Космология монстров - читать онлайн

В возрасте семи лет я начал собирать суицидальные записки своей старшей сестры Юнис. Они до сих пор хранятся в нижнем ящике моего стола, скрепленные черной скрепкой. Эти записки – то немногое, что мне разрешили взять с собой, и я часто перечитывал их в последние месяцы, пытаясь отыскать в них утешение, мудрость или хотя бы намек на то, что я сделал правильный выбор ради всех нас.

В конце концов, узнав, что я собираю и храню ее послания, Юнис стала адресовать их лично мне. В одном из моих любимых она пишет: «Ной, счастливых финалов не бывает. Есть лишь удобные места для остановки».

Моя семья всегда тяготела к удивительно скверным концовкам. Мы не способны подходить к финалу с должным изяществом, но и выстраивать начало у нас тоже получается не очень. Например, до недавнего времени первую четверть этой истории я просто не знал, поэтому провел большую часть юности и молодости, как Джервас Дадли[1], разгуливавший вокруг запечатанных гробниц членов своей семьи. Именно от такой душевной боли я хочу оградить вас – кем бы вы ни были. С этой целью я начну свой рассказ от самых отдаленных краев тени, нависшей над моей семьей, а именно – с истории собственной матери, высокой, светлокожей и рыжеволосой женщины по имени Маргарет Бирн, и событий осени 1968 года.

Моя мать, как и я сам, появилась у своих родителей довольно поздно. Но, в отличие от меня, ей повезло родиться в семье состоятельной. Отец Маргарет Кристофер Бирн работал поставщиком женской одежды для универмагов Дилларда и пользовался тесными личными связями с самим владельцем – Уильямом Т. Диллардом.

Маргарет плохо знала отца. Она воспринимала его как обворожительного незнакомца, от которого постоянно пахло сигаретами и который всегда привозил подарки из своих поездок в Нью-Йорк – в основном оригинальные записи бродвейских мюзиклов, которые он успевал посетить в командировках. Справедливости ради следует отметить, что она никогда ни в чем не нуждалась. Она росла в большом доме в пригороде Мемфиса, штат Теннесси, пользуясь щедрым денежным содержанием, хорошей одеждой и наличием автомобиля. Когда пришло время, она поступила в родительскую альма-матер – Тилденский колледж, маленькое консервативное христианское учебное заведение в Серси, штат Арканзас.

«Тебе никогда не придется беспокоиться о деньгах», – твердила мать Маргарет, и в 1965 году ее слова звучали убедительно. Дедушка добился таких успехов у Дилларда, что в 1966 году, когда мама поступила на первый курс колледжа, он оставил большую компанию и открыл свой собственный магазин. Однако к зиме 1967 года бизнес захирел, и следующим летом мать Маргарет сообщила ей нерадостную новость: идея с магазином потерпела полное фиаско. Бирны оплатят еще один год обучения Маргарет, но ей придется попрощаться с машиной, ежемесячным денежным содержанием и местом в общежитии.

Тогда Маргарет напомнила родителям, что ей понадобится по меньшей мере два года, чтобы закончить хотя бы бакалавриат по английскому языку, не говоря уже о степени магистра по библиотечному делу, на что мать ответила следующее: «Советую вначале позаботиться о замужестве, а уж потом начинать думать о бакалавриате».

Несколько обескураженная Маргарет сделала все возможное, чтобы справиться с почти безвыходной ситуацией. Вернувшись осенью в Серси, она нашла работу в «Бартлби», единственном книжном магазине в городе, и сняла комнату у его же владелицы Риты Джонсон, вдовы, которая поклонялась лишь письменному слову, а политические предпочтения сводились скорее к Бетти Фридан[2], чем к Ричарду Никсону[3]. Миссис Джонсон проживала в уютном двухэтажном домике недалеко от студенческого кампуса, брала за аренду сущие гроши и не устанавливала почти никаких правил. Ей было все равно, за какими занятиями проводит время Маргарет, лишь бы та не водила мальчиков на второй этаж. Телевизором и проигрывателем Маргарет также могла пользоваться без ограничений: главное, чтобы не слишком громко.

Новоприобретенная свобода привнесла с собой резкую, почти пугающую перемену в образе жизни по сравнению со строгими правилами студенческого общежития. Маргарет никогда не хотела учиться в Тилдене – с его писаными принудительными моральными обязательствами и непременным посещением воскресных утренних богослужений. Она поступила туда лишь потому, что это был единственный колледж, за который был согласен платить ее отец. В итоге она смирилась с необходимостью терпеть многочисленные религиозные ритуалы в надежде обрести высшее образование, карьеру и свою собственную жизнь. Но на вкус настоящую жизнь она впервые попробовала только теперь, поселившись у миссис Джонсон.

Маргарет полюбила свое новое пристанище и обретенную свободу, а больше всего – тусклое освещение и узкие проходы между стеллажами магазина «Бартлби». Ей нравилось расставлять на полках свежие книжные поступления, устраивать тематические выставки и помогать своим покупателям – родственным душам по охоте за интересными историями. Единственной досадной помехой в ее работе стал молодой человек по имени Гарри, приходивший в магазин примерно два раза в неделю и задававший вопросы, на которые, как она подозревала, он уже знал ответы: например, кто написал «Большие надежды»[4] или где она хранит биографии. Он всегда благодарил Маргарет за информацию, но независимо от того, чем он интересовался, каждый его визит неизбежно заканчивался одним и тем же: Гарри устраивался на полу у секции фантастической литературы и читал книги, при этом никогда их не покупая.

На вид он был молод, примерно одного возраста с Маргарет, и она решила, что он тоже учится в Тилдене. Маргарет недоумевала, как он находит время для того, чтобы так много читать и учиться одновременно. Кроме того, если он поступил в Тилден, то, вероятно, может позволить себе покупать книги и читать их дома. Зачем терять время и слоняться без дела? Поведение молодого человека действовало ей на нервы, но всякий раз, когда она осторожно пыталась его расспрашивать, он ставил неприобретенный товар на полку и с извинениями уходил.

Какое-то время она трудилась в магазине по тридцать два часа в неделю, посещая занятия и занимаясь учебой в свободное от работы время, но выдерживать эту повседневную рутину оказалось тяжелее, чем она ожидала. Работа, даже такая относительно легкая, как в спокойном «Бартлби», все равно истощала физические силы. После полной смены у нее гудели ноги, а мозг напоминал выжатую губку. Все, что ей хотелось в такие минуты, – это прилечь на узкий диванчик миссис Джонсон и тупо смотреть в телевизор. Учеба по вечерам, когда Маргарет делала над собой усилие, превращалась в медленный, монотонный и очень трудоемкий процесс. Ей было трудно сосредоточиться и приходилось снова и снова перечитывать параграфы (или даже отдельные предложения), чтобы уловить хоть какие-то намеки на смысл. Она постоянно ощущала усталость, просыпала, пропускала занятия, отдавала выполненные задания слишком поздно или вообще их не делала. Немудрено, что к концу сентября текущие оценки стали хуже некуда.

Страховочная сеть, заброшенная в голову циническим голосом матери, явила себя в образе Пирса Ломбарда – мальчика, посещавшего вместе с ней занятия по предмету «Западная культура». Высокий и худой, с короткой прической, вышедшей из моды лет десять назад, и тяжелыми веками с набрякшими мешками, он выглядел вечно сонным и на дюжину лет старше своего фактического возраста (а было ему двадцать лет), но приглашал Маргарет по меньшей мере на одно свидание в неделю и происходил из богатой семьи куриных магнатов. Если вы покупали еду в продуктовых магазинах на юге Соединенных Штатов в середине двадцатого века, то одна из приобретенных куриц наверняка оказалась бы выращенной Ломбардами. Иногда Пирс пытался рассказывать Маргарет о бизнесе своей семьи, но всякий раз ее внимание рассеивалось.

Они не часто посещали кинотеатры, поскольку Пирс не одобрял большинство современных фильмов (он был консервативен и слишком набожен даже по меркам Тилдена). Но если такое случалось, то Пирс замирал в кресле по стойке «смирно» и сидел так до самого конца, никогда не смеясь и даже не улыбаясь. Иногда Маргарет смотрела в темноте не в экран, а на него и размышляла про себя: «Если сейчас он выглядит на тридцать лет, то на кого станет похож через десять? А через двадцать, когда его окончательно подомнет под себя куриное предпринимательство?»

Впрочем, он был вежлив, всегда открывал перед ней двери, говорил «пожалуйста» и «большое спасибо». Когда они уединялись в его «Мерседесе», то все поцелуи, которые он ей дарил, казались математически точно рассчитанными, чтобы ни в коем случае не пересечь границу между страстью и благовоспитанностью – даже если его руки ложились на ее талию, живот или лицо. «Хорошая девочка» Маргарет, пока еще девственница, воображала себе, что настоящая любовь должна быть похожа на полноконтактный спорт – интенсивный и опасный, наподобие того, что происходит на железнодорожных путях или на лесной подстилке, когда два распаленных страстью тела стремятся выразить друг другу чистоту духа. Маргарет задавалась вопросом, ждет ли Пирс – сам «хороший мальчик» – того, что она продемонстрирует духовное родство с ним, прежде чем дать волю страсти, поэтому однажды вечером в начале октября она наклонилась над его коленями и сжала рукой пах. Пирс вздрогнул, оттолкнул ее от себя и отполз в дальний конец водительского сиденья.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

– Потому что мне захотелось, – ответила она.

