Бесшумно, босиком Терн пробирался через Лес травниц. Мягкие кожаные башмаки, которые он надевал из уважения к коврам госпожи Лиши, связал шнурками и перебросил через плечо под битым отцовским щитом.
Босые ноги сообщали ему многое, о чем молчала обувь. Подсказывали, где почва тиха и надежна. Отмечали теплый след выслеживающих добычу хищников. Чувствовали струение близкой воды. Гудение земли от бегущих ног. Делали идущего частью ночи, а не бредущим сквозь нее увальнем. Предупреждали о том, что может стоить ему жизни.
Терну нравился Лес травниц. Слишком обширный, чтобы подстроиться под контуры магии, он был в графстве Лощины одним из немногих мест, не защищенных великой меткой. Когда падала тьма, лесные демоны шастали по ветвям и рыскали в подлеске. В прудах плавали водные. Воздушные облетали тропы, какие пошире, и кружили над полянами.
Но даже дикая природа не помеха великим задумкам – Терн видел, как госпожа Лиша перестраивает лес изнутри. Одни изменения – например, дороги и столбы из меченого бетуна – были очевидны для всех, как солнечный свет. Другие, сила которых формировалась естественным образом и лишь культивировалась Лишей, были настолько непримечательны, что неосведомленный мог вовсе не заметить покровительства госпожи.
Именно поэтому Терн так беззаветно верил госпоже Лише. Она взяла на себя труд познать недрил. Понять, как налет на ветвях определенного мха вынуждает лесных демонов сторониться купы деревьев, или по полоске сухой земли вычислить, насколько далеко может броситься демон трясинный. Разобраться, почему фруктовые и ореховые деревья притягивают недрил, рыскающих в поисках добычи, а другие растения – отпугивают.
Бродя по лесу, Терн помогал Лише: срезал свиной корень и сажал его в стратегически важных местах. Вокруг древнего златодрева рос дикий терновник, ветви которого нависали над стеблями, словно родители, склонившиеся, чтобы обнять дитя. Сквозь заросли протекал подмерзший ручей, подрывавший толстые корни. Он создал впадину, которую Терн расширил, и влажная земля оказалась достаточно зловонной, чтобы отогнать и демонов, и людей.
Он выращивал лесные оборонительные рубежи в гармонии и с любовью, не оставляя следов вмешательства своей деятельной руки. Лес отвечал ему тем же: кормил и укрывал от недрил.
Меченые дети вели себя менее обходительно. Терн постоянно обнаруживал их следы, разбросанные, как уличный мусор. Сломанные ветки, затоптанные растения, метки, вырезанные в живой коре огромных деревьев. Некоторые ловушки были достаточно хитроумны, чтобы поймать демона, но в большинстве оказывались столь очевидными, что даже недрилы их видели.
И все же Терн наблюдал их в деле. При всей своей неуклюжести дети имели над ночью власть. Недооценивать их было глупо. Госпожа Лиша поступила мудро, пожелав выяснить побольше.
Терн отирался возле своего кустарника, но он никогда не входил в него сразу. Он кружил, проверяя защитные сооружения. Он, как и госпожа Лиша, предпочитал капканам дурнопахнущие средства, которые отваживали демонов деликатно. Нескольких пучков свиного корня, пересаженных и получивших возможность вольно расти, хватало, чтобы бродячий демон избрал другую тропу.
Другие запахи оказывали похожее действие на людей. В заросли посконника или в вонючую прель не решались шагнуть даже отважные обитатели Леса травниц. В одном месте ручей, отклонившись, превратил тропу в топкое месиво, которого избегали и лесняги, и люди.
Казалось, что все в порядке, пока он не наткнулся на свежую западню. Этот участок он уже месяцы как застелил скелетами животных вперемешку со свиным корнем. В отличие от растений и ветвящихся ручьев отдельные преграды требовали надзора. Скелеты исчезли, и по следам Терн понял, что на участок вернулись демоны.
Ловушка была наглядным образчиком мастерства – доказательством того, что кто-то из меченых детей превратил это место в охотничьи угодья. Ребенку хватило знаний, чтобы воспользоваться средствами, которые защищали заросли Терна, и загонять демонов на тропу с капканом. Петля затаилась в неглубокой канавке, слегка присыпанная лесным детритом.
Веревку натерли соком и измазали грязью, а по всей длине понатыкали веточек с листьями, придав ей вид настоящей лозы, исчезающей в ветвях вечнозеленого дерева. Терну пришлось на него забраться, чтобы найти сеть с противовесом.
В ловушку, столь хитро спрятанную, мог угодить даже человек осмотрительный, но Терн отлично знал эту часть леса, и капкан был ему виден как на ладони. Приятного мало – слишком близко от места, где он преклонял главу, но тем легче будет выполнить задание госпожи Лиши. В сумерках охотник устроит засаду. Терну оставалось только ждать.
Терн проснулся в своей норе до наступления темноты, но он, десять лет прожив без меток, хребтом ощущал приближение ночи.
Было тесно. При каждом возвращении Терн зарывался чуть глубже, добавлял отдушину или подпирал утрамбованную землю. Стены и пол были выстланы сухими и грубыми стеблями свиного корня – и лежать удобно, и воду не пропускают. Даже если кто-нибудь обнаружит вход, вонь отпугнет недрил от дальнейшей разведки.
Вытянувшись, он внимательно вслушивался, поочередно проверяя смотровые глазки. Уверившись, что поблизости никого нет, Терн приподнял люк ровно настолько, чтобы скользнуть в гущу зарослей свиного корня.
Как явствовало из названия, корни растения вели себя агрессивно, по-свински, связав толстый слой дерна, который поднимался, словно ковер. Терн быстро и тщательно снова замаскировал вход в нору и раскидал листья, чтобы скрыть небольшие вмятины.
Пробираясь сквозь заросли, Терн срывал листья там и тут, оставляя минимум следов своей жатвы. Одни он съел, остальными набил карманы. Чуть дальше его логова находился еще один тайный ход с укромным местом – там он справлял большую и малую нужду.
Приблизившись к ловушке, Терн с удивлением обнаружил, что охотница стоит на виду и не утруждается спрятаться – караулит возле веревки с ножом наготове.
По словам госпожи Лиши, Стела Тракт ненамного превосходила его годами, зато была выше и выглядела зрелой женщиной больше, чем он себя чувствовал мужчиной. Магия закалила ее тело, и она не особо заботилась его прикрыть. Набедренная повязка. Полоска ткани на груди. И кожаная – на голове.
Ее голая кожа была испещрена чернильными метками. Узор начинался от ступней, обвивал икры и бедра, опоясывал корпус и нисходил по рукам. От этого зрелища у Терна сдавило в груди и запылало лицо.
Он стряхнул наваждение, огибая участок. Он ожидал найти других охотников – затаившуюся подмогу, но через несколько минут убедился, что Стела пришла одна.
Это было занятно. Насколько он знал, дети охотились стаей. А здесь происходило что-то новое.
Бесшумно проскользнув сзади, Терн вскарабкался на дерево с противовесом. Из его кроны он мог следить за Стелой, не теряя из виду окрестностей.
У Стелы не было ни копья, ни щита, правда на поясе виднелось много мешочков и украшений подле ножа. Когда тьма стала кромешной, Стела замерла, но других попыток скрыться не сделала.
Послышался безошибочно узнаваемый хруст: лесной демон, претендовавший на эту часть леса, вразвалку шел по тропе, которую Стела выложила свежими скелетами. Терн думал, что хоть теперь она спрячется, но та осталась на виду. Может быть, решила стать приманкой?
Но недрила, приблизившись, ничем не показал, что заметил ее. Метки на коже Стелы начали слабо светиться, а глаза демона скользнули по ним, словно ее не было и в помине.
Трюк был хорош. Недрила прошел мимо и слепо шагнул в западню.
Стела действовала быстро. Она пнула недрилу под колено и повергла его на землю. Крутанувшись, как танцовщица, она полоснула ножом по веревке с противовесом. Нагруженная увесистыми камнями сеть рухнула, а петля, поймав леснягу за ногу, рванула его вверх, и он закачался вниз головой. Когти демона зацарапали воздух над самой землей.
Когда тело недрилы понеслось к Стеле, она умерила пыл, не сводя жесткого взгляда с когтей. Лесняга качнулся в обратную сторону, и она, бросившись вперед, нанесла ему серию быстрых тычков и ударов локтями, сопровождавшихся сполохами магии. Не дав демону оправиться, она пинком отослала его на безопасное расстояние.
Затем еще трижды наскакивала и отступала, полностью контролируя поле боя и постоянно дезориентируя недрилу все новыми ударами.
