Афганистан, кишлак Рахнуд
недалеко от Файзабада, та же среда,
3 сентября, 14.00
Афганский барон Асад Хатини вместе со своим помощником Галалом Джаваром прогуливался по саду, где располагалась секретная лаборатория по изготовлению нового наркотика, получившего название «эфербон». Метрах в десяти поодаль от главарей наркобизнеса следовал личный телохранитель Хатини, Ихаб Булуди.
– Звонил Сангал, – проговорил Хатини, – эфербон доставлен на подмосковную базу, на завтрак сегодня подопытным дали половину препарата, который по ошибке профессор передал курьерам.
– И как подействовал эфербон?
– Сангал доложил, что, со слов его человека, руководителя группы, это было нечто. У людей Сангала для экспериментов двое молодых украинцев, приехавших в Россию подзаработать, парень и девушка. Так вот, сначала оба упали на пол, испытывая сильнейший удар удовольствия, как при приеме дозы чистого героина, затем парень полез на девушку. Ринат неправильно понял намерения парня и приказал своему человеку откинуть его от девушки. Но тот словно с ума сошел. Набросился на человека Анзура, откуда только силы взялись, и едва не порвал ему горло. Пришлось вырубить юнца. Но это еще не все, следом за парнем в бой кинулась и девица. Ее тоже успокоили ударом по голове. После чего обоих растащили по разным камерам и закрыли.
– И это с половины таблетки?
– Вот именно. Сейчас за «кроликами» наблюдают. Вечером Сандал должен поделиться данными наблюдения.
– Это уже не наркотик, Асад, это оружие, – заметил Джавар.
– Ты прав, Галал, – кивнул Хатини, – нашим специалистам удалось достичь сразу двух целей: создать наркотик – в обычной дозировке и грозное оружие, усилив его добавками. Изначально рассчитывали, что добавки сделают наркотик опаснее, но мягче, а вышло, что мы заполучили практически психотропное оружие. Представляешь, если этими усиленными таблетками накормить боевой отряд перед боем? Так он порвет любого противника в приступе ярости. Люди под этим наркотиком, не раздумывая, пойдут на смерть, ибо страха не испытывают. Полное помутнение рассудка в виде яростной агрессии. Надо только определиться с дозировкой для каждого конкретного случая. А это, мой друг, уже другое дело. И цены препарата совершенно другие.
– Это так, Асад, – покачал головой Джавар, – но я не понимаю, зачем ты организовал эксперименты на живом материале в России? Разве здесь не проще было довести препарат?
– Ты знаешь, что я и не думал засылать в Россию усиленный вариант эфербона, только обычный, но профессор спутал таблетки. Хотя в принципе это не меняет причин, почему я решил проверить наркотик на «кроликах» в России.
– И что за причины?
– Ты должен был сам догадаться, – усмехнулся наркобарон, глядя на заместителя.
– Извини, не догадался.
– Хорошо, объясню. Переброска героина – дело уже устоявшееся, у нас налажен трафик, есть покупатель, курьеры, что переправляют партию через Пяндж.
– По-моему, Асад, речь шла об эфербоне, а не о героине.
– Не спеши, слушай. Героином здесь занимаемся только мы, в нашем районе. И это известно как официальным властям, так и американцам, которые возглавляют силы по содействию безопасности в Афганистане, или как их там называют. Они нас не трогают. Почему? Ответ очевиден. Американцам выгодно, чтобы в Россию шел беспрерывный поток всякой наркоты. А вот о том, что у нас появилась своя лаборатория, знает только узкий круг лиц, кроме меня, тебя, поляков. Возможно, кое-какая информация просачивается, все же охраняют лабораторию бойцы, с которых не брали клятвы о молчании, дабы не получить обратный эффект. Но это все ерунда. Мало ли что изобретают эти ученые? Но если мы стали бы доводить препараты здесь, в селении, то для этого нам потребовался бы живой материал. Согласен?
– Это очевидно. И это не проблема.
