Когда ему впервые пришла в голову задумка о создании космического корабля, доктор не задумывался о том, подходит ли он для таких путешествий. Лично он терпеть не мог путешествовать. Он был всего лишь врачом общей практики, увлекался астрономией, и единственная причина, по которой он хотел посетить планеты, заключалась в том, что он не мог достаточно хорошо видеть их в свой телескоп. Поэтому он немного изучил магнетизм и т.д. и наткнулся на принцип Куба.
Но у него не было способностей к механике, и он уже готов был отказаться от этой затеи, когда встретил Смита. На него сразу же произвело впечатление весьма заурядное лицо инженера; у него был большой опыт общения с людьми, и он был уверен, что Смит должен быть настоящим кудесником, раз он выглядит так заурядно.
Диагноз Кинни оказался верным. Смит знал свое дело; оборудование было закончено в кратчайшие сроки и сделано как надо. Однако когда дело дошло до установки оборудования в соответствующий летательный аппарат, Кинни был вынужден обратиться к архитектору. Им стал Э. Уильямс Джексон. В то же время доктору пришло в голову, что им понадобится повар. Миссис Кинни отказалась иметь какое-либо отношение к путешествию, поэтому Кинни дал объявление в газету. По счастливой случайности объявление увидел геолог Ван Эммон, который научился готовить, будучи альпинистом, и откликнулся на него в предвкушении приключений.
Сам доктор, помимо того, что был сведущ в душевных и телесных недугах человека, обладал еще и необычными познаниями в смежных науках, таких как биология. Специальности Смита уже были названы; он с одинаковой легкостью мог управлять самолетом или забивать гвозди. Ван Эммон по роду своей деятельности был искусным "фоссилологом" и хорошо знал естественную историю.
Что касается Э. Уильямса Джексона, то этот архитектор был еще и социологом в этой четверке. Кроме того, он имел неплохую репутацию любителя древностей. Тем не менее, самое важное об Э. Уильямсе Джексоне узнали только после посещения Меркурия, после жуткого завершения этой экспедиции, после того, как архитектор, упав в обморок, пришел в себя под присмотром врача.
– Джентльмены, – сказал Кинни, выходя из укромного уголка возле динамо-машин, где находилась койка архитектора, – джентльмены, я должен сообщить вам, что Джексон – не тот, о ком мы думали.
– Он, то есть она, – женщина!
Это поставило вопрос совершенно по-новому. Обсуждая это, трое мужчин удивлялись, что архитектору удавалось сохранять свой пол в тайне все время, пока они исследовали Меркурий. Они не знали, что никто из коллег архитектора Э. Уильямса Джексона так и не догадался об этом. Амбициозная и изобретательная, с природной склонностью к проектированию домов, она решила, что ее пол не должен помешать успеху.
И когда она, наконец, пришла в себя там, на койке, и поняла, что ее секрет раскрыт, вместо стыда или смущения она почувствовала лишь досаду. Она неуверенно прошла по полу огромного кубообразного корпуса к иллюминатору, у которого стояли трое, и, когда они спокойно освободили для нее место, она заняла его, как само собой разумеющееся, не говоря ни слова.
Доктор говорил о том, что эти четверо очень подходят для того, что они делают.
– И если я не ошибаюсь, – продолжал он, – нам понадобятся все мозги, которые мы сможем объединить, когда доберемся до Венеры.
– Когда мы начинали, я и предположить не мог, что Меркурий когда-либо был обитаем. Но теперь, когда мы увидели то, что увидели, я абсолютно уверен, что Венера тоже когда-то была населена.
Все четверо смотрели из тройного вакуумного иллюминатора на неуклонно растущий шар "сестры-близнеца Земли". Половина в солнечном свете, половина в тени, эта планета, издавна служившая синонимом красоты, находилась сейчас всего в миллионе миль от них. По размерам она не уступала Луне, но вместо серебристого блеска она излучала кремовое сияние, в три раза более яркое.
– Итак, – размышлял вслух геолог. – Насколько я помню, яркость планеты зависит от содержания в ней воздуха. Значит, на Венере его примерно столько же, сколько на Земле, не так ли? – вспомнив, как выглядела родная планета, когда они ее покидали.
Доктор кивнул.
– Есть и другие факторы, но, несомненно, мы приближаемся к миру, который очень похож на наш собственный. Венера почти такая же большая, как Земля, имеет примерно девять десятых ее поверхности и почти такую же силу тяжести. Главное отличие в том, что она находится всего на две трети дальше от Солнца, чем мы.
– Сколько длится ее день? – поинтересовался Смит.
– Не могу сказать. Некоторые наблюдатели утверждают, что видели ее достаточно четко, чтобы объявить, что ее день такой же длины, как и наш. Другие считают, что она подобна Меркурию – всегда обращена к Солнцу одной и той же стороной. Если это так, то ее день, как и ее год, – двести двадцать пять наших дней.
