было в эту минуту…
– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп – настукивали колёса…
– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – вторило им Вовкино сердце…
ПРОВОДНИЦА (зашла без стука в купе с постелью в одной руке и чаем в мельхиоровом подстаканнике в другой):
– Да ты не переживай!.. Приедешь в Москву, знаешь, какая интересная жизнь у тебя начнётся!.. Так что не плач! Всё у тебя будет хорошо!..
ВОВКА (поняв, что проводница застала его в момент минутной слабости):
– А я и не плачу… С чего вы взяли!.. Вовсе я не плакал!..
ПРОВОДНИЦА (скрывая добрую улыбку):
– Конечно, не плакал! Я и не говорила, что кто-то плакал!.. (уходит, выложив на стол перед Вовкой из кармана белого передника ещё парочку сахарных кубиков и ржаную печенюшку).
АВТОР:
– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп -, стучали колёса…
– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – отвечало Вовкино сердце…
Яичко, отварная курочка и солёный огурчик окончательно подняли ему настроение.
Вовка лёг на верхнюю полку (хотя мог выбрать любую полку и любое купе вагона). За окнами уже стемнело… Он смотрел в окно… Огромная полная луна сопровождала поезд, не отставая и не обгоняя его… В какой-то миг Вовке показалось, что в лесу рядом с путями сверкнули глаза какого-то животного… Прогрохотал встречный поезд… Сверкнули огни придорожной ветхой деревеньки… Свет фар на переездах… Лампа в будке стрелочника…
…И...
И он уснул! И снилась ему Москва… Он в институте, на лекции… И почему-то рядом с ним… стоит… Мешок картошки… Смена картинки… Он ходит по институту из аудитории в аудиторию, не расставаясь со своим мешком… Что-то ищет… Зашёл в какую-то комнату… Там сидят люди почему-то в военной форме… Молчат… Он с мешком стоит посреди комнаты… Все строго и вопросительно смотрят на него… Он не может набраться сил, чтобы задать главный вопрос… И тут он понимает, что не помнит какой же вопрос главный… и… вообще, зачем он здесь… да и где это «ЗДЕСЬ»?!.. Но,неожиданно ситуацию спасает… МЕШОК!.. Мешок, вдруг ожил, немного по-стариковски покряхтел…, по-солдатски оправился, хрустнув картофельными внутренностями…, откашлялся, отчего в комнате запахло молодым картофелем и вежливым голосом, немного картавя, спросил:«Пкрошу пкрощения, тут мой дгруг интехресуется,– и неожиданно, перестав картавить,чётко и уверенно закончил фразу, – СКАЖИТЕ, А ЗДЕСЬ В ПАРТИЮ ПРИНИМАЮТ?!»
КОНЕЦ
ЗАНАВЕС