– Ты прав, не проблема захватить какое-нибудь небольшое село под видом талибов или наших новых хозяев из так называемого ИГИЛ. Либо купить рабов у них. Но… это уже засекретить полностью не удалось бы. Раз нужны «кролики», то не для героина же, а для чего-то нового. И вот тут к нам проявился бы интерес и со стороны ИГИЛ, и со стороны американцев. Что это такое задумали мы с тобой, явно не благотворительное, если нам потребовался живой материал? Эксперименты могут дать непредсказуемые результаты. Появились бы трупы, и тогда нас бы накрыли, Галал. ИГИЛ установил бы такой налог, что от прибыли остался бы пшик, если вообще не поставили бы своего человека, забрав весь бизнес. Американцы, выбрав удобный момент, захватили бы лабораторию, специалистов и препараты. А заодно, для объяснения своих действий, покрошили бы кишлак в мелкую капусту. О новом наркотике узнали бы и русские. Они наверняка быстрее всех и перекрыли бы канал трафика через Таджикистан. Так что, организуй испытания и доводку эфербона здесь, мы недолго бы продержались. Другое дело, когда препарат уходит в Россию, и там, под носом у спецслужб, завербованные и мотивированные люди делают то, что невозможно делать здесь. Результат тот же, последствия получения результата радикально разные.
– Я все понял, Асад, ты мудрый человек, – кивнул Джавар, – и поступил так, как не додумался бы поступить никто, по крайней мере, из наших конкурентов.
Хатини были приятные льстивые слова заместителя.
– Я много думал, Галал. Перед тем как что-то начинать, надо все хорошенько взвесить и просчитать максимальное количество вариантов вероятного развития событий, связанных с делом. Причем начать просчет с самых неблагоприятных последствий.
– Это еще раз подтверждает мои слова.
Наркоторговцы вышли к лаборатории, размещавшейся в одном из обычных домов кишлака, принадлежавших Хатини.
– Сегодня в ночь мы должны бросить Сангалу очередную партию героина. К этому все готово?
– Да, Асад. Товар переведен в Дурм. Нури, старший всей группы, и Файсас находятся здесь, в Рахнуде, в доме вдовы Хурама Гайды. Нури ждет партию эфербона, поляки обещали до 17 часов подготовить пакетики с таблетками.
Хатини указал на скамью у глиняного дувала под развесистой чинарой:
– Присядем, Галал, жарко, в тени поговорим.
– Может быть, чаю?
– Да, освежиться не помешает.
– Ихаб, подай термос, – повернувшись к телохранителю, приказал Джавар.
Булуди подошел к скамье, на которой устроились главари, передал термос с зеленым, немного сдобренным ханкой – легким наркотиком, чаем.
Освежившись, продолжили разговор. Вернее, Хатини поинтересовался:
– Ты связывался с Сангалом?
– Конечно. Он обещал, что в ночь будет ждать курьеров.
– Ты объяснил ему, как следует распорядиться эфербоном?
– Да, спрятать в тайнике. Мы и дальше будет передавать эфербон за «речку»? Не опрометчиво ли это? Доводку в Подмосковье проводят люди Сангала. Он узнает о результатах и поймет, что представляет собой новый наркотик.
– Мы будем отправлять Сангалу обычный эфербон, боевой, так называемый усиленный препарат, складируем здесь. Это позволит защитить наших курьеров, когда мы сами раскроем информацию о имеющемся у нас очень эффективном психотропном оружии. Не сделай мы этого, нас просто уничтожат. Те же американцы или «друзья» из ИГИЛ. А так придется им получить у нас весьма дорогостоящий препарат.
– Но наши так называемые друзья могут просто забрать у нас специалистов, и те станут делать боевой эфербон для них.
– Кто же оставит поляков живыми, как только испытания препарата будут завершены, а вся документация по изготовлению смертельного наркотика надежно спрятана? И не в памяти компьютеров.
– Вот почему ты приказал изъять из селения любые электронные устройства?
– Да! Телефоны, спутниковая станция и компьютер только у нас с тобой. У других нет даже дешевых мобильников.
– Я еще раз убеждаюсь в твоей мудрости.
– Мне, Галал, уже шестой десяток пошел. Я многое видел, воевал с русскими, с американцами, организовал с твоей помощью бизнес с нуля. С годами пришел опыт. Но к делу. Значит, и Сангал, и наша группа курьеров готовы для переброски наркотика?
– Да, Асад!
– Я попрошу тебя лично проконтролировать нашу акцию.