Но лесные демоны были сильны, а их броня крепка. Стела способна причинить ему боль и некоторый преходящий ущерб, однако он мог быстро исцелиться благодаря магии, если не завершить игру. Терн глянул на нож, так и сидевший на поясе в ножнах.
«Она заряжает метки», – дошло до него. С каждым ударом символы светились чуть ярче, а Стела, вместо того чтобы устать, напитывалась силой и становилась быстрее. Она подплывала, меняя комбинации выпадов, и отскакивала прежде, чем демон успевал дать сдачи. Она обращалась с ним, как с учебным чучелом, которое поставил во дворе отец Терна, когда учил сыновей шарусаку.
Начала проявляться система, многое сказавшая Терну о Стеле. О радиусе поражения, движениях, языке тела. Полезные сведения, если когда-нибудь придется с ней драться.
«Не допусти этого, Эверам», – вознес он молитву. Чем ярче горели метки, тем сильнее ожесточалась Стела. Вскоре каждый удар разгонял темноту, как вспышка молнии, а средь деревьев разлеталось эхо громовой отдачи.
Казалось, она забьет леснягу до смерти, но демон еще дергался, когда свет и грохот привлекли нежелательное внимание. Терн увидел полевого демона, который взбирался на дерево, получая обзор немногим хуже его собственного. Тот, как и Терн, стал отслеживать движения, изучая систему.
Недрила подобрал задние конечности. Терн знал, как далеко умеют прыгать полевики: одним махом может приземлиться ей на спину.
Едва демон прыгнул, Терн завопил и метнул щит. Недрила обернулся на звук за долю секунды до удара. На щите вспыхнули метки, когда он отшвырнул демона в сторону. Стела тоже вскинула глаза, и они округлились при виде сорвавшегося с дерева Терна.
Стела вышла из зоны досягаемости раскачивающегося лесного демона. Захваченный недрила воспользовался возможностью полоснуть по веревке, но ту по всей длине покрывали крошечные меченые пластины, которые заискрились и отвели его когти.
Теперь нож был у Стелы в руке, но она опять замерла, горя метками. Демоны заморгали, неспособные сфокусировать взгляд. Мгновением позже она сделала три быстрых скользящих шага влево. Глаза недрил зашарили по месту, где она только что стояла.
Но если Стела была в безопасности, то Терна демоны увидели без труда – он сдуру плюхнулся между ними, намереваясь броситься на подмогу.
В атаку ринулся полевой, и Терн не успел выставить копье. Он от души врезал недриле древком и отшвырнул врага в сторону, а сам перекатился подальше.
Демон прыгнул снова, но споткнулся: Стела наступила ему на хвост. Взлетевший нож отсек придаток, обдав Стелу струей черного ихора.
Коснувшись накожных меток, ихор заискрился и зашипел. По сети меток пробежала энергия, исказив ее лицо дикой злобой. Как только демон развернулся в прыжке, она пнула его в морду и отбросила в сторону.
– Кто ты такой, забери тебя Недра?
Терну было некогда отвечать. Он указал копьем:
– Смотри!
Лесной демон мощным рывком взлетел достаточно высоко, чтобы обрезать веревку. Он с грохотом рухнул в тот самый миг, когда полевой отряхнулся и закружил вокруг людей.
Стела набросилась на леснягу, не давая ему опомниться, и ударные наладонные метки звучно вспыхнули, едва она хлопнула его по ушам. Ошеломленный демон не успел помешать ей стремительно зайти с тыла. Она набросила и туго затянула на его шее меченые бусы-удавку. Демон вскочил на ноги, и Стелу оторвало от земли, но она его не выпустила, благо туго намотала бусы на кулаки.
Рычание напомнило Терну об опасности непосредственной. Полевой демон уже подкрадывался к нему. Терн зарычал в ответ, и демон зашипел, а после вытаращился, когда Терн, сжевав лист свиного корня, плюнул в него соком.
Полевик с визгом опрокинулся. Терн поднял копье, чтобы прикончить его, но не ударил, услышав за спиной крик. Лесной демон, спотыкаясь, попятился и впечатал Стелу в древесный ствол, и она, бездыханная, повалилась наземь.
Полевой же быстро приходил в себя. Терн тем не менее повернулся и побежал к лесняге, который замахнулся когтями на беспомощную девушку. Он завопил, отвлекая противника ровно настолько, чтобы успеть погрузить ему в спину копье.
Метки на оружии полыхнули, и магия пронзила Терна от пальцев рук до пальцев ног. Демон перешел в нападение, но Терн уже действовал проворнее. Он уклонился от первого удара и, отбивая второй, поднял древко копья, острие которого так и сидело в теле твари. Магия продолжала струиться, истощая силы подземника, а в Терне рождая чувство неуязвимости. Он выдернул копье и, увильнув от ответного удара, вонзил его снова, а после и в третий раз. Его лицо превратилось в оскаленную маску, и он орал что-то невразумительное, наслаждаясь муками демона, по мере того как усваивал его жизненную силу.
Стела крикнула, и Терн опомнился. Она остервенело сцепилась с полевым демоном и с ним в обнимку каталась в грязи. Под когтями-граблями по бокам ее текла кровь, и одной рукой она била, а другой сжимала челюсти подземника. Измеченный большой палец погрузился в его глазницу, которая шипела и пузырилась.
Терн поднырнул под машущие лапы лесняги и, быстро ударив под челюсть копьем, протолкнул острие в мозг. Демон, попытавшийся вырвать оружие, забился в судорогах и замертво грянулся оземь.
Терн повернулся, чтобы помочь Стеле, но та уже перекатилась, подмяла демона под себя и принялась колоть меченым кинжалом, не обращая внимания на рвущие когти. Вскоре недрила затих.
Терн бросился к ней и осмотрел раны.
Встретился взглядом:
– Порезы скверные.
Стела мотнула головой и уперлась в землю ладонью:
– Царапины. От магии зарастут.
Она наполовину встала, зашипела от боли и пошатнулась.
Терн поймал ее, юркнув под мышку.
Она повернулась к нему лицом:
– Ты же Черныш, да? Тот самый, что повел графа в Доктаун.
Она сплюнула, и Терн не понял, в кого плевок: в него или Доктаун – место, чье название отныне стало синонимом поражения и потерь.
– Терн, – буркнул он. – «Черныш» мне не нравится.
Стела издала смешок:
– Ой, только не откуси мне башку, я не знала. У нас у всех есть противные клички. Если меня назовут Стелли, а я огрызнусь, то братья и сестры только разохотятся.
– Ага. – С Терном была та же история.
– А ты не знаешь ли, Терн, где можно малость передохнуть? – спросила Стела.
Он кивнул. Коль скоро Стела промышляет вблизи от его убежища, ему всяко придется проститься с терновым кустом. Не беда, если он ее туда отведет.
– Место надежное. Неподалеку.
Стела вытаращила глаза, когда он повел ее в заросли свиного корня:
– Надо же, там тропинки. – Она оглянулась. – Снаружи ни за что не заметить.
– Недрилы не сунутся, – сказал Терн. – Их тошнит от свиного корня.
– Так вот чем ты харкнул демону в рожу?
Терн снова кивнул.
– Неудивительно, что у тебя изо рта разит пердежом травницы.
Терн засмеялся. Шутка была хороша.
– Думала, это ты нашел, где я охочусь, – сказала Стела. – А вышло, похоже, наоборот.
Терн покачал головой:
– Не охочусь на недрил. Достаю их только, когда они достают меня.
– Ну и неплохо достаешь.
Терн пожал плечами и усадил ее на землю, перед тем как скрыться в норе. Он вернулся с мешочком с травами и собрался очистить раны, но Стела оказалась права. Поверхностные царапины зажили, а неглубокие порезы покрылись коркой. Только несколько из них следовало залатать. Покончив с делом, он растолок свиной корень в кашицу, чтобы смазать раны.
– Ночь! – буркнула Стела. – Ну и вонь!
– Лучше, чем демонова лихорадка, – ответил Терн. – Ночь долгая, даже если отбился.
Стиснув зубы, Стела позволила ему продолжить.
– Тебе, должно быть, одиноко. Стаи нет, охотиться не с кем, ночами никто не греет.
– Семью нашел, – сказал Терн.
Стела недоверчиво огляделась:
– Здесь?
– В городе.
– Тогда почему ты не там? – спросила Стела.
– Не люблю стены.
– Да, Арлен Тюк говорил, что с ними забываешь о том, что снаружи, – согласилась она.
– Не могу забыть, – сказал Терн. – Никогда не забуду.
– У меня за стенами тоже есть семья, – ответила Стела. – Я ее люблю, но это не то, что Стая. Может, когда я чуток отдохну, ты с нею познакомишься.
