В Мидоубэнкской школе шел день открытия летнего семестра. Лучи предвечернего солнца освещали плавный изгиб гравиевой подъездной дороги перед домом. Парадная дверь была гостеприимно распахнута, а за нею, восхитительно гармонируя с ее георгианскими пропорциями, стояла мисс Ванситтарт – прическа волосок к волоску, жакет и юбка безукоризненного покроя.
Некоторые несведущие родители принимали ее за саму великую мисс Булстроуд; они не знали, что обычно мисс Булстроуд удалялась в некое подобие «святая святых», куда допускались лишь избранные и привилегированные посетители.
С одной стороны от мисс Ванситтарт, действуя в слегка иной плоскости, стояла мисс Чедвик, уютная и компетентная; столь неотъемлемая часть Мидоубэнка, что невозможно и представить себе школу без нее. Да она никогда и не существовала без нее. Мисс Булстроуд и мисс Чедвик вместе основали школу Мидоубэнк. Мисс Чедвик носила пенсне, слегка сутулилась, одевалась немодно, говорила неуверенно и была блестящим математиком.
Слова и фразы приветствий, милостиво произносимых мисс Ванситтарт, разносились по всему дому:
– Здравствуйте, мисс Арнольд!.. Ну, Лидия, тебе понравился круиз в Грецию? Какая чудесная возможность! Ты привезла хорошие фотографии?..
– Да, леди Гарнет, мисс Булстроуд получила ваше письмо насчет уроков рисования, и все улажено…
– Как поживаете, миссис Бёрд?.. Нет, я думаю, сегодня у мисс Булстроуд не будет времени это обсудить. Мисс Роуэн где-то здесь, не хотите поговорить с ней об этом?..
– Мы сменили тебе спальню, Памела. Ты теперь в дальнем крыле у яблони…
– Да, действительно, леди Вайолет, погода этой весной ужасная… Это ваш младший? Как тебя зовут? Гектор? Какой у тебя красивый самолет, Гектор…
– Très heureuse de vous voir, Madame… Ah, je regrette, ce ne serait par possible, cette après-midi. Mademoiselle Bulstrode est tellement occupе́e…[1]
– Добрый день, профессор. Вы нашли на раскопках что-то интересное?
В маленькой комнате на втором этаже Энн Шапленд, секретарша мисс Булстроуд, быстро и умело печатала на машинке. Энн была миловидной женщиной тридцати пяти лет, ее волосы прилегали к голове наподобие черной атласной шапочки. Он могла быть привлекательной, когда ей этого хотелось, но жизнь научила ее, что умение и компетентность часто дают лучшие результаты, и избегала неприятных осложнений. В данный момент она сосредоточилась на том, чтобы стать такой, какой положено быть секретарше директрисы знаменитой школы для девочек.
Время от времени, вставляя новый лист в машинку, она бросала взгляд в окно и проявляла интерес к приехавшим посетителям.
«Боже мой! – изумленно сказала себе Энн. – Я и не знала, что в Англии еще осталось так много шоферов!»
Потом невольно улыбнулась, когда величественный «Роллс-Ройс» отъехал от школы, а подъехал очень маленький, потрепанный «Остин». Из него вышел взволнованный мужчина вместе с дочерью, которая выглядела гораздо спокойнее, чем он.
Так как он неуверенно остановился, из дома вышла мисс Ванситтарт и взяла инициативу в свои руки:
– Майор Харгривз? А это Элисон? Прошу вас, пройдите в дом. Я бы хотела, чтобы вы сами увидели комнату Элисон. Я…
Энн усмехнулась и снова принялась печатать.
«Добрая старушка Ванситтарт, славная дублерша, – сказала она себе. – Умеет копировать все приемы Булстроуд. Она просто само совершенство!»
Громадный и почти невероятно роскошный «Кадиллак», окрашенный в два цвета, малиновый и лазоревый, проехал по подъездной дороге (не без труда из-за своей длины) и остановился за древним «Остином» почтенного майора Алистера Харгривза. Водитель выскочил и открыл дверцу, и из автомобиля вышел огромный бородатый смуглый мужчина в развевающемся аба[2], за ним следом – парижская модница, а потом – стройная смуглая девочка.