– Хорошо. Я выеду в Дурм вместе с Файсасом.
– А он, я имею в виду Файсаса, неплохо устроился. Гайда, вдова погибшего Хурама, весьма привлекательная женщина. И дом покойный Хурам поднял крепкий, да и денег вдове оставил немало. Вот только одного не пойму, что, красавица Гайда не нашла себе лучшего, чем Файсас, мужчину?
– А разве у нас женщина может выбирать?
– Выбирать нет, отказать может. Если вдова. Но она не отказала.
– Но и ты, как хозяин кишлака, не взял ее к себе и не отдал другому, более достойному воину.
– Не до нее! Впрочем, изменить все недолго. Хочешь взять себе Гайду?
– Нет! Мне своих женщин хватает.
– Ну тогда пусть живет с Файсасом. Мне она тоже не нужна, и вообще заниматься этими делами не время. Пройду в лабораторию, посмотрю, как работают поляки, поговорю с ними.
– Они наверняка заведут разговор о повышении вознаграждения, так как лучше всех понимают, ЧТО они создали и сколько это может стоить на рынке.
– Ну и что? Неверным можно обещать что угодно, все одно не платить.
– Но деньги на счета переводить придется.
– Переведем, благо сумели убедить их открыть счета в Пакистане. Из Польши мы их не вернули бы, а из Исламабада – без проблем.
– Надо бы им еще женщин предложить.
– Уже был разговор об этом?
– Нет, но, думаю, скоро поляки поднимут данный вопрос. И если не профессор, то ассистент точно. Он молод, ему без женщины нельзя, да и экзотики, наверное, попробовать хочется.
– И кого ты предлагаешь?
– Адилю! Я купил ее в Кабуле. Отец продал девочку за бесценок. Сейчас она уже взрослая, ей семнадцать лет, мне она надоела, в хозяйстве от нее толку нет. Для поляка же будет в самый раз.
– Да, его больше смутила бы двенадцатилетняя наложница. Хорошо, я не против. Предложи специалистам развлечение, это только повысит их трудоспособность. Но и профессора имей в виду. Не факт, что в свои шестьдесят ему уже не надо женской ласки.
– Да, Асад.
– Ты готовься к поездке.
– Хорошо!
Хатини прошел в здание лаборатории. Встретил его постоянный охранник специалистов и лаборатории в целом Малак Ансар.
– Ассолом аллейкум, господин! – низко поклонился он и двумя руками пожал ладонь наркоторговца.
– Ва аллейкум! – ответил Хатини. – Как тут дела?
– Все нормально, специалисты работают, посторонних людей нет. Проблема только возникла, господин.
– Что за проблема?
– Отказал один из кондиционеров, в лаборатории душно, поляки жаловались.
– Передай Джавару, чтобы прислал новый кондиционер. И свяжись с ним немедленно, пока он не уехал.
– Понял.
Хатини открыл дверь в помещение, посреди которого стоял стол, заваленный всевозможными контейнерами, колбами, пузырьками, горелками. В лаборатории действительно было душно, температура поднялась чуть ли не до тридцати градусов.
Профессор Карл Глиняк сидел в углу – курил, его ассистент, Мацей Росицкий, взвешивал на аптекарских весах серый порошок.
– Добрый день, господин Хатини, – поприветствовал вошедших профессор. – Только доброго в нем не так уж и много.
– Вижу ваши проблемы, в помещении жарко. К сожалению, вышел из строя кондиционер, но не беспокойтесь, я уже отдал команду поставить вам новый.
– Благодарю.
– Как продвигается работа? Когда будет закончена партия эфербона?
Ассистент перешел к стеллажу, вытащил из ящика пакетик, поднял его:
– Она уже готова, здесь ровно сорок таблеток усиленного препарата.
– Надеюсь, на этот раз вы ничего не перепутали? – улыбнулся Хатини.
Профессор, которому было уже за шестьдесят, вздохнул:
– Еще раз приношу свои извинения, не представляю, как такое могло случиться, я же сам все расфасовывал, положил отдельно, и на тебе, попутал.
– Ну ничего, бывает. Главное, больше не ошибаться.
– Нет, подобного не повторится.
– Хорошо. Значит, партия боевого препарата готова.
Специалисты переглянулись, и профессор удивленно проговорил:
– Как вы сказали, боевого?
