Если бы Александра Александровича спросили, чего он боится больше всего на свете, то он бы, не задумываясь, ответил – встречного поезда.
Почему? Все объясняется просто. Александр Александрович – машинист метро.
Когда сидишь за «пультом движения» и со скоростью семьдесят километров в час несешься по нескончаемой, опутанной проводами бетонной трубе тоннеля Санкт-Петербургской подземки, то видишь только бесконечную чехарду шпал в свете головного прожектора, и еще темное бездонное пятно, неотвратимо надвигающееся на тебя, в котором, как в черной дыре, пропадают лучи электрического света. И пока пятно остается черным – Александр Александрович спокоен.
Двадцать лет он водит поезда и двадцать лет, каждый месяц ему снится один и тот же сон.
Он сидит за пультом. Бешено мелькают рельсы. Металлический голос диспетчера дребезжит в громкоговорители и вдруг, спасительное пятно в конце тоннеля исчезает, а впереди возникает яркий свет. И Александр Александрович понимает, что произошла ошибка, кто-то пустил по его линии другой поезд во встречном направлении. С каждой секундой свет становиться ярче. Александр Александрович сообщает диспетчеру о надвигающейся катастрофе, но диспетчер отвечает, что все в порядке, и никаких поездов на линии нет.
Свет стремительно приближающегося поезда ослепляет машиниста.
Но скоро лучи света от его прожектора, и от прожектора встречного поезда становятся одинаково яркими. Тоннель заполняется ровным сухим светом и Александр Александрович видит кабину, лобовое стекло головного вагона, и машиниста за лобовым стеклом, изумленно уставившегося вперед.
Он видит этого человека так ясно, так четко, что может рассмотреть какого цвета у него глаза, как причесаны волосы.
До столкновения остаются считанные доли секунд, но каждый раз в то самое мгновение, когда поезда должны столкнуться – он просыпается.
Александр Александрович встает, опускает с кровати ноги привычным движением, попадая в домашние тапочки и потирая вспотевшую узкую грудь возле сердца, идет на кухню. Там он не включая свет потому, что свет луны и без того хорошо освещает маленькую кухоньку достает из шкафчика пузырек с валерьянкой, уверенно капает во взятую из мойки фарфоровую кружку, выверенные годами семь капель, и выливает себе в рот приторно пахнущую жидкость, запив все холодной кипяченой водой из старого эмалированного чайника. Затем Александр Александрович закуривает Беломорину, взятую из пачки на кухонном столе, подходит к окну и долго, долго всматривается в сырую ночь пытаясь вспомнить лицо человека из встречного поезда. Но вместо лица он видит только размытое белое пятно.
– Кто ты? Скажи мне, кто ты? – тихо шепчут его губы.
Дымит, потрескивает папироса, капает вода из водопроводного крана, за окном тлеет ночь в ожидании утра, и никто, никто в целом мире не может ответить Александру Александровичу на его вопрос.
Кто он? Машинист из встречного поезда.
Александр Александрович смотрит на часы и понимает, что пора «под землю». Странный кошмар всегда снится под утро. Всегда… И уже двадцать лет.
Александр Александрович одевается, запирает дверь и быстро спускается по лестнице. Шаги гулко звучат в межлестничных пролетах старенькой хрущевки. Город еще спит, и спят люди в доме Александра Александровича. Но скоро они проснуться и тоже заспешат к ближайшей станции метро, отправляясь в очередное, прозаическое путешествие по подземному лабиринту метрополитена.
– Ну, Сансаныч, с тебя причитается! – воскликнула Анна Иосифовна, пышная полногрудая врачиха бальзаковского возраста привычным движением наматывая широкую, хрустящую ленту тонометра, на бицепс Александра Александровича.
– Да ну? – удивился он. – Это за что же, Аннушка?
– Да ты дурачком-то не прикидывайся, – хитро улыбнулась Анна Иосифовна. – Двадцать годков я тебе уже давление перед выездом на линию меряю, а ты на меня хоть бы глазом!
Александр Александрович изумленно огляделся, словно впервые видел и этот медицинский кабинет, и его хозяйку.
– Вот балда-то! – Воскликнул Александр Александрович. – А ведь правда… Сегодня какое число?
– Четырнадцатое марта! – улыбаясь, заметила Анна Иосифовна методически накачивая резиновую грушу прибора для измерения давления.
– Точно! – Александр Александрович хлопнул себя по лбу. – Ровно двадцать лет назад, как раз через неделю после международного женского дня, я первый раз сел в твое кресло, и твои нежные Аннушка, ручки впервые ощутили мой пульс!
– Дурень, ты Петя! – Анна Иосифовна покачала головой. – Если б ты был побойчее, то ручки мои, как ты говоришь, нежные, с удовольствием ощутили бы что-нибудь другое, погорячее, чем твой пульс… – она прищурилась и игриво посмотрела на Александра Александровича. – Может хоть сегодня, в годовщину твоей двадцатилетней деятельности встретимся, чайку попьем. У меня, кстати и к чаю, кое-что найдется! – и она свободной рукой поправила объемный лиф.
Александр Александрович покраснел. С тех пор как умерла его жена он и думать забыл о женщинах.
– Да ты не волнуйся так! – Рассмеялась Анна Иосифовна. – А то давление подскочит – на линию не пущу!
– Да не волнуюсь я… – еще больше смутился Александр Александрович и попытался сменить тему. – Кстати, что там с давлением-то?
Анна Иосифовна мельком взглянула на ртутный столбик тонометра.
– Порядок! Тебя, Сашенька, не то, что под землю, в космос можно запускать! Хороший ты мужик, Сансаныч, выносливый! – и глазки ее похотливо сверкнули.
Александр Александрович смерил взглядом врачиху и подумал: «Уж лучше я под поезд лягу… Вот, чертова баба»!
Дверь медкабинета распахнулась, и в помещение ввалился здоровяк Збруев, бригадир Александра Александровича.
– Здорово, Петя! – пробасил он. – С годовщиной тебя! С тебя причитается!
Спасибо, – сказал Александр Александрович, застегивая манжет рубашки. – Представляешь, я и забыл совсем!
– Зато начальство тебя не забыло! – прогудел Збруев. – Держи вот грамота… – он раскрыл бригадирскую папочку и достал красочный листочек. – А вот… – Збруев полез в карман огромного пиджака. – Вот часы именные! – он достал из кармана черную коробочку и протянул Александру Александровичу. – Ну, и еще, я подал ходатайство в финансовый отдел – тебе премию выпишут. В общем… – лицо Збруева расплылось в улыбке. – Поздравляю! – он пожал руку Александру Александровичу.
– Я, это… – Александр Александрович смутился, принимая грамоту и футляр с часами. – Короче, надо собраться отметить…
Приглашаю всех к себе домой в воскресенье, только вот…
– Сашенька, ты не беспокойся, – встряла Анна Иосифовна. – Если ты о готовке, то я приду, помогу…
– Ладно, Санек, – Збруев решил, что торжественную часть можно считать законченной. – Тут, такое дело. Техники только что доложили, что на третьей линии вылетела система контроля. Так, что поведешь сегодня без автопилота…
«Вот так подарочек»! – подумал Александр Александрович, чувствуя как под ложечкой нехорошо засосало.
– Так, хоть напарника дайте!
– Ты, что, – Збруев изобразил удивление. – У нас каждый машинист при деле, ты же знаешь! Сам поведешь, не впервой.
Александр Александрович вздохнул, и пошел к выходу.
– Часы не забудь! – сказал Збруев, указывая на стол Анны Иосифовны, на который Александр Александрович поставил футляр. – Мы там на задней стороне выгравировали все, что надо… Двадцать лет все-таки.
– Ах, да… – спохватился Александр Александрович, вернулся взял футляр и раскрыл его.
Часы лежали на парчовом ложе, сверкая циферблатом.
– Какая прелесть! – сказала Анна Иосифовна.
Збруев расплылся в улыбке.
Александр Александрович, взял часы в руку и приложил к уху.
– Так они же не идут… Не завели, что ли? – спросил он.
– Как не завели!? – удивился Збруев. – Сам заводил!
