Долго ворочаясь, я никак не могла заснуть. Телевизор с однообразными фильмами и постоянно повторяющимися ток-шоу раздражал до бешенства. Читать не хотелось. Мысли крутились в голове разные и противные. Перемесив постель, и полностью измучившись от бессонницы и нервоза, я встала и включила электрический чайник.
Несмотря на то, что в доме есть большая кухня плавно переходящая в столовую и гостиную у меня имеется собственная территория на втором этаже. Она небольшая, но всецело моя. Здесь находится всё, что радует мой глаз и мило моему сердцу. Это небольшая спальная комната, но светлая и уютная. И комнатка чуть больше спальни – гостиная. В своей комнате я по утрам через открытый настежь балкон глотаю, вдыхаю, наслаждаюсь изумительно свежим воздухом. Я жаворонок, встаю очень рано. Чтобы никому не мешать, солнце встречаю в своей комнате, сидя за маленьким круглым кофейным столом, обожаю баловать свой организм любимым напитком – кофе. В гостиной находится всё моё богатство. Мой елей для души и лекарство для восстановления нервной системы. Две горки с собранием (не путать с коллекцией, этим я не увлекаюсь) фарфоровой посуды и статуэток.
Мне очень нравится красивая фарфоровая посуда. Но на старинные изделия я предпочитаю смотреть в музеях и антикварных лавках. Хотя такой просмотр может закончиться конфузом для меня. Запросто могу заплакать от ощущения красоты изделия. Да и чтобы заниматься коллекционированием, нужны большие деньги и знания. Последнее особо важно. Не менее важен склад характера и наличие времени. В общем, коллекционирование – это не про меня. Но красивую посуду люблю и собираю и пользуюсь ею. А ещё мне её дарят.
Приняв контрастный душ, и хорошо растерев себя жёстким полотенцем, я надела ночную сорочку и села за столик, напротив балкона приоткрыв его и впуская в комнату холодный, уже слабо морозный воздух со вкусом весны. Очень люблю такой воздух. Вроде ещё за окном зима, потому что в лесу лежит снег, но в воздухе витает весна со своим, только ей присущим сладковатым запахом. Выпив горячего, не очень сладкого и не крепкого чая с мятой, я посидела на свежем воздухе, пока тело не почувствовало холод. Вот теперь можно спокойно заснуть. Иногда я проделываю такую процедуру, и она помогает мне отпустить раздражение, из-за которого всё тело противно зудит, не давая спокойно заснуть.
Как ни странно, утром я встала бодрой и с решением всё, что возможно узнать о жизни Людмилы.
– Заеду в салон, спрошу у девочек, куда и к кому она могла так спешить. Возможно, ей надо было срочно с кем-то встретиться? Заодно узнаю о её родственниках. Не может такого быть, чтобы человек остался совсем один на белом свете. Она общалась со вторым мужем Никитой, он должен что-то знать о прошлом Людмилы, пусть и бывшей жены. Есть отец в Геленджике. Вот и прямой наследник!
Выезжая из поселка, я увидела людей, работающих на пожарище магазина. Недалеко от них стоял Дмитрий, предприниматель, муж продавщицы Галины.
– Димочка как вы? – спросила я, искренне переживая о произошедшем.
– Да как? Я ещё ничего, а Галя в больнице. Сердце чего-то заболело.
– Ещё бы! Передайте, пусть выздоравливает, – выразила я своё сочувствие и нажала на педаль газа.
Мне повезло, до Москвы я домчалась без проблем. Заскочила на рынок, купила в кондитерском павильоне большой пакет конфет и шоколада и к полудню была уже на Кутузовском в салоне «Людмила».
В салоне ощущалось траурное настроение. Грустные лица работниц, портрет Людмилы с чёрной лентой. Видно было, что служащие переживают потерю своей начальницы. Спросив, где находится исполняющая обязанности директора, я постучалась в указанный кабинет. За директорским столом сидела худенькая, миловидная молодая женщина и плакала, постоянно вытирая носовым платочком, носик который от этого стал красным. Вытерев покрасневшие и чуть опухшие от слёз глаза, она извинилась и спросила:
– Вы что-то хотели?
– Я подруга Людмилы Викторовны, Маргарита Сергеевна Колобова.
– А да-да, я Алевтина, я её замещаю, – и из её глаз опять двумя потоками хлынули слёзы.
– Алевтина, я вижу, что вы в курсе всего что произошло, – начала было, я. Женщина убрала руки от лица, плача и всхлипывая, стала причитать.