Ван Эммон выглядел разочарованным.
– В этом случае с одной стороны она будет раскаленной добела, а с другой – ледяной; за исключением, – он вспомнил Меркурий, – за исключением "сумеречной зоны", где климат не будет ни тем, ни другим, а вполне умеренным.
Он указал на линию, проходящую по центру диска перед ними, линию, которая отделяла освещенное пространство от неосвещенного, день от ночи.
Все четверо всмотрелись внимательнее. Надо помнить, что сам блеск Венеры всегда мешал астрономам; планета в целом всегда очень заметна, но сам ее ослепительный отблеск не позволяет разглядеть какие-либо детали. Поверхность всегда казалась покрытой пеленой туманного, малопрозрачного пара.
Смит издал странный возглас. На мгновение он пристально вгляделся в планету, затем поднял голову и извиняюще улыбнулся.
– У меня была глупая идея. Я подумал…
Он осекся.
– Скажите, а Венера вам ничего не напоминает?
Доктор медленно покачал головой.
– Не могу сказать, что напоминает, Смит. Я всегда считал, что Венера обладает внешностью, присущей только ей. А что?
Инженер собрался ответить, но остановился, подумал и указал на половину Венеры, которая была в тени.
– Почему мы так легко можем различить темную часть? – ответил Кинни.
Кинни смог ответить на этот вопрос.
– Дело в том, что на самом деле она не совсем темная, а слабо освещенная. Предположительно, это звездный свет.
– Звездный свет! – повторил архитектор, заинтересовавшись.
– Именно так. Видите ли, – закончил доктор, – если эта сторона никогда не повернута к солнцу, то она должна быть покрыта льдом, который отражает звезды…
– Здорово! – удовлетворенно воскликнул Смит. – В конце концов, я не был таким уж сумасшедшим! Я был уверен, что все это покрыто льдом!
Это выглядело разумно. Конечно, вся планета имела несколько водообразный вид. Это натолкнуло геолога на мысль:
– Если это отражение действительно вызвано льдом, то в воздухе должно быть много водяного пара. А если это так…
– Жизнь не только вполне возможна, – спокойно заявил доктор, – но я готов поспорить на этот летательный аппарат против заброшенной шахты по добыче мыльного камня, что завтра, когда мы приземлимся, мы найдем там людей или близких к людям существ!
Глава
II
. К слову о Венере
Архитектор все еще была одета в мужской костюм приталенного кроя, который она носила, находясь в поездке. Ван Эммон подумал об этом, когда несколько неловко сказал:
– Ну, я пойду приготовлю что-нибудь поесть. Через полчаса все будет готово, мисс м… Джексон.
Она посмотрела на него с легким недоумением, но потом поняла.
– Вы хотите сказать, что у меня есть время переодеться? Спасибо, но я уже привыкла к этой одежде. И кроме того, – с жаром добавила она, – я никогда не понимала, почему женщины не могут носить то, что им подходит, лишь бы это было прилично.
Нельзя было отрицать, что ее одежда была и подходящей, и приличной. Созданные по образцу обычного костюма для верховой езды, куртка и бриджи были сшиты скорее по-юношески, чем по-мужски, а узкая вертикальная полоска темно-серого материала делала ее стройность почти девичьей. Короче говоря, с прической в стиле поэта, независимой манерой поведения и прямой речью она больше походила на двадцатилетнего юношу, чем на тридцатилетнюю женщину.
Вместе с Ван Эммоном она прошла, ловко уворачиваясь от машин, через большой салон к маленькой кухоньке, за которой он стоял. Там, к его ужасу, девушка сняла куртку, закатала рукава и заявила о своем намерении помочь.
– Вы хорошо готовите, Ван, то есть, мистер…
– Не надо, просто Ван, пожалуйста, – поспешно сказал он. – Мое первое имя – Густав, но никто никогда не использовал его с тех пор, как меня окрестили.
– То же самое с моим именем Эдна, – заявила она. – Мать звали Уильямс, а меня прозвали Билли, когда я еще себя не помнил. Так что с этим покончено, – с большой твердостью заявила она. – Дело в том, Ван, что ты хорошо готовишь, но у всего есть привкус бекона. Я бы хотела, чтобы ты позволил мне самой готовить.
Он мгновение возражал, но потом облегченно вздохнул.
– На самом деле я доволен до смерти.
Чуть позже доктор и Смит, переглянувшись, увидели, как Ван Эммона посвящают в систему, которая формирует картофель с гребешками. Затем он обнаружил, что существует не один способ приготовления вяленой говядины.
– В этот раз мы не будем добавлять сливки, – сухо сказал Э. Билли Джексон, когда Ван Эммон отложил консервный нож. – Сделаем из них омлет и посмотрим, что из этого выйдет.
Она уже взбивала яйца. Он нарезал мясо на мелкие кусочки и, закончив, забрал у нее взбивалку для яиц. Он вращал его так энергично, что пена летела ему в лицо.