– Это не причина, – сказал Пирс. – Мы не должны так поступать.

После этого он отвез ее домой и даже не поцеловал на ночь.

Она всегда считала, что религия – это то, чем следует заниматься в благовоспитанной компании, а не наедине с кем-то. Никто же на самом деле не верит в ту ерунду, о которой рассказывают по воскресеньям. Пирс – мальчик. Разве мальчики не должны толкать девочек на бо́льшее, пытаясь понять, сойдет ли им это с рук? Неужели кто-то всерьез считает, что Иисусу Христу есть какое-то дело до того, как они используют свои интимные части тела? Разве Пирс не должен был быть вне себя от радости от того, что она проявила некоторый интерес к его пенису?

После того случая Пирс перестал общаться с Маргарет и даже отсел подальше во время занятий и богослужений. Правда, вновь приобретенное свободное время нисколько не помогло ей исправить оценки – Маргарет провалила три теста подряд. Возвращая контрольную работу с оценкой «неудовлетворительно» на первой странице, профессор алгебры только пробормотал:

– Соберитесь, мисс Бирн…

Она чувствовала в себе неясный растущий гнев, вызванный окружающей ее несправедливостью. Почему она должна страдать от того, что ее отец оказался плохим бизнесменом? Почему она решила, что в ее обязанности входит убеждать болвана с вечно заспанным лицом в том, что ее телом можно и нужно наслаждаться? Как вообще можно добиться успеха, когда жизнь складывается подобным образом?

В тот день, когда ей вернули контрольную по алгебре, Маргарет пришла на работу в «Бартлби», кипя от гнева. Почувствовав ее эмоциональное состояние, миссис Джонсон поспешила оставить ее в секции фантастики наедине со свежими книжными поступлениями. И все было бы прекрасно, если бы проход между стеллажами не перегородил Гарри, рассевшийся спиной к полкам с раскрытой книгой на коленях. Табличку-объявление «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЧИТАЙТЕ КНИГИ», которая висела прямо над его головой, он нагло проигнорировал.

Маргарет скрестила руки на груди и встала над ним с сердитым видом. Длинная тень от солнца, светившего из окна позади нее, протянулась от Маргарет по проходу и упала прямо на молодого человека.

– Привет, Маргарет, – сказал он и улыбнулся. – А я как раз хотел поинтересоваться, есть ли у вас книги Филипа Рота[5]? – Когда она не ответила на его улыбку, он спросил: – В чем дело?

– Ты вообще читать умеешь? – злобно выпалила она. – Ты понимаешь написанные слова или просто тупо переворачиваешь страницы? Или сидишь здесь только для того, чтобы выглядеть умнее?

– Я умею читать, – ответил он.

– Тогда почему ты…

Она сорвала объявление, висевшее на полке над его головой, и попыталась швырнуть ему в лицо. Тонкий лист затрепетал подобно опавшему листу и неторопливо опустился на пол между ними. Гарри проследил за его падением до конца и только тогда поднял глаза на Маргарет.

– Но почему бы и нет? – спросил он.

– Потому что ты не можешь… Потому что такое правило: «Почитал – купил!» – Она схватила его за плечо. – Встань!

Несколько обескураженный силой ее ярости, Гарри сделал, как было велено, и позволил Маргарет отконвоировать его к центральной стойке, за которой сидела миссис Джонсон. Раскрытая книга так и осталась у него в руках.

– Гарри готов расплатиться, – сказала Маргарет и подтолкнула его к кассе.

Он бросил на нее тоскливый взгляд, но положил книгу на прилавок. Это был большой глянцевый том в твердом переплете – такими обычно украшают кофейные столики.

Миссис Джонсон взяла книгу в руки и взглянула на цену на обложке.

– Ты в этом уверен, Гарри?

Он буркнул нечто утвердительное, и миссис Джонсон набрала цифры на кассе. Гарри поморщился, когда она произнесла сумму вслух, но вытащил выцветший потрескавшийся бумажник и заплатил. Миссис Джонсон вложила книгу в фирменный пакет «Бартлби», после чего Гарри пробормотал слова благодарности и ушел.

Миссис Джонсон проводила его взглядом, прежде чем обратиться к Маргарет:

– Ну и что это было?

– Ничего, – ответила Маргарет.

– В самом деле ничего или «ты-просто-не-хочешь-говорить-об-этом»?

– А сами как считаете, миссис Джонсон?

– Следите за языком, юная леди.

Маргарет вернулась к заполнению книжных полок. По мере того как продвигалась работа, гнев ее угасал, пока не исчез вовсе, оставив только удивление от силы охватившей ее вспышки. Мало-помалу она вспоминала детали, на которые прежде не обращала внимание: и порванный рукав рубашки с пуговицами, которую носил Гарри, и ее застиранный до невозможности вид; и потертости на коленках джинсов; и неясный жирный запах непонятного происхождения, постоянно сопровождавший Гарри.

К концу рабочего дня ее начал мучить глухой стыд, который только усилился, когда, выйдя из магазина, она обнаружила на парковке Гарри. Он сидел, скрестив ноги, на капоте старого потрепанного «Шевроле» со сложенными на коленях руками. Ей редко доводилось видеть такие древние машины в кампусе. Может, он был стипендиатом? Или, как она, пытался получить образование, одновременно работая? С пылающим от стыда лицом она заставила себя к нему приблизиться.

– Это была дорогая книга, – сказал он.

– Ты можешь ее вернуть. Если сохранился чек, можно получить деньги обратно.

Он поморщился.

– Я не могу так поступить с миссис Джонсон. Она всегда ко мне хорошо относилась.

– Тогда, может быть, я верну тебе деньги? – спросила она и принялась рыться в сумочке в поисках кошелька.

Он покачал головой из стороны в сторону с таким видом, словно пытался переубедить самого себя.

– Сегодня я хотел сходить в кино. Если ты действительно хочешь извиниться, то могла бы купить билеты.

– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой в кино?

– Я веду машину, – сказал он. – Ты платишь за билеты.

– И что ты хочешь посмотреть?

– В Литл-Роке сегодня будет «Ребенок Розмари».

Маргарет уже слышала об этом фильме. На прошлой воскресной проповеди священник осудил его в весьма ярких эмоциональных выражениях: богохульный, нечестивый, омерзительный! Любой учащийся, пойманный на просмотре этого фильма (или за чтением романа Айры Левина, по мотивам которого он был снят), будет немедленно исключен. Но ни из предупреждения доктора Лэндона, ни из памятки, разосланной по всему кампусу, не было понятно, почему же его считают настолько непристойным и богохульным.

Если бы Маргарет по-прежнему жила в общежитии, то о подобном не могло быть и речи. Но миссис Джонсон ни за что ее не выдаст. Владелица магазина «Бартлби» считала, что каждая история должна быть доступна любому – независимо от ее возможной аморальности. Скорее всего, она даже будет гордиться тем, что Маргарет самостоятельно приняла такое решение.

Однако Литл-Рок находился в пятидесяти милях от Серси, а у Маргарет еще оставалось незаконченное домашнее задание по химии, о чем она немедленно сообщила Гарри.

– Я отвезу нас быстро. Туда и обратно, – ответил он.

Она посмотрела на свой простой свитер и юбку, в которых с утра ходила в колледж. Не самый лучший наряд для первого свидания, но ведь речь идет о возмещении ущерба, а не о романтике? К тому же простая одежда наверняка будет соответствовать его ожиданиям.

– Тогда едем, – сказала она.

«Ребенок Розмари» оказался фильмом ужасов с участием той самой молодой актрисы из «Пейтон-Плейс»[6]. Сюжет повествовал о молодой супружеской паре, которая переехала в новую квартиру и попала в ловушку, устроенную пожилыми и выжившими из ума соседями-сатанистами. Маргарет купила билеты, а Гарри заплатил за попкорн и сладкую газировку. Во время просмотра фильма их пальцы несколько раз соприкасались в ведерке с попкорном, но Гарри даже не попытался взять ее за руку или приобнять. Весь фильм он таращился в экран, поглощенный своими мыслями.

Фильм пугал не внезапными страшными моментами, но тревожил на каком-то более глубоком, первобытном уровне. Маргарет обнаружила, что отождествляет себя с заглавным персонажем – той самой Розмари, запуганной и изолированной собственным мужем и соседями, изнасилованной дьяволом и не нашедшей другого выхода, кроме как стать матерью для порождения от этого нечестивого союза. Когда Розмари стала укачивать ребенка в черной колыбельке и по экрану поползли титры, Маргарет ошеломленно откинулась в кресле. Это вообще законно – завершать фильмы таким вот образом? С побежденной героиней и торжествующим дьяволом?

Сильное впечатление от фильма длилось до тех пор, пока Гарри не нарушил тишину на парковке:

– Если поторопимся, то я доставлю тебя домой к половине одиннадцатого.

Маргарет позволила ему открыть перед ней дверь машины, после чего внимательно изучила его лицо. У Гарри был длинный нос над маленьким ртом с заостренным подбородком и карие глаза под густыми темными бровями. Конечно, она вряд ли бы выделила его среди других мужчин на какой-нибудь вечеринке, но стоило признать, его лицо излучало приятное добродушие. Маргарет почувствовала, как рассеиваются последние остатки тумана, навеянного фильмом.