– Я так назвал усиленный эфербон.
– А ведь вы правы, это действительно боевой препарат. Его уже испытывали на людях?
– Начали испытания.
– Но результаты есть?
– Кое-что есть, и я могу вас поздравить, вы сделали то, что еще не удавалось никому. Но говорить о том, каковы будут окончательные результаты, рано, сейчас можно лишь констатировать, ваш труд не пропал даром.
– Это радует.
– Извините, господин Хатини, а надбавка к вознаграждению в данном случае не предусмотрена? – спросил ассистент, поводя хитрыми, жадными глазами.
– Надбавка – нет! Контракт есть контракт, его условия прописаны четко, оговорена сумма, которая и будет выплачена. Но поощрение вы заслужили.
– И в чем заключается это поощрение?
– Думаю, оно придется вам по вкусу. Я решил дать вам женщин.
– Мне это не надо. Лучше хорошего коньяка, – усмехнулся Глиняк.
– Будет коньяк, – кивнул Хатини и повернулся к ассистенту: – Вам тоже не нужна женщина, Мацей?
– Ну что вы, но… смотря какая.
– Хорошая женщина, ласковая, покорная, молоденькая, ей семнадцать лет, но она уже опытна в разнообразном сексе.
– Семнадцать лет? Европейка?
– Нет, местная.
– О, это же прекрасно, боялся вам говорить, чтобы не обидеть, но я очень хотел бы поиметь местных женщин.
– Ну так получите ее сегодня же вечером. И она может жить у вас в отсеке, причем столько, сколько нужно. А вы можете с ней делать все, что хотите. Если нравится, то и плеткой хлестать, и даже задушить, если она сделает что-то не так.
– Задушить? Вы имеете в виду убить?
– Да, после вас ей все равно не жить. Так что ее судьба полностью в ваших руках. Может быть, и профессора соблазните?
– Нет, благодарю, я лучше коньяку вечером в прохладной комнате, – поднял вверх ладони Глиняк.
– Я слышал, что у европейцев употребление спиртного в одиночку является признаком алкоголизма.
– Я не алкоголик, но и компаний не люблю. Шума не люблю.
– А это не отразится на вашей работе?
– Нет, я знаю меру.
– Прекрасно, будем считать, договорились. Вам – коньяк, столько, сколько нужно; вам, Мацей, – девушка.
– Как ее зовут? – облизав губы, спросил ассистент.
– Адиля. Она вам понравится.
– И сможет жить со мной, сколько я захочу?
– Да, вы будете ее владельцем, а она вашей вещью. Надоест или не устроит, скажете, заменю, но уверен, этого не произойдет.
– Отлично, значит, уже сегодня вечером Адиля будет у меня?
– Вы увидите ее, вернувшись в свой отсек.
– Превосходный подарок, спасибо!
Хатини достал пачку американских сигарет, прикурил одну и открыл дверь:
– Да, жарковато, но скоро все изменится. Я оставлю вас, а вы продолжайте работу. Режим таков: партия в сто таблеток боевого эфербона, такая же партия – обычного. Это дневная норма. Увеличите ее – получите еще поощрение. Да, насчет денег за август. Они уже переведены на ваши счета. Хотите проверить, я предоставлю такую возможность.
– Мне бы телефон спутниковый, господин Хатини, всего на несколько минут, справиться, как там, в Польше, поживает моя сестра, – попросил профессор.
– Это исключено. Не обижайтесь. Но я привык исполнять условия контракта.
– Понятно. Жаль!
– Мне тоже. До установления нового кондиционера можете отдохнуть, но выходить из лаборатории нельзя. Удачи, за партией придет мой человек.
Хатини вышел из здания. На улице в тени казалось прохладнее, чем в лаборатории, хотя термометр показывал около сорока градусов. Отойдя от здания, он выбросил окурок, усмехнулся. Со стороны, наверное, это показалось бы странным, но его никто не видел. «Поговорить с сестрой надумал, старый пень. Посмотреть бы на твою сестру, когда в трубке городского или сотового телефона она услышит голос покойника. Для родственников Глиняка и Росицкого оба погибли от лихорадки, полученной в африканских джунглях, когда «завербовались на работу», – с насмешкой подумал Хатини, а вслух проговорил:
– Точно, старуху разбил бы инфаркт. А может, она не старуха?
