События данной истории, происходят в 1982 году, в детском лагере для трудных подростков под номером 1412. Лагерь предназначен для исправления лиц мужского пола в возрасте от 14 до 18 лет. За 50 дней, они должны исправить свои ошибки, и научиться быть достойными членами, социалистического общества, по средствам, тяжёлой физической работы и спорта. Повествование идет от охранника по имени Денис, которого назначили на это место, сразу после учебки в армии. – И да начнутся, голодные игры.
Нас привезли в это Богом забытое место, вблизи на 100 километров только степь, даже почти нет деревьев. Пацанов, должны привести через пару дней, а нам нужно было проверить все замки, подключить электричество к забору и пройти инструктаж. Мы стояли с открытыми ртами, когда пузатый майор, начал выдавать нам оружие и патроны. Я не выдержал и спросил, – извините, но тут же будут дети. Майор посмотрел на меня и ответил.
– Дети они только на вид. Внутри это монстры, которые страшнее любого взрослого. Стоит тебе только зазеваться или проникнуться сочувствием, они зарежут тебя самодельным ножом, сделанным из консервной банки. У них нет, ни любви, ни тоски не жалости. И если за 50 дней, мы сможем перевоспитать хотя бы одного, наша задача будет выполнена.
Мне выдали АК-47. Стрелял я только раз в жизни, и было это совсем недавно. Черт возьми, мне самому еще и 19 нет, как я могу калечить судьбы таких же, как и я. Но выбора не было. Родина отдала приказ. И если я откажусь, то сам окажусь в подобном лагере.
В ту ночь, я так и не сомкнул глаз. Мужики что охраняли этот лагерь раньше, рассказывали всякие байки о лютой жестокости детей, о сексуальном насилии и даже каннибализме. Верить мне в это не хотелось, но, тем не менее, было страшно. Я даже не заметил, как наступило утро.
Начали прибывать дети.
Кого-то привозили с вооружённой охраной на больших грузовиках, а других на неприметных серых машинах. Всего их было 300. Большая часть, это заключенные, которых забрали из колонии для несовершеннолетних, это были убийцы, насильники, маньяки, одеты они были в серую робу, а пальца у всех были забиты татуировками. В их лицах отчетливо читалось зло и спокойствие, хоть сами они и стояли ровно, их глаза падали на наше оружие, что заставило меня сжать приклад сильнее. Но мне повезло. Всех их отвели в один большой барак, под круглосуточной охраной, мои же дети приехали чуть позднее. Их было всего пятеро. Все они только начали свой преступный путь, но ни чего сильно криминального не было. Это были попрошайки и мелкие воры. Сироты, которых выкинуло общество и которые обязаны сами выживать, у них та и выбора особо не было. От тех, что из колонии, они отличались, как домашняя собачка отличается от питбуля. Худые, зашуганные. Стоять ровно не могут, а смотреть на оружие боятся, кажется, что в любой момент они заплачут и начнут звать маму. Для них это первое нарушение и как себя вести в подобных местах они не знают и не особо понимают, что от них хотят. Хотя, если честно, я тоже этого не понимал. Для моих ребят и для таких же, как они, выдали обычные маленькие домики, как бывают в других детских лагерях, за исключением того, что там нет электричества, а на решетках огромные стальные прутья. На ночь их нужно просто замыкать на ключ, и ни какой охраны.
В первый день всем детям сделали поблажку. Им разрешили обжиться в домиках, сложить вещи и познакомиться друг с другом. Ближе к вечеру их впервые за день покормили и отправили спать. Казалось, что я перенервничал, что не ожидает нас ни чего плохого, но я ошибся.
В два часа ночи, по всему лагерю резко погас свет, и раздалась сирена, которая оглушала неподготовленных солдат. Быстро одевшись, как учили в армии, я выскочил из казармы. Нас сразу направили к забору, из-за перебоев в электропитании, и когда мы бежали к месту, я всеми силами надеялся, что это не дети. Пусть это будет бездомная собака, но скорее всего, Бог не слышит в этом месте.