– Они же такие крутые – почему ты охотишься одна?
– Стая – она как братья и сестры, – усмехнулась Стела. – Я готова за них умереть, но иногда они просто бесят.
С тех пор как Терн лишился в ночи родных, прошло больше десяти лет, но он помнил. Как его мучили братья и сестры. Как он их ненавидел. Как отдал бы все, чтобы их вернуть.
– Провались оно в Недра! – прошипела Стела, взглянув на швы. – Только что расписала, и уже надо обновлять!
Она приспустила набедренную повязку, оценивая ущерб, нанесенный вытатуированным меткам, и Терна бросило в жар. Он отвернулся.
Стела поймала его за подбородок и вновь поворотила к себе. Она скалилась, будто выведала секрет.
– Есть что-нибудь пожевать? У меня, как поубиваю демонов, постоянный жор. И не только, – подмигнула она.
Терн нарвал листьев свиного корня, предложил.
Стела закатила глаза:
– Пожалуйста, не говори, что больше ничего нет. Ты их даже не вымыл.
Терн бросил лист себе в рот:
– Полезно. И живот набит, и недрилы не суются.
Стела осталась при сомнениях, но листья взяла.
– Мамуля всегда говорила: «Целоваться с мужчиной, который ест чеснок, можно, только если и сама пожуешь».
Она откусила и скривилась:
– На вкус – как молоки трясинного демона.
Терн прыснул:
– Ага.
– Так и шибает в нос. – Стела проглотила «угощение» и сунула в рот второй лист. – Хуже уже не завоняет.
– Привыкай.
– Это лучше, чем иные дети. Полстаи месяц не мылись, а после схватки с демонами вонь усиливается. – Стела показала на входной люк Терна с неровным слоем торфа. – Это там ты спишь?
Терн кивнул.
– На двоих места хватит? – спросила она.
Терн вжался в стену, и стебли свиного корня хрустнули, но, сколько он ни отстранялся, Стела придвигалась ближе. Она лежала, отвернувшись, прижавшись к нему округлыми бедрами. В логове было жарко, несмотря на ночную стужу.
Не зная, куда девать руки, он обнял ее и задрожал от прикосновения к коже. Она пошевелилась, уткнулась затылком в нос. Он невольно вдохнул, и голова пошла кругом от запаха ее волос. В штанах шевельнулось, и он попробовал отодвинуться – еще заметит.
Но Стела наполовину хихикнула, наполовину зарычала и вжалась задом. Терн застонал, а она вдруг перекатилась и повернулась к нему лицом.
– Ты не охотишься, – сказала она, просунув руку ему между ног и сдавив. – Но демонов мочишь, и у тебя потом стояк, как у нормального мужика.
Она толчком повалила его на спину, и Терн обмер, не понимая, что делать. Будь места достаточно, он бы скрылся в ночи, но логово тесное, а она его пришпилила к земле. Он не шелохнулся, когда она развязала тесемки и спустила с него штаны. Не успел он понять, что происходит, как она приподняла таз, взяла его достоинство в руку и плотно уселась.
Он задохнулся и вцепился в ее бедра, но Стела владела ситуацией, и ему осталось лишь держаться, когда она задвигалась.
– Да! – выкрикнул Терн, напрягая руки и ноги.
Стела поцеловала его, куснув за губу.
– Не смей! – рявкнула она. – Я еще не кончила!
Терн пискнул, теряя над собой власть. Извергаясь в нее, он начал метаться и брыкаться.
Скрученный судорогой, он подумал, что Стела озлится, но она на свой лад насмешливо взрыкнула и насела плотнее.
– Да, с этим можно работать. Держись крепче.
Она впилась ему в плечо и навалилась всем весом. Она царапалась и кусалась, но это почему-то казалось в порядке вещей, и он со всей мочи держал ее, упирающуюся.
Они лежали, дыша тяжело и вцепившись друг в друга, воздух стал густым и спертым. Стела поерзала, ощущая его в себе, все еще полного сил.
Она поцеловала его:
– Хвала Создателю, еще далеко не все. Уложи меня на спину.
Терн глотнул:
– Я… я не…
Стела со смехом обхватила его ногами и принялась перекатываться, пока он не очутился сверху.
– Расслабься. – Она поцеловала его снова. – Не торопись. В этой драке мы оба получили приличную дозу магии. У тебя будет стоять, а я всю ночь останусь мокрой. Так что попользуемся, не пропадать же добру.
Наконец их сморило. Стела захрапела, обвившись взамен одеяла рукой Терна. Они сплелись, истекая потом, и Терн испытал нечто давным-давно забытое.
Ощущение безопасности.
Он вспомнил, как шестилетним спал в родительской постели, угнездившись между ними в тепле. Ночь, когда он проснулся и решил, что в дом пробрался подземник. Ночь, когда он разжег огонь, чтобы отогнать тени, и забыл выдвинуть заслонку.
Ночь, в которую сгорели его близкие.
Терн вспомнил черный силуэт их дома, четко различимый в оранжевом зареве. Воздух, наполнившийся клубами удушливого дыма, когда сам Терн съежился в зарослях свиного корня.
Демонов, бесшумно сновавших в свете пожара и ждавших, пока откажут метки. Семья Дамаджа уже кричала, когда они вломились в дверь.
Терн проснулся, резко сел и ударился о потолок.
– Чё такое?.. – простонала Стела, но Терн не мог вздохнуть. Стены смыкались, грозя раздавить. Надо выбираться. Выйти наружу или умереть.
Он отодвинулся; Стела, все еще сонная, вцепилась в его одежду, когда он пополз из норы.
Снаружи к нему вернулась способность дышать. Он набрал полные легкие холодного ночного воздуха, но этого было мало. Грудь сдавило, мышцы одеревенели. Он заходил, размахивая руками, чтобы увериться в отсутствии стен.
Все чувства обострились и вбирали каждую мелочь, каждый звук. Шелест ветра в листве и побегах. Тихие шорохи ночной жизни. Далекие крики демонов. Он подмечал все, готовый мгновенно отреагировать на опасность. Кулаки сжались, и он почти хотел, чтобы угроза возникла, – он бы снял напряжение. А оно нарастало, пока не начало казаться, что Терна вот-вот разорвет.
Он услышал, как распахнулся люк, и прикинул, не убежать ли в ночь, пока Стела его не нашла.
– Терн? – позвала она. – С тобой все хорошо?
– Да, – соврал Терн.
– Все путем, – сказала Стела. – Не объясняй. Я знаю, что ты чувствуешь.
Терн отвернулся, всматриваясь в ночь:
– Никто не знает.
– Отпустил вожжи, да? – спросила Стела. – А потом вспомнил, что бывает с теми, кто расслабляется. Грудь сдавливает. Не продохнуть. Может показаться, что стены смыкаются. Приходится выбираться на свежий воздух и метаться, как ночной волк на цепи.
Терн посмотрел на нее:
– Откуда ты…
– В прошлом году был мор, людей пробрал понос. Полгорода свалилось. Роняли свечи, сшибали лампы. Повсюду горели пожары.
– Пожар привлекает недрил, – сказал Терн. – Смотрят и ждут, когда сгорят метки.
Стела кивнула:
– Я сидела в дедовой гостинице, пока комнату не заволокло дымом; тогда поплелась в ночь с сестренкой и дядей Китом. Кит меня чуть ли не нес, и мы шли медленно. Достались бы демонам…
Дыша тяжело, она отвернулась, и Терн подошел. Не зная, что сказать, он протянул руку, и она приникла к нему.
– Но сестренка споткнулась, – продолжила Стела. – Так что им досталась она.
Она посмотрела на него, глаза были мокрые.
– Не ты один боишься стен, Терн. Не только ты вскакиваешь среди ночи и не можешь вздохнуть. Арлен Тюк речет об этом в Новом Каноне.
– В Новом Каноне? – удивился Терн.
– Брат Франк говорил со всеми, кто хоть раз встречался с Арленом и Ренной Тюк, – объяснила Стела. – Записывал и размножал их наставления, чтобы мы впредь никогда не забыли.
Она развернулась в его объятиях.
– Ты не одинок, Терн. В Стае у всех тяжело на душе. Все мы кого-то потеряли, все видели воочию, на что способна ночь. Это отличает нас от городских, но мы живем здесь друг для друга. Можем и ради тебя, если позволишь.
Терн кивнул. Он о большем и не мечтал.
Терн знал, как добраться до лагеря меченых детей, но разрешил Стеле вести и плавно двигался следом. Было еще темно, и магия покалывала его изнутри, обостряя чувства. Он плыл за проводницей, ведомый не только зрением, но и чутьем.