– Не торопись, – посоветовала она, бесстрастно протягивая полотенце для посуды и вытирая пятнышко.
После этого он заработал как никогда яростно.
Вскоре он уже удивлялся, как это он до сих пор считал, что она не женщина. Теперь он увидел, что то, что он раньше считал мальчишеством, на самом деле было просто энергичностью и свежестью искренней, здоровой, целеустремленной девушки. Его осенило, что ее серые глаза были не острыми, а настороженными, рот – не жестким, а решительным, все выражение лица, вместо мужественного, – женственным, как у любой девушки, которая была брошена на произвол судьбы и добилась своего. Вскоре он обнаружил, что его зрение ничуть не страдает от того, что он смотрит на нее.
– Теперь, – заметила она в своей деловой манере, ставя сковороду в духовку, – я полагаю, что услышу различные намеки на то, что женщине не пристало пытаться выполнять мужские трюки. И я сразу предупреждаю, что готова привести весомые аргументы!
– Конечно, – сказал геолог с такой серьезностью, что девушка поняла, что он не имел в виду этого, – конечно, место женщины – дома. В окружении семнадцати-восемнадцати детей, да еще готовящей для стольких же наемных мужчин, это просто идеальный вариант. Мы это понимаем.
– Тогда, признавая это, почему бы женщине не быть настолько независимой, насколько ей хочется? Вспомните, что делали женщины во время войны; вспомните, что немало женщин являются врачами и адвокатами! Есть ли какая-нибудь веская причина, по которой я не смогла бы спроектировать библиотеку так же хорошо, как это может сделать мужчина?
– Ни одной, – согласился Ван Эммон, передавая блюдо с нарезанным мясом.
Девушка аккуратно сложила содержимое в уже похожий на губку омлет, а он продолжил:
– Кстати, мой сосед перед моим отъездом сказал мне, что у него проблемы с прорвавшейся канализацией. Как вам…
– Примерно так же, как заштопать носки! – отозвалась она, явно готовая к подобным комментариям.
Она посмотрела на картошку, а затем разрешила геологу открыть шестую банку персиков.
– Надо сказать, что они вкусные, – признала она, заметив, с какой готовностью он подчинился.
Хлеб с маслом, оливки, кофе и торт завершили трапезу. Стол был накрыт с большей тщательностью, чем обычно, по такому случаю были найдены чистая скатерть и салфетки. Когда позвали Смита и Кинни, оба заявили, что они не настолько голодны, чтобы все это съесть.
– Хорошо, что вы были не очень голодны, – прокомментировала Билли, когда закончила раздавать по второй порции картофеля каждому из них. – Мне едва хватит, – сказала она и принялась за еду.
– Я никогда не думал об этом раньше, мисс-эр… мисс Билли, – сказал Смит, раскрасневшись, – но вы едите столько же, сколько и мужчина!
– О боже, как это шокирует! – с издевкой произнесла она. – Если подумать, Смит, вы едите больше, чем женщина!
Лицо доктора покраснело от сдерживаемых эмоций. Через некоторое время он рассудительно сказал:
– Я скажу вам, что беспокоит Смита. Он боится, что женщины, став вдруг очень прогрессивными, совершенно опередят мужчин. Вы понимаете, начав, они не смогут остановиться. И я должен признаться, что и сам иногда серьезно задумывался об этом.
– Я тоже, – искренне добавил Ван Эммон. – У меня такое же чувство, как у пожилого человека, когда он видит, как молодой приступает к работе. Вместо того чтобы радоваться, что у женщин все получается, я как бы возмущаюсь.
– Я так и знала! – восхищенно воскликнула девушка. – Но я никогда не слышала, чтобы мужчина в этом признавался!
– Возможно, все не так серьезно, как мы думаем, – сказал практичный Смит, выскребая дно кастрюли с картофелем. – Я считаю, что прогресс женщин может оказать прекрасное влияние на мужчин, сделав нас менее самодовольными и более собранными. С одной стороны, – оглядел он Куб, – мы должны немного прибраться, раз уж мы знаем, что вы женщина!
Глаза архитектора вспыхнули.
– Потому что вы прекрасно знаете, что если вы этого не сделаете, то я сама приду и сделаю это, вот что вы имеете в виду! Заметьте, что меня надо уважать не за то, что я есть, а за то, что я могу сделать!
– От имени себя и своих товарищей я сдаюсь! – галантно сказал доктор.
И тут же добавил:
– И все же, даже поступая по-рыцарски, мы игнорируем ваше желание, чтобы вас ценили по достоинству. Простите меня, мисс Билли, я больше не буду забываться.
– В то же время, дорогая, – вспомнив, что у него есть своя дочь, почти ровесница архитектора, – мы, мужчины, стали воспринимать женщин в первую очередь как потенциальных матерей, а во вторую – как людей дела. А если учесть, что материнство – это то, в чем нам, властелинам земли, отказано…