Вероятно, это сама принцесса Как-ее-там, подумала Энн. Невозможно представить ее в школьной форме, но, полагаю, завтра я увижу это чудо…
По такому случаю из дома появились и мисс Ванситтарт, и мисс Чедвик.
«Сейчас их отведут к Ее Величеству», – решила Энн. Потом она подумала, что, как ни странно, отпускать шуточки в адрес мисс Булстроуд никто не любил. Мисс Булстроуд пользовалась большим авторитетом.
«Поэтому следи-ка ты лучше за своими точками и запятыми, детка, – сказала она себе, – и закончи эти письма, не наделав ошибок».
Нельзя сказать, что Энн обычно делала ошибки. Жизнь предоставила ей возможность поработать секретаршей во многих местах. Она была личным секретарем главного управляющего нефтяной компании, личным секретарем сэра Мервина Тодхантера, славившегося в равной мере своей эрудицией, раздражительностью и неразборчивым почерком. В числе ее работодателей были два члена кабинета министров и высокопоставленный государственный служащий. Но в целом она всегда работала среди мужчин. Интересно, думала Энн, понравится ли ей, как она для себя сформулировала, полностью погрузиться в среду женщин? В любом случае все это тоже опыт… И всегда у нее был Деннис! Верный Деннис, он возвращался то из Малайи, то из Бирмы, из различных частей света; всегда одинаковый, всегда преданный, он снова и снова делал ей предложение выйти за него замуж. Дорогой Деннис… Но было бы очень скучно выйти за него замуж.
В ближайшем будущем ей будет не хватать общества мужчин. Все эти школьные учительницы, и ни одного мужчины вокруг, не считая садовника лет восьмидесяти…
Но тут Энн ждал сюрприз. Выглянув в окно, она увидела мужчину, подстригающего живую изгородь у самой подъездной дороги, – явно садовник, но далеко не восьмидесятилетний. Молодой, загорелый, привлекательный. Энн удивилась: ходили какие-то разговоры о найме еще одного помощника, но этот не походил на деревенщину. О, да ладно, в наше время люди берутся за любую работу. Некоторые молодые люди стараются собрать денег на какой-нибудь проект или просто как-то выжить. Но этот подстригал изгородь очень умело. Можно предположить, что он все-таки настоящий садовник!
«Судя по его виду, – сказала себе Энн, – с ним может быть интересно…»
Она с удовольствием отметила, что осталось напечатать всего одно письмо, а потом можно будет прогуляться по саду…
Наверху хлопотала заведующая хозяйством мисс Джонсон: распределяла комнаты, встречала вновь прибывших и здоровалась со старыми ученицами.
Она была рада, что снова начинается семестр. Во время каникул мисс Джонсон не знала, чем себя занять. У нее было две замужних сестры, у которых она по очереди гостила, но они, естественно, больше интересовались своими собственными семьями, чем Мидоубэнком. А мисс Джонсон, хоть она и любила своих сестер, как положено, интересовал только Мидоубэнк.
Да, приятно, что начался семестр…
– Мисс Джонсон?
– Да, Памела.
– Мисс Джонсон, по-моему, в моем чемодане что-то разбилось. И все вещи залило. Я думаю, это масло для волос.
– Ай-я-яй! – произнесла мисс Джонсон, спеша на помощь.
По траве большого газона за гравиевой подъездной дорогой шла мадемуазель Бланш, новая учительница французского языка. Она окинула оценивающим взглядом могучего молодого человека, стригущего живую изгородь.
«Assez bien»[3], – подумала мадемуазель Бланш.
Она была стройной, похожей на мышку и не слишком заметной, но сама замечала всё.
Ее взгляд переместился на автомобили, один за другим подъезжающие к парадному входу. Она оценивала их с точки зрения стоимости. Этот Мидоубэнк был, несомненно, formidable![4] Она подсчитала в уме прибыль, получаемую, по ее мнению, мисс Булстроуд.
Да, что говорить… Formidable!
Мисс Рич, которая преподавала английский язык и географию, быстрыми шагами шла к дому, то и дело слегка спотыкаясь, потому что, как обычно, забывала смотреть под ноги. Ее волосы, тоже как обычно, выбились из пучка на голове. У нее было некрасивое лицо, выражающее напряженную готовность.