– Ой, и мои не идут! – воскликнула Анна Иосифовна.
Збруев автоматически посмотрел на свои часы.
– Блин, и мои встали!
Александр Александрович в недоумении поднял перед собой руку оголяя запястье.
– Мои старые, тоже… Стоят!
– Что за чертовщина! – воскликнул бригадир.
И все трое дружно взглянули на электронные часы на стене. Часы светились как обычно. И секундные цифры методично сменяли друг друга. Но…
– Мамочка! – воскликнула Анна Иосифовна.
Часы шли в обратную сторону.
05:15:32 05:15:31 05:15:30…
– Слушай, Свояк! – Дима переложил телефонную трубку к другому уху. – Ты случайно не знаешь, как правильно пишется: «проститутка» или «простетутка»?
– Знаю, милый… А зачем тебе? – с манерной, женской интонацией, немного гнусавым от простуды голосом, проговорил в трубку Свояк.
– Свояк, только тебе и никому, – сказал Дима. – Как лучшей подруге… Я тут задумал дневничок вести… Ну, чтоб писать не разучиться. Ну и описываю в цветах и красках свою жизнь горемычную.
Как мы с тобой в институте учились, как от армии косили, как от меня жена ушла…
– Ах, вот ты о чем! – хихикнул Свояк. – Тогда пиши просто – «блядь», и не мучайся! Годится?
– Гениально, девочка моя! Слушай, – воскликнул Дима и, прижав трубку к плечу защелкал по клавишам. – И тогда я ей сказал: «Слушай ты, факин-блядь! Вали к своему „факин-насосу“. Если для тебя „факин-бабки“ важнее живого человека…» – Дима с нескрываемым удовольствием нажал последнюю клавишу. – Свояк, ты меня слышишь? Как я ее, а?
– Ой! Это ты об Ирке, что ли? О супружнице своей бывшей? Кхе кхе… – Свояк закашлялся. – Черт, простудилась совсем. Весна, мать ее… Так, это ты об Ивановой? Так, милый мой, все по-другому было! – в голосе Свояка появилась ирония. – Это она тебе сказала: «Слушай ты, факин-неудачник, я встретила, наконец, настоящего мужчину, а ты сиди дальше в своей факин-общаге и питайся своей факин-картошкой!» – Свояк рассмеялся.
Дима обиделся.
– А ты откуда знаешь? Ирка напела?
– Димка, радость моя, я тебя знаю! – Свояк хмыкнул в трубку. – Чтоб ты кому-нибудь сказал «вали»!? Это нонсенс! Если я не прав можешь засунуть мне джойстик в задницу и играть в «Дум» до опупения!
– В «Дум» «гамются» только тупые «чайники», у которых вместо мозгов ЭксТиха! – заметил Дима. – Свояк, ты извращенец! Даром, что педик…
– Дмимочка, выбирай выражения, – манерно попросил Свояк. – Не педик, а гомосексуалист.
– Какая разница, – пожал плечами Дима. – Все-то у тебя через дырку в седалище.
– Ну, ладно тебе, дурачок! Не кипятись! – примирительно воскликнул Свояк. – Я понимаю – Ирка для тебя больной вопрос. Ну и черт с ней. Я бы тебя ни на кого не променял. Даже на Антонио Бандераса. А он та-а-акой симпатичный! Такой душка!
– Опять ты за свое! – хмыкнул Дима.
– Ну, чего ты? Уже и помечтать нельзя… Кстати об ЭксТихах, – сказал Свояк. – Ты про такого юзера как «Мегазоид» слыхал?
– Это который взломал электронную сеть «Сити-банк» и «слил» из нее что-то около тринадцати миллионов «бакинских»? Ну, старичок, ты даешь! Кто ж про него не слышал!?
– А ты знаешь, что все это дело он как раз на ЭксТишке и провернул? И модемчик у него ходил, смешно сказать, со скоростью «тыщу двести»!
– Да, ну, девочка моя! Ерунда это!
– Клянусь!!!
– А ты откуда знаешь?
– Короче, Димуль, – свояк почему-то перешел на шепот. – Я тут фаланул один сервер… – он замялся. – И встретил там этого «Мегазоида». Ну, он мне и рассказал. Сам.
Дима усмехнулся.
– И чего он тебе еще рассказал?
– Да так, потрещали модемами… – Свояк снова помолчал, словно раздумывая – говорить, или нет. – Ну, он, короче, работу мне предложил… Не хочешь поучаствовать?
– А на кого пахать надо? – Дима почувствовал, что его распирает от смеха. Столько испуга было в голосе Свояка.
Свояк на том конце провода шмыгнул носом, и Дима услышал какое-то шуршание. «Сопли утирает, – подумал он. – Во, сцикло, а? Баба – она и есть баба»!
Свояк туманно продолжил:
– Ну, для людишек кой-каких серверы «ломать»… Информацию скачивать.
– А че за людишки?
– Сам знаешь, не маленький.
– Мафия, что ли? – разыгрывая простачка, спросил Дима.
– Тише, ты, что!? – зашипел Свояк. – Так ты меня в «Службу Безопасности Сетей» сдашь! Как есть тепленького!
Дима хихикнул.
– А ты что, ту «давилку», что я тебе дал, на телефон не поставил? Если поставил, то боятся нечего, в жизни никто не подслушает!
– Знаешь, – скептически проговорил Свояк. – Им твои «давилки» до задницы. У них на твои «давилки», свои «пробивалки» найдутся!
Будь уверен!
«Понятно! – подумал Дима. – Поэтому ты до сих пор только и можешь, что с какого-нибудь хитрого „веба“ трехкрестовую порнушку нахаляву скачать»…
– Свояк, ты меня обижаешь! Моя «давилка», – с гордостью сказал Дима. – Всем «давилкам» «давилка»! Сам придумал, сам паял!
– Какой ты умный – это, что-то! – Свояк прямо истекал скепсисом.
– Что ж, – обреченно вздохнул Дима. – Нет пророка в своем отечестве. Как сказал один корешок Пушкина…
– Пушкина? – прервал Диму Свояк. – Это еще, что за юзер? С какого сервера?
– Балда! – рассмеялся Дима. – Пушкина, который АэС! «Я помню чудное мгновенье…» Свояк, ты, что, в школе все уроки литературы в туалете продрочил?
– Ах, этого Пушкина! – Свояк тоже рассмеялся. – У меня, Дима, с этими «серверами», «сетями», «компами», «вебсайтами» совсем крыша отъехала! Подожди, радость моя, я кофейку поставлю… – На том конце послышалось шуршание, стук. Дима по звуку удаляющихся шагов догадался, что Свояк ушел на кухню. Там, что-то громыхнуло. Свояк поставил чайник на плиту. Шаги снова приблизились… – Я уже здесь дорогой! Так, что там говорил дружок твоего Пушкина АэС?
Дима сердито раздул щеки.
– Он говорил: «Какой же Пушкин гений? Я с ним в одном лицее учился»!
– Это ты все про свою непробиваемую супер-мупер «давилку»?
Которую даже СБС взломать не сможет?
– Про нее… Это же мое новое гениальное изобретение…
– А-а-а! – протянул Свояк. – До меня дошло! Ты, что себя Действительно, гением считаешь!?
– А, что такого? – обиженно спросил Дима. – По-твоему я на гения не тяну?
– Ну, как тебе сказать… – Дима живо представил хитрую ухмылку Свояка. – Тянешь, конечно… Но на такого ма-а-ленького, маленького!
– А еще подруга, называется! – фыркнул Дима. – Нет, чтобы польстить товарищу!
Свояк засмеялся.
– Какой ты гений, Димуль? Вот «Мегазоид» – тот гений…
Настоящий мужчина! Гениев вообще единицы.
– Не правда, – попытался возразить Дима.
– А по-твоему гениев кругом пруд-пруди!? – спросил Свояк. – Фигня!
– Конечно, фигня, – согласился Дима и добавил таинственным шепотом. – Понимаешь, девочка моя… Дело в том… Что… Нас нет! – после чего положил трубку.
– Д-а-а… – протянул Дима. – Со Своячком прокол вышел. Ну…
Будем искать!