И вздрогнул, услышав за спиной голос заместителя:
– Это с кем ты разговариваешь, Асад?
– Галал? Не слышал, как ты подошел, – резко обернулся Хатини.
– Потому что я умею ходить бесшумно.
Из-за дувала вышел один из охранников наркоторговцев, Юнус, тащивший на плече новый кондиционер. Джавар указал ему на лабораторию:
– Там снимешь старый, установишь новый кондиционер, и никаких разговоров с неверными. Понял?
– Понял, господин Джавар.
– А где Ансар? – спросил Хатини. – Он должен постоянно находиться в лаборатории.
– Я здесь, господин Хатини, обходил здание, проверял ставни, – тут же возник афганец.
– Ну и как?
– Все в порядке.
– Проводи в помещение Юнуса и проконтролируй замену кондиционеров.
– Слушаюсь.
Ансар и Юнус зашли в лабораторию, а Хатини повернулся к заместителю:
– Партия боевого эфербона готова, упакована. Вызывай из дома Гайды Файсаса, пусть придет сюда и заберет пакет, собирай остальных, грузите героин в пикап и можете не спеша двигать в Дурм. Я предупрежу Ремизи, он встретит вас и обеспечит выход к реке в нужное время. Ну а с Сангалом свяжешься сам, перед переправкой. На реке условные сигналы обговорите. В общем, не в первый раз, знаешь, как и что делать.
– Я проконтролирую все, не беспокойся.
– Давай. Я к себе.
– Да, перед выездом зайду!
Хатини и его заместитель разошлись. Главарь банды наркоторговцев вернулся в свой дом, а Джавар прошел к жилищу Гайды. Файсас лежал на топчане во дворе. Рядом клеенка, на клеенке чайник, пиала, ваза со сладостями. Недалеко суетилась Гайда. После потери мужа она старалась во всем угодить новому ухажеру. Тот обещал взять ее в жены, значит, следовало показать себя хорошей хозяйкой, а не только любовницей. Увидев заместителя Хатини, она, закрыв лицо платком, скрылась в доме.
– Вы ко мне, господин Джавар? – поднялся Файсас.
– Ты, наверное, не в курсе, что сегодня переправка товара? – вопросом на вопрос ответил Джавар.
– В курсе, но переправка ведь назначена в полночь.
– Поедем в Дурм раньше. Через час.
– Я готов.
– Это хорошо. Сейчас пойди к Ансару, пусть пропустит тебя в лабораторию. Возьмешь у профессора пакетик и спрячешь его в одежде так, чтобы никто не видел.
– Даже Нури?
– И Нури, и Ансар – никто! Этот пакетик передашь лично Сангалу.
– Понял.
– И смотри, Файсас, не вздумай открыть пакет. Это не для тебя.
– Вы же знаете, я не употребляю наркотики.
– Знаю, особенно марихуану, так?
– Но ее же все курят. – Глазки у курьера забегали.
– Поэтому ты еще жив. Как и те, кто позволяет себе баловаться анашой. Стоит хоть раз попробовать что-нибудь крепче, так головы сразу слетят с плеч.
– Мне героин не нужен.
– Ладно, много болтаешь, иди, куда сказано, и выходи к дому Нури.
– Вы тоже поедете?
– Да! – повысил голос Джавар. – И не задавай лишних вопросов.
– Конечно, господин Джавар, мне проблемы не нужны.
Джавар повернулся и пошел к дому Нури, старшего группы переправки наркотиков в Таджикистан. Файсас же направился к лаборатории. На скамейке у входа сидел Ансар.
– Салам, Малак! – поприветствовал его курьер.
– Салам, Файсас!
– Тебе говорили, что я должен зайти?
– Да! Проходи.
Файсас вошел в лабораторию. Глиняк и Росицкий, раздевшись, сидели в одних трусах в коридоре, в лаборатории Юнус заканчивал замену кондиционеров.
– Меня послал господин Джавар за товаром.
Росицкий, вытирая полотенцем потное тело, кивнул на комнату:
– Зайди, слева стеллаж, передние ящики, во втором снизу увидишь пакетик, небольшой, с таблетками, это и есть товар.