На трехметровом заборе, висело обугленное тело паренька. Он долез почти до самого верха, но все же, дотронулся голой рукой до железа. 5 000 вольт, прошло сквозь его тело, превращая кожу и органы в жареное мясо. На нем еще тлела одежда, его глаза вытекли и стекали по лицу, а рядом, сидел еще один пацанчик. Видимо он пытался спасти товарища, но схватился голой рукой. Его правая рука по локоть, была покрыта сплошным ожогом. Он что-то говорил на казахском, и как мне показалось, он просил, чтоб ему ампутировали эту часть тела.
Еще около часа, мы занимались тем, что отскребывали прижаренные куски кожи с забора. Я не могу посчитать, сколько раз мне приходилось блевать, хотя блевать не от вида, а от запаха, вонь сгоревшей кожи, волос и одежды, пропитала меня на сквозь и как только я вернулся в казарму, я побежал в душ, пытаясь жесткой теркой избавиться от этого запаха, остановился я только тогда, когда увидел что расчесал кожу до крови. Я хотел пойти еще немного поспать, так как устал как загнанный зверь, но на часах было шесть утра и по всему лагерю, через динамики, зазвучала громкая радостная музыка утреней зарядки. Мне пришлось идти открывать моих детей и выводить их вместе со всеми на плац. После небольшой разминки им приказали бежать 10 километров по территории лагеря, как по мне это был перебор, даже для армии, но что еще сильнее меня удивило, совершенно ни кто не говорил, что-то, что случилось ночью, ни дети, ни военные. Это было обычное утро, в обычном лагере 1412.
Как только прошла пробежка детей, им разрешили пойти умыться, а потом привели в столовую. Завтрак состоял из перловки, на железной тарелке и несладкого чая. Там не было даже хлеба. Ну, а после него, мы пошли на «рабочку». Перед детьми вышел майор и сказал, что нужно выкопать траншею через весь лагерь, вроде как для прокладки воды. Ребятам выдали здоровые лопаты с короткими держаками и под вооружению охрану они приступили к копанию. Кое-как я смог отпроситься и пойти поспать. Меня не слушались ноги, и слоило мне прилечь на кровать, как я провалился в глубокий сон. Мне приснился мой родной город, как мы с пацанами гуляли на моих проводах в армию. Все были пьяные, но веселые, всех нас ожидает светлое будущее, в котором полно места для разворотов, кто-то мечтает о деньгах, кто-то о большой семье, а дети, которые находятся здесь, мечтают о нормальной жизни. Я возненавидел себя. Как я мог жить спокойно, зная, что где-то так страдают такие же, как я. Неужели я такая же тварь, незаслуживающая свободы и уважения, ведь если меня не волнуют другие люди, могу ли я считать себя человеком?
Я спал плохо. Во сне меня грызла совесть, да и было безумно жарко, но каким-то чудом, я проспал до вечера. Странно, а почему меня ни кто не разбудил, чтоб вести детей на обед? Я вышел из казармы и пошел к рабочке. С очень большого расстояния, я почувствовал что-то неладное. Траншея, глубиной в полтора метра, была вырыта на треть. Я был уверен, что эта задача им на месяц, но как они смогли сделать столько? Я подошел ближе и увидел красную ленту, до которой нужно сегодня копать. А по крикам конвойного, а понял, почему меня не позвали на обед. Обеда не было. Пока ребята не выкопают эту яму, им запрещено есть, отдыхать и прочее. Если не справятся до темноты, будут копать ночью, под свет фонарей. Их одежда была на сквозь мокрая от пота, у многих возле носа была запекшаяся кровь, и как я понял, человек 10 уже понесли в медсанчасть. Пятеро моих ребят, стояли рядом друг с другом. Было видно что у них давно закончились силы, и они только делают вид что работают, а сержант, отвешивает им пенки, чем как ему кажется, придает им сил.
Я подошёл к служивому.
– Братан, ну хватит гонять моих пацанов, они же тут сдохнут и эта траншея станет их могилой.
Сержант посмотрел на меня как на идиота.
– Ты не понимаешь что-ли? Наша задача, сделать так, чтобы у них и мыслей не было ни о побеге, ни о преступлениях. Мы должны их так задрочить физически, чтоб они ложку не могли поднять одной рукой. Только так, можно спать спокойно и не бояться, что тебя придушат ночью.
Я понимал, что он говорит и понимал его мотивацию, но одно мне не давало покоя.
– Это же дети. – Сказал я ему, и снова встретил взгляд, которым смотрят на наивных дурачков.