Дима еще раз пристально посмотрел на монитор, читая недавно сделанную им запись в дневнике, покачал головой и курсором затер написанное. «Но в чем-то ты прав, Свояк! – тоскливо подумал он. – С женщинами мне всегда не везло. Хоть ты и гений, а по этой части у тебя полный абзац»!
В колонках акустической системы «компа» прозвучал мелодичный гонг и компьютер сказал Диминым голосом: «Внимание! На сервер поступил запрос»!
Дима, оттолкнулся ногой и его кожаное кресло на колесиках отъехало к соседнему монитору. На экране светилась надпись: ВВЕДИТЕ ИМЯ ДЛЯ ОТВЕТА
Дима усмехнулся и одним пальцем набрал на клавиатуре большими буквами: МЕГАЗОИД
– Вы слушаете радио «Модерн». Передаем нашу постоянную рубрику «Гинекологи у микрофона», которую, как всегда, ведет секс-символ современности и кумир молодежи – Дмитрий Нагиев… – и какой-то человек, надо понимать, этот самый секс-символ, где-то в туманных далях радиоэфира запричитал высоким педерастическим голосом под музыку Энио Морикони. – И Федора не ведал горя, пока чистой была и опрятной… Но забыла Федора про мыло, про шампунь, что зовут «Хед энд Шелдерс»… – далее, кумир молодежи, подвывая, поведал своим слушателям, о пользе водных процедур и несомненной ценности такого предмета, как мочалка.
Женя Корнецкая застонала.
– Давай, Женечка, давай! – просипел Корнецкий.
– Ублюдок, – подумала Женя, чувствуя, как он все сильнее вгоняет в нее предмет своей мужской «гордости».
Женя лежала на хлюпающем в такт частым ритмичным движениям мужа водяном матрасе и старалась не думать о том, что сейчас с ней делает ее законный обладатель. Она прислушивалась к голосу из радиоприемника и спрашивала себя, почему Корнецкий всегда любит трахаться только под эту радиостанцию.
– Давай, Женечка, давай… Ну!
«Что, ну? Что, ну? – думала Женя. – Кролик несчастный». – Она всегда, испытывала невыносимое унижение, лежа вот так, в позе перевернутой на спину лягушки, наверное, потому, что ощущала себя беспомощной.
– Женя. Женя, Женя, – захныкал ее муж, двигаясь все быстрее и быстрее.
«Сейчас кончит», – с полным безразличием подумала она. И оказалась права, чувствуя, как что-то теплое, тоненькой слабой струйкой оросило ее изнутри.
Водяной матрас перестал колыхаться, Корнецкий выдохнул, и обессиленный упал на Женю, уткнувшись лицом в ее плечо. Женя почувствовала на ключице его колючую щетину.
– Хоть бы побрился, мерзавец, – еле слышно прошептала она.
– Что, Женечка? – проскулил Корнецкий, все еще тяжело дыша.
– Ничего, милый, – сказала Женя и, повернув голову, посмотрела на часы у кровати. – Коленька, ты, самый лучший.
«Так и есть, – меж тем, подумала она, глядя на часы. – Тебя как всегда, хватило ровно на одну минуту семнадцать секунд непрерывного траха. Не считая получасовых мучений на пристраивание твоего чахлого аппарата»…
Где-то под кроватью запищал зуммер сотового телефона.
– Черт, – выругался Корнецкий, и соскользнув со своей жены перекатился к краю кровати. Кровать снова заколыхалась. Женя облегченно сдвинула ноги, чувствуя неудовлетворенную тяжесть внизу живота, и поспешно натянула на себя шелковую простыню.
Корнецкий, свесившись с кровати, чертыхаясь, рылся в ворохе беспорядочно сброшенной одежды, пытаясь найти пищащий радиотелефон.
Наконец трубка была найдена. Он нажал клавишу и откинулся назад одной рукой прижимая трубку к уху, а другой с наслаждением массируя свое хозяйство. Женя почувствовала невыносимое отвращение и отвернулась.
– Да, – услышала она за своей спиной. – Корнецкий. – Чего? Вы что там с ума посходили? В баню его сейчас же! И девочек… Чего?
Семьянин? Я не знаю такого семьянина, который бы от наших девочек отказался! Я… Федя, я не знаю и знать ничего не хочу! Корми его лобстерами, ананасами, ублажай, как хочешь, хоть сам под него ложись меня не волнует. Но контракт этот мне нужен как воздух! Я сказал – все! – Корнецкий выключил телефон. – Задолбали! – сказал он. Кровать колыхнулась и Женя почувствовала через простыню, как муж грубо лапает ее ягодицы.
– Женя, ты это… Правда меня любишь? – спросил Корнецкий.
– Угу.
– А тебе того… Со мной хорошо?
– Угу.
– Повернись ко мне.
– Коля, я устала, – сказала Женя.
– Ну, ладно… – Корнецкий помолчал. – А ты к врачихе ездила?
Женя ждала этого вопроса.
– Ездила.
– И че она сказала?
– Сказал, что у меня все нормально.
– Может ей денег дать? – спросил Корнецкий.
Женя усмехнулась.
– А ты думаешь, что у меня от этого дети появятся?
– Ну, блин, не знаю… – протянул Корнецкий. – Все-таки…
– Ерунда все это, – сказала Женя, поднимаясь с кровати и опуская ноги на пол. Просто, если тебе так уж хочется киндера – надо подождать некоторое время.
– В смысле? – не понял Корнецкий.
– Ну, в смысле не трахаться, – Женя усмехнулась про себя радуясь тому, что, наконец, решилась привести в действие свой план.
Корнецкий, недоумевая, посмотрел на свою жену.
– А я-то думал наоборот. Чем больше трахаешься, тем больше шансов!
– Ты не понимаешь, – Женя прошла в ванную комнату и, повернув позолоченный кран, чтобы напустить воду, глянула в огромное зеркальное панно, занимающее всю стену ванной комнаты. В ответ, из зазеркалья ей хитро подмигнула эффектная рыжеволосая женщина, с упругим бюстом, плавной линией бедер, стройными ногами, и демонической усмешкой на очаровательном личике.
Вода быстро набралась в голубую, подсвеченную снизу неоновым Светом, овальную ванну. Женя, изящно, как нимфа вошла в бурлящую теплую воду, присела, чувствуя, как вода обхватывает ее крепкое тело, вымывая из нее остатки спермы. Женя стала гладить себя руками омывая свое тело. Это было очень приятно. Девушка на самом деле гордилась собой, своей красотой.
«Корнецкий, другую бы и не выбрал в матери своему будущему сыну», – подумала она.
– Почему это, я не понимаю? – в ванную вошел Корнецкий до пояса обмотанный простыней, удерживающейся на округлом, покрытом редкими волосиками брюшке.
– Потому, что женщины устроены иначе, чем мужчины.
– Я не знаю, как там бабы устроены, – сердито сказал Корнецкий.
– По-другому, или не по-другому. Но, у меня должен быть ребенок! Я из-за этого бабки теряю!
– Каким образом? – удивилась Женя.
– А таким! Человек моего положения должен быть этим… Как это Федя сказал… Семьянином! А если у него нет детей, значит, он не человек, а фуфло картонное!
Женя рассмеялась.
– И нечего тут гоготать! – сказал Корнецкий. – Вон, бери денег сколько надо и езжай к своей докторше! И шоб, у меня было дите! Все!
Пусть хоть сама рожает!
Корнецкий развернулся, и вышел из ванной. Женя услышала как в другой комнате ее муж звякнул дверцей бара.
«Сейчас будет свое виски лакать… Жлоб»! – подумала она.
С одной стороны Женя чувствовала, что должна испытывать благодарность к своему мужу. Он вытащил ее из бедной семьи. Одел обул, дал все, что она хочет. Но с другой стороны… Черт его знает!
Она чувствовала, что ей нужно нечто другое, чем золотая клетка. Что-то другое…
– Коля! – крикнула Женя.
– Чего тебе? – отозвался Корнецкий.
– Принеси мне компьютер!
– Сама встань и принеси!
– Ну, я ванной лежу! – капризно, как маленькая девочка проговорила Женя.
– А где он?
