– …Десять тысяч рублей. Для начала.
Вера изумлённо вскинула брови.
– Откуда же мы их возьмём? – воскликнула она. – Банк, что ли, ограбим? И вообще, зачем нам столько?
Савин резко повернулся и так ударил ладонью по столу, что на нём зазвенели чашки.
– Это пока не ваше дело! Вы слышали мой приказ?
Властно посматривая на Веру, Николай выкрикивал, не давая девушке возможности возразить:
– Я теперь главный. А вы подчиняетесь! И если я сказал собрать десять тысяч, значит надо их собрать! Любой ценой!
Корнет угрожающе склонился над хрупкой девушкой. Она смотрела на него с гневом и возмущением. Никто из собратьев-революционеров никогда не отдавал ей приказы таким тоном.
Девушке до сих пор не верилось, что её мнение больше ничего не значит, что бразды правления перешли к этому нагловатому типу. Вера сжала губы, чтобы не заплакать. Не находя слов, она по-детски хлопала глазами. В них было столько искренней обиды, что Савин невольно отвернулся.
«У меня нет другого выхода. Я спасаю свою жизнь, – мысленно сказал он себе, заглушая голос совести. – А она переживёт… она сильная».
3.
Примеряя в тамбовском ателье изумительный, сшитый по последней моде костюм, Савин с удовольствием смотрелся в огромное зеркало в золотой раме. В новом наряде он стал похож на знатного дворянина, приехавшего с визитом в провинцию. Он тщательно копировал манеры великого князя, да и роли других знаменитых аристократов мог сыграть без труда. Пожилой портной с нескрываемым восхищением смотрел на клиента, который непринуждённо извлёк из портмоне пачку крупных купюр и заплатил, не требуя сдачи.
Савин был счастлив. Но валявшаяся на полу скромная одежда, полученная от Веры, напоминала ему, кем он был совсем недавно – беглым арестантом, преступником. Савин с раздражением отпихнул ногой убогие тряпки. Не ему, человеку с редкими талантами, носить такое!
В обувной мастерской он присмотрел пару дорогих сапог, сшитых на европейский манер. Корнет придавал обуви огромное значение. Он считал, что хорошие сапоги подчёркивают респектабельность хозяина, служат своего рода визитной карточкой в обществе. Приказчик обувного магазина тоже получил несколько рублёвых купюр и угодливо улыбнулся щедрому покупателю, не жалевшему денег на красоту.
Оценив свою внешность, Савин заметил, что ему не хватает красивой стрижки, которая окончательно изменила бы его облик. В самую дорогую цирюльню города он вошёл с видом столичного аристократа, привыкшего к самому лучшему обслуживанию. Увидев богато одетого гостя, хозяин тотчас оставил свои дела и учтиво поклонился:
– Чего изволите, ваше превосходительство?
Савин стряхнул невидимую пыль с нового сюртука и посмотрелся в зеркало.
– Желаю подстричься. Подберите мне что-нибудь изящное, на ваш манер. Как у нас, в Петербурге, сможете?
Парикмахер услужливо кивнул и принялся за работу. Вскоре к парадному виду корнета добавилась модная стрижка «а-ля Капуль». Несмотря на молодость и худобу, корнет стал выглядеть солиднее. Парикмахер предложил одеколон, но Савин поднял указательный палец вверх.
– Французскими, пожалуйста!
Парикмахер вытащил из шкафчика красивый флакон, который предназначался исключительно для губернатора. Савин одобрительно кивнул и с удовольствием подставил волосы под облачко изысканного аромата.
Осмотрев себя в трёхстворчатом зеркале, корнет убедился, что теперь его положению ничего не угрожает. Самый наблюдательный жандарм не узнает в элегантном господине беглого арестанта. Узнав у парикмахера, в каком ресторане обычно обедает местная знать, корнет тотчас отправился туда на извозчике.
День был по-летнему тёплым. Солнечный свет переливался на шёлковом сюртуке Савина, и он с гордостью смотрел на прохожих, завистливо оглядывающихся вслед молодому щёголю.
Ответив на поклон лакея милостивым кивком, Савин неторопливо вошёл в просторный ресторан с уютным внутренним двориком. За столами, накрытыми белоснежными скатертями, сидели несколько дам с кавалерами. Были и одинокие мужчины, одетые весьма прилично. Они с удивлённым восхищением смотрели на Савина, который выглядел слишком необычно для провинциального города. Публика зашепталась, официанты, переглядываясь, подталкивали друг друга локтями: «Похоже, столичная пташка, наверное, денег полные карманы!»