Он ни чего не ответил, только еще раз пнул одного из детей и приказал работать быстрее.
– Если успеете докапать за час, еще успеете на ужин.
Они успели.
Уставшие, грязные и измученные, он шли к столовой. Конвойные заставляли их идти строем и в ногу, но они постоянно сбивали, их не слушались ноги. Их ужин состоял и горсти бикуса (тушеная капуста), и пяти сантиметрового кусочка жареной рыбы. Вместо чая и компота, была обычная еда. Мы сидели за столиком вдалеке, и я сильно удивился, когда нам принесли нормальную еду. У каждого был отдельный поднос с первым вторым и третьим. Хлеба тоже не было, но вместо него, были галеты (это несладкое печенье). Печенье я сразу положил в карман, чтоб отдать ребятам, но тут произошло, то, чего я ни как не ждал. Дети, пожирали нас глазами. Они смотрели на наш стол с безумной яростью, их еда была невкусной, и ее было мало, так что стоило что-то крикнуть одному, как резко встали почти все. Они кинулись в нашу сторону так быстро, что я еле успел схватить АК, один из солдат, сидевших за моим столом, открыл огонь воздух, но они даже не вздрогнули. Их оружием стали алюминиевые ложки, которыми они сразу били в глаза. Каким-то чудом, я успел отпрыгнуть и направить на них автомат, но стоило им меня заметить, как они пошли на меня.
Звуки стрельбы.
Я стрелял с закрытыми глазами, и дуло увело в сторону. Как минимум я ранил двоих, и это позволило мне сэкономить пару секунд, как в столовую забежал целый взвод охраны, и они успокоились. Самых буйных сразу увели в барак, а остальные сидели, как ни в чем не бывало. Просто делали вид, что не причём. Через несколько часов, я узнал, что двое охранников убиты, и один из подстреленных мной, тоже не выжил. Служить оставалось 48 дней, а я уже стал их врагом.
Вечером, я отнес галеты и пару нарытых консерв моему отряду. Пацаны ели жадно, но даже не сказали спасибо. Всего вчера они были совсем другими, мне казалось, что мы сможем подружиться, и что все будет не так страшно, но теперь, я не был уверен в этом.
– Слеш Дэн, – сказал один из них. – Ты Сеню Питерского завалил, так что вали от суда, если хочешь выжить.
Я не знал, хотят они меня запугать или наоборот помочь. Я замкнул их в домике и сам ушел спать в казарму. Странно, я убил ребенка, но не чувствую вины, не ужели через 48 дней, я тоже стану таким же как и другие охранники? Я не знаю. Сейчас мне известно только одно, что лучше спать с открытыми глазами.
Всю ночь я так и не сомкнул глаз. Во первых, я выспался днем, во вторых я пытался прислушаться к ночной тишине. Насколько мне известно, за ночь, ни кто не выбрался из барака, и все прошло спокойно. Утром приехал грузовик забрать трупы, и зачем-то мне приказали ехать с ним в город. Выбора особо не было, так что пришлось выполнять приказ. Дорога заняла часов 6. По полям особо не погоняешь, плюс ближе к городу пошел дождь. Я пытался заснуть, но не получалось. Меня не покидали мысли о том, что меня ждет в части. Что мне сделают за убийство? Могут, конечно, и отправить в горячую точку, но главное не дисбат. Хотя быть может я и заслужил такое отношение к себе.
Начальства в части не было, так что я пошел в свою казарму, где как раз сидели пацаны с которыми я служил. Они уже стали дембелями и чувствовали себя королями, но когда выслушали мой рассказ, их спесь спала. Через некоторое время, началась не шуточная перепалка. Одни говорили, что я сделал все правильно, другие кричали, что меня самого за это убить надо. В тот момент я запутался еще сильнее. Если бы не убил, то убили бы меня, ну а кто я такой чтоб вершить судьбы. Или моя жизнь стоит дороже. Возможно, мне стоит прожить лучше, чтоб его смерть была не напрасна. Как там его звали, Сеня Питерский? Ну и имечко, хотя судя по тому, что сказал один из моих, он авторитет, и скорее всего преступник.