– На кухне, наверное…
Через некоторое время в дверях ванной появился Корнецкий, с рюмкой виски в одной руке и кейсом с «ноутбуком» в другой.
– На! Ты бы лучше думала, как мне ребенка родить, вместо того чтобы по компьютерным сетям шастать! Напридумывали тут! Интернеты!
Хрендырнеты! От компьютеров своих ты почему-то не устаешь!? – и Корнецкий, ворча, ушел обратно в комнату. Женя услышала, как он включил телевизор на полную громкость.
– Да пошел ты! – тихо проговорила Женя, мокрыми руками доставая из кейса компьютер и пристраивая его на край ванной.
Она включила компьютер, тот тихо загудел и экран засветился.
Спустя несколько секунд на дисплее появилась заставка программы «Виндовс».
– Так, – Женя достала из кейса шнур сотового модема и подключила его к «порту» компьютера. Затем вызвала программу терминала, предназначенную для того, чтобы с компьютера можно было позвонить, набрав любой телефонный номер, и набрала номер сервера «Американ онлайн».
Сервер ответил, что готов к работе. Женя ввела электронный адрес администратора сети. На экране появился запрос с просьбой ввести пароль. Женя улыбнулась.
– Сейчас мы тебя «расколем»!
Она вызвала специальную программу и на экране замелькали цифры.
Программа подбирала пароль.
– Ну, давай, родной! Давай! – радостно воскликнула Женя предвкушая момент, того, что вот-вот получит доступ к закрытым файлам сервера.
Дисплей замигал, и на экране появилась надпись: ПАРОЛЬ УСТАНОВЛЕН.
– Есть!!! – азартно воскликнула Женя. – Теперь посмотрим.
Женя вошла в администратор сети и на экране появился список закрытых файлов.
– Чего тут у нас? – Жень курсором погнала вниз экрана список файлов. Ее внимание привлек файл с названием «мегазоид».
«Что это еще за „мегазоид“ такой? – подумала Женя. – Неужели тот самый»? – она вспомнила широко известную историю с украденными из одного американского банка тринадцатью миллионами долларов.
– Мама, родная! – воскликнула Женя. – Я «расколола» самого «мегазоида»! – и сердце молодой хакерши преисполнилось гордостью.
Но, как оказалось, радовалась она преждевременно. Когда Женя попыталась открыть файл с названием «мегазоид» экран вспыхнул, и на нем появилось изображение вращающегося кукиша. Под трехмерной фигой светилась надпись: БУДЬ ТЫ ЦАРЬ ИЛИ КОРОЛЬ ВСЕ РАВНО ВВЕДИ ПАРОЛЬ.
– Надо же! Стишками разговаривает! – Женя, ухмыляясь, запустила свой фирменный «взломщик».
«Взломщик» на удивление быстро взломал цифровой пароль. На указательном пальце кукиша прорезались глаза, а между средним и безымянным появился рот.
– ТВОЙ КОМПЬЮТЕР ПРОСТО КЛАСС! ТЫ НАВЕРНО ХАКЕР-АС? – сказал кукиш приятным мужским голосом.
– Ну, что ты! Я только учусь! – скромно ответила Женя. – А «комп» у меня и правда неплохой. Последняя модель! «Омнибук» на двух процессорах!
– А ТЕПЕРЬ, МОЙ ДОРОГОЙ, ПОРАБОТАЙ ГОЛОВОЙ! – продекламировала фигура на экране, и засветились два цветных кружочка: зеленый с надписью «дальше» и красный – «обломись».
– Сам обломись! – воскликнула Женя, которой понравилась прелагаемая игра и щелкнула курсором по зеленому кружочку.
– С кем это ты сам разговариваешь? – послышался сонный голос Корнецкого сквозь шум работающего телевизора.
– Отстань! – отмахнулась Женя, увлеченная необычной игрой.
– ЧТО Ж, О'КЕЙ! ДАВАЙ ИГРАТЬ, НА ВОПРОСЫ ОТВЕЧАТЬ! – сказала фига. – КТО ЖИВЕТ НА ДНЕ ОЗЕР, КАМНИ ЕСТ И НЕ БОБЕР?
Изображение кукиша сменилось вращающимся вопросительным знаком.
Женя задумалась.
«Что же это за хреновина такая? На дне озер живет… Лохнесское чудовище? Несси, что ли? Черт, вода остыла»! – Женя потянулась к крану, чтобы включить горячую воду и чуть не уронила в ванну компьютер. Из динамика послышался хитрый смех и ехидный мужской голос произнес:
– ВСЕ РАВНО НЕ ДАШЬ ОТВЕТ! ТО ОЗЕРНЫЙ КАМНЕЕД! – Вопросительный знак замигал, картинка исчезла, и Женя опять оказалась в меню файлов.
– Ах, ты, сука! – выругалась Женя. – Так не честно!
Она снова попыталась запустить фал с названием «мегазоид», но вместо кукиша на темном экране вспыхнула надпись:…НАМ ЖИЗНЬ ДАЕТ ОДИН ЛИШЬ ШАНСИ ЭТОТ ШАНС, УВЫ, УПУЩЕН…
И сколько Женя не пыталась, больше у нее ничего не вышло.
«Мегазоид» оказался крепким орешком.
Вконец расстроенная Женя выключила компьютер, выбралась из ванной и, накинув белоснежный махровый халат, прошла в гостиную. Ее муж спал в глубоком кресле перед включенным телевизором. Эта была еще одна привычка Корнецкого, которую Женя, почему-то ненавидела больше всего.
Вернувшись в спальню, Женя сбросила на кровать халат, взяла с будуарного столика массажную щетку и стала расчесывать влажные спутавшиеся волосы.
– Вы слушаете радио «Модерн»! – после бодрого фирменного джингла объявил диджей из радиоприемника. – Сейчас у нас Леночка Синицина с «Хит-парадом народных новостей»!
И какая-то запыхавшаяся девчушка тут же затараторила тоненьким голоском:
– Начнем с того, что сегодня практически половина жителей нашего славного города, в том числе и я, опоздали на работу.
Случилась это потому, что все механические часы в каждом доме остановились, а электронные устройства отсчитывания времени, почему-то стали отсчитывать его в обратном порядке. С чем связана подобная аномалия – остается гадать, ведь даже в Академии наук не смогли прокомментировать этот феномен. Но это еще не все. В три часа дня по свидетельству очевидцев, самопроизвольно, на одну треть, развелся «Дворцовый мост». По счастливой случайности только одна машины упала в Неву меж стыков разводящегося моста. Водителю, который один находился в кабине, удалось спастись вплавь. Правда, при этом столкнулись еще несколько машин, но и здесь обошлось без жертв… В пресслужбе Петербургского речного пароходства пока отказываются комментировать это событие, но из достоверных источников стало известно, что его связывают с халатностью механиков «Дворцового моста». И еще. На Ленинградской атомной электростанции была зафиксирована нештатная ситуация. Неожиданно, в три часа ночи, вдвое возросла нагрузка на третий и четвертый энергоблок. При этом реакторы продолжали работать в безаварийном режиме…
«Ничего себе»! – подумала Женя.
– Слюшай, дорогой, капитан-джан, давай нэ будэм протокол дэлать!? А?
– Э! Э! Зачэм блокнот достаешь! Зачэм бумагу пачкаешь! Сколько дэнег надо – говори! Все отдам! Толко бал на талон нэ пиши! Ты ко мнэ на «Звездный» рынок прыходи! Я тебе шаверма угощу! Я тебе красный вино угощу! Э-э-э! Зачэм бал пишешь!? Шакал!
– Не понял? – капитан госавтоинспекции Панин взял под козырек и вопросительно посмотрел на водителя шикарного «Ягуара», смуглого молодого человека в длинном кожаном пальто, напряженно жестикулирующего перед лицом гаишника, и безбожно коверкающего русские слова. – Это кого вы, гражданин водитель, шакалом сейчас назвали?
– Я назвал!? – смуглый молодой человек испуганно посмотрел на Панина. – Слушай, капитан-джан, Тофик тэбя шакал не называл! Тофик просил, чтоб ты бал на талон не писал!