– Ты хочешь есть? – спросила она. – Я умираю с голоду.

– Не отказался бы, – признался он.

И они отправились в «Макдоналдс», расположенный в нескольких кварталах от кинотеатра, – вероятно, единственное место в городе, где можно было поесть в такое позднее время. Выбираясь из машины, Маргарет схватила пакет «Бартлби», лежавший на сиденье между ними.

– Хочу посмотреть, что за книга лишила меня времени для сегодняшней учебы, – сказала она.

– Может, лучше сначала поешь, а потом уже посмотришь? – предложил Гарри. – Там довольно мерзкие картинки.

Он попросил занять для них место, а сам отправился делать заказ. Маргарет села на диванчик у окна, достала из пакета книгу и положила ее на стол. «Видения Ктулху: иллюстрации, вдохновленные творчеством Г.Ф. Лавкрафта». На обложке было изображено огромное существо жуткого вида, относительно человекообразное, с толстыми мускулистыми зелеными руками и ногами, на конце которых торчали когти вместо пальцев. На плечах монстра располагалась не голова, а кошмарный кальмар со множеством выпуклых глаз и щупалец, свисавших поверх груди и гигантского круглого живота. Из спины выступала пара острых, но каких-то хрупких на вид крыльев, и Маргарет удивилась, как такое тучное существо может летать.

– Надеюсь, эта дрянь не отбила у тебя аппетит?

Гарри уже стоял рядом с ней с подносом, наполненным бургерами, картошкой фри и газировкой.

Маргарет постучала пальцем по обложке книги.

– Это Кутулху? – спросила она, и по его ухмылке поняла, что ошиблась.

– Да, в исполнении одного художника, – ответил он. – И произносится «Ктул-ху».

Маргарет пододвинула книгу к себе, чтобы освободить место для еды.

– Совсем не ужасный. Просто мерзкий, как отвратительная версия толстого Будды из китайского ресторанчика.

Гарри рассмеялся и наклонил голову, чтобы получше рассмотреть.

– Да, чем-то похож.

– А он должен быть страшным?

Он сел напротив нее.

– В этой истории он страшный. Но, возможно, это одна из тех вещей, которые очень трудно визуализировать – лучше подключить собственное воображение.

Она открыла книгу и перелистнула несколько страниц наугад. На развороте обнаружилось изображение еще одного монстра – в этот раз более неопределенного и аморфного: сплошная масса плоти с четырьмя черными глазами, сияющим ртом, похожим на вульву, усеянную острыми зубами, и массой щупалец, извивающихся из спины. Существо плыло среди звезд, подавляя своими размерами маленькую планету, изображенную на переднем плане.

– А это кто? – спросила она.

– Азатот, – ответил Гарри, разворачивая свой чизбургер.

Маргарет неохотно закрыла книгу и положила ее на сиденье рядом с собой. Затем вытащила картофельную соломку из одного из маленьких засаленных пакетиков, лежавших на подносе.

– Значит, все картинки в этой книге нарисованы по рассказам этого самого Лавкрафта?

Гарри кивнул и откусил от чизбургера.

– Какая толстая… – продолжила она. – Должно быть, он придумал очень много монстров.

Гарри прикрыл рот рукой и ответил, не прожевав до конца:

– Целую кучу. И все они связаны между собой.

– Они, что, родственники? Как семья?

Гарри проглотил еду и запил ее газировкой.

– Некоторые. Но я имел в виду, что все они существуют в общем мире. Вроде тех фильмов, в которых Дракула встречает Франкенштейна.

Маргарет пожала плечами.

– Я видела тот, в котором Эбботт и Костелло[7] встретили Человека-волка.

– В основе – та же идея. Все они делят между собой пространство, дышат одним и тем же воздухом. Точно так же как, например, в книгах Уильяма Фолкнера почти все события происходят в одном и том же округе.

– На занятиях по английскому ты такие же сравнения приводишь?

– Уже нет, – ответил он. – Моя учеба закончилась.

– Профессора такое не одобряли? – спросила она.

Он хотел что-то ответить, но потом передумал и засунул в рот картошку.

Вернувшись к дому миссис Джонсон незадолго до полуночи, они некоторое время сидели в машине, пытаясь придумать, что еще сказать друг другу.

– Что ж, – нарушил наконец молчание Гарри, – спасибо за кино.

– А тебе спасибо за покупку дорогой книги, – ответила Маргарет. – Наш магазин ценит деловых людей.

Она рассмеялась собственной шутке, но смех прозвучал слишком резко и громко.

Гарри смотрел прямо перед собой, сжав губы с левой стороны лица.

– Увидимся в магазине?

– Спокойной ночи, Гарри, – ответила Маргарет, после чего скользнула по сиденью и поцеловала его в щеку. Кожа оказалась жесткой, со свеженаросшей щетиной.

Она вылезла из машины и пошла по дорожке, пытаясь решить для себя, стоит ли радоваться тому, что он не стал к ней приставать. Впрочем, довольно скоро ход ее мыслей прервался привычным учебным стрессом – задание по американской литературе еще даже не начато, а химические уравнения застряли в вычислительном чистилище.

– Эй!

Она обернулась и увидела бегущего к ней Гарри с чем-то непонятным в руке. Он остановился в одном шаге от нее и протянул маленькую книжку в мягкой обложке с растрескавшимся корешком: «Склеп» и другие рассказы Г.Ф. Лавкрафта». Книга была черного цвета с белым шрифтом, и картинка на ней изображала человеческий лоб, расколотый посередине. Из того места, где должен был быть мозг, во все стороны разбегались красные клопы[8].

– Можешь попробовать почитать эту, – сказал Гарри. – Мама подарила мне ее на тринадцатый день рождения.

Маргарет взяла книгу.

– Ладно…

Она не успела договорить фразу, поскольку Гарри вдруг шагнул вперед, схватил ее лицо и закрыл рот поцелуем. И оторвался прежде, чем Маргарет успела сообразить, что происходит. Он бегом вернулся к своей машине, а она осталась на месте в полном ошеломлении – наедине с лестницей, ключами, дверью и мыслями о том, что надо было заказать гамбургер без лука.

Маргарет не спала всю ночь, читая «Склеп» – словно в книге, наполненной гениями, безумцами и почти неописуемыми ужасами, содержался ключ к загадке поведения странного юного бездельника, с которым она разделила краткий луковый поцелуй.

Книга нисколько не помогла. Гарри ничуть не напоминал ни безумца, ни чудовище, ни, без обид, гения. Все, что она успела о нем понять, – это то, что у него был вкус к мрачной, но необычайно сухой и вымученной прозе. Лавкрафт ей показался почти нечитаемым. Во всех историях вроде бы присутствовали персонажи, поскольку на страницах назывались какие-то люди по именам, но они не росли в психологическом плане, не менялись и не участвовали в каком-то осмысленном человеческом общении. Всякий раз, когда они открывали рот, их слова звучали как цитаты из антропоморфизованных учебников из альтернативных измерений. В большинстве историй повествовалось о единственном выжившем, рассказывавшем историю исследования неких древних руин, который сходил с ума после того, как понимал, что руины эти построены (или до сих пор заселены) неким первобытным ужасом. Это был цветастый язык прилагательных, весьма далекий от того жуткого кошмара, которым были наполнены иллюстрации «Видений Ктулху».

С другой стороны, многие истории внушали убедительное ощущение мрачного откровения и постепенного осознания того, что уютный «реальный мир», заселенный людьми, – не более чем легкая занавеска, которая в любой момент может раздвинуться и обнажить бездну ужасов, скрывающуюся за ней. Это была своего рода противоположность Моисею с его горящим кустом[9] или приключениям апостола Павла на пути в Дамаск[10]. Но с той же самой идеей в основе, какая была в религии: о том, что мир, в котором мы живем, – на самом деле не настоящий, а искаженный.

Обуреваемая этими мыслями, Маргарет явилась на следующее утро на занятия по «Западной культуре», слегка пошатываясь от бессонной ночи. Она даже не сразу заметила приближение Пирса Ломбарда, севшего рядом с ней.

– О, ты снова со мной разговариваешь? – насмешливо спросила она.

Он вздохнул, слегка раздув ноздри.

– Возможно, я слишком остро отреагировал, признаю. Но то, что ты сделала…

Она откинулась на спинку стула и подняла брови. Как интересно.

Опомнившись, Пирс приложил руку ко лбу.

– Я просто пытаюсь извиниться…

Он наморщил лоб, и Маргарет почему-то показалось, что она где-то такое уже видела.

– У тебя здорово получается. Я впечатлена.

– Могу я пригласить тебя куда-нибудь сегодня вечером? Я хочу по-настоящему, по-взрослому поговорить. Пожалуйста…

Впервые почти за неделю Маргарет почувствовала, как голос матери неприятно завибрировал у основания ее черепа. Слово «замужество» загорелось перед мысленным взором, как яркое клеймо. Но сегодня она слишком устала, чтобы говорить «нет».