Профессор недовольно взглянул на заместителя:
– Ты бы сам, Мацей, передал, а то, не дай бог, вновь произойдет ошибка.
– Не произойдет, – отмахнулся Росицкий. – В ящике, кроме этого пакета, больше ничего нет. – Он кивнул курьеру: – Ступай, забирай!
Файсас вошел в лабораторию. Юнус спиной к нему на стремянке завинчивал последние болты крепления и даже не обернулся.
Курьер направился к стеллажу, но остановился, увидев на столе горстку таблеток. Машинально взял одну и бросил в карман. Поляки, конечно, знают, сколько они сделали наркоты, но шума поднимать не станут, они должны были сами передать ему пакет, а допустили туда, куда не должны были пускать. За это их ждало наказание. Нужно им это за какую-то таблетку?
Он забрал в нужном ящике пакет, вышел с ним в коридор и показал упаковку ассистенту:
– Этот?
– Этот! – бросив на пакет взгляд, кивнул тот.
– Хоп! – Файсас спрятал пакетик в кармане штанов.
– Долго там еще провозится твой соплеменник? – поинтересовался профессор.
– Он уже заканчивает, – ответил Файсас и вышел из здания.
Ему не терпелось попробовать препарат, что тайно делался в лаборатории, но кто знает, как он повлияет на психику. Может, так долбанет по башке, что глаза разбегутся. Нет, подождем. Как пойдем к реке, тогда и попробуем. По крайней мере, таблетка загонит глубоко внутрь страх, который всегда испытывал курьер при форсировании Пянджа, да еще наверняка и кайф выдаст. Самое то на рискованной работе.
Файсас дошел до дома Нури. Старший группы заводил пикап «тойота», рядом никого не было.
– А где люди, Нури?
– Джавар сказал, что поедем втроем – он, ты и я.
– Что, и переправляться вдвоем будем?
– Вроде так, товара много на этот раз.
– Полный пикап будет?
– Нет, конечно, три мешка. Но Джавар сказал, если надо будет, людей даст переправщик из Дурма.
– Какие у него люди, Нури? – скривился Файсас. – Они смелые на этом берегу. И больше думают о своих отарах.
– А нам какая разница? Да и что о пустом говорить, Джавар с нами не поплывет.
– На это мы есть. Ты готов?
– Я всегда готов. А ты хотя бы лепешку взял с собой.
– А зачем? Я плотно пообедал, Гайда постаралась, а в Дурме Саид Ремизи накормит.
– Бесшабашный ты, Файсас, удивляюсь, как тебя еще Хатини держит!
– А кто плотами управлять будет? Второго такого рулевого, как я, у Хатини нет.
– Это да, рулевой ты опытный, – кивнул Нури, – но в жизни бесшабашный.
– И что?
– А то, Файсас, такие, как ты, долго не живут. Ладно, зайди во двор, там бурдюк с водой у топчана принеси!
– Сам почему не взял?
– Ты не понял, что я сказал?
– Ну что орешь? Эх, куда деваться, одни начальники кругом.
– Болтай меньше.
– А смысл, Нури, если жить мне осталось самую малость. Ведь такие, как я, долго не живут?
– Трепло!
– И я еще трепло? Сам…
– Ты будешь делом заниматься? – прервал курьера старший.
– Куда ж деваться? Буду. Но с тебя сигарета.
– У тебя и сигарет своих нет?
– Чужие слаще, – рассмеялся Файсас и пошел за бурдюком.
Нури покачал головой – нет, надо менять его. Пусть Джавар подыщет другого рулевого, а то с этим пропадешь.
Не знал он, насколько в этот момент был близок к истине.
Загрузившись, пикап двинулся на северо-восток, по грунтовой дороге мимо Файзабада к приграничному кишлаку в горах, Дурму.
Проводив транспорт, Хатини в своей комнате включил спутниковую станцию, набрал номер таджикского подельника Сагала.
– Салам, Асад! – ответил тот.
– Салам, Анзур! Как твои дела?
– Слава Всевышнему, неплохо.
– Ты готов ночью встретить курьеров?
– В принципе, да.
– Что значит, в принципе? – В голосе афганского наркоторговца прозвучали нотки недовольства.