– Разберемся, – Панин поправил рацию на ремне и, коварно ухмыляясь, расписался в талоне нарушений. – Вы видели, что тут останавливаться нельзя? – спросил он и указал на знак «Остановка запрещена».
– Тофик знак видел, – обиженно произнес смуглый человек и покосился на талон нарушений в руке Панина. – Тофику ящик водка в ларек загрузить-выгрузить надо было, – он кивнул в сторону стоящего неподалеку коммерческого ларька. – А ты капитан-джан… Э-э-э… – водитель «Ягуара» отвернулся, и Панину показалось, что тот снова прошептал «шакал». Или, что-то в этом роде.
«Ну, подожди, – подумал Панин и заглянул в водительские права молодого человека. – Подожди, Тофик Рустамович!» – Так, откройте капот! – приказал Панин.
– Зачэм, капот, капитан-джан? – удивился смуглый молодой человек.
– Откройте, я сказал! – приказал Панин.
Смуглый молодой человек, обижено сопя, полез в машину и открыл капот. Панин сверил номера на кузове и на двигателе с теми, что были указаны в техпаспорте. Все, вроде бы, было в порядке, однако Мани решил дожать строптивого нацмена до конца. Он сделал умное лицо и пошел к своему гаишному «Форду».
– Э-э-э, началнык, куда пошел!? – завопил молодой человек.
– Минутку, – спокойно сказал Панин, открыл дверь в своей машине И, усевшись на переднее пассажирское сидение, открыл крышку штатного компьютерного терминала.
Панин обожал всевозможные технические новшества, которыми в последнее время укомплектовывались машины дорожно-постовой службы.
Он, чуть ли не первый в управлении Петербургского ГАИ пересел с «Жигулей» на мощный «Форд», первый опробовал новые радиостанции, и ему первому, в порядке эксперимента, поставили на машину бортовой компьютер.
Панин набрал пароль и вошел в базу данных Главного компьютера.
Быстро введя данные техпаспорта и подождав несколько секунд, пока компьютер обрабатывал поступившую информацию и выдавал ответ на дисплей, Панин присвистнул. «Ягуар» находился в угоне.
«Вот ты и попал, Тофик Рустамович! – злорадно подумал про себя Панин. – Сам ты – шакал!«Панин довольный выбрался из машины и подошел к молодому человеку ждущему за рулем «Ягуара».
– Извините, Тофик Рустамович, но ваш автомобиль находится в угоне! – с нескрываемым удовольствием сказал Панин.
Смуглый молодой человек, чуть не выпал из иномарки.
– Как, в угоне!? – воскликнул он. – Нэ можэт быть! Тофик чэтный чэловэк! Тофик машину в магазинэ покупал!
– Увы, но ваш автомобиль… – Панин любовно посмотрел на сверкающую лаком машину с хромированной фигуркой летящего ягуара на капоте. – Вашу машину придется поставить на штрафную стоянку! До выяснения. – Он взял в руку рацию и вызвал «Центральный». – Задержан автомобиль марки «Ягуар». Номерной знак Галя-Линда шестьсот девятнадцать… – Панин посмотрел на молодого человека и спросил. – Сами поедете на штрафняк или вызывать эвакуатор?
– Какой сам!? – воскликнул молодой человек, которой от злости из смуглого, превратился смугло-розового. – Тофик сам на штрафную нэ ездит!
– Хорошо, – сказал Панин в микрофон радиостанции. – Пришлите эвакуатор на угол шоссе Революции и Шаумяна.
– Ждите, – хрипнула рация.
Вскоре приехал эвакуатор в сопровождении еще одной машины ГАИ.
Тофик Рустамович, не проронив больше не слова, уселся в эту машину так же молча подождал, пока его «Ягуар» погрузят на эвакуатор, и уехал.
Панин улыбался. Не каждый день удается установить угнанный автомобиль. Но рабочий день только еще начинался и вскоре блаженная улыбка сошла с его лица.
Второй была «восьмерка», которую он не поленился пропустить через компьютерную систему контроля. «Восьмерка» значилась угнанной.
Панин отправил ее на штрафную стоянку и снова взмахнул жезлом останавливая следующий автомобиль для проверки. И пошло-поехало! Две «Волги», «Опель», «Мерседес», три «девятки», и даже один «горбатый» «Запорожец». Все эти машины так же оказались угнанными. После «Запорожца» Панина вызвал по рации начальник отделения ГАИ по розыску угнанных автомобилей.
– Капитан Панин! – сердито сказала рация. – Вы, я вижу, там план перевыполняете?
– Стараемся, товарищ подполковник! – ответил Панин, чувствуя что происходит что-то не то.
– Сколько машин вы сегодня проверили?
Панин быстро заглянул в книжечку постового.
– Девять…
– И все оказались в угоне? – подозрительно спросила рация.
– Все, товарищ подполковник! – с подобострастием ответил Панин.
– И даже этот, «горбатый», «Запорожец»?
– Так точно. «Запорожец».
– Как такое может быть?
– Согласно ориентировкам компьютерной службы, – с готовностью ответил Панин.
Рация глубокомысленно потрещала помехами.
– Ладно, я проверю, – сказал начальник. – Конец связи.
Панин облегченно вздохнул.
– Ну и денек сегодня!
Уже без особого энтузиазма Панин проверил еще двенадцать автомобилей, включая два грузовых «КАМАЗ» и «ЗиЛ». И во всех двенадцати случаях компьютер ответил: «АВТОМОБИЛЬ НАХОДИТСЯ В УГОНЕ.
УГНАН такого-то ЧИСЛА, такого-то ГОДА, оттуда-то и оттуда-то.
ОРИЕНТИРОВКА ПОСТУПИЛА»…
Панин рукавом форменной куртки вытер с лица пот и задумался.
«Что же все-таки происходит!?»
Под вечер с Паниным снова связался начальник отдела по угонам.
– Панин! Вы становитесь легендой! Про вас скоро анекдоты будут ходить! – с иронией сказал начальник.
– Почему это? – спросил Панин.
– На вашем счету за сегодняшний день уже двадцать один найденный угнанный автомобиль! Прикажете вас представить к награде?
– А почему вы иронизируете, товарищ подполковник? – с обидой спросил Панин.
– Я проверил, – сказал начальник. – Действительно все задержанные вами автомобили, согласно данным компьютера, являются угнанными… Как это у вас получается, капитан?
– Не знаю… – протянул Панин. – Я их ловлю, а они все едут и едут!
– Едут и едут, значит?
– Так точно, товарищ подполковник! Едут!
– Ладно. Конец связи.
Приехал Мишка Гомелев с соседнего участка.
– Фомич! – Радостно воскликнул он, выходя из машины. – Панин!
Говорят, тебе героя России скоро дадут!
– Ну, дадут, чего ржать-то? – устало произнес Панин, сидя на капоте своего «Форда».
– Так ты наверно здороваться перестанешь? – ехидно сказал Гомелев и расплылся в улыбке.
Панин промолчал. Полез в карман, достал пачку сигарет, которая оказалась пустой, смял ее и выбросил на проезжую часть.
– Мишка, хватит ржать, дай сигарету лучше…
– Держи, – Гомелев протянул Панину сигареты. – И как это у тебя получается? У меня только одна машина без аптечки, две без огнетушителя и пяток с лысой резиной… А у тебя, двадцать один угон!
– А черт ё знает… – Панин закурил и тяжело выпустил дым.
– Ну, бывай, Фомич, – сказал Гомелев и протянул руку. – Держи «петуха»! На разборе увидимся! Стахановец! – хихикнул Гомелев.
Панин только кивнул в ответ и вяло пожал ему руку.
Шоссе опустело. На дальнем перекрестке зажегся красный свет. К перекрестку подъехал дряхлый, хрипящий пробитым глушителем «Москвичонок» и, не дождавшись желтого сигнала светофора, рванул через перекресток.
«Ну, ладно, – подумал Панин. – Иди и ты сюда, родной»!
Он вскинул полосатый жезл и жестом приказал водителю припарковаться.
«Москвич», гремя как ведро с гайками, остановился у края тротуара. Испуганный водитель, мужчина лет пятидесяти, вылез из машины и, сгорбившись, подошел к инспектору.