Он повел ее в самый дорогой ресторан Серси под названием «У капитана Билла», стены и потолки которого были украшены старыми рыболовными сетями и гарпунами. Подавали там жаркое из креветок, омаров и говядины. Пирс предложил ей ни в чем себе не отказывать и первым заказал омара, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений. Маргарет ограничилась салатом. Она никогда не ела омаров. Вся эта грязная возня – с нагрудными салфетками, избытком жижи, треснувшими панцирями и крошечными кусочками мяса внутри паукообразных лап – вызывала у нее лишь отвращение. С таким же успехом мать с отцом, любившие это блюдо, могли поедать гигантских красных жуков. Эта мысль напомнила ей об обложке «Склепа», и она еще раз порадовалась, что заказала только салат.

Она доела его раньше, чем Пирс закончил колоть, ковырять, макать и чавкать. Его лоб блестел даже в приглушенном свете ресторана, и она задумалась – а не лысеет ли он уже? К тому же как можно настолько обильно потеть над одним омаром? Наверное, это не очень хороший признак.

Когда официант принес счет, Пирс положил его на середину стола и вытащил бумажник из кармана пиджака. Переведя взгляд со счета на Пирса, она заметила, что он внимательно наблюдает за ней, очевидно желая удостовериться, что она увидела общую сумму. Потом, сделав простодушный вид, Пирс бросил на стол несколько банкнот и небрежно разрешил официанту оставить сдачу себе.

«Он старается, как умеет», – упрекнула себя Маргарет.

После ужина (и горсти бесплатных мятных леденцов) они поехали на стоянку возле городского парка. Стояла ясная звездная ночь. Созвездия напомнили Маргарет Азатота из «Видений Ктулху» – вагинообразного монстра, перемещающегося по небу с помощью щупалец. Она сонно гадала о том, что сейчас делает Гарри, и жалела, что не поспала перед свиданием хотя бы часок.

Она даже слегка задремала, когда Пирс произнес:

– Тебе не обязательно сидеть так далеко.

Он хлопнул по сиденью рядом с собой, и Маргарет от неожиданности вздрогнула. Она придвинулась поближе. Он обнял ее, и она заставила себя прижаться к нему всем телом. Не так уж и противно. В этом было даже что-то успокаивающее. Человеческое.

– Ты еще сердишься на меня? – спросил он.

– Нет.

– Я бы понял, если бы ты сердилась. Я повел себя как настоящий болван.

– Все в порядке, – ответила Маргарет и похлопала его по груди.

Честно говоря, на самом деле она поняла, что ей все равно.

Пирс глубоко вздохнул.

– Правда в том, что я испугался, когда ты… сделала то, что сделала. Мы встречались так мало, и это случилось так скоро. Я не справился с собой, как положено мужчине. Вместо этого я убежал, словно маленький мальчик, и спрятался от тебя. Я спросил у Господа: «Зачем она это сделала? Она же хорошая девочка?» И Бог ответил мне: «Потому что она тебя любит!»

Маргарет напряглась.

– И часто ты разговариваешь с Богом?

Она никогда не молилась за пределами церкви или вне трапезы с другими христианами, но даже тогда лишь склоняла голову, закрывала глаза и говорила «аминь» в нужных местах. Во время молитвы ее мысли всегда где-то блуждали. И ей казалось, что точно так же ведут себя все, хоть и не говорят об этом вслух.

– Каждый день с утра до вечера, – ответил он. – Как бы то ни было, я хочу сказать, что Бог объяснил мне, что ты меня любишь и что я тоже тебя люблю. Потому я и убежал, так как не был готов себе в этом признаться. – Он поерзал на сиденье и посмотрел на нее сверху вниз. В лунном сиянии его лоб ослепительно сиял, и на нем вздулась венка. Она что – дергается? Все ли с ним в порядке? – Я люблю тебя, Маргарет. Я понимаю, что это слишком быстро, но мои родители всегда говорили: когда знаешь – просто знаешь. Если ты готова к серьезным отношениям, то я тоже готов. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне в гости на День благодарения. Я хочу познакомить тебя со своей семьей.

Маргарет резко выпрямилась на сиденье. Пирс улыбнулся ей с какой-то великодушной благожелательностью, напомнившей ей улыбку отца в рождественское утро. Так смотрит человек, который приготовил для тебя дорогой подарок.

– Но это… слишком серьезный шаг, – пробормотала она.

– Я люблю тебя, Маргарет, – повторил он. Затем наклонился и поцеловал.

Она позволила ему опрокинуть себя на сиденье и улечься на нее сверху. Она приняла его поцелуи и неуклюжие движения рук. Но когда он стал покусывать ее за ухо и шею, она заметила за окном какое-то движение. Она резко повернулась, чтобы получше рассмотреть, но странное нечто исчезло. Тогда она попыталась вернуться к поцелуям и даже прикоснулась к лицу Пирса. Более того, поцеловала его сама, позволив ему засунуть в ее рот язык, показавшийся ей жирным скользким слизнем. Она открыла глаза и увидела, что, когда он страстно двигался на ее почти пассивном теле, жилка на его лбу действительно пульсировала. Подняв голову, она отвернулась от него и снова заметила что-то снаружи – в этот раз со своей стороны машины. Там стояла крупная фигура с широкими сгорбленными плечами и двумя глазами, сверкавшими оранжевым светом сквозь стекло.

Маргарет охватила паника. Она приглушенно взвизгнула и, положив руки на плечи Пирса, принялась отталкивать его от себя. Она попыталась вытащить мужской язык из своего рта, чтобы предупредить его, но Пирс только застонал и стал теребить ее еще сильнее. Вена на голове вытянулась поперек лба, разделив его на два лоскута бледной потной кожи. Она стала извиваться в попытке высвободиться. Что-то зашевелилось под кожей его лба, вена дважды вздрогнула, а потом взорвалась.

Голова Пирса раскололась на две половинки, как арбуз, и сотни крошечных красных насекомых выплеснулись на ее лицо, волосы и стали затекать в пространство между платьем и плотью. Тысячи крошечных ног защекотали ее кожу в попытке вырваться на волю. Она оттолкнула Пирса от себя и попятилась назад, хлопая себя по телу. Она должна их снять, она должна выйти из машины, она умрет, если останется здесь…

Маргарет ухватилась за ручку двери позади себя и потянула. Дверь распахнулась, и она вывалилась наружу. Пирс пополз к ней через сиденье, она попыталась встать и отойти, чтобы не видеть его лица, не видеть, как пауки впиваются в его глаза, заполняют ноздри и лезут в рот, чтобы сожрать его изнутри… но она слишком устала от ночного марафона чтения, слишком запыхалась от криков и двигалась слишком медленно. Когда его лицо вновь появилось в лунном свете, ей ничего не оставалось, кроме как на него взглянуть.

Он вспотел, казался немного взволнованным и покрасневшим от прерванного возбуждения (но, возможно, и от тревоги), однако в остальном все было в порядке. Вена исчезла, и восковой лоб вновь стал гладким и плоским.

– В чем дело? – спросил он.

Он вышел из машины и опустился перед ней на колени.

Она моргнула несколько раз, тяжело дыша.

– Ничего, – ответила она, скорее себе, чем ему. – Все в порядке.

Маргарет объяснила, что прошлой ночью почти не спала, поэтому, возможно, увидела какой-то кошмар наяву. Он принялся играть роль обеспокоенного бойфренда, но не стал задавать слишком много вопросов. Однако она почувствовала, что вновь проголодалась, и, желая избежать дальнейших объятий, попросила Пирса поехать к «МакАвто».

И вот уже второй вечер подряд Маргарет оказалась в «Макдоналдсе». Только в этот раз она сидела и смотрела в окно машины Пирса, пока он заказывал для нее картошку фри и молочный коктейль. Лицо ее горело, будто она ткнулась носом в наждачную бумагу. Она не хотела говорить и не хотела ни о чем думать – она могла только смотреть в окно и плыть по течению. Пусть Пирс сам разбирается с бестелесным голосом, льющимся из динамика. И все же даже этот безобидный разговор, состоявший из менее чем пятидесяти слов, вызвал у нее чувство беспокойства. В чем дело? Откуда взялась эта смутная паника в груди? Она повернулась на сиденье и оглядела машину, пытаясь разобраться в причинах своего дискомфорта. И только когда они подъехали к окошку выдачи, она все поняла.

Стекло отодвинулось, и из-за него показался Гарри.

Он встретился взглядом с Маргарет и открыл рот в явном удивлении.

– Вы уверены, что вам это нужно? – спросил он с легкой улыбкой, протягивая коктейль. – Здесь может оказаться корень танниса[11].

– Извините… что? – спросил Пирс.

Маргарет слегка качнула головой. Гарри перевел взгляд с нее на Пирса.

– Прошу прощения, я пошутил, – ответил Гарри.

– Повторите, сколько я вам должен?

Гарри ответил, и они произвели обмен. После этого Гарри пересчитал деньги и закрыл окошко, а Пирс поехал дальше. Всю дорогу до дома миссис Джонсон Маргарет держала коктейль обеими руками, но так и не смогла заставить себя сделать глоток. Зайдя в дом, она вылила его в раковину, прежде чем подняться наверх. Действительно, корень танниса.

Она уснула почти мгновенно. Всю ночь ей снились воющие звуки, будто где-то рядом страдал от боли волк или пес.