– Что теперь будет? Что теперь будет с нами? Вы можете себе это представить?
– А что будет Алевтина? Неужели вас закроют? Я в этом ничего не понимаю.
– Что это я, – ещё раз всхлипнула женщина, – Людмилы Викторовны нет в живых, а я о работе. А вы Маргарита Сергеевна, которая соседка по даче?
– Люда рассказывала обо мне? – удивилась я.
– Да, как вы на даче отдыхали весело.
– Да было дело, – грустно ответила я ей, – Алечка я приехала узнать, слышали вы от Людмилы об её родственниках? Надо бы им сообщить о смерти. Я знаю из рассказов, что у неё отец живёт в Геленджике. Можно разыскать его и тогда ваши проблемы с работой решатся быстрее. Что вообще в таких случаях делается?
– Что делается? Я всю документацию сдам в налоговую инспекцию. Милиция опечатает салон. И полгода надо ждать пока объявятся наследники. Через полгода всё имущество перейдёт государству. Продадут через торги, с грустью и постоянно всхлипывая, объясняла худенькая, миловидная Алевтина.
– А документы личные фото она на работе случайно не хранила? Алевтина окинула растерянным взглядом кабинет.
– Здесь всё её. А если честно, то полностью собрать все вещи Людмилы Викторовны у меня рука не поднялась. Что из личных вещей, бумаг на глаза попалось, я всё сложила в коробку. Да, в сейфе находился свёрток, он лично для вас, – она достала из ящика стола небольшой сверток, завёрнутый в бумагу и запакованный в прозрачную плёнку, протянула его мне. На свёртке под плёнкой лежала бумажка с надписью: «В случае моей смерти передать Маргарите Сергеевне Колобовой», – а вы думаете можно кого-то найти? Зачем вам это? – засыпала меня вопросами Алевтина, передавая мне загадочный свёрток.
– Её смерть такая неожиданная. Только недавно, восьмого марта мы собрались у меня на даче все вместе. Вот такая несправедливость. А потом я думаю, она бы не хотела, чтобы её салон, дом, квартира ушла с молотка и досталась совсем чужим людям. Если родных действительно нет, тогда уж не так обидно будет. Аля, а что вы думаете по поводу самочувствия Людмилы Викторовны в последнее время? Она за то время, которое мы не виделись, изменилась до неузнаваемости. Вы случайно не в курсе, что с ней произошло? Она хотела, но не успела мне об этом рассказать, обещала что-то для неё важное сообщить.
– Мы сами удивлялись. Такая цветущая женщина. Всегда следила за собой. Вы знаете, она сначала стала жаловаться на головные боли. Кто из нас не страдает головной болью? Но у неё голова не переставала болеть почти никогда. Ничего не помогало. Появились постоянные приступы рвоты. Тут я подумала, может наша директор все-таки решилась на ребёночка? Может токсикоз такой? Возраст конечно уже не подходящий для родов. Но что поделать? Даже пошутила с ней на эту тему. Потом у неё волосы стали редеть. Да вы и сами всё видели, как она изменилась.
– Может химия какая-то у вас или испарения?
– Да бросьте вы! Какие испарения, какая химия? Сейчас знаете, какие у нас составы? Ерунда всё это. А потом это она раньше практикой занималась, а теперь уже давно только руководством, да закупками. Ремонт, клиенты, налоги, столько хлопот. Что вы!
– Может, ещё что-то неординарное вспомните?
– Вы знаете, она с прошлой осени, стала плохо себя чувствовать. Тогда и начались происходить внешние изменения. А зимой совершено неожиданно собралась к себе на родину. Как раз почти перед Новым годом. Точно. Я, почему удивилась, думаю, родных говорила никого нет, а поехала. Зачем? И вообще я думала, что она в Москве родилась. Вернулась, через неделю понеслась в Питер к своему Ники. Я грешным делом подумала, прощается, что ли со всеми? И действии-и-и-тель-но, – Алевтина опять разрыдалась.
– Она сама сказала, что в Ростов поехала?
– В паспорте у неё стоит в графе место рождения город Ростов-на-Дону. Раз сказала на родину, значит куда?
– Бывает так, что место, где прошло счастливое детство или юность называют своей родиной. Всякое бывает в жизни, – ответила я ей и подумала, что именно про Геленджик рассказывала мне Люда. Там ей было хорошо.
Договорившись о похоронах Людмилы и попрощавшись, я вышла из салона. Не успела сесть в автомобиль, как услышала зов Алевтины.