– Виноват, – уже издали начал водитель «Москвича», суетливо доставая из внутреннего кармана документы. – На красный поехал.
Дорога пустая была! Дернула меня нелегкая…
– Разберемся, – проговорил Панин. – Принимая документы, и подумал: «Неужели и этот в угоне»? Техпаспорт был еще старого образца, книжечкой, а не как сейчас, карточкой заламинированой в пластик. Если верить данным техпаспорта, то этот мужичок ездил на своей машинке уже без малого двадцать лет.
– Подождите минутку, – тихо сказал Панин и пошел к своей машине. Мужичок покорно кивнул.
Панин сел в машину. Ввел в компьютер данные техпаспорта и затаив дыхание стал ждать ответа.
– Сволочь! – выругался Панин, когда на экране замигала надпись:МАШИНА НАХОДИТСЯ В УГОНЕ. УГНАНА…
– Да, что же это такое сегодня!? – Панин уже хотел было захлопнуть крышку терминала, как неожиданно экран вспыхнул и, вместо стандартного меню, на сером фоне заплясал забавный мультяшный человечек. Человечек был одет в рваную тельняшку, на голове у него была красная косынка, на левом глазу черная повязка, а в руке маленькая сабелька. Под человечком загорелась надпись:Я – МАЛЕНЬКИЙ ВИРУС!
Я – ВОЛЬНЫЙ ПИРАТ!
ПЛЫВУ ПО СЕТЯМИ САМ ЧЕРТ МНЕ НЕ БРАТ!
И-ХО-ХО! И БУТЫЛКА РОМА!
«Что за бред!? – подумал Панин. – Какой еще вирус? Какая бутылка?«Меж тем, эту надпись сменила другая.
КОГДА ВАШИ ФАЙЛЫПУЩУ Я ПОД НОЖ НИКТО ВАМ НЕ ДАСТ ЗА НИХЛОМАНЫЙ ГРОШ!
И-ХО-ХО! И БУТЫЛКА РОМА!
– Ерунда какая-то! – сказал Панин взял в руки терминал и потряс его, словно надеялся вытрясти из него человечка как соринку.
А на экране под человечком появилась еще одна надпись: ДАЕШЬ АБОРДАЖ!
КОРРИДА! КАРАМБА!
И СКОРО, РЕБЯТА НАСТАНЕТ ВАМ АМБА!
И-ХО-ХО! И БУТЫЛКА РОМА!
Дисплей засветился ярче, и человечек вместе с надписью растаял в этом свечении как призрак, а на экране снова появилось стандартное меню.
– Ничего не понимаю! – Панин захлопнул крышку терминала, устало откинулся назад на сиденье, закрыл глаза, протянул руку и включил автомагнитолу. Из колонок послышался дробный стук барабана, визг и жужжание каких-то синтетических инструментов.
– Итак, идет двадцать первая минута нашего рейв-марафона! – радостно воскликнул ведущий. – У микрофона…
Панин поморщился, и переключился на другую радиостанцию.
– На третьей линии Петербургского метрополитена произошла нештатная ситуация. Два поезда были пущены навстречу друг-другу по одной линии. Как нам сообщили в Дирекции Метрополитена, это произошло в результате ошибки компьютера, управляющего движением поездов…
«Кругом бардак», – подумал Панин.
– Извините, товарищ милиционер… Что там с моими документами?
В окно «Форда» заглянул перепуганный водитель «Москвича» неуверенно комкая в руках, заранее приготовленные, несколько купюр среднего достоинства…
Александра Александрович зашел в кабину машиниста поезда метро закрыл дверь, снял форменный китель, повесил его на плечики, а плечики на крючок. Затем, не глядя, уселся на стул машиниста, пригнул к себе микрофон на гибком штативе, нажал на пульте нужную клавишу и сказал:
– Центральная, семнадцатый, выхожу по графику.
– Семнадцатый, Центральная, – пискнул в громкоговорителе женский голосок. – На четырнадцатом участке ведутся работы. Усильте внимание.
«Леночка», – по голосу догадался Александр Александрович и сказал вслух немного насмешливо:
– Есть, усилить внимание! – потом улыбнулся и спросил. – Леночка Ромашкина, когда тебя, наконец, в старшие диспетчера переведут?
– Семнадцатый… Александр Александрович, что за неслужебные разговоры на линии? – по тону голосу молоденькой диспетчерши Александр Александрович понял, что та немного смутилась.
«Смешная девчушка, зелененькая, – подумал Александр Александрович и на душе у него почему-то сделалось весело и легко. – И фамилия у нее смешная – Ромашкина».
Александру Александровичу нравились молодые, которые приходили работать «под землю». Может быть потому, что он вспоминал себя, и то время, когда метро считалось ударной стройкой, а люди, рубившие шахты в теле огромного города – первопроходцами. Это только наивные пассажиры думают, что под землей, в метро нет никакой романтики. Но что может быть романтичнее и величественнее, чем электрическое чудо – поезд, летящий во тьме тоннеле, сквозь толщу горных пород, в самом сердце самого прекрасного города на земле. Александр Александрович иногда представлял, как его поезд, несется во мгле подземелья сверкая светящейся чешуей окон, выбрасывая фейерверки искр из-под колес, летит под домами, под парками, под коварной Невой, под дворцами и музеями, под площадями и улицами, и все это, и поезд и сам город, сотворено обычными человеческими руками. И этими же простыми, человеческими руками управляется и приводится в движение.
– Семнадцатый, вы меня слышите? – прозвенел в громкоговорителе голос молоденькой диспетчерши. – Готовность – две минуты.
– Годится, – сказал Александр Александрович и посмотрел на цифровое табло впереди. Сложенные из желтых фонариков цифры методично сменяли друг друга.
1:58 1:57 1:56 1:55…
Александр Александрович вспомнил недавний медосмотр: странные обстоятельства, при которых практически у всех присутствующих остановились механические часы, и не менее странное поведение электронных часов на стене. Под ложечкой у него что-то екнуло.
Александр Александрович указательным и большим пальце потер глаза пытаясь отогнать нехорошее предчувствие. Цифры на табло продолжали сменять друг друга.
0:46 0:45 0:44 0:43…
Наконец на табло появились три нуля и рядом загорелся разрешающий сигнал светофора.
– Поехали! – сказал Александр Александрович и отпустил рычаг реостата.
И сразу все стало на свои места. Многотонный поезд загудел всей мощью спрятанных под полом электромоторов. Сцепки меж вагонов громыхнули. Зашипели пневматические тормоза и состав покатился вперед, покидая освещенное прожекторами подземное депо, в котором как мастодонты в доисторическом стойле-пещере каменного века стояли и ждали своего часа металлические туши поездов.
– Поехали! – еще раз сказал Александра Александрович, въезжая в черное жерло тоннеля, и почему-то вздохнул.
И завертелась подземная карусель. Бесконечна чехарда станций подобно солнечным вспышкам, появляющихся в конце тоннеля. Замелькали люди и лица. Застучали стрелки на редких подземных пересечениях между линий. Вечное: «Осторожно! Двери закрываются!"… Нескончаемое движение вперед-назад, тупики конечных станций, когда первый вагон становится последним, а последний первым, и приходилось спешить через весь состав, чтобы снова увидеть светящиеся цифровое табло и исчезающие в небытие цифры. Для Александра Александровича в этом была непоколебимая непреложная истина, которую он понял в тот самый далекий день, двадцать лет назад, когда впервые сел в кресло машиниста. Он знал, что именно так уходит время, секунда за секундой, в обратном порядке. Он знал, что когда-то, на совсем других мировых или божественных часах, для него вспыхнут эти самые три нуля, что будет означать только одно – конец жизни, или, проще говоря…
Леночка Ромашкина чуть не поперхнулась горячим кофе, когда глянув на экран компьютера, увидела на схеме движения поездов, как на четвертой линии в цепочке движущихся в одну сторону огоньков обозначающих составы, появился еще один, устремившийся в противоположном направлении.