– Я еще не встречался с человеком, обещавшим коридор на границе, – объяснил Сангал.
– Почему? У тебя было достаточно времени, чтобы все подготовить.
– Время было, человека не было, уезжал по неотложному семейному делу в Хорог. Сейчас вернулся. Выехал к пограничникам. Но не беспокойся, мой человек решит все вопросы, тем более что я дал ему столько денег, за сколько можно на месяц выкупить участок границы.
– Это было раньше, когда русские ушли. Сейчас и таджики стали нести службу серьезно, и русские советники в отрядах и на заставах появились. Как бы русские вновь не заблокировали границу.
– У нас не заблокируют. Сам знаешь свои местные особенности. А советников на ближних к кишлаку Башан заставах нет. Но есть офицеры, которые не желают рисковать жизнью за копейки. С ними всегда договоримся.
– Ну-ну, договаривайся. Товар прибудет в Дурм ориентировочно в 23.00. Старшим я отправил туда Джавара, своего заместителя, он, понятно, через границу не пойдет, его задача – контроль. Но свяжется с тобой именно он. Обсудив детали, начнете переброску.
– Особый товар будет?
– Немного, пакетик у Файсаса!
– Хоп, я все понял.
– Деньги за героин готовы?
– Конечно. Надеюсь, цена не изменилась?
– Пока нет, но следующая партия будет дороже.
– Скользкая дорожка – игра с ценами. Повысишь цены ты, другой торговец не сделает этого, и мы останемся, как говорят русские, у разбитого корыта. Я не смогу продать партию дороже, чем предлагают конкуренты.
– Скоро все, Анзур, будут торговать по одной цене.
– Что, афганские наркобароны решили перейти на плановую систему и единый тариф? – усмехнулся Сангал. – Что-то мне это напоминает из недавнего прошлого…
– Бароны ни при чем. Игиловцы все более усиливают влияние в стране. Как только они подомнут под себя наркотрафик, все станут работать по их законам.
– Что ж, если у всех будет равная цена, то все и будут иметь одинаково, только гораздо меньше, чем имели.
– Из этого бизнеса не уйдет никто!
– Конечно, сейчас доходность почти тысяча процентов, если опустится даже на триста, сто, все равно девать дурь из Афганистана, кроме Среднеазиатских республик и России, по большому счету, некуда.
– Наш разговор затянулся. Мы его продолжим, если хочешь, но не сейчас. Сейчас занимайся делом.
– До связи, Асад!
– До связи, мой друг!
Хатини отключил станцию.
«Тойота» с Джаваром, Нури и Файсасом прибыла в горный кишлак. Людей Хатини встречал глава селения Саид Ремизи. Он показал, куда поставить машину, пригласил гостей в свой дом, сильно отличавшийся от тех, что теснились вокруг. Население Дурма не имело никакой другой работы, кроме той, что давал Ремизи. Мужчины в основном были курьерами, переправлявшими наркотики в Таджикистан, женщины занимались домашним хозяйством. Впрочем, населения насчитывалось не более двадцати семей.
В главной комнате каменного дома Ремизи предложил гостям ужин. Женщины подали мясо, зелень, копченую рыбу. На десерт – обязательный чай со сладостями.
Джавар вместе с Ремизи вышли из дома.
Героин в мешках лежал на дне арбы, в которую был запряжен мул. Но и животное могло провезти груз только до половины пути, дальше сложно спускающееся небольшое плато обрывалось крутой тропой, зажатой с двух сторон скалами. И так тропа спускалась до затона, спрятавшегося за лесным утесом, имевшего несколько метров прибрежной полосы.
На утес вела лестница, там среди кустов оборудована площадка наблюдателей.
Заместитель главаря банды и его помощник осмотрели товар.
– Хороший героин, – проговорил Ремизи. – В центре Европы за килограмм такого дали бы не меньше десяти тысяч долларов.
– В Европе, Саид, больше в ходу евро, – осматривая пакеты с белым порошком, заметил Джавар.
– Я не знаю евро, мне не нужны евро, я знаю доллар – это настоящие деньги.
– Евро дороже, но если ты предпочитаешь доллары, то за килограмм этого героина получил бы не менее двенадцати тысяч долларов.