Стела. Его пьянила сама мысль о ней.
Терн услышал лагерь за милю. К минуте, когда они приблизились, лес наполнился гомоном. Впереди раздался лай, и Терн увидел огромного волкодава, который вспрыгнул на придорожный камень. Мигом позже появился дозорный.
В Лощине все были выше Терна, но этот возвышался чуть ли не на фут, с бицепсами бо́льшими, чем Тернова голова. На нем красовались деревянные доспехи – шлем, нагрудная пластина и поножи, все меченое и лакированное. На поясе висело трехфутовое копье, и метки на широком серебряном лезвии еще курились от ихора.
– Эй, Стела! – крикнул великан. – Почти рассвело! Где тебя носило, забери меня ночь?
Стела со смехом оттолкнула его:
– От тебя разит ослом, Каллен Лесоруб. Мне захотелось пару часов побыть от твоей вони подальше.
Каллен, хоть и с ворчанием, отступил. Привычными к ночи глазами Терн видел, кто из них круче.
– А это еще что такое, во имя Недр?
Каллен выбросил руку, метя в Терна, едва тот пошел за Стелой. Терн ухватил громилу за кисть и дернул, используя силу противника, чтобы швырнуть его же на землю. Волкодав зарычал, изготовившись прыгнуть, но Терн перехватил его взгляд, рыкнул в ответ, и зверь одумался.
Они приблизились, в лагере было с сотню людей. Несколько малолеток и взрослых, но большинство – ровесники Терна, еще не достигшие и двадцати. Терн увидел лица милнские и энджирские, райзонские, лактонские, даже красийские. Кто-то был в рясе или неполном доспехе; другие на грани приличия щеголяли меченой плотью.
Сейчас все взоры приковались к Терну, придавив его грузом коллективного внимания. Он хотел смыться, но Стела взяла его за руку и ободряюще сжала ладонь. Каллен, темнее тучи, успел встать на ноги, но Стела оскалилась, и он отстал.
Стела окинула взглядом толпу:
– Это Терн Дамадж! Тот, о котором Гаред сказал, что он спас на дороге его светлость.
– А потом отвел на смерть. – Вперед выступил бородач; густые каштановые волосы он собрал сзади, открыв татуировку на лбу – мозговую метку. На нем была бурая ряса рачителя, испещренная метками вышитыми; в руке сидел изогнутый резной посох. – Я помню его. Черныш. Красийский предатель.
Терн оскалил зубы:
– Не предатель. Лактонец. Не моя вина, что я на них похож.
Стела снова сжала его руку.
– Да, Черныш, – подтвердила она громко. – Но если так скажет кто-нибудь, кроме меня, то сделает это с выбитыми зубами. Мы разделили ихор. Он – Стая.
Стая. Слово прозвучало для него песней, но, чтобы оно ею стало, придется сказать больше – он понял это, глядя на суровые, пристально изучавшие его лица.
– Значит, вот оно как теперь? – заговоривший человек был ниже Каллена, и неширок в плечах, и худощав. Доспехи тоже были легче, метки выжжены в вываренной коже. Между ними со Стелой имелось сходство. Он указал на Терна коротким копьем, на острие которого тоже виднелись метки, горевшие скрытой силой. – Отныне ты будешь решать, кто Стая, а кто – нет?
Стела уперла руки в боки:
– Давай, дядюшка Кит, целься в меня копьем. – Слово «дядюшка» прозвучало с издевкой. – Пусть все посмотрят, как я засуну его тебе в сраку.
Кит замялся. Он зыркнул в поисках поддержки, но добился немногого. Мало кто в лагере хотел участвовать в этой ссоре. Все потупились, хотя исподлобья с интересом следили за спорщиками. Каллен продолжал сверлить Терна испепеляющим взглядом, но даже он не желал напрямую сцепиться со Стелой.
Та подалась вперед, и Кит отшатнулся.
– Терн – Стая.
Миг продержавшись, Кит опустил глаза:
– Если хочешь сделать его меченой шкурой, это меня не касается.
– Мы его посвятим, – согласилась Стела. – Но после он может искать свой собственный путь. Когда люди увидят, на что способен Терн, то иные, возможно, и сами назовут себя Чернышами.
Терн насупился, а Стела подмигнула:
– Всяко лучше, чем Свинодуями.
Терн невольно рассмеялся.
– Мы все должны найти свой путь.
Человек в рясе рачителя шагнул к Терну. Стела до боли стиснула ему руку, но мужчина лишь поклонился:
– Добро пожаловать, Терн. Я брат Франк.
Стела ослабила хватку, и остальные меченые дети обмякли по ее примеру. Возможно, Каллен с Китом и не могли бросить вызов Стеле, но этот человек мог.
– Ты тот самый, кто пишет Новый Канон.
Франк отмахнулся:
– Слова принадлежат Арлену и Ренне Тюк. Я их только переношу на бумагу.
– И растолковываешь их смысл, – добавила Стела.
Франк вторично поклонился Терну:
– Прошу прощения за то, что назвал тебя предателем. Рачители Создателя приучили меня судить, но Арлен Тюк указал нам путь лучший. Все, кто стоит в ночи плечом к плечу, – братья и сестры. Все мы Избавители.
Лагерь пришел в движение. Люди начертили в воздухе метки, эхом повторив его слова:
– Все – Избавители.
– Поначалу госпожа Лиша разбила нас на три отряда, – рассказывала Стела, пока они с Терном шли через лагерь. – Самые сильные упражнялись, чтобы когда-нибудь примкнуть к лесорубам. Госпожа выдала им особо помеченные копья – короткие, чтобы лучше Втягивать. Мы называем их «насосами для потрохов», потому что ткнешь таким демона в брюхо – и копье перекачивает в тебя магию. Насосами командует Каллен.
Терн чуть повернул голову, рассматривая звено Каллена, а Стела указала на другую бригаду:
– У Кита собрались более хилые – большинство метили в лесорубы, но их отбраковали. Мы зовем их «костями», потому что госпожа встроила в их копья осколки демоновых костей. Это покрывает разницу в силе, и еще остается. А в моей группе остались те, кто не питал иллюзий насчет своей годности для истребления демонов. – Стела кивнула на третью команду, состоявшую в основном из молодых женщин, одетых так же скудно, как она. – Слишком слабые, чтобы махать топором или заряжать арбалет вроде того, что носит Уонда. – Она воздела измеченную руку. – Госпожа оказала нам самую большую честь. Покрыла метками кожу.
– Госпожа Лиша сделала вам татуировки? – удивился Терн.
Стела мотнула головой:
– Нарисовала их воронцом, но потом уехала. Когда краска начала бледнеть, я попросила Эллу Лесоруб взять иглу и наколоть их навечно, пока не сгинули.
Теперь Терн обратил внимание на то, что весь лагерь почтительно уступает дорогу и место меченым шкурам. Те были мельче, но двигались как хищники, даже среди своих.
– С тех пор дети выросли, – сказала Стела. – А это вдовы и наследники шарумов, павших в новолуние.
Она махнула в сторону палаток и колодца красийской группировки. Боя не было, но все ее члены, даже мужчины, скрывали лица за ночными покрывалами. При близком рассмотрении Терн заметил, что у некоторых была светлая кожа северян, но манеру одеваться и обычаи они переняли у красийцев.
– Потом к нам примкнул брат Франк, он начал обучать сестер и братьев.
Стела показала на отряд поменьше, сплошь в простых бурых рясах.
От красийцев отделилась высокая женщина. Она помахала им рукой. В волосах, ниспадавших из-под повязки, виднелась седина, а глаза – полны мудрости, но двигалась она не по-стариковски. Она была сильна.
Стела подвела к ней Терна и поклонилась:
– Терн, это Джарит, первая жена наставника Каваля. Она возглавляет Стаю шарумов.
Женщина изучила Терна, пытаясь различить черты лица под слоем грязи и сока свиного корня.
– Как тебя зовут? – спросила она по-красийски.
– Терн асу Релан ам’Дамадж ам’Топец, – ответил Терн.
– Дамадж – имя каджи, – заметила Джарит. – Но к нам ты себя не относишь?
– Родился и вырос в Топи, – сказал он.
Джарит кивнула:
– Я помню, как пропал твой отец. Каджи искали его в городе и Лабиринте, не зная, погиб ли он на когтях алагай или пал от клинка маджахов. Кто мог подумать, что он сбежал на север?
– Вы знали отца?
Джарит покачала головой:
– Нет, но мой муж был величайшим наставником из племени Каджи. Я многому научилась в его доме.