– Ирина Леопольдовна!!! – взвизгнула Леночка, вызывая главного диспетчера, и кофе, заботливо сваренное для Леночки в пересменку младшим диспетчером, молодым пареньком – Сашей с забавной фамилией Нетрипыхайло, пролилось на Ленину синюю, форменную юбку. – Ирина Леопольдовна!!! – еще громче вскрикнула Леночка.
– Она в туалете, чего орешь? – отозвался кто-то из диспетчеров с соседней линии.
– У меня… У меня… Два встречных поезда на одной линии!!!
В зале диспетчерской послышался смех.
– А паровоза у тебя там нет? – ехидно спросил кто-то.
– У Ромашкиной опять видения!
– Леночка, ночью надо спать, а не с парнями аэробикой заниматься!
– Леночка, это технически невозможно, – назидательно сказала пожилая диспетчерша, сидевшая рядом, перед таким же, как у Леночки компьютером.
– Но… Но… – руки Леночки быстро забегали по клавишам компьютера. – Я же… Как же… – компьютер произвел сделанные Леночкой вычисления. – Ой! До столкновения пятьдесят четыре секунды! – на глазах у Леночки навернулись слезы испуга.
Только, что закончилась пересменка, и кто-то из не успевших уйти диспетчеров заглянул к ней через плечо и охнул:
– Мама родная! Кто это там?
– О-о-один – Семнадцатый… – заикаясь, проговорила Леночка. – А-а-а встречный… Н-н-не знаю… – нижняя губа у Леночки оттопырилась. Молоденькая диспетчерша вот-вот готова была разреветься от бессилия.
– До столкновения тридцать секунд… – растерянно сказал свободный диспетчер за спиной Леночки.
В комнату вошла Ирина Леопольдовна и, поняв, что у терминала Лены Ромашкиной творится, что-то странное, подошла к ней. Почти мгновенно оценив ситуацию и не размышляя о том, что, почему и как она сорвала с головы Леночки наушник с микрофоном и крикнула:
– Семнадцатый! Семнадцатый! Семнадцатый, твою мать!!!
Семнадцатый молчал.
Александр Александрович молча смотрел вперед, прямо в яркое пекло прожектора, движущегося навстречу другого поезда. Поезд появился внезапно, как призрак. Он вынырнул из зияющей темноты и вспыхнул в конце тоннеля подобно сверхновой, мгновенно и неожиданно.
Александр Александрович знал, что тормозить бесполезно. Что на торможение уйдет слишком много времени. Да и встречный поезд, по всей видимости, не собирался тормозить. Он летел навстречу Александру Александровичу как комета в черном космосе подземелья. Столкновение было неизбежно.
О чем думал в эти мгновения Александр Александрович? О сотнях людей, которые ничего не подозревая, спокойно ехали в вагонах его поезда? О своей жене, умершей шесть лет назад от рака, так и не родив ему желанного наследника? О своих двадцати годах жизни, фактически проведенных под землей? Ни о чем таком Александр Александрович не думал. Он напряженно, до рези в глазах, всматривался вперед, туда где сиял прожектор встречного поезда, стараясь разглядеть человека управляющего его стремительным движением. Того человека, который так коварно и бездушно врывался в его сны, верхом на стальном змее поезда метро.
Встречный приближался. До него осталось несколько десятков метров. Свет прожекторов заполнил короткий отрезок бетонной трубы между поездами. Вот уже можно было в деталях разглядеть машиниста в кабине встречного поезда. Александр Александрович увидел, какого цвета у него глаза, как причесаны волосы, увидел напряженное лицо увидел капли пота выступившие на лубу. Александр Александрович увидел его и… Узнал. И ужаснулся.
И в ту самую тысячную долю секунды, когда страх серебряной бритвой пронзил его сознание, Александр Александрович рванул рычаг тормоза. Машинист встречного поезда тоже рванул рычаг тормоза. Но два состава, как два железных монстра, упираясь в сталь рельс мгновенно остановившимися колесами, как металлическими лапами, под громкое угрожающее шипение до отказа выжатых тормозов, продолжали нестись навстречу друг другу, как воинственный клич, издавая зловещий скрежет металла.
Первым столкнулись головные вагоны. Александр Александрович инстинктивно вскинул перед собой руки, как бы защищаясь от удара. Но как может противостоять слабый человек, зажатый в кабине из стекла и алюминия, мощи многотонных монстров сталкивающихся лбами? Тело Александра Александровича было мгновенно смято, скомкано и впрессовано в пластиковую переборку. Острые осколки стекла вспороли скулы и лоб, скальпируя череп, срезая с него желтые окровавленные лоскуты, выковыривая из глазниц глазные яблоки, похожие на шарики белого мармелада. Стойка, разделяющая две половинки лобового стекла сломалась пополам, согнулась внутрь и пронзив живот Александра Александровича, пробила переборку за его спиной и вышла в вагон поезда. А в вагонах, сотни людей, повалившиеся друг на друга, во время резкого торможения, кричали и матерились, но все это было ничто по сравнению с тем ужасом, который наступил дальше.
В снопах искр, лобовые вагоны столкнувшихся поездов поднялись на дыбы, как головки двух гусениц встретившихся на узкой тропинке, и встали, поперек тоннеля, застряв между рельсами и округлым верхом бетонной трубы. Следующие вагоны, разорвав сцепки, тоже вздыбились кверху под давлением многотонной силы инерции, а за ними и остальные… Два поезда стремились сложиться, как складной «метр» столяра, звено к звену. Но в бетонной трубе было слишком мало места.
Вагоны, слетая с рельс, падали кто влево, кто вправо, ударяясь о стены, в дрожащем свете электрических дуг, возникших в результате короткого замыкания. И в вагонах в это время творился сущий ад. Тела людей падали друг на друга в стремящихся встать на дыбы вагонах, как в наклонный колодец. Матери кричали, потеряв из виду свих детей.
Мужчины теряли голос от воплей ужаса. Кому-то насквозь, от виска до виска пробило голову, слетевшей с креплений металлической трубой.
Кого-то рассекло пополам сорвавшимся листом обшивки. Свежая дымящаяся кровь текла рекой, в бликах лихорадочно вспыхивающих ламп освещения. Земля пожирала людей, словно мстя за то, что когда-то они вспороли ее священное, материнское чрево.
Но самое странное было в том, что Александр Александрович видел все это. Видел, хотя знал, что сам доли секунд назад превратился в кровавое месиво из человеческой плоти, стекла пластика и железа. Он видел, как это произошло. Видел, как умирали люди. Слышал нестерпимый грохот, рев, скрежет коверкающегося метала.
Слышал треск электрических разрядов. Он чувствовал, как дышит сама смерть! И у смерти было электрическое дыхание.
– Семнадцатый! Семнадцатый! Семнадцатый, мать твою!
Александр Александрович очнулся. Поезд стоял посреди тоннеля перед запрещающим сигналом светофора. Прожектор освещал непроглядную мглу впереди. Светились огоньки ламп на пульте управления. Мигала лампочка экстренного вызова машиниста. Кто-то из пассажиров настойчиво добивался выяснить причину резкой остановки поезда.
Гудели приборы. Тикали реле. Александр Александрович сглотнул и почувствовал как сухо у него во рту.
– Семнадцатый! Семнадцатый!
Александр Александрович узнал сорвавшийся, испуганный голос главного диспетчера, Ирины Леопольдовны.
– Семнадцатый слушает, – устало сказал Александр Александрович в микрофон.
– Слушайте, семнадцатый! – истерически воскликнула Ирина Леопольдовна. – Александр Александрович, по вашей линии сейчас движется встречный по… – голос запнулся и Александр Александрович услышал, как в наступившей тишине кто-то с удивлением сказал:
– Анна Леопольдовна, а на экране ничего нет!
– …езд, – неуверенно закончила Ирина Леопольдовна.
– Ой! Смотрите! Человечек! – воскликнул тот же девичий голос.
– Семнадцатый, – облегченно сказала Ирина Леопольдовна. – У нас тут, похоже, неполадки с компьютером… Я переведу вас на запасной диспетчерский терминал.
– Семнадцатый, говорит Центральный, – раздался голос в динамике. На этот раз Александр Александрович не смог определить кто это.