Мать Маргарет ужасно обрадовалась, когда та позвонила ей, чтобы сообщить новость о Дне благодарения. Она говорила так громко, что Маргарет пришлось держать трубку подальше от уха.

– Ты ж моя хорошая! – восклицала миссис Бирн.

– У меня очень плохие оценки, – сказала Маргарет. – Я отстаю по всем предметам.

– Тебе достаточно продержаться ровно столько, сколько нужно, чтобы выскочить замуж, – пояснила миссис Бирн. – Я верю в тебя, принцесса!

– Но, мам…

– Что?

– Я не чувствую…

– Не чувствуешь чего? – не поняла миссис Бирн.

«Не чувствую, что это правильно», – подумала Маргарет, но вслух сказала:

– Не чувствую пока, что это по-настоящему.

– Ты обязательно почувствуешь, – успокоила ее миссис Бирн, словно прочитав подтекст в голосе дочери. – Просто делай вид, что влюблена, и со временем все придет.

С тех пор каждое утро, собираясь на занятия, Маргарет повторяла эту мантру вновь и вновь: «Мы влюблены, мы любим друг друга». Чистя зубы, она старалась представить рядом с собой Пирса и то, как они по очереди сплевывают в раковину. Укладывая волосы и одеваясь, она пыталась заставить себя скучать по Пирсу и гадать о том, где он и чем сейчас занимается, а потом томиться в ожидании «Западной цивилизации». Она бежала, держа над головой воздушного змея их отношений, пытаясь поднять его в воздух самостоятельно. Но ей всегда казалось, что для этого нужны усилия двух человек.

Гарри перестал заходить в магазин. Она могла понять, почему он предпочел держаться подальше – ведь он скрывал от нее место своей работы, а она не просто об этом узнала, но сделала это прямо во время свидания с другим мужчиной, который к тому же ездил на «Мерседесе». На его месте Маргарет тоже предпочла бы отойти в сторонку. Бедный Гарри. Но у нее еще лежал его «Склеп», подаренный ему матерью. Наверняка он хотел бы получить книгу обратно, а Маргарет страстно мечтала от нее избавиться. Даже через две недели после того, как она чуть не сошла с ума в машине Пирса, ее продолжали мучить кошмары о притаившихся фигурах и далеких завываниях. Она почти не сомневалась, что во всем виновата книга. «Склеп» содержал историю под названием «Пес» – о парочке расхитителей гробниц, которые однажды откопали колдуна, умершего век назад, и нашли в гробу нечто нечеловеческое, чьи «горящие глазницы смотрели со значением и злобой, а острые окровавленные зубы сжались в жуткой гримасе, словно предвещавшей ужасный конец. Когда же из оскаленной пасти прогремел низкий, как бы насмешливый лай, подобный лаю гигантского пса… я закричал изо всех сил и бросился прочь».

Маргарет одолжила велосипед в гараже миссис Джонсон и поехала через весь город к «Макдоналдсу». Она прибыла как раз к обеденному перерыву и застала Гарри за кассой, обслуживающим длинную очередь клиентов. Он не заметил ее, когда она встала в очередь, поскольку все его внимание было сосредоточено только на том, кто находился прямо перед ним. Он выглядел счастливым, словно каждый клиент был для него именно тем человеком, которого он давно надеялся увидеть. Но так длилось лишь до тех пор, пока перед ним не оказалась Маргарет, и в этот миг его, казалось, до глубины души очаровал кассовый аппарат.

– Чем могу помочь? – сухо спросил он.

– Я хочу вернуть тебе книгу.

– Тогда верни мне книгу.

– Когда у тебя перерыв? – спросила она.

– Уже был.

– А когда заканчивается твоя смена?

Гарри вздохнул.

– В три часа.

Маргарет посмотрела на часы. На них было без четверти два.

– Я возьму… – сказала она, открыв кошелек и осмотрев его скудное содержимое. – Самую маленькую порцию картошки фри. Съем здесь.

Он принял заказ и выдал ей поднос с лежавшим на нем крошечным пакетиком картошки. Она отнесла поднос к столику у окна, села и принялась есть как можно медленнее – так медленно, что последняя съеденная соломка оказалась совершенно холодной и сырой. Но на все это ушло только пятнадцать минут. Тогда ее внимание переключилось на окно, на яркое голубое небо снаружи и на Гарри, принимавшего заказы у кассы. Как можно оставаться таким неизменно жизнерадостным?

Наконец в пять минут четвертого Гарри притащился к ее столику и рухнул напротив с тяжким стоном. Когда он сел, от него прокатилась волна запаха растительного масла, от которого живот Маргарет заурчал. Во время всего разговора он вертел в руках маленькую форменную шапочку «Макдоналдса».

– Чем могу быть полезен, Маргарет? – спросил он.

Она толкнула через стол «Склеп».

– Просто хотела убедиться, что ты заберешь свою книгу.

– Ценю, но оно того не стоило.

– Но ведь тебе ее подарила мама. Это же подарок на день рождения.

Он потер лицо и, прищурившись, уставился на потолок.

– Ну да. Конечно.

– К чему ты клонишь?

– Ни к чему. Просто… если бы ты посмотрела на дату публикации, то знала бы, что она вышла всего два года назад. Математически не складывается. Если ты, конечно, не считаешь, что мне всего пятнадцать лет.

Маргарет выхватила книгу и проверила последнюю страницу.

– Но зачем ты мне соврал?

– Просто думал, что это повысит шансы на второе свидание. – Он окинул ее оценивающим взглядом. – Но ты ведь здесь не для этого.

Она поерзала на диванчике, пытаясь решить, что на это ответить.

– Все в порядке, – сказал он. – Я понял. Я хорошо разглядел твоего бойфренда и его машину. Довольно несложный выбор: студент из колледжа на «Мерседесе» или простой паренек, зарабатывающий на жизнь в «Макдоналдсе».

– Я и не подозревала, что ты не учишься в Тилдене, – ответила она. – Мне казалось, что ты такой же, как я, – в твоей жизни много трудностей, но ты самостоятельно пробиваешь себе дорогу.

– Думаю, я мог бы объяснить, – сказал он. – Но опять же – на втором свидании.

– Значит, ты не учишься? Но почему ты тогда не во Вьетнаме?

– Мой папа умер, а мама страдает параноидальной шизофренией, – ответил он. – Мне дали отсрочку. – Он покрутил шляпу на указательном пальце. Маргарет шевельнула губами, но не произнесла ни слова, и тогда он добавил: – Все нормально, честно. Тебе не нужно ничего объяснять.

– Мы можем остаться друзьями?

Шляпа слетела с пальца и упала на пол. Он наклонился, чтобы ее поднять.

– А как на это посмотрит наш Капитан Мерседес?

– Его зовут Пирс, – сказала она. – Он хороший. Добрый христианин.

– А для тебя это важно?

– Я учусь в христианском колледже, – ответила она. – А ты что, не веришь в Бога?

Он бросил свою шляпу на стол.

– Никогда не встречал этого парня.

Маргарет насмешливо фыркнула.

– Значит, твоя семья достаточно богата для Тилдена, но недостаточно, чтобы ты при этом не работала, – подытожил он.

– Папа всегда говорил, что мы состоятельны, но не богаты.

Она тут же пожалела о своих словах, возненавидев их за ужасную пошлость.

Он пожал плечами.

– Как по мне, бывают богатые и очень богатые. Но отсюда все выглядят одинаково.

Маргарет в свою очередь пожала плечами.

– Как скажешь. В любом случае у нас больше денег нет. Вот почему мне пришлось искать работу.

– А я работаю с четырнадцати лет, – ответил он. – Проработал все старшие классы.

– Попробуй заниматься тем же самым в колледже.

– В колледже? Это когда учишься всего двенадцать часов в неделю?

– Не только, – сказала она. – Еще есть домашние задания. Самостоятельные работы. Эссе. Промежуточные и итоговые экзамены.

– И на кого ты учишься?

– На маркетолога, – ответила она, удивленная спонтанностью собственной лжи.

Он закатил глаза.

– Значит, после свадьбы ты вместе со своим добрым христианским мальчиком собираешься устроиться на работу в отдел маркетинга? Ты всерьез считаешь, что твоя тяжелая учеба принесет большие дивиденды в ближайшие десять лет, когда ты станешь домохозяйкой с тремя детьми?

Маргарет покраснела.

– Его зовут Пирс! – повторила она.

– Рад за него.

– Итак, – она постучала пальцами по книжке, – ты взрослый человек, который до сих пор читает истории о привидениях и монстрах.

– Ты это давно поняла, – ответил он.

– Наверное, просто до сих пор не задумывалась, – сказала она. – Тебе не кажется, что это немного нелепо? Может, тебе стоит почитать книги для взрослых?

– Я думаю, что истории ужасов – это важнейшая художественная литература в мире, – ответил он.

Внезапно ей захотелось рассказать ему о том, что творилось за окном машины Пирса – о красных жучках и ночных кошмарах, длившихся после этого несколько недель. Рассказать, а потом накричать на него за то, что он вбил ей в голову все эти ужасы с помощью дурацкой книги. Но вместо этого она рассмеялась вслед за ним.

– Вроде такой? – она указала на книгу. – Но это же нечитаемый хлам с претензией.

Он взял книгу в руки.