– Когда Уонда Лесоруб уехала с госпожой Лишей, Джарит и ее внучка Шаливах стали учить нас шарусаку, – сказала Стела.
Услышав это, появилась девочка лет десяти. Она больше смахивала на дочь Джарит, нежели на внучку, но Терн знал, как убавляет годы магия. Он оглядел людей вокруг колодца, теперь понимая, сколь многие красийцы были еще детьми. Двое юношей носили бурые одеяния братьев, дополненные ночными покрывалами.
– Рачитель обратил вас, как отца, – сообразил Терн.
– Мы продолжаем молиться Эвераму, – сказала Джарит.
Терн кивнул:
– Отец говорил, что Эверам – это Создатель, а Создатель – Эверам.
Джарит улыбнулась:
– Твой отец был мудр. Рачители не обращали нас, а мы не обращали их. Все мы видели, как Арлен Тюк исторг из небес молнию, когда в Ущерб явился Алагай Ка. И если еще оставались сомнения, они рассеялись, когда на домин шарум Арлен Тюк низверг Ахмана Джардира. Сын Хошкамина был лже-Избавителем. Шар’дама ка – сын Джефа, и мы должны быть готовы ответить на его зов.
Терн буркнул что-то невнятное, не имея четкого ответа. Он кивнул в сторону восходившего солнца:
– Зачем ваши люди скрываются за покрывалами?
– Эверам требует скромности в Его свете, – ответила Джарит. – Арлен Тюк показал, что только перед Най мы должны обнажаться и с гордостью Ей противостоять.
Терн сплюнул:
– К недрилам никакой жалости.
– Честное слово. – Стела в который раз сжала его руку, и он затрепетал всем существом. – Идем. У нас есть дело, коль скоро вечером тебя посвятят.
– Какое дело? – спросил Терн.
Они подошли к белокурой девушке, которая заплетала волосы. Она выглядела не намного старше Стелы. Из одежды на ней, как на всех меченых шкурах, было несколько полосок кожи; по телу, рукам и ногам вились татуировки.
– Это Элла Лесоруб, – представила ее Стела. Не прекращая перебирать косу, девушка оценивающе взглянула на Терна. – Элла – наш лучший кольщик.
Та улыбнулась:
– Сначала мыться и бриться. Мне нужен чистый холст.
Стела разогнала перед собой воздух.
– Первое дело в моем списке. Мыло найдется?
– Сомневаюсь я, – сказал Терн.
После купания он чувствовал себя странно. Стела нашла жесткую щетку и отскребла его кожу до последнего дюйма под смех и подзуживание меченых шкур. Кожу покалывало, она была сухой и шершавой на холодном утреннем воздухе.
Стела оставила его реплику без внимания.
– Как, во имя Недр, ты ухитряешься по-прежнему вонять свиным корнем?
– Наешься, так сколько-то выйдет с потом, – ответил Терн. – Отгоняет недрил, даже если тебя силком сажают в ванну.
Стела рассмеялась, выдала ему чистую робу и отвела к палатке, где Элла со своими орудиями стояла на коленях перед костерком.
– Покажи Элле руки.
– Сомневаюсь я, – повторил Терн. – Сказал, что схожу в лагерь. Не говорил, что меня раскрасят.
– Арлен Тюк учит, что тело – единственное оружие, которое всегда при тебе, – возразила Элла.
– Пока только руки, – сказала Стела. – Так делают все меченые шкуры. Такое оружие не потеряешь.
Терн не отрицал, что «оружие» ему по душе, и не стал противиться, когда Элла взялась за него. У нее были мягкие руки, и она развернула его кисти ладонями вверх.
– Сначала воронец, – сказала она, беря чернильницу и кисточку. – Не дергайся.
Уверенно и быстро она нарисовала на его правой ладони ударную метку, а на левой – метку нажима.
– Атака и оборона, – пояснила Стела. – Первоочередные орудия гайсака.
Это было красийское слово, означавшее «бой с демоном», но Терн его раньше не слышал.
Закончив, Элла посмотрела на Стелу:
– Что скажешь?
– Отлично! – похвалила та. – Давай.
Элла установила между ними столик:
– Клади руку.
На столике лежали ремни, Элла потянулась за ними, и Терн отдернул руку. В последний раз, когда он видел такой стол, тот выступал орудием пытки.
Стела придержала его:
– Это чтобы ты не трепыхался, только и всего. Бывает, что даже лучшие из нас дергаются. Я рядом, Терн. Я тебя никому в обиду не дам.
Терн посмотрел ей в глаза, сделал глубокий вдох и положил руку на стол ладонью кверху. Стела туго затянула ремни, а Элла взяла предмет, на первый взгляд показавшийся кисточкой. И только когда она принялась прокаливать ее на огне, Терн понял, что видит не щетину, а иглы.
– Что скажешь? – осведомилась Элла, стирая с его левой руки кровь. Правую уже припарили и забинтовали.
Терн сжал кулак, проверяя, на месте ли поставлена метка. Разжал его и согнул, как учил отец, все пять пальцев для удара ладонью в приеме шарусака.
– Красиво, – сказал он.
Оружие, которое никуда не денется, – часть его существа, даже больше, чем пот, насыщенный соком свиного корня. Мысль об этом обнадеживала, как никакая другая. Пока Элла бинтовала его кисть, он глазел на ее длинные ноги, покрытые метками, и завидовал их защищенности и силе.
Стела отвесила ему подзатыльник:
– Эй, хорош! Иди перекуси, а мы с Эллой чуток поболтаем.
Терн кивнул и вышел из палатки. Солнце стояло высоко, и большинство обитателей лагеря спали в тени. Но и ходило их достаточно, чтобы показаться ему толпой, а он нуждался в уединении.
Терн обогнул палатку, пока его никто не засек. Он был готов покинуть лагерь меченых детей и вернуться в Лес травниц.
– Честное слово? – Голос Эллы отчетливо донесся сквозь стену. – Ты трахнула эту чумазую козявку?
– Не просто трахнула, – ответила Стела. – Первая приняла его семя.
– Быть не может! – взвизгнула Элла. – Ты уверена?
Стела рассмеялась:
– Он понятия не имел, что делает.
Терна бросило в жар. Ее смех, столь волшебный минуту назад, резанул ножом.
– Значит, убожество, – предположила Элла.
– Я этого не сказала, – возразила Стела, и Терн воспрянул духом. – Вонючка разошелся. В первый раз кончил быстро, но и я не сильно отстала. А потом только и знали, что кончать.
Улыбка Терна расплылась до ушей.
– А правда, что у всех красийцев маленькие стручки? – спросила Стела и заморозила эту улыбку.
– Не у тех, с кем я ложилась, – ответила Элла. – Не такие здоровенные, как у лесорубов, но побольше, чем у многих.
– Терн наполовину лактонец, – сказала Стела. – Может, поэтому.
– А маленький – это какой?
Наверно, Стела показала руками, и приступы ее хохота преследовали Терна всю дорогу, что он бежал из лагеря.
Терн вынес из своего убежища кое-какие пожитки и вернулся к впадине, которую выкопал под златодревом вдали от охотничьих угодий меченых детей. Он больше не понимал, как относиться к Стеле, но знал, что никогда не сможет ночевать по соседству со Стаей.
В голове царил хаос. Терн добрался до крепости госпожи Лиши. Стража была на месте, но никто не заметил, как Терн перемахнул через стену и пересек внутренний двор, после чего вскарабкался по затененной стене здания.
Бинты на руках мешали: во-первых, не ухватиться; во-вторых, напоминали о пережитом. Как ни крути, а простая разведка изменила его жизнь навсегда.
Пригибаясь слишком низко, чтобы что-нибудь рассмотреть, он пробежал по крыше и достиг места над окном кабинета госпожи, где уцепился за подоконник.
Стараясь оставаться незаметным, Терн первым делом проверил окно коридора. У покоев стояли бдительные охранницы Уонды. Он перебрался к окну Лиши.
Госпожа сидела на тахте, держа на руках Олив. Она устроилась спиной к окну, и больше Терн никого не увидел и не услышал. Он постучал.
– Входи, Терн, – сказала Лиша, не дав ему молвить слова. – Закрой побыстрее окно. Снаружи холодно, как у демона в сердце.
Терн просунул между створками проволоку, нащупывая задвижку. Когда он скользнул внутрь и закрыл окно, его объял жар бушевавшего в очаге пламени. Холод докучал ему редко, но его вообще мало что беспокоило. Он легко приспособился к теплу, ступая осторожно, чтобы не запачкать меченый пол.
У госпожи было расшнуровано платье, младенец припал к груди. Днем раньше Терну было бы нипочем, но теперь он вспыхнул и потупился.