Мои размышления прервало то, что я увидел. В казарму зашли духи. Молодые пацаны которые только что пришли с КМБ, и уже втухают по полной. Им не дают расслабиться. Стоило им переступить порог, как их сразу же заставили отжиматься на кулаках, на холодном каменном полу. Первый кто не выдерживал и падал, получал зубную щетку и отправлялся драить туалет, второго заставили мыть взлетку, а еще троих убираться в кубриках дембелей. Самых сильных, продолжали качать до самой ночи, но и ночью, им поспать не дали. Как только ушли офицеры, дембеля устроили тревогу. Один кричал подъем, а второй зажигал спичку, и если спичка прогорала, а кого-то из духов не было, если он не успел одеться, всех заставляли ставить лося и пробивали с кулака в лоб. Потом всех снова отправляли спать, а через несколько минут подъем начинался заново.
В этот момент мне стало казаться, что я до сих пор остался в том лагере. Что звери, они повсюду и нет ни какого спасения. Причем в отличие от лагеря, здесь наказывают ни за что. Просто от скуки. Просто чтоб стать круче в своих глазах. Ненавижу вас. Мне безумно захотелось убежать из части, но тогда, мне придется бегать всю оставшуюся жизнь и кое-как, я заставил себя остаться.
В части я провел еще два дня. Только ближе под вечер про меня вспомнили и позвали. Я был готов к трибуналу, я был готов к горячей точке да к чему угодно, но как же сильно у меня отвисла челюсть, когда сам генерал майор, пожал мне руку и сказал что я, отлично служу своей стране. За убийство преступника и остановку мятежа, мне повысили зарплату на 20 рублей, а перед тем как отправить назад в лагерь, генерал лично отдал мне, свой сухпоек. Большая коробка набитая вкусной едой, шоколадом и даже чекушкой водки. Водкой, конечно, делиться не буду, но едой угощу моих пацанов в лагере, интересно, как они там?
Спустя сутки.
Изначально показалось, что все на своих местах. Нам всем оставалось чалиться в этом месте 44 дня, и быть может, плохое начало не значит, плохой конец. Я зашел на огромный плац и уже хотел идти к ребятам, пока не увидел кое-что интересное. Траншея, из-за которой страдали пацаны, была вырыта полностью, и я увидел, что они с другой стороны ее закапывают. Я подошел ближе и глянул в яму. Ни какой трубы под воду не было. Их заставили выкопать яму, чтобы потом засыпать. Чтобы они убили время. Это популярно показывало, что их труд в этом месте, стоит ровно ничего, и что их могут заставить делать все что угодно, причем бесплатно, причем бесцельно. Я бы на их месте становился только злее каждый день, и уж точно не стал бы хорошим в этом месте. Я уже хотел пойти к ребятам, как меня позвали в штаб. Теперь и это начальство, стало меня нахваливать. За героическую доблесть, меня наградили отдельным помещением для сна, новой одеждой и забрали мой АК, вместо него мне выдали пистолет Стечкина. Убойная сила там конечно меньше, но зато достать его можно быстрее, та и в помещении он надежнее. Майор позвал меня поесть, и отказываться было грубо. Пока мы ужинали, он мне все уши прожужжал о патриотизме и гордости солдата. Казалось, что он действительно верит в то, что говорит и на всякий случай я молча кивал, хотя в голове, уже давно мысли о моем долге, занимали отнюдь не хорошее место. Когда мы закончили, есть и говорить, я все же выбрался наружу. Без автомата плечо чувствовало себя не привычно, а пистолет был, казалось слишком легким, но чувство у меня было хорошее. К тому времени ребята уже поели и их закрыли в домике. Я взял сухпоек, выложил из него водку и пошел к ребятам. Они уже почти неделю не видели нормальной еды, наверное, сильно обрадуются.
Они молчали, раньше их взгляд был другим. Он был жалостливым, похожим на просьбы о помощи, но теперь, он стал злым. Я непроизвольно потянулся к пистолету, и положил сухпоек на стол. Только тогда я заметил, что их четверо. Блин, как же зовут пятого? По-моему, они его называли доцентом.
– Ребят, а где Доцент?
Они молчали. Их глаза резко упали в пол, и они ели молча, смотря вниз.