«Наверное, кто-то из новеньких», – подумал он и сказал в микрофон:
– Семнадцатый, слушаю…
– Готовность пять секунд.
– Понял… Поехали, – сказал Александр Александрович и отпустил рычаг.
Поезд тронулся. Александр Александрович смотрел вперед и улыбался. Теперь он знал, что систематические ночные кошмары больше не будут его мучить. И глупая луна в маленьком проеме кухонного окна больше не будет задавать ему свой вечный безумный вопрос:
– Кто он, человек, из встречного поезда?
Всего этого больше не будет. Начнется новая жизнь. Может быть Александр Александрович все-таки сделает предложение пышногрудой медсестре Анне Иосифовне, и у него снова появится семья. Может быть.
А может, и нет. Но в одном Александр Александрович был уверен твердо.
Все будет по-другому. Потому, что теперь он знает – кто этот человек. Единственное чего он не знал – кому быть благодарным за это знание. Пока не знал.
Когда Александр Александрович сдавал смену окружающие как-то странно смотрели на него. Он никак не мог понять причину этих странных взглядов, пока бригадир Збруев не подошел к нему и переминаясь с ноги на ногу, сказал:
– Петя, ты как бы это… У тебя все в порядке?
– Вполне, – недоумевая, ответил Александр Александрович. – А почему ты спрашиваешь?
– Ну… Ты как бы это… Седой совсем стал… Вот.
Женя накинула на плечо сумку-кейс с «ноутбуком», сдала квартиру под сигнализацию, закрыла тяжелую металлическую дверь и спустилась по лестнице. Обворожительно улыбнувшись охраннику за стеклом конторки, и, оставив его в тоскливом недоумении, она вышла на залитую весенним, движущимся к закату, солнцем улицу. Пройдя по аллее между домами, мимо высокого здания гостиницы «Карелия», Женя вышла на проспект маршала Блюхера и подняла руку, чтобы остановить такси. Увидев молодую рыжеволосую женщину в обтягивающих кожаных брюках и узкой куртке-косухе, подчеркивающей формы бюста, сразу несколько приближающихся автомобилей замигали правыми «поворотниками». Женя усмехнулась и открыла дверцу первой подъехавшей машины.
– В «Ручьи», до гаражей подбросишь? – спросила она водителя.
– А то! – не задумываясь, ответил он.
Женя удовлетворенно щелкнула пальцами и уселась в автомобиль.
– Машину едешь забрать? – сразу же поинтересовался водитель которому натерпелось завязать разговор с приятной девушкой.
– Не, мотоцикл! – беспечно ответила Женя, щурясь от бьющего в глаза сквозь лобовое стекло солнца. Водитель заметил ее прищур и протянув руку, опустил солнцезащитный козырек над стеклом.
– Первый раз встречаю девушку, которая ездит на мотоцикле, – сказал он.
– Ничего удивительного, – ответила Женя, – я много таких девушек знаю, – она хитро посмотрела на водителя и добавила. – Всегда приятно ощутить что-нибудь настоящее, железное между ногами.
Водитель поперхнулся, его «восьмерка» вильнула влево и с громким стуком попала колесом в дорожную выбоину.
– Бля, – сказал водитель.
– Чего это ты занервничал? – смеясь, спросила Женя.
– Да я это… Как ты про железное сказала…
Женя рассмеялась.
– Я имела в виду мотоцикл! А ты о чем подумал?
– Ну, и я, в общем-то, тоже… – водитель «восьмерки» смутился понимая, что над ним подтрунивают и попытался заговорить о чем-нибудь другом.
– Странные дела в городе творятся, – сказал он.
– Например?
– Сегодня с утра ни один светофор не работал. Нигде.
– Ну, и что?
– Да ничего. Странно. Мосты сами собой разводятся…
– Это ты про «Дворцовый»? – спросила Женя. – Я тоже по радио слышала. Говорят, что механики просто перепились…
– Это еще вчера, – махнул рукой водитель. – А сегодня, говорят «Володарский» и «Лейтенанта Шмидта» тоже сами собой развелись, – водитель покачал головой. – У каждого моста оцепление из ментов выставили. Они ходят, и все на мост посматривают.
– Да ну!? – удивилась Женя.
– Сам видел. Говорят, когда «Володарский» развелся, с него автобус полный народу в Неву упал. А там женщины, дети… Человек тридцать погибло, – водитель покачал головой. – Кошмар. А ты, что не слышала? – удивился он. – В городе, распоряжением мэра, траур объявлен!
– Нет, не слышала, – ответила Женя. – Я обычно до вечера сплю.
– А по ночам на мотоцикле катаешься?
– А когда еще? – спросила Женя. – Ночью машин мало. Город свободный… Ой! Ой! Вот к этим воротам, пожалуйста!
Машина подъехала к четырехэтажному крытому гаражу. Женя расплатилась. Водитель открыл бардачок, бросил в него деньги и сказал на прощание.
– Ну, ты поосторожней… Странно все это.
– Ладно, тебе-то что? Но, все равно, спасибо, – Женя захлопнула дверцу. Водитель посмотрел, как она идет к воротам, пожал плечами и уехал.
– Здравствуйте, дядя Ваня! – сказала Женя пожилому вахтеру у входа. – Я мотоцикл заберу?
– Ох, не путевая ты, Корнецкая! Шебутная! – улыбаясь, воскликнул вахтер. – Когда-нибудь голову через этот мотоцикл потеряешь! Вот расскажу Николаю Константиновичу, как ты на своем чудище носишься!
– Кстати, дядя Ваня, – спросила Женя. – Супруг мой ненаглядный Николай Константинович, на чем сегодня уехал? На джипе или на Мерседесе?
– Кажись на Мерседесе, – ответил вахтер.
«Значит, по делам помчался», – подумала Женя и спросила:
– Мотоцикл заправили?
– Обижаешь, – сказал дядя Ваня. – Еще вчера.
– Ну, спасибо, – Женя дала «вахтеру» на чай и пошла по лестнице на третий этаж гаража, где стоял ее «байк».
Она надела кожаные перчатки, сбросила с мотоцикла брезентовый чехол, достала из притороченной к мотоциклу сумки шикарный лакированный черный шлем с красным огненным гребнем на макушке, из бокового кармана сумки вытащила чистую тряпочку и стерла со шлема легкий налет пыли и следы пальцев. Этой тряпкой любовно протерла хромированные детали и фары мотоцикла и, спрятав её обратно в сумку надела шлем.
Приведя мотоцикл в порядок, она немного полюбовалась на свою работу, вынула из кейса компьютер и, укрепив его в специальных пазах на руле мотоцикла, открыла крышку. Девушка подсоединила к «компу» какие-то провода, идущие от мотоцикла, шнур сотового модема, и включила «комп». Экран засветился, Женя вошла в меню, выбрала нужную программу, и на экране появилась карта Санкт-Петербурга. В отдельном окошке засветилось приглашение в систему и просьба:
ЗАФИКСИРУЙТЕ ВАШИ КООРДИНАТЫ
Женя щелкнула по клавишам, «привязывая» компьютер к ближайшим передатчикам сотовой связи, и на карте появилась красная стрелка обозначающее местоположение мотоцикла на карте города. Женя выбрала масштаб, изображение укрупнилось, и весь экран занял план района вокруг железнодорожной станции «Ручьи», а на нем и маленький квадратик гаража в котором сейчас находилась Женя.
Эту программу Женя придумала сама. Отдельные «железные» узлы собрали по заказу в одной из компьютерных мастерских. Основой программы была карта города, которая есть практически у каждого «юзера». Женя, благодаря сделанному на заказ устройству, только изменила интерфейс управления, и карта превратилась в бортовую навигационную систему. На экран компьютера были выведены все параметры работы мотоцикла: скорость движения, режимы работы двигателя. Используя специальные ультразвуковые датчики, компьютер выдавал расстояния до выбранного объекта или ближайшего перекрестка рекомендовал скорость прохождения отдельных участков, учитывая состояние дороги и предлагал необходимые углы поворота. Словом «комп» служил настоящим штурманом. Единственным недостатком системы было то, что она работал только там, где существовала сотовая связь.