Она говорила себе:
«Снова вернуться! Быть здесь… Кажется, прошло много лет…»
Она упала, наступив на грабли, и молодой садовник протянул ей руку и сказал:
– Осторожно, мисс.
Эйлин Рич поблагодарила, не взглянув на него.
Мисс Роуэн и мисс Блейк, две младшие учительницы, шли по направлению к спортивному павильону. Мисс Роуэн была худой, темноволосой и энергичной, мисс Блейк – пухленькой и светловолосой. Они оживленно обсуждали свои недавние приключения во Флоренции: картины, которые видели, скульптуры, цветущие фруктовые деревья и ухаживания (как они надеялись, с непристойными намерениями) двух молодых итальянских джентльменов.
– Разумеется, всем известно, – сказала мисс Блейк, – как ведут себя итальянцы.
– Раскованно, – сказала мисс Роуэн, которая изучала психологию наряду с экономикой. – Чувствуется, что у них прекрасное здоровье. Они не сдерживают свои чувства.
– Но на Джузеппе произвело большое впечатление, что я преподаю в Мидоубэнке, – возразила мисс Блейк. – Он сразу же стал вести себя гораздо почтительнее. У него есть кузина, которая хочет приехать сюда, но мисс Булстроуд не была уверена, что у нее есть свободное место.
– Мидоубэнк – очень уважаемая школа, – радостно сказала мисс Роуэн. – Новый спортивный павильон выглядит очень внушительно, правда?.. Никогда не думала, что он будет готов вовремя.
– Мисс Булстроуд сказала, что он должен быть готов, – заявила мисс Блейк тоном человека, который сказал последнее слово. – Ох… – испуганно прибавила она.
Дверь спортивного павильона внезапно распахнулась, и оттуда вышла тощая молодая женщина с рыжими волосами. Она бросила на них резкий, недружелюбный взгляд и быстро пошла прочь.
– Должно быть, это новая учительница физкультуры, – сказала мисс Блейк. – Какая невоспитанная!
– Не очень-то приятное добавление к штату школы, – заметила мисс Роуэн. – Мисс Джонс всегда была такой дружелюбной и общительной…
– Она так злобно посмотрела на нас, – с упреком сказала мисс Блейк.
Они обе очень расстроились.
Окна гостиной мисс Булстроуд выходили на две стороны: одно – на подъездную дорогу и газон за ней, другое – на заросли рододендронов позади дома. Эта комната производила большое впечатление, а мисс Булстроуд производила еще большее впечатление. Она была высокой, аристократичной на вид, с красиво уложенными седыми волосами, серыми глазами, полными юмора, и решительным ртом. Успех школы (а Мидоубэнк являлся одной из самых успешных школ в Англии) был полностью заслугой ее директрисы. Школа принадлежала к числу очень дорогих, но дело было совсем не в этом. Правильнее было бы сказать, что хотя вы и платили бешеные деньги, но получали то, за что заплатили. Вашу дочь учили так, как вы желали, а также как желала мисс Булстроуд, и результат этих общих пожеланий удовлетворял всех.
Благодаря высокой плате мисс Булстроуд получила возможность укомплектовать полный штат. В школе не было ничего от массового производства, но при индивидуальном подходе здесь царила дисциплина. Дисциплина без излишней регламентации – таков был девиз мисс Булстроуд. Дисциплина, утверждала она, поддерживает молодых людей, она дает им чувство защищенности; излишняя регламентация же вызывает раздражение. Здесь учились самые разные девочки. В их число входили несколько иностранок из хороших семей, часто семей правителей. Сюда поступали английские девочки из хороших или состоятельных семей, желающих изучать культуру и искусство, а также получить общее знание жизни и социальных сфер. Выпускницы школы отличались обаянием, воспитанностью и способностью вести умные беседы на любые темы. Там были девочки, которые хотели усердно работать и сдать вступительные экзамены, и в конце получить диплом и которые для этого нуждались только в хорошем преподавании и особом внимании. Там были девочки, которые плохо приживались в школах обычного типа. Но у мисс Булстроуд были свои правила: она не принимала тупых, малолетних преступниц, предпочитая принимать девочек, чьи родители ей нравились, и девочек, в которых она сама видела перспективу развития. Возраст ее учениц варьировался в широких пределах. Туда попадали те, которых в прошлом назвали бы «настоящими леди», и были совсем маленькие девчушки, у некоторых родители жили за границей; для них у мисс Булстроуд имелись интересные планы на каникулы. Одобрение самой мисс Булстроуд являлось последним и окончательным приговором.