– Не отворачивайся, – сказала Лиша. – В этом нет ничего стыдного, так задумал Создатель. Людям придется привыкнуть к такой картине.
Она указала на чайный столик с угощениями:
– Налей себе чая и перекуси.
При виде сэндвичей рот Терна наполнился слюной. Это были не нежные, без корок, булочки, которые подавали у герцогини Арейн, а толстые ломти хлеба с щедро нарубленным мясом. Зажав один в зубах, он извлек из кармана пригоршню сушеных листьев свиного корня, накрошил их в чашку и залил горячим чаем.
Терн настороженно глянул на пустующий топчан супротив госпожи. Недавно он выкупался, но все равно казался себе слишком грязным, чтобы усесться на такую красоту.
– Сядь, Терн, – сказала Лиша. – Элисса рассказала, как тебе запрещали пачкать мебель в монастыре Новой Зари, но здесь ты мой гость.
Терн сел ровно, будто аршин проглотил, и плотно сдвинул ноги, чтобы по возможности уменьшить площадь соприкосновения седалища с топчаном. Он сгорбился, жуя сэндвич, пока настаивался чай.
Лиша кашлянула:
– Это не значит, что не нужна салфетка.
То же самое тысячу раз говорила мать, и Терн, быстро сдернув со стола салфетку, расстелил ее на коленях.
– Что у тебя с руками? Дай посмотреть.
Лиша отняла грудь, и Олив принялась ерзать и хныкать.
Терн вскинул руки, останавливая ее:
– Они в порядке. Просто ссадины. Промыли и перевязали.
Он хотел рассказать о татуировках, но ложь выпорхнула сама собой. Он не ведал, что означали чернила, и не желал спрашивать, пока не обдумает все сам.
Лиша не собиралась уступать, хотя и позволила Олив еще раз взять сосок.
– Тебе не свойственна неуклюжесть, Терн. Что случилось?
– Наткнулся на Стелу, она сражалась с недрилами, вмешался, – ответил Терн, опуская подробности. – Она отвела меня в лагерь детей.
– Стела Лесоруб одна отправилась на охоту? – недоверчиво вопросила Лиша. – Промышляет по ночам, наклика́ет беду?
– Не так опасно, как вы думаете, – сказал Терн. – Она сильная. Верховодит детьми.
– Стела? – ахнула Лиша. – В ней нет и сотни фунтов, ей не исполнилось и восемнадцати!
– Ее и других меченых шкур боятся все, – ответил Терн. – Виду не показывали, но я-то видел.
– Почему боятся? – спросила Лиша.
Терн пожал плечами. Стела разительно изменилась, едва выставила его. Он еще очень многого не понимал ни в ней, ни в остальных детях.
– Сколько их там?
– Не меньше сотни, – сказал Терн, – меченые шкуры, кости, насосы, шарумы и братья. Зовут себя Стаей.
Олив заснула на груди. Лиша осторожно отняла ее и встала, подняв Олив на плечо. Та довольно рыгнула, не просыпаясь, и Лиша, подплыв к яслям, уложила ее.
Через секунду она вернулась в туго зашнурованном платье и уселась напротив Терна. Ее небесного цвета глаза пронзили его.
– Выкладывай все до конца.
Терн вернулся в лагерь меченых детей, когда небо уже потемнело. Он рассказал Лише все, умолчав только об интимных подробностях своего с ними общения. Это ее не касалось.
Дети суетились, готовясь к скорой ночи. Они латали и сворачивали сети из меченых пластин, точили клинки и рисовали на коже метки. Юная красийка Шаливах преподавала шарусак большой компании, в которую входили все касты Стаи. Девушка напоминала змею, с немыслимой грацией перетекая из позы в позу.
Завороженный Терн подступил ближе.
– Да благословит Эверам мою внучку, – сказала Джарит, становясь рядом. – Она постоянно смотрела, как Каваль тренирует ее братьев. Однажды он застал ее за отработкой движений и ударил. «Раз уж осмеливаешься принимать священные позы, то делай правильно! – заорал он. – Если мужчина, не муж твой, коснется тебя, как ты поступишь – опозоришь дом Каваля или сломаешь ему руку?»
Джарит улыбнулась:
– Мой достопочтенный муж заставлял ее по сотне раз повторять движения и без конца прибирать тренировочный зал.
– Шарак Сан идет в пятидесяти милях со всех сторон. – Терн использовал красийский термин, обозначавший Дневную Битву – завоевание человечества, которое, как учил Эведжах, станет залогом победы в Шарак Ка. – За кого ты будешь, когда докатится до тебя?
– Стая не примет участия в Шарак Сан, – ответила Джарит. – Сын Джефа открыл нам: «Нет чести в пролитии алой крови».
– Честное слово, – сказала подошедшая к ним Стела. Она похлопала Терна по спине. – Тебя долго не было, я начала беспокоиться.
– Люблю быть сам по себе, – ответил Терн.
– Ага, усекла. Но свет меркнет. Нам пора на посвящение.
Терн пытливо взглянул на Стелу, но последовал за нею. Она привела его к месту сбора меченых шкур. Там ожидало более двадцати женщин, одетых в лоскуты и покрытых метками. Многие были малы и худы, но с глазами хищниц. Среди них стоял брат Франк, облаченный лишь в коричневое бидо. Его мускулистое тело было испещрено татуировками, но он не расстался и с кривым посохом.
Они дружно сорвались в ночь, устремившись к высокому утесу, который был со всех сторон уставлен мечеными столбами – кроме ведшей наверх тропинки.
– Жди здесь, – бросила Стела Терну.
Не дожидаясь ответа, она с гиканьем воздела шест с петлей для ловли алагай и помчалась за остальными.
Терна так и подмывало либо отправиться на шум битвы и сполохи меченого света, либо бежать от них, но он терпеливо ждал; спустя какое-то время он заметил, что грохот и вспышки приблизились.
Вскоре показались меченые шкуры, ведомые Стелой и Франком. Между собой они волокли упиравшегося лесного демона, согнутого петлей чуть ли не пополам. Его шею крюком обхватил кривой посох. Шкуры неистовствовали позади – толкали и пинали подземника, норовя сбить с ног, пока его тащили в меченый круг, где стоял Терн.
Эта картина сняла все вопросы, которые оставались у Терна насчет «посвящения». Он начал разбинтовывать руки, а меченые шкуры окружили его. Ладони немного саднило, но метка нажима и ударная виднелись четко.
Втащив с Франком на пару демона на утес и поставив его перед Терном, Стела объявила:
– Посвящение свершится, когда он умрет.
Терн кивнул, и она, нажав на шесте кнопку, ослабила шнур, а Франк отвел посох. Он начертил над Терном метку:
– Да пребудет с тобой благословение Избавителя, Терн Дамадж.
Затем они оба отступили и влились в кольцо зрителей.
Лесной демон с ревом встряхнулся, хапая воздух и раздирая себе горло. Серьезно он не пострадал, и магия грозила восстановить его силы через считаные секунды.
Терн не дал ему времени оправиться, подскочил и врезал правой ладонью в колено. Ударная метка вспыхнула, и демон с визгом упал, а в руку Терна хлынула энергия. Покуда демон лежал распростертый, Терн ослепил его плевком сока свиного корня. Меченые шкуры возликовали.
Семифутовый недрила с руками столь длинными, что когти чиркали по земле, вскочил на ноги, и Терн отступил. Демон попытался отыскать Терна на слух, но крики Стаи его оглушили. Он стал принюхиваться, чихая от смрада свиного корня.
Чихая же, демоны, как люди, закрывали глаза и сгибались. Терн воспользовался этим, подошел и левой рукой схватил леснягу за плечо. Прижатая к шкуре метка нажима задымилась, наполняя Терна силой, и меткой ударной он раздробил недриле запястье.
Демон взвыл и вцепился в повисшую клешню, а Терн отскочил подальше и закружил по утесу.
Рассудок советовал не торопиться. Терн становился сильнее с каждым ударом и наносил увечья быстрее, чем те заживали, – вдобавок он высасывал из демона магию. Благодаря такой осторожности Терн выживал много лет, с шести лет обитая в открытой ночи.
Он снова ударил, поразив недрилу в спину и выбив его из равновесия. Тот попытался достать его здоровой рукой. Терн отпрыгнул, затем метнулся вперед и хлопнул ладонью по рылу.
Рассудок опять призвал отступить, но демон, похоже, стал действовать медленнее. Он пятился, был уязвим, и Терн продолжил наступление, нанося удар за ударом. Он забыл об осторожности. Пренебрег обороной. Он распробовал сладость убийства.