– Маргарита Сергеевна! – она подбежала к машине с небольшой коробкой, – поговорили и забыли совсем! Вот бумаги, которые я собрала, боюсь, потеряются, мало ли что. Тут две записные книжки, тетрадка какая-то, бумаги разные. Я ничего из личных документов в салоне не оставила. Все здесь. Сами разберётесь с ними. А остальные вещи, потом заберёте. И вот ещё что, мне сейчас надо к ней домой подойти. Что-то жутко одной. Не составите мне компанию? Там, конечно, участковый будет, но всё равно…
– А зачем? – удивилась я.
– В морг надо привезти вещи Людмилы Викторовны. Заодно посоветуете, какие вещи подойдут ей, что надо взять, – и Алевтина опять заплакала.
Мне несколько раз приходилось быть у Люды в гостях. Большая трёхкомнатная квартира с окнами в тихий зелёный двор. Отличная кухня – столовая, длинный просторный коридор. Мебель не современная, но добротная: арабская или румынская. В советское время стоила баснословных денег и доставалась по блату. Хрустальные люстры, ковры и всё то, что считалось в то уже далёкое время престижным и называлось достатком. Дачный дом, конечно, выглядел более современно. Мы с Алей прошли в комнату Люды, поняв, что это её комната по наличию трюмо, стоящему в углу.
– Аля я слышала, что блузки с юбкой нельзя или мне это кажется? Но то, что нужен или шарфик или платочек на голову, так это точно.
Открыв шкаф, мы не стали рисковать и выбрали однотонное платье с длинным рукавом. Во второй половине большого шкафа стали искать платок или шарфик, чтобы покрыть им голову Людочки.
Да! Это не нынешние шкафы-купе! Массивный, сделанный из шпона карельской берёзы с множеством полок и выдвижными ящиками разных размеров, шкаф на красивых гнутых ножках, как великан возвышался в просторной светлой комнате. Аля с трудом выдвигала ящики, предназначенные для различных вещей. Предпоследний ящик и самый нижний никак не хотели выдвигаться. Она дернула предпоследний, и он выскочил из шкафа совсем. В нём лежало то, что мы искали: косыночки, платки, шарфики. Мы выбрали подходящий шелковый однотонный шарф. Сидя на корточках, я попыталась правильно вставить ящик обратно в деревянные пазы, но мне никак не удавалось попасть в них. Вместо пазов он попал ниже и ударился о стенку шкафа. Я опять вытащила его, но у меня так затекли ноги, что находиться на корточках уже не было сил. Поднявшись вместе с ящиком, я позвала участкового, который расхаживал по квартире, рассматривая обстановку, картины на стенах и дорогую посуду в красивых горках.
– Товарищ участковый подойдите, пожалуйста, – крикнула я, поворачиваясь к нему вместе с ящиком.
Он подошёл к двери комнаты и удивлённым взглядом стал пристально смотреть на то, что я держала в руках.
– Помогите вставить его обратно, я все ноги отсидела, тяжёлый…
– А что это с него сыплется? – удивлённо спросил участковый.
Я отодвинула руки в сторону, желая посмотреть на тыльную перекладину ящика, куда так упорно вглядывался участковый, но вместо этого увидела, как с него мелкими перламутровыми шариками сыплется ртуть. В ужасе я машинально бросила ящик на пол. От него маленькими брызгами разлетелись блестящие капли.
– Забирайте вещи и покиньте помещение, – скомандовал полицейский.
Схватив шарф и платье, мы прошли в коридор. Пока молодой капитан искал понятых, а мы ждали опергруппу, вызванную им, и пока мужчина в штатском заполнял какие-то бумаги, мы ждали, когда он напишет объяснение о находке, в котором мы должны были расписаться, прошло часа два-три.
– Вы понимаете, что это убийство? – спросила я мужчину в штатском.
– Это вы о чём? Ваша подруга погибла в автокатастрофе, – спокойно ответил он мне.
– Это вы о чём! Это же очевидно, что её кто-то долго и планомерно травил ртутью! Надо дело заводить и искать убийцу. И ещё надо проверить, почему произошла эта авария. Машина у неё была в полном порядке, и она за день до убийства выезжала на ней. Мы все свидетели!
– Это не ко мне. Если заведут дело, все вопросы к следаку, – потом глянув на меня, произнёс, – не мешайте, гражданка. Сами себя задерживаете! Дайте дописать спокойно.