Сейчас она стояла у каминной доски и слушала слегка завывающий голос миссис Джеральд Хоуп. Она весьма предусмотрительно не предложила миссис Хоуп сесть.
– Генриетта, видите ли, очень нервозная девочка. Очень нервозная. Наш доктор говорит…
Мисс Булстроуд кивала в знак доброжелательного ободрения и воздерживалась от язвительного замечания, которое ей иногда так и хотелось произнести: «Разве ты не знаешь, идиотка, что именно это любая глупая женщина говорит о своем ребенке?»
Она твердо, с сочувствием, сказала:
– Вам незачем беспокоиться, миссис Хоуп. Мисс Роуэн, наша сотрудница, – высококвалифицированный психолог. Уверена, вас удивит перемена, которую вы найдете в Генриетте (она милый, умный ребенок, слишком хорошая дочь для вас) – после одного-двух семестров в нашей школе.
– О, я знаю. Вы просто сотворили чудо с девочкой Ламбетов, настоящее чудо! Поэтому я очень счастлива. И я… ах да, я забыла. Мы едем на юг Франции через шесть недель. Я собиралась взять с собой Генриетту. Это будет для нее небольшими каникулами.
– Боюсь, это совершенно невозможно, – быстро сказала мисс Булстроуд с очаровательной улыбкой, словно соглашалась на ее просьбу, а не отказывала ей.
– О! Но… – Капризное, нерешительное лицо миссис Хоуп дрогнуло, на нем отразилось недовольство. – И все же я настаиваю. В конце концов, она – моя дочь.
– Вот именно. Но это моя школа, – ответила мисс Булстроуд.
– Но ведь я, разумеется, могу забрать ребенка из школы в любое время, когда захочу?
– О да, – заверила ее мисс Булстроуд. – Можете. Конечно, можете. Но тогда я не приму ее обратно.
Теперь миссис Хоуп рассердилась уже по-настоящему:
– Учитывая размер платы, которую я вношу…
– Вот именно, – согласилась мисс Булстроуд. – Вы ведь хотели, чтобы ваша дочь училась в моей школе, не так ли? Вам выбирать – принимать школу такой, какая она есть, или отказаться от нее… Как? это очаровательное платье от Баленсиаги, которое вы носите? Это ведь модель Баленсиаги, да? Так чудесно встретить женщину с истинным вкусом в одежде…
Ее рука завладела рукой миссис Хоуп, пожала ее и незаметно направила к двери.
– Ни о чем не беспокойтесь. А, вот и Генриетта, она ждет вас. – Мисс Булстроуд с одобрением посмотрела на Генриетту, самую милую, уравновешенную, умную девочку, каких только можно встретить и которая заслуживала лучшей матери. – Маргарет, отведите Генриетту к мисс Джонсон.
Мисс Булстроуд вернулась к себе в гостиную – и через несколько секунд уже говорила по-французски:
– Ну, конечно, ваше превосходительство, ваша племянница сможет изучать современные бальные танцы. Это очень важно при ее общественном статусе. И иностранные языки тоже совершенно необходимы.
Появлению следующих посетителей предшествовала такая волна аромата дорогих духов, что мисс Булстроуд чуть не сбило с ног.
«Должно быть, она каждый день выливает на себя целую бутылку этих духов», – про себя отметила директриса, здороваясь с изысканно одетой темнокожей женщиной.
– Enchantée, Madame[5].
Мадам очень мило хихикнула.
Крупный бородатый мужчина в восточных одеждах взял руку мисс Булстроуд, склонился над ней и произнес на очень хорошем английском языке:
– Я имею честь доставить к вам принцессу Шейсту.