– И чего ты от меня хочешь, Маргарет?

– Ничего. Просто хотела отдать тебе книгу – полную лжи, как выяснилось.

Он вновь рассмеялся, но в этот раз не злобно, а, скорее, удивленно.

– Что такое? – спросила она.

Он поднял обе руки в знак капитуляции.

– Ничего. Мне нравится, как ты выражаешься, когда злишься. Теперь я понимаю, почему ты решила изучать маркетинг.

– На самом деле я тоже соврала, – призналась она. – Я изучаю английский язык.

Он наклонился вперед, закрыв лицо руками, и расхохотался еще громче.

– Хватит надо мной смеяться, – сказала она. – Мне и так неловко.

Гарри вытер слезы с лица, пытаясь взять себя в руки.

– Почему мы так отчаянно пытаемся произвести друг на друга впечатление? Слушай, прости меня за слова про домохозяйку с тремя детьми и без работы. Мать растила меня одна, и она пахала на двух работах. Она научила меня кое-чему важному. – Он посмотрел на часы и поморщился. – Кстати, мне пора домой – проверить, как там у нее дела.

Они встали одновременно. Маргарет бросила взгляд на велосипед миссис Джонсон, привязанный цепью к перилам снаружи, затем посмотрела на Гарри.

– Ты можешь меня подвезти?

Когда они подъехали к дому миссис Джонсон, Гарри вышел из машины, чтобы помочь Маргарет выгрузить велосипед из багажника.

– Значит, у тебя с твоим добрым христианином все серьезно? – спросил он.

Она хлопнула его по руке.

– Прекрати! И да, он собрался познакомить меня со своими родителями на День благодарения.

– Но ведь еще даже Хэллоуина не было, – сказал он. – День благодарения не скоро.

– И что? – спросила она.

Он захлопнул багажник и оперся о него, скрестив руки на груди.

– Моя мама не переставала встречаться с другими парнями, пока не вышла замуж за моего отца. Она ходила на свидание даже накануне свадьбы.

– Да врешь ты все, – сказала Маргарет.

– Богом клянусь.

– Ага. Тем самым, в которого ты не веришь.

– Мама говорила, что хотела быть уверенной.

– К чему ты клонишь, Гарри?

– Ты еще не замужем. И День благодарения не завтра. Думаю, мы могли бы еще несколько раз увидеться.

Она скорчила гримасу.

– Пирсу это может не понравиться.

– Тогда я рад, что не прошу у него разрешения, – сказал Гарри. – Какая разница, чего он хочет? Подумай лучше о своих желаниях. – Увидев, что она медлит с ответом, он добавил: – Давай хотя бы еще один раз.

– Ты не заставишь меня передумать, – сказала она.

– Может, и так, – согласился он. – Но я тоже пока не готов тебя бросить.

«Мы любим друг друга, – произнесла про себя Маргарет, пытаясь представить перед собой Пирса. – Мы влюблены».

На втором свидании Гарри забрал Маргарет из Серси и вновь повез ее в Литл-Рок, следуя указателям. Оказавшись в городе, он вытащил из кармана рубашки клочок бумаги и стал, ориентируясь по нему, искать что-то в центральном районе. Наконец они въехали в захудалый жилой массив, полный старых домов, находящихся в различных стадиях упадка – разбитые окна, провалившиеся веранды, оторванные водосточные желоба. Возможно, когда-то район и был цветущим, но теперь Маргарет было трудно понять, кто вообще мог здесь проживать.

В конце концов они остановились на углу одной из улиц – в тени двухэтажного дома с башенками и вывеской во дворе: «Дом страха». У основания крыльца начиналась очередь, которая тянулась вдоль всего тротуара.

– Что это за место? – спросила Маргарет.

В 1968 году – за год до открытия аттракциона «Дом с привидениями» в Диснейленде и задолго до того, как подобные увеселения распространились по всей стране, Гарри еще не располагал таким понятным общекультурным термином, как «Дом с привидениями», поэтому для объяснений был вынужден подбирать ближайший доступный аналог.

– Это нечто похожее на ярмарочную «комнату смеха» или на «поезд-призрак», – сказал он, объезжая квартал в поисках места для парковки. – Но это настоящий дом. Он дает представление, каково это – попасть в место, населенное призраками. – Гарри наклонился над ней и, открыв бардачок, достал оттуда сложенную газету. Маргарет успела прочитать один из заголовков («ПРОПАЛ МАЛЬЧИК»), прежде чем он перевернул газету, протянул ей и указал на небольшое объявление в углу.

Маргарет повернула газету так, чтобы можно было читать при свете уличного фонаря, светившего на пустыре через дорогу от аттракциона. Объявление представляло собой небольшой прямоугольник черного цвета с изображением условно мультяшного призрака. Ниже рисунка белыми буквами было написано:

«Приходите в Дом страха, чтобы ИСПЫТАТЬ НАСТОЯЩИЙ КОШМАР!»

– По-твоему, это весело? – спросила она.

– Если не хочешь, я не настаиваю, – ответил он. – Мы можем сходить в кино, или я отвезу тебя домой.

Она почувствовала напряжение в его голосе. Ему очень туда хотелось, но одновременно он старался не показаться навязчивым.

– Нет уж. Пошли, раз приехали, – ответила она. – Когда еще представится шанс пережить «настоящий кошмар»?

Они встали в очередь и каждые двадцать минут перемещались ближе к двери, когда из-за забора, окружавшего дом, выходили группы смеющихся людей. Наконец они оказались перед билетершей – пожилой грузной женщиной с жидкими седыми волосами и сигаретой, зажатой в углу рта. Гарри протянул деньги. Женщина выдала сдачу и указала на вход.

– Надо ли нам… в смысле, как это работает? – спросил Гарри.

– Заходите. Там все увидите, – ответила женщина голосом, похожим на скрежет трущихся друг о друга камней.

Входная дверь была открыта, но свисавшие оранжевые ленты скрывали внутренний вид. Маргарет и Гарри протиснулись в тускло освещенный вестибюль с мерцающей лампочкой и оранжевыми гирляндами, развешанными на перилах, уходящих на второй этаж.

Маргарет наклонилась вперед и попыталась заглянуть вдоль лестницы. Что-то там двигалось – какая-то смутная фигура в темноте.

Непроизвольно отступив назад, Маргарет наткнулась спиной на Гарри.

– Все в порядке? – спросил он.

– Просто прекрасно, – пробормотала она.

Возможно, приходить сюда было не очень хорошей идеей.

После них зашла группа из четырех подростков – две хихикающие и перешептывающиеся друг с другом парочки. Энергия, которую они излучали, была вполне живой и успокаивающей. Гарри и Маргарет шагнули в сторону, предоставив инициативу детям. Затем последовали за ними вправо по коридору, который привел их в гостиную. На жестком, неудобном диване сидели четыре человека, одетых странно (но не страшно). Они выглядели как члены одной семьи: отец с густыми черными усами и в строгом костюме, мать с длинными прямыми черными волосами в плотном облегающем платье, круглолицый мальчик в полосатой футболке, стриженный «под горшок», а также маленькая девочка в черном платьице с угрюмым суровым личиком и темными волосами, заплетенными с двух сторон в косички. Все четверо таращились в телевизор, показывавший статические помехи.

– Добро пожаловать! – воскликнул отец, взмахнув рукой. – Мы смотрим прогноз погоды по телевизору.

– Похоже, опять идет снег, Гомес, – сказала мать отцу.

Гомес? Откуда Маргарет знает это имя?

– Здесь всегда идет снег, – буркнула маленькая девочка.

– Блестящий аргумент, Уэнсдей, – согласился Гомес.

Уэнсдей? Гомес?

– Ого! Это как в том сериале, – сказала одна из девочек-подростков. – Э-э, как он там назывался?

– «Семейка Аддамс», – произнес Гарри очень тихо – так, что только Маргарет смогла его услышать.

Она поймала его взгляд, и он скорчил извиняющееся лицо. Она знала о существовании подражателей Аддамсам и теперь увидела их воочию, но… разве «Семейка Аддамс» – это не телевизионный ситком, высмеивающий монстров? Это же комедия положений, а не фильм ужасов. Но объявление в газете не выглядело смешным.

– Поскольку дом занесло снегом, вам придется остаться с нами на ужин, – объявил Гомес. – Ларч!

По коридору к посетителям приковылял человек чуть выше среднего роста. Он был одет в смокинг и раскрашен под монстра Франкенштейна. Человек вопросительно простонал.

– Ларч, проводи наших гостей в столовую, – попросил Гомес.

Чудовище в смокинге вновь застонало. Маргарет, Гарри, Гомес и подростки прошли за ним по коридору в большую, освещенную свечами столовую, где был накрыт длинный стол на двенадцать персон. Обойдя вокруг стола, Ларч выдвинул шесть стульев. Поскольку никто не сдвинулся с места, чтобы принять приглашение, он наклонился вперед и снял крышку с большого сервировочного блюда, стоявшего в центре стола. Затем указал на его содержимое – черную массу, которая, казалось, двигалась в мерцающем свете.

