Вирус – это не совсем живой организм в привычном для нас понимании этого слова. Вирус похож на компьютерную программу, которая заставляет наши клетки воспроизводить ее снова и снова. Именно поэтому, собственно, компьютерные вирусы так и назвали – по аналогии с вирусами живых систем. А на латинском языке слово «вирус» означало просто «яд», или «ядовитая субстанция». Новый привычный смысл слову «вирус» был придан уже потом, в 1892 году, по результатам работы Дмитрия Иосифовича Ивановского, который открыл первый вирус – так называемый вирус табачной мозаики, а с ним вместе и вообще вирусы, раз и навсегда обнаружив, что они есть.
Вирусов вокруг нас – целая Вселенная. Мы купаемся в океане вирусов, и большинство из них для нас не только совершенно безвредны, но и полезны. Например, вирусы-бактериофаги способны лучше любого антибиотика справиться с бактериальными инфекциями и вылечить нас от упорного поноса. Эти вирусы сейчас используют как лекарство в рамках концепции фаговой терапии, но про нее потом, в какой-нибудь другой книжке.
«Наш» распроклятый коронавирус, конечно, новый, но принадлежит к семейству давно уже известных, не так уж плохо изученных. В популяциях человека уже долгое время ходят четыре коронавируса – к ним человечество нормально приспособилось. Ничего, кроме легкого бронхита, они не вызывают.
В течение последних 20 лет в человеческие популяции пришли два новых коронавируса, оба – с высокой летальностью и оба – от летучих мышей. Они называются SARS и MERS. Побушевав некоторое время, хоть и не с таким размахом, как коронавирус-новичок, эти вирусы сами по себе исчезли. Для вируса SARS в свое время – лет 15 назад – разрабатывались вакцины. Эти работы не были завершены из-за экономической нецелесообразности. Вирусы исчезли сами по себе, а значит, и вакцина оказалась не нужна. Конечно, сейчас прекращение финансирования для этих вакцинных работ кажется решением немудрым, но быть крепким задним умом нетрудно, гораздо труднее угадать, на что потратить те небольшие средства, предусмотренные на развитие науки в любой отдельно взятой стране.
Из истории с SARS и MERS, однако, надо вынести не один урок, а два. Первый – о том, что нецелесообразные научные разработки могут в один прекрасный день стать весьма целесообразными (это урок немножко горький). Второй же – послаще. Не исключено, что «новенький» коронавирус не дотянет до момента создания вакцины, исчезнув сам по себе.
Этот сценарий, конечно, маловероятный. Но не нулевой. Не из области фантастики. Ну или, по крайней мере, из области научной фантастики, а не фэнтези. Я лично рассматриваю эту прекрасную вероятность равной не менее 5 %.
Нужно рассчитывать, что коронавирусная проблема, стоящая перед нами, будет решена с помощью вакцинации. Но при этом нельзя исключить и возможность «чудесного» избавления. В биологии чудеса точно бывают. Надежда есть. Не к этой Пасхе, так к следующей.
А теперь поговорим о стоящей перед нами проблеме, то есть о вирусе. На горизонте появились хорошие и не очень хорошие новости. Но рабочие – про них потом. Сначала о хороших.
Вирус, как мы и предполагали, мутирует. Но не с ужасной скоростью. Мутаций в отсеквенированных штаммах вируса довольно много, но все они находятся в не очень важных частях его генома. Если вирус мутирует очень быстро, против него труднее создать вакцину. Скорость же мутаций у нашего «новенького» вируса довольно средняя. Она не сопоставима со скоростью мутации вируса гриппа, который в этом плане просто чемпион. Если человечество справляется с вирусом гриппа с помощью ежегодного производства вакцины против нового штамма, который появляется в конкретном году, то с коронавирусом по крайней мере с этой стороны нам точно удастся справиться. Количество мутаций вируса составляет примерно 24 мутации в год.
Только не нужно думать, что слово «мутации» означает «монстры», монструозные формы вируса. Нет – это просто варианты вируса, различить которые сможет только молекулярный биолог. Для людей, которые болеют этими вирусами, молекулярная разница не имеет никакого значения. Все мутации находятся в неважных участках вируса, они нейтральны и пока не оказывают никакого влияния на патогенез. Для разработчиков вакцины это хорошо. Ведь все основные белковые эпитопы вируса, на которые будут нацелены разрабатываемые вакцины, пока сохранны.
Биология на нашей стороне. Ко-эволюция паразита и хозяина (а ведь мы для вируса – новые хозяева) всегда идет в сторону ослабления силы паразита. Паразит должен приспособиться к хозяину, ему совершенно не выгодно убивать людей. Кончатся люди, кончится для вируса и стол, и дом. Сейчас эволюция вируса пока происходит медленно, это приспособление идет не слишком быстро, потому что нас, хозяев, очень много. Вирус каждый раз может воспроизвестись, перейдя к следующему доступному, неиммуному хозяину. Однако, когда хозяев станет меньше (конечно, не оттого, что люди умрут, а оттого, что они станут иммунными к вирусу), этот вирус окажется перед важным выбором – снизить свою инфекционность или же оказаться «пойманным» в организме пенсионера, окруженного иммунными медсестрами.