Мисс Булстроуд все знала о своей новой ученице, которая только что приехала из школы в Швейцарии, но не очень хорошо знала, кто ее сопровождает. Не сам эмир, решила она, возможно, министр или временно исполняющий обязанности дипломатического представителя. Как обычно, в случае сомнений она использовала титул «ваше превосходительство» и заверила его, что принцесса Шейста будет окружена всей возможной заботой и вниманием.
Шейста вежливо улыбалась. Она была модно одета и надушена. Мисс Булстроуд знала, что ей пятнадцать лет, но, как и многие восточные и средиземноморские девочки, она выглядела более взрослой, вполне созревшей девушкой. Мисс Булстроуд поговорила с ней о плане занятий и с облегчением обнаружила, что она отвечает ей быстро, на отличном английском языке и не хихикает. Надо сказать, ее поведение производило благоприятное впечатление по сравнению с неловкими манерами многих английских пятнадцатилетних школьниц. Мисс Булстроуд часто думала о том, что было бы очень хорошо посылать английских девочек за границу, в страны Ближнего Востока, чтобы они научились там учтивости и хорошим манерам. Обе стороны обменялись новыми комплиментами, а потом комната снова опустела, но в ней все еще витал такой сильный запах духов, что мисс Булстроуд настежь открыла оба окна, чтобы ее проветрить.
Следующими посетителями были миссис Апджон и ее дочь Джулия.
Миссис Апджон была приятной молодой женщиной около сорока лет, со светло-песочными волосами, веснушками и в шляпке, которая ей не шла и, очевидно, имела целью подчеркнуть важность события, так как миссис Апджон явно принадлежала к тому типу молодых женщин, которые обычно ходят без шляпки.
Джулия была некрасивой веснушчатой девочкой с высоким лбом, излучавшей добродушие и жизнерадостность.
Предварительная беседа быстро закончилась, и Джулию отправили с Маргарет к мисс Джонсон. Уходя, она весело сказала:
– Пока, мам. Очень тебя прошу, осторожно включай этот газовый обогреватель, когда меня не будет рядом, чтобы это делать.
Мисс Булстроуд с улыбкой повернулась к миссис Апджон, но не пригласила ее сесть. Возможно, несмотря на то, что внешне Джулия выглядела жизнерадостной и здравомыслящей девочкой, ее мать тоже хочет объяснить, что ее дочь страдает нервозностью.
– Вы хотите рассказать мне о Джулии что-то особенное? – спросила она.
Миссис Апджон весело ответила:
– О нет. Не думаю. Джулия – совершенно обычный ребенок. Вполне здоровый, и все такое. Думаю, у нее хорошие мозги, в пределах разумного, но мне кажется, матери обычно именно так думают о своих детях, правда?
– Матери, – мрачно ответила мисс Булстроуд, – бывают разные.
– Как чудесно, что она смогла сюда приехать, – сказала миссис Апджон. – За нее платит моя тетя… или помогает платить. Сама я не могла бы этого себе позволить. Но я этим ужасно довольна. И Джулия тоже. – Она подошла к окну и с завистью прибавила: – Какой у вас красивый сад! И такой аккуратный… Должно быть, у вас много настоящих садовников.
– У нас их раньше было трое, – ответила мисс Булстроуд, – но в данный момент людей не хватает, если не считать местных работников.
– Конечно, в наше время проблема в том, что садовником называется вовсе не садовник, а просто молочник, который хочет подработать в свободное время, или старик лет восьмидесяти. Я иногда думаю… О! – воскликнула миссис Апджон, все еще глядя в окно. – Как странно!
Мисс Булстроуд не обратила на это внезапное восклицание должного внимания. Потому что в тот момент она сама случайно взглянула в другое окно, выходящее на группу рододендронов, и ее взору открылась крайне неприятная картина: по дорожке нетвердыми шагами шел не кто иной, как леди Вероника Карлтон-Сэндуэйз. Ее большая черная бархатная шляпа сдвинулась набок, она что-то бормотала себе под нос и явно находилась в состоянии сильного опьянения.