По-прежнему никто не шевельнулся. Тогда Ларч сунул руку в блюдо, схватил горсть того, что в нем лежало, и швырнул в гостей. Черная масса распалась в воздухе, и Маргарет успела заметить тонкие конечности и пластмассовый блеск. Подростки взвизгнули, когда черное нечто ударило в них и отскочило на пол. Маргарет прищурилась: это были резиновые паучки. Ларч кидался в них резиновыми паучками. Что ж, по крайней мере, они не были красными.

– Твою ж… – вырвалось у Гарри.

– Ларч, что я говорил насчет игры с едой? – строго спросил Гомес. Он стоял гораздо ближе, чем хотелось бы Маргарет, и от него пахло сигаретами. – А теперь мы должны вымыть наших гостей!

Она с облегчением выдохнула, когда Гомес протолкался сквозь группу и повел их к двери в конце коридора. Из щели между дверью и полом валил дым.

Они вошли на кухню, настолько густо заполненную туманом, что Маргарет не могла разглядеть пол. В центре кухни стоял человек в очках и белом халате и помешивал что-то в дымящемся котле.

– Оно живое! – завыл человек. – Живое!

Плечи Гарри слегка поникли, и он закрыл лицо обеими руками.

– Как суп, Генри? – спросил Гомес.

– Превосходно, мистер Аддамс, – ответил человек в лабораторном халате.

Он лупил металлической ложкой по чему-то в кастрюле, расплескивая воду на плиту.

– Рад это слышать! – воскликнул Гомес. – У тебя, случайно, не найдется чистых полотенец? В столовой кое-что произошло.

– Извините, чистых нет, – ответил Генри. – Разве что… не знаю, можно ли назвать «кровавое» «грязным»?

И он поднял кухонное полотенце, насквозь пропитанное красненьким. Подростки застонали от отвращения.

– Очень жаль! – посетовал Гомес. Затем повернулся и снова обратился к гостям: – Думаю, у нас найдутся полотенца наверху в ванной, если вы не против туда пойти.

– Мы не грязные, – ответил Гарри. – Мы можем выйти тем же путем, каким сюда зашли?

– Какой вздор! – не согласился Гомес. – Мы недавно отремонтировали гостевую спальню наверху. Вы просто обязаны ее увидеть. Ларч?

В дверях кухни вновь появился Ларч.

– Проводи наших гостей наверх за чистыми полотенцами, – велел Гомес.

Ларч хмыкнул и повел всех обратно в холл. Маргарет пошла первой, Гарри следом за ней.

– Это маленький дом, – прошептал он ей в ухо, обдав шею горячим дыханием. – Скоро все закончится. – И затем, секунду спустя: – Извини.

Маргарет поднялась по лестнице и отошла в сторону, освободив место для остальной группы. Они остановились в узком, тускло освещенном коридоре с закрытыми дверями по обеим сторонам. Кроме этого на противоположной от лестницы стене висело длинное растение в горшке. Маргарет перегнулась через перила и бросила взгляд на первый этаж, вспомнив о загадочной фигуре, которая стояла именно здесь, когда она вошла. В тот момент она не выглядела фальшивой, будто часть заготовленной шутки. Силуэт показался вполне реальным. Маргарет оттолкнулась от перил и посмотрела на группу, сбившуюся в кучу.

– Куда теперь? – спросил один из подростков.

Дверь в дальнем конце коридора распахнулась. Ларч развернулся и стал спускаться вниз по лестнице, оставив их одних.

Группа пошла вперед. Ни упыри, ни демоны из дверей не выскакивали. Наоборот – в доме стало еще тише, чем раньше. И как-то пусто.

Комната в конце коридора была залита болезненно-розовым светом и обставлена, как спальня старухи. В левой части комнаты стоял старый туалетный столик, а в противоположном углу возвышалась двуспальная кровать на металлическом каркасе с очень высокими спинками, делавшими ее похожей на колыбельку для взрослых. Под одеялом лежал неподвижный ком неопределенных очертаний.

На стенах были развешаны старые черно-белые фотографии: маленькие дети, улыбающиеся и смеющиеся летним днем на пляже; портрет солдата в парадной форме со сдвинутым набекрень головным убором, что, должно быть, подчеркивало его молодцеватость; молодожены, выбегавшие из церкви, пригнув головы, с поднятыми вверх руками, чтобы защититься от натиска рисового дождя; фотография аварии, в которой одна машина врезалась в бок другой, оставив огромную вмятину с пассажирской стороны, с хорошо видным бампером, на котором висела надпись «молодожены» и вереница консервных банок; рядом еще одна фотография с той же аварии – на ней тело под простыней, наполовину пропитанной кровью, из-под которой торчала одна рука в белом кружеве и с бриллиантовым обручальным кольцом, сверкавшим на солнце. Маргарет долго не могла оторвать от нее взгляда.

Они что, настоящие? Или это такая инсценировка?

– Я не понимаю… – произнесла одна из девочек. – Жутковато, конечно, но при чем здесь это?

– И какое отношение оно имеет к «Семейке Аддамс»? – спросила Маргарет.

– Я не знаю, – ответил Гарри.

Одна из девочек указала на выпуклость на кровати.

– А там что такое?

– Иди посмотри, – сказала другая.

– Ни за что!

Они еще немного поспорили, пока более высокий и широкоплечий из двух мальчиков не вызвался проверить. Второй последовал за ним, отстав на шаг или два и слегка отклонив торс назад, словно сдерживаемый собственным здравым смыслом.

Высокий мальчик встал над выпуклостью на кровати, спиной к комнате. Он встряхнул руками и дотронулся до одеяла. Маргарет облизнула пересохшие губы, вспомнив неясную фигуру, наблюдавшую за ней через окно машины Пирса. Она потянулась к Гарри, и тот взял ее за руку.

Подросток ухватился за одеяло и дернул на себя. Его друг закричал, девочки взвизгнули, а Маргарет сделала шаг к двери.

Высокий мальчик застыл на месте с одеялом в руках, глядя на что-то внизу. Маргарет все еще не могла понять, на что он смотрит.

– Что там такое? – спросил Гарри.

Он отпустил Маргарет и шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть. Подросток отбросил одеяло в сторону и поднял с кровати какой-то комок. Затем повернулся так, чтобы все смогли увидеть: это была детская подушка с рисунком Дракулы. Девочки рассмеялись, Гарри повернулся к Маргарет.

– Ну, это уже совсем никуда не годится, – сказал он. – Хочешь уйти?

– Да, пожалуй, – согласилась она.

Они вышли из комнаты, оставив подростков одних. Однако, когда они вернулись к растению в горшке на лестничной площадке второго этажа, то обнаружили, что путь вниз преградила раздвижная металлическая решетка.

– Что-то я не заметил ее, когда мы сюда заходили, – сказал Гарри.

Он потянул решетку на себя. Та слегка задребезжала, но не сдвинулась с места.

– И что теперь? – спросила Маргарет.

– Дай подумать, – сказал Гарри и принялся возиться с решеткой.

Маргарет оглянулась на розовую комнату, вдруг осознав, что в доме опять стало тихо. Чем там занимаются детишки?

Она вытянула шею в надежде услышать красноречивые звуки поцелуев и так сосредоточилась на подслушивании, что не заметила движения растения в горшке. А потом оно ее схватило.

Маргарет закричала. В полном ужасе она стала извиваться взад-вперед, пытаясь вырваться. Растение, возможно удивленное проявлением такой паники, почти сразу ее отпустило. В своей борьбе Маргарет налетела на Гарри, и тот врезался в решетку. А потом решетка, спружинив, оттолкнула их обратно, и они оба упали на деревянный пол.

Маргарет оттолкнулась от Гарри, попыталась встать, запуталась в его ногах и снова упала, ударившись головой о пол. В глазах сверкнула белая вспышка боли. Она несколько раз моргнула, пытаясь сосредоточиться и ощущая, словно издали, как ее тело движется в пространстве – чьи-то руки помогали ей встать на ноги.

– Пошли! – услышала она голос Гарри.

Его рука накрыла ее руку, и он потащил Маргарет к новой открытой двери в конце коридора – подальше от розовой комнаты, растения, лестницы и решетки. В пустой комнате светила одинокая лампа, а в том месте, где должно было быть окно, зияла черная дыра.

Гарри отпустил ее, подошел к дыре и заглянул внутрь. Когда он вновь обернулся и посмотрел на нее, рот его раскрылся, а глаза внезапно стали пустыми и далекими. Прежде чем Маргарет успела спросить, что случилось, из дверного проема позади появилась фигура, от вида которой ее охватил такой страх, что из головы мгновенно улетучились все разумные мысли. Высокое и сгорбленное, закутанное в алый плащ существо имело вытянутую мохнатую морду и пасть, полную гигантских клыков. Вместо рук у него были лапы с длинными изогнутыми когтями. Глаза горели ярко-оранжевым светом. Существо указало на Маргарет когтем и издало дикий нечеловеческий рев.

Маргарет завизжала. Гарри схватил ее, поднял и заглянул в лицо. Глаза его вновь стали живыми и осмысленными. Он улыбнулся и сказал:

– Доверься мне.

После чего швырнул Маргарет прямо в черную дыру.

Она ударилась о черный хрустнувший пластик и помчалась вниз сквозь темноту, ощущая всем телом скольжение. Затем она услышала, как что-то быстро приближалось к ней – большое, шумное и невидимое. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть, Гарри это или зверь в красном, скольжение прекратилось, и она вылетела на свежий и чистый ночной воздух. Казалось, она повисла там, потеряв на секунду вес, после чего рухнула на что-то большое и мягкое.