– К следаку? Следователю что ли? – уточнила я неизвестную доселе мне терминологию, – даже не сомневайтесь! Обращусь, ещё как обращусь! А то вам милиции лишь бы человека закопать, и дело шито-крыто! – глядя на его спокойствие, во мне стала подниматься буря возмущения.
– Не милиция, а полиция, – подлил он масло в огонь, своим тихим замечанием, – вы свободны, только распишитесь вот здесь, – тут же отчеканил он.
– Это чёрте, что! Названия поменяли, полицейские, понимаете ли, ещё бы жандармами назвались! Суть прежняя осталась!
– Дамочка, успокойтесь, – безразличным тоном стал останавливать меня мужчина в штатском костюме, – всё, вы свободны.
– И не дамочка, дамочку нашёл! – Алевтине, легонько подталкивающей меня в спину, наконец, удалось закрыть за собой дверь квартиры. Взбудораженная безразличием молодого полицейского, я забыла, что в доме существует лифт и стала спускаться по высоким ступеням лестничного пролёта с третьего этажа, всё время, оглядываясь в сторону квартиры Людмилы и громко возмущаясь при этом.
– Дамочку нашёл! Я тебе покажу, какая я дамочка!
Добравшись до первого этажа, я увидела консьержку, вышедшую из своего закутка и удивлённо смотревшую на меня.
– Нет, вы слышали? – обратилась я к пожилой женщине, словно уже давно была с ней знакома, – скажите, когда это прекратится? – говорила я, ей показывая рукой в сторону лестницы, – женщину молодую убили можно сказать, а им хоть бы хны!
– Ой, какой ужас! Людочку всё-таки убили! – прикрыв рот рукой и горестно качая головой, воскликнула консьержка.
– Пусть ка-па-ют! – громко ответила я ей, – легонько хлопая старушку по плечу, словно это она должна была срочно найти лопату и бежать что-то копать, чтобы найти убийцу, – в нашей стране просто так ничего не происходит! А тут наследство ого-го! Слава Богу, на дворе не девяностые!!! – крикнула я в сторону лестницы, надеясь, что участковый всё-таки меня услышит.
– Я вас всех достану! – крикнула я напоследок, выходя на улицу, и со всем своим южным темпераментом с силой захлопнула входную дверь подъезда.
– Маргарита Сергеевна я так испугалась! – растерянно посмотрела на меня Алевтина.
– А ты Аля ничего не бойся! Я их всех достану паразиты этакие!
Пожав плечами и не понимая, кого я достану и чего ей не бояться, Алевтина засеменила за мной, всё время повторяя:
– Какой ужас, какой ужас!
Меня тяжело вывести из себя, но когда это кому-то удаётся, то ему становится, очень жаль, что зажёг фитиль неизвестной бомбы. Взрыв получается разрушающий. Сев в машину я вцепилась за руль, чтобы не было видно, как дрожат мои руки от переполняющего организм гнева.
– Вы будете? – спросила Аля, придерживая тонкую коричневую сигаретку уголком рта и протягивая мне пачку с сигаретами, второй рукой пытаясь чиркнуть зажигалкой.
– И не кури у меня в машине! – вдруг я выхватила сигарету у неё изо рта. Алевтина так и осталась сидеть с удивлённо вытаращенными глазами и поднятыми руками вверх. В одной руке держа пачку с сигаретами в другой зажигалку. Увидев её растерянный вид, я вдруг рассмеялась, упав головой на руль. Потом обняв, бедную перепуганную Алевтину стала её успокаивать:
– Аля родная, прости меня дуру старую! Я когда в бешенстве себя не помню.
– Какая вы старая? – отойдя от испуга, захныкала Алевтина, уткнувшись мне в плечо.
– Ой, милая! Какая никакая, а уже пенсионерка!
– Маргарита Сергеевна, а как же Ники? – перестав всхлипывать, поинтересовалась она.
– Бывший муж Людмилы из Питера? Да, надо позвонить ему. С Питера поезда часто прибывают, может ещё успеет на похороны. Слушай у меня времени сегодня в обрез, может, ты созвонишься с ним?
Успокоившись, мы нашли в записной книжке Люды номер телефона Никиты. Алевтину я довезла до парикмахерского салона и поехала покупать сувениры отцу Михаила.
Завтра день похорон. Девочки взяли на себя организацию погребения, а я поминки. Купив фотоальбом с видами Москвы и большой красивый бокал для чая с блюдцем с картинкой Кремля и Красной площади для Мишиного отца, я поехала в кафе договариваться о проведении поминок.