Савин прошёл за свободный столик, сел, закинув ногу на ногу, и заскользил взглядом по посетителям. На его лице было любезное выражение, но глаза цепко выхватывали мельчайшие детали. Официант подскочил к дорогому гостю, услужливо поклонился и с почтительной улыбкой протянул меню.
Зная манеры важных лиц, корнет нарочно достал крупную купюру и протянул её официанту. От неожиданности тот выпучил глаза и замер с открытым ртом.
– Знаешь меня? – спросил Николай, лукаво прищурившись.
Он смотрел на официанта с горделивым превосходством, словно начальник жандармерии или генерал.
Пока официант перебирал в памяти всех высокопоставленных лиц, Савин раскрыл меню, сохраняя на лице высокомерно-деловитое выражение.
Официант ответил испуганным полушёпотом:
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, – и тут же добавил, – но отныне не нахожу себе места от снедающего меня любопытства.
Савин изумлённо поднял правую бровь и проговорил, аккуратно прикрыв рот рукой, словно сообщал важный пароль:
– Меня зовут граф де Тулуз-Лотрек. Запомни!
При этом он грозно сверкнул глазами. Официант понимающе закивал, повторяя про себя имя почтенного посетителя.
– Как же, как же. Будьте покойны, теперь я навеки запечатлел в своей памяти сие благородное имя, – благоговейно прошептал официант, тоже прикрывая рот рукой.
Корнет полистал меню и сделал скучающее лицо, как будто не нашёл ничего привлекательного для себя.
– А скажи, милейший, есть ли в вашем городе невесты? Я, знаешь ли, езжу по России в поисках достойной супруги.
Официант широко улыбнулся. Наконец-то он может оказаться полезным графу! Согнувшись к уху Савина, он забормотал заговорщическим тоном:
– Как же, как же, ваше сиятельство! Этого добра у нас, извините за выражение, как собак нерезаных.
С опаской оглянувшись на посетителей, официант стал скороговоркой перечислять наиболее выгодных здешних невест. Савин поднял меню и прикрыл себя и официанта от любопытных глаз.
Под конец подробного доклада официант вкрадчиво добавил:
– Но самая завидная, пожалуй, губернаторская дочка. Кожа – чистый персик, губы как вишенки спелые, щёчки – наливные яблочки. Просто не невеста, а…
– Фруктовая лавка, я понял, – усмехнулся корнет.
Официант не спускал с него преданных глаз, в которых дрожали беспокойные искры.
– Но где же я могу её увидеть?
Официант понимающе закивал:
– Как же, как же! Генерал-губернатор Николай Мартынович без дочки жить не может. Всюду таскает Наталью с собой, не отпускает, будто вожжи. А по пятницам завсегда в театр её выводит.
Савин довольно ухмыльнулся. В который раз жизнь приводит его в театр! И всегда получается, что там осуществляются все заветные желания и планы.
– Что ж… Театр я люблю. Только попрошу тебя помочь мне ещё кое в чём.
С этими словами корнет захлопнул меню так резко, что официант вздрогнул и отскочил, словно от удара.
4.
Зал тонул в ярком свете трёх гигантских люстр. Разодетые дамы и господа в парадных фраках восседали в ложах. Публика собралась для обычного развлечения – новой французской драмы. Савин, прибывший к самому началу спектакля, отыскал глазами губернаторскую ложу, чтобы устроиться напротив и привлечь к себе внимание.
Губернатор, солидный грузный мужчина, был не один, а с дочерью Натальей, одетой по здешней моде – с преувеличенной роскошью, чтобы наряд демонстрировал богатство и неприступность хозяйки. Но даже показное великолепие не могло затмить природной красоты девушки. Официант не солгал – точёными чертами лица и безупречной фигурой Наталья напоминала статуи античных богинь.
Савин довольно подкрутил усики и прошёл в заранее выкупленную ложу с чопорным видом, какой принимал великий князь Николай Константинович в торжественных ситуациях. Официант, сидевший в партере неподалёку от губернатора, сразу приметил графа и издали поклонился ему. Но Савин сделал вид, что не замечает его. Тогда официант вскочил с места и принялся восторженно махать руками.