Маргарет оглянулась и поняла, что упала на огромный надувной мат, установленный на заднем дворе дома. Здесь был еще один подросток, и он ей что-то кричал. Сердце бешено колотилось, голова была как в тумане, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он говорит: «Отбегай в сторону!» Но она еще лежала горизонтально на мате, когда из пластиковой трубы вылетел Гарри и приземлился прямо на нее.

В тот день и час 1968 года, когда они лежали в миссионерской позе на заднем дворе «Дома страха», моя мать взглянула в лицо Гарри и поняла, что безбедная жизнь с Пирсом окончательно разрушена. Вместо этого она увидела другую, тяжелую вереницу лет, развернувшуюся перед ней: и маленькую тревожную свадьбу, и большое число детей, и жизнь в рабочем квартале «синих воротничков», и безнадежную экономию на всем, и поношенную одежду, и покупки в магазине поддержанных товаров. Она почувствовала, что бессильна помешать этому видению стать реальностью.

Но она не стала делиться своими предчувствиями с моим отцом. Вместо этого она дотронулась ладонями до его лица и просто сказала:

– Моя мама тебя возненавидит.

Секвенция Тёрнеров I. Маргарет

Когда Маргарет входит в Город – в этот текучий сон наяву, в эту смесь из воспоминаний и кошмаров, то ей начинает казаться, будто она по-прежнему живет в беднейшем районе Лаббока – в маленькой обшарпанной квартирке с одной спальней, потрепанным ковром и деревянными панелями на стенах, которую она делила с Гарри. Впрочем, панели эти едва можно разглядеть за выстроившимися вдоль всех стен штабелями из коробок, в которых лежат книги, комиксы и журналы Гарри.

Вещи Гарри повсюду. Кухонный стол погребен под пишущей машинкой, стопками конспектов и рисованных от руки чертежей каких-то странных небоскребов. Он постоянно обещает навести порядок, но, похоже, вовсе не собирается этого делать. Маргарет раздражает ходить на цыпочках вокруг чужих вещей и не чувствовать комфорт в собственном доме.

Бум!

Звук, кажется, доносится из спальни, и Маргарет выходит из переполненной гостиной, чтобы найти его источник. Открыв дверь спальни, она входит в нее и понимает, что уже лежит в постели. Гарри спит рядом, слегка приоткрыв рот. На нем ее маска для сна, которую он надевает, чтобы дать ей возможность почитать при свете. Маска лавандового цвета, окаймленная кружевной бахромой, но Гарри никогда это не смущало, и Маргарет его за это ценит.

Бум!

В этот раз звук доносится откуда-то из глубины комнаты, но она не может понять, откуда именно. Бум. Бум-бум. Такое ощущение, что сама спальня находится в центре этого звука. Маргарет кладет книгу на живот и впервые замечает, что беременна. Бум. Бум-бум! Ее живот большой и круглый, словно надутый воздушный шар, готовый лопнуть. Этот звук идет из комнаты или из нее самой? Она кладет руки на живот. Бум-бум. Живот вибрирует в такт звуку.

Она трясет Гарри за плечо, но тот лишь перекатывается на бок, в сторону от нее.

Бум! Бум-бум.

Ее внутренности вдруг сжимаются с ужасной силой, и она начинает задыхаться, свернувшись в клубок вокруг собственного живота. Что-то не так. Она закрывает глаза и втягивает воздух через сухие губы и стиснутые зубы. Боль медленно отступает, превращаясь в ноющую ломоту внутри. Возможно, просто проблемы с пищеварением. Возможно, она съела что-то такое, что не понравилось ребенку.

Она встает и выходит из спальни, намереваясь пойти в ванную, но, должно быть, сворачивает не туда, поскольку она больше не в квартире. Она стоит в длинном, темном, узком коридоре, увешанном фотографиями в рамках. Единственная закрытая дверь находится в дальнем конце. Бум. Бум-бум. Звук такой низкий, что он, скорее, ощущается, а не слышится, резонируя сквозь старые деревянные полы. Она прижимает руки к животу. Выпуклость исчезла. Живот не совсем плоский – не такой, как раньше, но бугор и сопутствующие судороги пропали.

Она оборачивается, чтобы взглянуть на дверь, через которую вышла, но видит перед собой лишь пустую стену. Бум-бум! Коридор слегка пульсирует и дрожит, от чего дверь в противоположном конце открывается сама собой, качнувшись внутрь. Словно легкий ветерок, оттуда долетает слабый хныкающий звук. Она не хочет заходить в комнату, но не может остановиться.

В комнате темно. Она тянется к выключателю, поворачивает его, и комната заливается тусклым розовым тошнотворным светом. Это пустая детская. Но здесь нет ни игрушек, ни пеленального столика, ни ходунков, ни веселых обоев или картин – только множество черно-белых фотографий в рамках на стенах, одинокое кресло-качалка и детская кроватка. Она подходит к кроватке, но хныкающие звуки уже прекратились. Кроватка пуста, одеялко откинуто. Как давно она здесь?

Она вцепляется в бортик. О Боже! О Господи!

Оглядев комнату, но не заметив ничего необычного, она со стоном падает на колени и заглядывает под кроватку. Ребенка там нет, зато Маргарет находит фотографию в рамке, на которую уже осела пыль. Она берет ее в руки.

Это фотография со свадьбы Маргарет и Гарри, сделанная в здании суда. Гарри одет в один из старых костюмов своего отца, который ему совершенно не подходит. На жилистом теле Гарри костюм висит свободно и мешковато, делая его похожим на маленького мальчика, развлекающегося переодеванием. На Маргарет – простое зеленое платье, купленное для нее матерью (оно зеленое, а не белое, потому что миссис Джонсон хотела, чтобы она поносила его не только один раз на свадьбе). Родителей Маргарет на фотографии нет, поскольку они отказались присутствовать, зато есть мама Гарри Дебора. Она болезненно улыбается и одновременно хмурится, глядя на что-то за кадром, но это самое жизнерадостное выражение, на которое она способна. Словно Дебора пытается изобразить счастье, страдая от зубной боли.

Вдруг раздается детский всхлип, отвлекая внимание Маргарет от фотографии. В этот раз звук долетает из коридора. Ухватившись за кроватку, она поднимается на ноги. Живот снова стал округлым и твердым. Ребенок в коридоре начинает плакать, и в утробе Маргарет шевелится что-то, взволнованное этим звуком. Она выходит из детской с фотографией в руке и возвращается в спальню.

Она видит Гарри, который уже проснулся и сидит в постели. По его телу, шелестя и причмокивая, ползают два существа. Они примерно похожи на людей, но у них нет кожи. Существа напоминают ей диаграммы из старого школьного учебника по анатомии: на них блестит человеческая мускулатура, жилистое мясо изгибается и растягивается при каждом движении. Головы у существ странные: на них длинные, похожие на черепа лица, выступающие вперед челюсти и ярко-оранжевые глаза – цвета дорожных аварийных конусов. Твари ползают вверх и вниз по телу Гарри и грызут его плоть.

«Гарри», – стонет она.

«Что у тебя?» – спрашивает он, указывая на картинку в рамке.

Она протягивает ему фотографию, и они принимаются изучать ее вдвоем, пока чавканье жующих младенцев пульсирует в ее голове подобно мигрени.

Он указывает на свою мать.

«Она хороший человек. Не ее вина, что она так выглядит».

«Конечно же нет», – отвечает Маргарет.

Ей хочется прикоснуться к нему и утешить, но она боится, что ее тоже укусят маленькие чудовища.

«Я не такой, как она. Не настолько болен».

«Я знаю», – отвечает Маргарет.

«Ложись в постель», – предлагает он.

«Что-то не хочется», – говорит она.

Он смотрит на нее с недоумением.

«Неважно, чего ты хочешь».

Один из младенцев забирается ему на грудь и кусает за щеку. Кажется, он ничего не замечает. Ребенок внутри Маргарет шевелится и брыкается в темнице ее утробы. Бум. Бум-бум.

«Гарри, – говорит она. – Гарри, нам надо бежать».

«Бежать?» – переспрашивает он.

Ее живот опять сводит судорогой. Нет, пожалуй, не судорогой. Такое чувство, будто по ее внутренностям протащили ржавые гвозди. Она тянется к краю кровати, но теряет равновесие и падает спиной на пол. Затем перекатывается на бок, держась руками за живот.

«Это не наши дети», – произносит она сквозь стиснутые зубы.

Гарри наклоняется, чтобы посмотреть на нее, лежащую на полу. Возможно, он пытается одарить ее еще одной недоумевающей улыбкой, но на его лице уже не так много кожи, чтобы получилось что-то осмысленное. Оторванные куски плоти болтаются подобно занавескам на ветру. Отсюда он кажется невероятно далеким.

«Маргарет, конечно же, это наши дети».

Их лица появляются из-за края кровати и глядят на нее сверху вниз оранжевыми глазами. Они воркуют и урчат. Они раскачиваются взад-вперед, набирая инерцию для того, чтобы броситься вниз, к полу. Они собираются прийти на помощь и вытащить третьего ребенка из ее утробы в мир своими маленькими острыми зубками.