Лесной демон дико взмахнул огромной узловатой рукой и ударил Терна в живот – переломал ребра, отправил в полет. Терн отлетел на несколько шагов и грохнулся на землю, а толпа, только что ликовавшая, ахнула.
Выхаркивая кровь, Терн встряхнулся, перекатился и вскочил на ноги. Магия уже исцеляла его, но, едва он шагнул, перед глазами все поплыло, а демон, успевший прийти в себя, бросился на него.
Меченые шкуры ободряюще загалдели, и громче всех – Стела, но никто не стронулся с места, чтобы помочь. Таково условие посвящения: либо адепт убивает демона, либо демон – адепта.
У лесного демона были длинные и могучие руки, но им недоставало ловкости. У Терна слишком сильно кружилась голова, чтобы драться, и он припал к земле. Когти просвистели над головой, демон проскочил мимо.
Терн лежал, давая магии промчаться по телу и сделать свое дело. Мир перестал кружиться к минуте, когда лесняга резко остановился, взрыв землю когтями и разбросав огромные комья.
Тварь с ревом снова ринулась к нему. В последний миг Терн откатился и швырнул в разверстый зев демона мешочек. Лесняга инстинктивно куснул, его пасть и ноздри забились порошком свиного корня.
Пока демон перхал и блевал, Терн поднялся на ноги. Секунду он наблюдал за противником, затем улучил момент и, метнувшись вперед, использовал узловатое колено лесняги как ступеньку, чтобы взлететь ему на спину. Просунув ногу под мышку, он блокировал здоровую руку подземника, а своей левой обхватил его за горло. Метка нажима задымилась и занялась огнем, а хватка Терна усилилась настолько, что могла сломать сталь. Шея демона – сплетения мышц и сухожилий, и все же – просто плоть.
Правой рукой Терн надавил на шею лесняги сзади. Ударная метка вспыхнула и толкнула вперед, тогда как другой рукой Терн дернул шею назад. Его кисти медленно сближались.
Демон бушевал, бестолково кружа и спотыкаясь. Он приблизился к зрителям, но толпа лишь заулюлюкала, отгоняя его обратно на середину пинками и тычками меченых рук и ног.
Демон закинул свободную руку за спину, но запястье было сломано, и он не смог дотянуться до наездника когтями. Терн стойко выдержал удары. Чем больше накапливалось магии, тем сильнее он становился.
Лесняга бросился на землю и начал кататься в попытке его сбросить. У Терна перехватило дыхание, но он уловил отчаяние противника и усилил зажим. Меченые шкуры стояли молча и не дыша, пока не раздался громкий хруст – шея недрилы сломалась.
Толпа взорвалась победными криками, и все бросились к Терну, когда он вскинул огромного демона над головой и грохнул оземь.
После этого его подняли на руки и понесли по утесу, скандируя:
– Меченая шкура! Меченая шкура! Меченая шкура!
Терн никогда не чувствовал себя настолько живым.
Одна девушка заиграла на дудочке развеселую мелодию, и толпа пустилась в пляс.
Терн, утомленный качкой, выскользнул из рук и приземлился на ноги аккурат перед сияющей Стелой Тракт.
– Я знала, что ты справишься! – Она поцеловала его, губы Терна еще покалывало от магии. – Это был самый быстрый забой, какой помню, а я выбрала не мелкого! – подмигнула она. – Хотела, чтобы ты предстал во всей красе.
Терн понимал: нужно что-то сказать, но в голову ничего не шло. Он лишь стоял столбом и глупо улыбался.
Стела вынула нож, подбросила, поймала и подала ему рукояткой:
– Еще не все. Ты должен вырезать его черное сердце.
Мгновение Терн тупо смотрел на нее, затем встряхнулся и взял нож. Он подошел к демону, приподнял пластину брони и подсунул под нее лезвие. Режущие метки вспыхнули, когда Терн рванул его, наполовину взрезая, наполовину разрывая грудную клетку.
Наручные метки залились черным ихором. Они засветились, извлекая из него магию, и Терн стал настолько силен, что это не укладывалось в сознании. Он бросил нож и голыми руками отодрал вторую пластину. Меткой нажима ослабил реберную клеть, затем с силой врезал ударной и раздробил кость.
Терн погрузил руки в потроха твари. В следующий миг он воздел ее сердце, и меченые шкуры вновь зашумели. Они выкатили большой бочонок эля и принялись, плеща через край, передавать кружки.
– Дядя Кит и не думал, что у Черныша такие задатки! – прогремела Стела, обратившись к толпе. – Сказал, что Терн Дамадж недостаточно для Стаи хорош!
Ей ответили гоготом, и Стела уперла руки в бедра:
– Что скажут меченые шкуры?
– Стая! – закричали те, рассекая ночной воздух кулаками. – Стая! Стая!
Стела шагнула к Терну и возложила на сердце демона руки. Они почернели от ихора.
– Стая.
Она размазала жидкость по груди и задохнулась от наслаждения, когда вспыхнули, впитывая энергию, метки.
– В тебе силен Избавитель, – согласился Франк, подойдя к сердцу следующим.
Как и Стела, он размазал кровь по татуировкам и содрогнулся, когда те зажглись. Затем повернулся к Терну и черным пальцем начертил ему на лбу метку:
– Стая.
Меченые шкуры выстроились в очередь; каждый дотрагивался до сердца и покрывал метки ихором.
– Стая, – шептали они.
– Хочу иначе попробовать, – сказала Стела, сдавила сердце и, как лосьон, втерла ихор в наручные метки.
– Эй, а дальше что будет – откусишь? – съязвила Элла Лесоруб.
– Если ты сомневаешься в этом, то напрасно!
– Слышали, меченые шкуры? – крикнула Элла. – Стела собирается откусить от сердца демона!
– Давай! – завопили в толпе.
– Ты точно нажрешься в хлам! – со смехом добавил долговязый юнец.
– Травницы говорят, что ихор – яд! – сказал кто-то.
Стела взглянула на Франка, но брат не сделал попытки ее удержать. Напротив – он пристально смотрел на нее и на сердце. Голодными глазами.
– Ешь! – загудела толпа. – Ешь! Ешь! Ешь!
Стела дико улыбнулась и с чавкающим звуком оторвала кусок демоновой плоти. Когда она принялась жевать, рот почернел, а взгляд стал безумным. Один раз она отрыгнула, но сумела проглотить почти все.
– Вкус – как подземник насрал! – крикнула Стела, и толпа расхохоталась.
Она повернулась к Терну и предложила сердце ему. Он уперся, и она, вцепившись в рубаху, притянула его к себе и поцеловала мокрыми губами.
Он ощутил тошнотворный вкус липкого ихора, но даже при этом прочувствовал его мощь. Желчь поднялась в глотку, и Терн с трудом ее сглотнул. Ихор прожег себе путь до самого нутра.
Когда Стела отпрянула, на них надвинулся Франк. Терн не исключал, что их сейчас проклянут как зачумленных Недрами. Но тот поцеловал Стелу, пробуя ихор с губ, как только что делал Терн.
Терн думал, что она оттолкнет нахала, но Стела, похоже, обрадовалась поцелую. Она пребывала в экстазе от прилива магии.
Меченые шкуры ринулись к сердцу, желая его отведать, и Терн потерял Стелу из виду. Вскоре от сердца ничего не осталось; все хохотали и рыгали, их лица почернели от крови демона. Некоторые, не удовлетворившись, отправились к его телу, вторглись в грудную клетку и вырвали клочья мяса.
Все больше меченых шкур предавалось поцелуям, втирая ихор друг другу в тело и лицо. Терн увидел, как от демона отошли сплошь покрытые ихором Элла и долговязый юноша. При виде Терна Элла засмеялась и поманила его мизинцем, а юнец уложил ее на спину в грязь.
Терна бросило в жар, и он отвернулся, но действо захватило уже всех на утесе; лоскутья, в которые были одеты меченые шкуры, срывались, и метки ярко горели в ночи.
Стела исчезла. Терн бродил среди пировавшей Стаи, высматривая ее. Из-за магии, наводнившей его ощущения, хаос казался фантасмагорией. Наверху Стелы не оказалось. Он стал спускаться по тропинке в лес.
Услышав ее урчание и не зная, на что напорется, Терн ускорил шаг. Он проломился сквозь чащу и увидел обнаженную, рычащую Стелу на четвереньках. Позади нее стоял на коленях брат Франк; бидо он отвел в сторону так, что обнажился елдак втрое больший, чем у Терна. Франк насаживал на него Стелу, придерживая за бедра.
Терн сжал кулак, все инстинкты взывали ударить мужчину. Убить. Разорвать ему, как демону, грудь и устроить пир, сожрать его сердце.