Было видно, что я больше для них не союзник и что они не поверят человеку с пагонами. Скорее всего, им плевать, что я не мент, а военный. Так что мне пришлось повысить голос, и я уже чуть ли не криком стал выпытывать, где этот пацан. Стоило раскрыть рот одному, как они начали говорить все вместе. Они перебивали друг друга, так что я не сразу понял, что произошло. Оказывается, в тот день, когда меня увезли в город, у них на яме случилась драка. Пацаны из барака, стали подшучивать над Доцентом, называя его девочкой и слабаком. В какой-то момент Доцент не выдержал, и кинулся на них с кулаками. Разняли их быстро, но сержант видел кто начал драку, и чтобы наказать Доцента, эго перевели в барак. На этом моменте они замолчали. Хотя я и сам стал догадываться, что дети из колонии, могут делать с хрупким женственным парнем. Я постарался отвести от себя эти мысли и бегом побежал в барак, даже не замкнув моих пацанов в домике.
В помещение мы зашли вместе с охранником, почему-то он не хотел меня пускать одного. Внутри стояла сотня двухъярусных кроватей, и печь буржуйка. Не было даже шкафов, куда складывать свои вещи. Я стал искать глазами доцента и увидел его в самом конце барака, в окружении десятка малолетних бандитов. Издалека было видно, что они отпускают пошлые шутки в его сторону, и я про себя стал молиться, надеясь на то, что они за 3 дня, не успели с ним ни чего сделать, но подойдя ближе, я в очередной раз убедился, что бог не слышит в этом месте. На его лице, была сделана корявое тату в форме расчески. Было видно, что он сопротивлялся и всюду по его телу идут порезы и синяки. Он сидел по пояс голый и как я понял, зашивал чьи-то трусы. А еще присмотревшись, я понял, что его штаны разорвали и сделали из них юбку. Вокруг него, словно стая шакалов ржали пацаны. Его не называли Доцентом, для всех он стал Кристиной, и для них это было в порядке вещей.
Я забежал в их толпу с силой всех, толкая на пол, затем схватил Доцента и потащил к выходу. От него очень плохо пахло, та и идти он толком не мог, так что я его тащил на себе. Тут сзади кто-то крикнул.
– Слышь военный. Оставь нам нашего петушка. Он еще свои косяки он отработал.
Кровь ударила мне в мозг, в моих глазах потемнело, а по телу проскочила дрожь. Я бросил Доцента, достал ствол из кобуры развернулся и направил оружие на одного из них.
– Ты понимаешь, что если я тебя сейчас замочу, мне только спасибо скажут. Для охранников вокруг, вы хуже собак, и теперь я сам начинаю в это верить. Неужели в вас не осталось ни чего человеческого?
– Стопэ, так это ты Сеню Питерского замочил? И ты думаешь, что мы обоссались при виде такого фраера как ты? Нам терять нечего, мы и вправду хуже собак, и по нашей смерти ни кто не заплачет. Я вот тебе стоит ходить и оборачиваться.
Весь барак облетел хохот, но я не понял юмора. Я убрал пистолет, и оттащил Доцента в его домик, хотя и там его встретили не приветливо. Ребята постелили ему на полу, они сказали что, таким как он не положено спать на кровати. Он же просто лег и смотрел в одну точку, казалось, что больше не дышит. Насколько мог, я попросил пацанов не трогать его и кажется они послушались. Я же запутался совершенно. Придя в свою комнату, я стал размышлять о добре и зле. Где оно это добро и есть ли оно? Неужели внутри каждого из нас живет зверь, готовый растерзать другого человека, стоит его только поставить перед фактом. Все мои друзья и родные, все люди которые меня окружали на гражданке, тоже не такие, какими кажется. Стоит их запереть в клетке, или отправить на войну, как в них откроется их настоящая сущность, которой хочется убивать и насиловать, сжигать и грабить, неужели все люди плохие. А я от них отличаюсь?
Примерно в 3 часа ночи, пацаны из домика подняли шум и один из охранников, пошел проверить, что случилось… Доцент повесился.
Он сделал веревку из тряпок, и прицепив один конец к ручке на окне, медленно задушил себя. Скорее всего, другие ребята из домика, все это видели, но помогать не стали. С их точки зрения, лучше смерть, чем жизнь с таким позором, так что я их понимал. Солдаты выносили тело Доцента из домика, но вместо сопереживания, я почувствовал кое-что другое. Точнее услышал. Это были крики из барака.