Леди Вероника была известной угрозой. Очаровательная женщина, горячо привязанная к своим дочерям-близнецам и очень приятная, когда она была, как говорится, «в себе», – но, к несчастью, через непредсказуемые промежутки времени она бывала не в себе. Ее муж, майор Карлтон-Сэндуэйз, вполне справлялся с ней. С ними жила родственница, которая обычно присматривала за леди Вероникой и при необходимости преграждала ей путь. В День спорта леди Вероника, под бдительным присмотром как майора Карлтон-Сэндуэйза, так и родственницы, приезжала совершенно трезвая и прекрасно одетая, являя собой образцовую мать.
Но бывали случаи, когда леди Вероника ускользала от своих доброжелательных стражей, накачивалась спиртным и прямиком устремлялась к дочерям, чтобы заверить их в своей материнской любви. Близнецы приехали поездом сегодня утром, но никто не ожидал леди Веронику.
Миссис Апджон продолжала что-то говорить, однако мисс Булстроуд не слушала. Она перебирала различные варианты действий, так как понимала, что леди Вероника быстро приближается к агрессивной стадии. Но внезапно, как ответ на молитвы, появилась мисс Чедвик, она почти бежала и слегка запыхалась. Верная Чедди, подумала мисс Булстроуд. На нее всегда можно положиться, идет ли речь о поврежденной артерии или о пьяной родительнице.
– Позор, – громко сказала ей леди Вероника. – Пытались удержать меня, не хотели, чтобы я сюда приезжала, но я надула Эдит. Пошла отдыхать, вывела машину и удрала от старушки Эдит… настоящая старая дева, ни один мужчина и не посмотрит на нее… По дороге поскандалила с полицейским. Он сказал, что я не в том состоянии, чтобы вести машину… чепуха… Я собираюсь сказать миссис Булстроуд, что забираю девочек домой, они мне нужны дома – материнская любовь. Чудесная вещь, эта материнская любовь…
– Прекрасно, леди Вероника, – ответила мисс Чедвик. – Мы так рады, что вы приехали. Мне особенно хочется, чтобы вы увидели новый спортивный павильон. Он вам очень понравится.
Она ловко развернула шатающуюся леди Веронику в противоположном направлении, уводя ее прочь от дома.
– Я думаю, мы найдем там ваших девочек, – весело сказала она. – Такой красивый спортивный павильон, новые шкафчики и сушилка для купальников… – Их голоса замерли в отдалении.
Мисс Булстроуд наблюдала. Один раз леди Вероника попыталась вырваться и вернуться к дому, но мисс Чедвик была достойным противником. Они исчезли за рододендронами, направляясь к отдаленному, отдельно стоящему новому спортивному павильону.
Мисс Булстроуд вздохнула с облегчением. Превосходная Чедди. Такая надежная! Несовременная, умом не блещет, не считая математики, но всегда приходит на помощь в трудные минуты.
Директриса со вздохом и чувством вины повернулась к мисс Апджон, которая все это время весело что-то рассказывала.
– …хотя, конечно, – говорила она, – никаких по-настоящему шпионских дел. Ни прыжков с парашютом, ни саботажа, ни работы курьера. Мне бы не хватило смелости. По большей части скучная работа в офисе. И нанесение данных на карту. Никаких заговоров, как в романах. Но, конечно, иногда это было интересно и часто очень забавно, как я только что сказала. Все эти тайные агенты следили друг за другом в Женеве, они все знали друг друга в лицо и часто оказывались в одном и том же баре. Я тогда не была замужем, разумеется. Все это было очень весело.
Она внезапно замолчала, виновато и дружелюбно улыбаясь.
– Простите, что я так много болтаю. Отнимаю у вас время. Когда у вас еще так много посетителей…
Она протянула руку, попрощалась и ушла.
Мисс Булстроуд несколько секунд стояла, хмурясь. Какой-то инстинкт подсказывал ей, что она пропустила нечто такое, что может оказаться важным.
Она отмахнулась от этого чувства. Сегодня первый день летнего семестра, и ей еще предстоит принять много родителей. Никогда еще ее школа не пользовалась такой популярностью, никогда директриса не была так уверена в успехе. Мидоубэнк достиг зенита славы.
Ничто не могло подсказать ей, что через несколько недель школа погрузится в пучину неприятностей; что здесь воцарятся беспорядок, смятение и убийство, что уже начались определенные события…