Но тут Стела вскинула взгляд:
– Терн! Не робей! Дырок на двоих хватит!
Она призывно махнула рукой, и Терн застыл в ужасе. Мысль о том, чтобы к ним присоединиться, показалась кошмаром. Извращением их общей красоты. Его передернуло от отвращения, но член предательски напрягся в штанах.
Он резко мотнул головой, повернулся и бросился бежать меж деревьев.
– Терн, стой! – крикнула Стела.
До Терна донесся рык брошенного Франка. Услышав топот ее ног по перегною, он помчался быстрее.
Терн петлял между стволами, но если злобные вопли Франка отступили в ночь, то Стела не отставала.
– Провались оно в Недра, Терн! Остановись, давай поговорим!
Он продолжал бежать, но у него не было плана. Местности он не знал, а мысли все еще путались. Стела поднажала и вот настигла, схватила за руку:
– Во имя ночного мрака – что тебе в голову стукнуло?
Терн крутанулся на месте, обратив к ней лицо:
– Ты была… Ты!..
Стела скрестила на груди руки:
– Ну и кем я была? Если ты, Терн Дамадж, меня отымел, то я еще не твоя.
Терн отшатнулся:
– Я не сказал, что моя! Знаю, тебе нужно поболе, чем мелкий вонючка с маленьким стручком.
Лицо Стелы смягчилось.
– Что, подслушал нас с Эллой? Ночь – извини, Терн. Я не хотела обидеть.
Терн издал лающий смешок:
– Как же иначе?
– Обычный девичий треп, – ответила Стела, послав ему ту самую порочную улыбочку. – Это не значит, что ты не дождешься своей очереди.
– Чего? – Терн попятился, а Стела надвинулась.
– Нравишься ты мне, Терн, – сказала она. – Я не врала. Прошлой ночью, когда ты сзади лежал, мне было спокойно.
Терн вжался в дерево, и она подступила вплотную, по-прежнему не имея на себе ничего, кроме татуировок и ихора. Сердце его гулко колотилось.
Она просунула руку ему между ног и сдавила.
– А когда драка кончилась, ты неплохо потрудился и над моим передком. Маленький стручок или нет, а я не отпущу мужика, который способен выписать люлей демону, а после довести до визга меня.
Она снова поцеловала Терна; ее дыхание осталось жарким от магии и чуть припахивало тлетворным ихором недрилы.
Когда их губы разомкнулись, Стела взяла его за подбородок свободной рукой, заставив взглянуть ей в глаза.
– В Стае никто не принадлежит никому. Я трахаюсь, когда хочу и с кем хочу, и ты должен делать так же. Элла, может, и шутит, но не думай, что ей не интересно после моего рассказа.
Она распустила завязки его штанов. У него все кружилось перед глазами, однако в одном месте он ощущал неколебимую твердость – готовность взорваться.
– Но не сегодня. – Она взяла его достоинство в руку, кожей к коже. Терн смежил веки и стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. – Сегодня твоя ночь, меченая шкура. Мы кончим раз, а дальше имей меня как угодно.
Она толчком прижала его к дереву и оседлала стоячего. Насев полным весом, она завела руку за спину, просунула ее между ног, чтобы ласкать семенники. Они принялись царапать друг дружку, душа в объятиях; Терн заскулил, и Стела, издав восторженный возглас, ускорила темп.
Когда все кончилось, Стела соскользнула с него и сделала несколько шатких шагов, после чего развернулась и опустилась на четвереньки. С улыбкой оглянулась и посмотрела ему в глаза:
– То самое, чего хотел Франк. Теперь он тешится сам с собой, а это твое.
Ее слова пробудили первобытный голод – особую сладость, когда изгоняешь соперника и забираешь то, что причиталось ему. Почему бы и нет? Доминирование – закон природы. Так поступали волки. Так поступали недрилы.
Теперь – и он?..
Он посмотрел на покрытую ихором Стелу, и в душе что-то екнуло. Такой ли жизни он хотел?
Он помотал головой и потянулся за штанами:
– Нет.
Стела зло на него глянула:
– Нет? Недра, что значит – нет?
Терн завязал тесемки.
– Прошлой ночью, в терновнике, я думал…
– Что, Черныш? – выпалила Стела, вскочив на ноги. – Что мы единый дух, который Создатель разорвал надвое?
– Что ты поймешь, – ответил Терн.
– Мы убили двух демонов и отымели друг друга, – сказала Стела. – Что тут понимать?
– Мир больше этого. За Лесом травниц люди борются за жизнь, а Стая только и делает, что…
– …выслеживает и убивает демонов, которые на них охотятся! – прорычала Стела.
Терн помотал головой:
– Вы сами на них охотитесь. Воруете эль и еду даже у собственных родичей. Не защищаете их, когда падает ночь… Вам одного охота… – Он махнул на нее рукой.
Стела уперла руки в боки:
– Чего же нам охота, Черныш?
В ее глазах сверкала угроза, но Терну, раз он начал говорить, было уже все равно.
– Купаться в ихоре и слизи своей, – сказал он. – И потрошить всех, кто не Стая.
Стела бросилась на него. Магия ускорила ее, но и Терн вкусил того же. Он быстро отступил и избежал затрещины.
– Так ты что же, просто сваливаешь? – осведомилась Стела. – Никто не уходит от Стелы Лесоруб, а ты уж точно не скроешься, вонючка-скорострел.
Она снова прыгнула, и Терн отбил ее руку правой кистью. Ударная метка вспыхнула и сбила Стелу с ног.
Терн в ужасе уставился на нее. Стела – не демон, но ее сплошь покрывал ихор, и метки отзывались на нее, как на подземника. Во рту до сих пор стоял гадкий привкус, и Терн сплюнул.
Затем он повернулся и побежал в ночь.
Терн вернулся в цитадель госпожи Лиши незаметно, проскользнув мимо ночной стражи в ее частный сад. Если Стела или другие меченые дети погонятся за ним, то это последнее место, где они додумаются его искать.
Заросли свиного корня манили, но Терн был далек от мыслей о сне. Совсем наоборот – его тело дрожало от неиспользованной энергии.
И он бродил, пока не познакомился с садом ближе некуда. Там было три входа – два больших и гостеприимных и один тщательно спрятанный, засаженный кустами напротив стены здания.
Терн вырыл в зарослях свиного корня норку на будущее. Поупражнялся в шарусаке. Что угодно, только бы не думать о Стеле Лесоруб.
Лише понравились сады герцогини Арейн. Свои посадки она обходила как минимум дважды в день. И небо еще только светлело, когда потайная дверь предсказуемо отворилась и госпожа очутилась в окружении трав.
Убедившись, что она одна, Терн вышел и преградил ей путь:
– Они опасны.
Рука Лиши скользнула в один из многочисленных карманов платья, но на лице через миг проступило узнавание.
– Ночь, Терн! Когда-нибудь дело кончится глазами, забитыми слепящим порошком!
Терн кивнул на расстояние, их разделявшее:
– Порошок так далеко не бросить.
Лиша поцокала языком:
– Ты в порядке, Терн?
Он не знал, что ответить. Он отмыл каждый дюйм своего тела, но все еще ощущал на коже ихор, чувствовал его привкус. Царапины, оставленные Стелой, уже зажили, но продолжали зудеть.
– Кто опасен, Терн? – спросила Лиша.
– Дети, – ответил Терн. – Сражаются не ради леса. А потому что приятно. Магия внушает нам чувство непобедимости.
– «Нам»? – повторила Лиша.
Она подошла ближе, взяла его руку и перевернула ладонью вверх. Задохнулась при виде метки.
Терн выдернул кисть:
– Думал, они как я. Нет. Ничуть не как я.
– Терн, что случилось?
– Съели ночью сердце подземника. От него… опьянели. Одичали. Будет только хуже.
Лиша была обескуражена.
– Дурища, – пробормотала она. – Он же сам сказал! Сказал, что их съел!
Сжимая кулаки, она зарычала.
– Что? – смешался Терн.
– Татуировки – только половина причины, по которой Арлен Тюк умеет, проклятье, летать, – ответила Лиша. – Все дело в поганом мясе!
Терн тупо уставился на нее, не понимая, о чем идет речь. Через мгновение она взяла себя в руки и снова посмотрела на него:
– Мне нужно, чтобы ты вернулся, Терн. Без тебя мне не убедить их встретиться со мной.
Терн покачал головой:
– Не вернусь. Ни сейчас, ни позже – никогда. Пойду домой.
– Домой? – переспросила Лиша. – Элисса и Раген не уедут на север еще несколько недель.
– Не на север, – сказал Терн. – Домой. В Лактон.