– Ха чуваки, Кристина себя убила.
– Ага, нам нужна новая телка.
– Кто хочет стать нашей девочкой? Мы в обиду не дадим, даже покормим.
Крики и смех отдавались эхом по лагерю, они разбудили офицеров, а те недолго думая, приказали утихомирить бойцов. К бараку побежали пятеро солдат. Я направился за ними.
Стоило им только переступить порог, раздалась стрельба из автоматов. Радостные крики внутри сменились на совсем дикие, я побежал изо всех ног и осторожно глянул в дверной проем. Как минимум десять детей мертвы. Солдаты тоже лежали без движения, а с них плеча, снимали автоматы. Сам не зная как, но мое тело, само вырвалось вперед, палец сам нажимал на курок, и первая же пуля угодила одному из самых высоких. Они не успели среагировать, так что я выпустил все патроны, но самым близким целям ни разу не промазав. Но патроны закончились. Сука. Калаша мне бы хватило на более долгое время. Видя, что я перестал стрелять, они схватили АК, и открыли огонь по мне. Ни когда мне еще не приходилось бегать так быстро. Они выскочили из барака и хотели побежать за мной, но тут появились другие солдаты и пацаны отвлеклись на них. Это позволило мне добежать до казармы, а затем в мою комнату. Я достал патроны из сейфа и хотел уже выскочить наружу, как глянул в окно. Стрельба прекратилась. Пацаны, поставили на колени выживших солдат и тыча им дулом в затылок, заставляли их что-то говорить. Раздались последние выстрелы, и солдаты упали, украсив асфальтировый плац своими мозгами. Скорее всего, солдат больше не осталось, из живых только я и майор, так что я решил пробираться к нему. У него есть оружейка и можно запастить средствами обороны, та и вызвать подмогу, можно только от него. Но тут меня увидели. Один из пацанов, смотрел прямо на меня. Он резко поднял автомат и открыл огонь в мое окно. Пули меня не задели, но кусок стекла, отлетел мне в правый глаз, сильно его порезав, я услышал как на улице, стали кричать чтоб быстрее проверили мою комнату. Я слышать шум десятков ботинок приближающихся ко мне. Быстро, на сколько это возможно, я зарядил пулю в пистолет и направил себе в весок. Я мог видеть лишь одним глазом, та и тот, в этот момент начал истекать слезами. Я пытался вспомнить что-то хорошее, но в голове мелькали только образы смерти. Поджаренное тело на заборе. Мною убитые дети. Доцент. Лагерь 1412.
Выстрел.
Меня разбудило солнце. Его лучи прошли сквозь порез на глазу и как бы я не пытался от него спрятаться, мое веко не двигалось. Я попытался поднять голову или закрыть лицо рукой, но ни чего не получалось. Мое тело онемело. Только спустя час или больше, я начал чувствовать свои руки, но вместе с чувствительностью, ко мне пришла боль. Адская боль. Если сравнивать ее с зубной болью, то можно представить, что вся моя голова была набита больными зубами. Эта боль не давала мне мыслить ясно, видеть я мог лишь одним глазом, я все тело было ватным. Мне стоило огромных усилий, чтобы хоть как то подняться, опереться на спинку кровати и мутным взглядом посмотреть на себя в зеркало.
От моего веска и до центра головы, был вырван кусок волос вместе с кожей. Рана была покрыта ожогом, но даже своим плохим зрением я смог рассмотреть кость черепа. Мне стало плохо и я сел на кровать. А точно. Я же выстрелил себе в голову. Видимо из-за дрожащей руки, я взял слишком большой угол, ну а мощности Стечкина, не хватило, чтоб пробить череп, и пуля прошла, лишь слегка задев кость. Тем не менее, у меня большие проблемы с глазом, та и судя по состоянию, есть сотрясение. Нужно как можно быстрее возвращаться в мир и думать, что делать дальше. Я порвал свою простынь на лоскуты и постарался повязать раны. В зеркало я выглядел даже забавно, похожий на мумию. Вижу только одним глазом, ходить толком не могу, а вокруг человек сто безумных подростов с автоматами. Как раз мне недавно рассказывали про новый фильм, Рэмбо: первая кровь. Где один мужик сражается с целой армией. Фильм я этот еще не смотрел, но интересно, как он бы поступил на моем месте.
На полу валялась гильза, но пистолета не было. Я кое-как добрался до сейфа, но и он был пуст. Черт возьми, это же я его не закрыл. Я аккуратно выглянул на улицу. Ребят был видно мало. Толи они все ушли, толи пропадают где-то еще. Я глянул правее, действительно, забор был снесен. Единственная машина в лагере, это волга майора, и похоже кто-то на ней уехал, но что же с остальными? Я сомневаюсь, что они настолько глупы, чтоб уйти пешком по степи. Их же не так сложно поймать, как им кажется. И действительно. Постепенно выходили солдаты из столовой. После долгого голодания, первое, на что они накинулись так это на запасы еды. Но что они хотят делать дальше? Какой у них план? Как мне кажется, скорее всего, им понадобится машина. Я плохо знал расписание лагеря, так как толком тут и не находился, но тем не менее, раз в пару дней, должна приезжать машина с провизией и медикаментами и возможно, они будут ждать ее. Хотя если бы на это ушло много дней, они бы не ждали, значит, машина будет сегодня. У них было много времени, чтоб запомнить расписание, так что в этом, они умнее меня.
Выбираться из здания я не мог, я плохо ходил, та и сразу меня увидят, так что почти ползком, я поднялся по лестнице на второй этаж. Дверь в кабинет майора была расстреляна и выбита. Мужик сопротивлялся до последнего, но они не так сильно боятся смерти, так что с такими зверьми, он не справился. Его тело лежало на полу, и было полностью покрыто пулевыми ранениями. Даже после смерти, они кормили его свинцом.
Хорошо, что на меня они пожалели патроны. Оружейка была открыта и была полностью пуста. Они забрали даже списанное, нерабочее оружие, видимо просто для вида, но оружие меня не сильно волновало, больше всего, мне нужен был телефон. Он лежал на полу и был раздавлен. Быть может хорошо, что они не стали стрелять в него. Я плохо разбирался в электронике, но выбора особо не было. Так что я сел на пол возле стола майора и попытался аккуратно разобрать телефон на составные части, в принципе, его устройство достаточно простое, так что если методом тыка, подсоединять проводки к плате, какой-то из них окажется правильным. Через несколько минут, когда попытки почти закончились, я прижал провод и сказу в трубке раздался гул. Динамик был понят, диск с цифрами был разбит на маленькие части, он чисто интуитивно, я смог набрать номер полиции. Полушёпотом, а попросил, чтоб мне дали связаться с моей частью, а затем доложил какому-то солдату о том, что случилось. На последних словах у меня потемнело в глазах, и я бросил телефон. Черт, я действовал на автомате, быть может я погорячился, и нужно было дать ребятам уйти? От этой мысли я снова пришел в сознание. Какой уйти? А как же Доцент? А что будет с мирными людьми, когда они попадут в город? Они вдруг станут белыми и пушистыми? Ага, конечно. Я должен сделать все что можно, чтобы не дать им выбраться от суда. Хотя возможно, я уже с этой задачей справился. Я полностью залез под стол к майору и одним целым глазом смотрел на него. Добираться суда часов 6, ну может 4, если гнать как сумасшедшие. Конечно, Рембо из фильма, скорее всего сам бы всех раскидал, а когда подъехали военные, стоял бы один посреди десятков трупов, но это кино. Примерно через час кто-то зашел в кабинет майора. Я был почти без сознания, когда услышал шум ботинок и еле успел спрятать ногу за стол. Пацан что-то искал в шкафу, а потом обрадованно заорал на весь лагерь, что нашел коньяк. Если бы они решили пить его внутри, то меня бы сразу увидели, но они вышли и я стал ждать подмоги.
Время тянулось долго, даже не смотря на то, что я часто терял сознание. И наконец, я услышал детей. Да, машина была еще далеко, но кто-то командовал, чтоб они занимали стратегические места и готовились к атаке. Это была обычная машина, в который возят еду, но перед воротами, из нее выскочил взвод солдат. И это были не те охранники, которые, как и я ни разу не стреляли в людей, это были элитные войска, и по их движениям было видно, что у детей нет шанса. Я выдохнул с облегчением. Наконец остановят бунт, а меня из-за ран комиссуют домой, наконец, я увижу друзей и постараюсь забыть все как страшный сон.
Стоп. Какого хера тут происходит?
Я снова выглянул из окна, чтоб глянуть, как идет зачистка. К раненому пацану, который бросил автомат, подходил вооруженный до зубов вояка, который раза в два больше него. Я не слышал их речи, но как-то понял, что он спрашивает, где другие дети. Пацан был сильно напугал и судя по всему сказал правду, за что и получил пулю в грудь. Он упал на еще красный от мозгов солдат асфальт и стал корчиться от боли. Сука. Вот почему здесь всего одна машина, они не хотят ни кого оставлять в живых. Собрав последние силы, кое-как я стал спускаться вниз, стрельба продолжалась, но выстрелы доносились все реже и реже, я выскочил из здания и побежал к солдатам.
Не ожидая меня увидеть, они направили на меня оружие и за малым чуть не выстрелили, но я успел закричать, что это я их вызвал. Они успокоились и хотели идти стрелять дальше, но я, задыхаясь от усталости и боли в голове, начал кричать, что не все здесь преступники, есть ребята, которые попались на мелочи и их убивать нельзя, но один из военных повернулся ко мне и сказал.
– У нас другие данные. Нам сказали, что все здесь рецидивисты и опасные ублюдки. Приказ убить всех.
Изнемогая от боли, с трудом преодолевая каждый метр я что есть сил направлялся к домику моих ребят. Солдаты с малолетками начали перестрелку в большом бараке, и шальная пуля попала мне в икру на левой ноге. Я уже ни чего не соображал, я просто открыл дверь и упал в домике, где должны были быть дети, но внутри был только Кузя. Я так и не запомнил их имен, но так его называли ребята в домике. Маленького роста, кучерявый и постоянно грязный, он направил на меня мой же пистолет и было видно что готов выстрелить в любой момент. Из-за моей перемотанной рожи, он меня не узнал, но стоило мне сказать, – Кузя, это Дэн, – он сразу же опустил пистолет. Я дополз до него и взял оружие.
– А меня тоже убьют? – спросил он без капли страха.
– Нет. Я им не позволю.
Дверь открыл один из военных, он поднял АКС, но я попытался оттолкнуть Кузю за свою спину и сам направил на него пистолет.
– Слышь, ты совсем больной? У нас приказ есть! Убери ствол и дай нам этого сосунка.
– Выстрелишь в него, я выстрелю тебе в голову. – Сказал я внезапно очень внятно, и солдат опустил ствол.
– Хрен с тобой, забирай это чудо в машину, только перед начальством сам будешь за него отчитываться.
Стрельба продолжалась еще не меньше часа. Мы с Кузей и еще несколькими солдатами сидели в машине. Они ни как мне не могли поверить в мой рассказ, в то, что не все дети здесь преступники, но факты говорили за себя. Будь это лагерь для одних только зеков, тут было бы больше охраны, да и вышки стояли бы. Тем не менее, приказ был уже исполнен и все солдаты вернулись в машину. Чуть позднее, приехали еще машины за трупами, но мы уже ехали в город. По приезду, меня сразу отправили в больницу. В моем военном билете, было написано, что я отбывал службу во Вьетнаме и боролся с ополчением и именно там и получил травму. Стоило мне только встать на ноги, как меня отправили домой с небольшой военной пенсией. Мою голову и ногу подлечили, веко на глазу зашили и в целом я выглядел похожим на человека, разве что мои душевные раны, ни кто не смог залечить.
Кузе сохранили жизнь, но чтобы он не разболтал про лагерь, его оставили при части в столовой, где он провел еще 10 лет. Намного позднее, этот засекреченный лагерь, для трудных подростков, переоборудуют для лагерь для мажоров, где будут бассейны, виллы, кинотеатры и прочее, но правду о том, что случилось в 1982 году, ни узнает, ни кто. Разве что его номер, так и останется неизменным. 1412.
P.S.
Голос по рации.
– Внимание всем постам. Вблизи города, было совершено ограбление придорожного магазина, пять человек убиты. Подозреваемые подростки на черной волге направляются на юго-запад. Они вооружены и очень опасны. Приказ всем патрулям, находящим по близости, препятствовать въезду преступников в город. Стрелять на поражение.
Конец.