– Какие деньги! – облизнулся Ремизи. – А Сангал нам заплатит всего сто долларов за килограмм. Это сколько же получает он?
– Сангал не транспортирует наркотик даже в Россию, его предел – это Ош, там он сдает килограмм за тысячу долларов. По крайней мере, я слышал, что за эту сумму. Может, получает и меньше.
– Нам бы дал пятьсот долларов, мы бы были счастливы.
– Э-э, Саид не мелочись. У тебя сколько героина?
– Много.
– А у Сангала столько, сколько ему продашь ты и другие торговцы отсюда, ну есть и свои плантации, но их часто жгут правительственные войска.
– Тогда я должен диктовать Сангалу условия?!
– Ты? – удивленно посмотрел на главу кишлака Джавар.
– Извини. Господин Хатини, конечно. Вы, те, кто имеет большие деньги, чтобы сделать наркотик.
– Вот это верно. И не надо считать чужие деньги. Ты получаешь то, о чем договорено с Хатини?
– Да.
– У тебя хороший дом?
– Сам видел – хороший.
– У тебя сколько жен?
– Три.
– Твои жены, дети знают в чем-нибудь нехватку?
– Нет! Слава Аллаху, моя семья обеспечена всем необходимым.
– Так что же ты проявляешь недовольство? Каждый получает столько, сколько должен получать. И благодари Всевышнего за каждый прожитый день. Зависть же, Саид, плохой советник. Зависть вызывает ненависть, ненависть рождает стремление досадить тому, кому завидуешь, что в конце концов зачастую приводит к крови. Нам не нужна кровь, нам нужна стабильность. И кто ее создает, неважно. Как неважно и то, сколько неверных в России подохнет от нашего наркотика. Странная вещь, Саид, наркоманы знают, что каждая доза неминуемо приближает их конец, но идут на все – на воровство, грабеж, убийство – ради дозы. Ради приближения смерти. Вот что такое зависимость. Именно в ней успех нашего дела.
– Сейчас много мусульман стали принимать наркотики. Если раньше курили анашу, то сейчас нередко колют героин. Я был в Кабуле первый раз в 1985 году, когда наша страна была оккупирована Советской армией. Тогда мне там понравилось. Я имею в виду стройки, поднимались дома, гяуры протянули в горы линии электропередачи, появились больницы, госпитали, легко было. Не понравилось то, что женщины вели себя слишком вызывающе. И хотя в большинстве своем они соблюдали традиции, но были и те, кто открывал лица, и за это их никто не наказывал.
– Зачем ты говоришь мне это?
– Погоди, Галал, дослушай. Не важно, что мне тогда понравилось или нет, но в 1985 году я не видел в Кабуле ни одного нищего, ни одного бездомного, ни одного опустившегося наркомана. Второй раз я был в Кабуле год назад. И что я увидел? Дома, построенные гяурами, разрушены, кроме одного квартала, кругом грязь, свет часто отключается, чистой воды не найти, только у торговцев, много нищих, много бездомных, и еще больше опустившихся наркоманов. Я зашел в развалины бывшего Дома дружбы и, словно в аду, оказался. По развалинам бродят тени, они ничего не разбирают, возле стен лежат мужчины, и не понять, кто живой, кто мертвый. А вокруг много, очень много, больше, чем битого стекла и нечистот, использованных шприцев. Откуда эти шприцы? Мы никогда не пользовались ими. А тут такие маленькие, тонкие. Один из них, я не могу назвать его человеком, весь в лохмотьях, обросший, вонючий, трясущимися руками рвал обертку, грязной ладонью набирал зеленые таблетки и бросал их в рот. Я хотел спросить, что это? Он зарычал, протянул ко мне скрюченные пальцы. Я понял, убьет, это животное. И подумал, почему так? Почему стало хуже, чем было? Но это было не все, вечером я видел, как из проезжавшего по городу бронетранспортера с красным крестом на борту из люков выбрасывались мешки зеленых таблеток, упаковки шприцов, контейнеры с ампулами. Что это, Галал, как не намеренное уничтожение американцами и их союзниками нашего народа?
– Вот ты о чем. Тебе нужен ответ?
– Если он есть у тебя!
– Он есть и у тебя, ведь ты же ответил. Все неверные, и русские, и американцы, и европейцы, хотят одного, уничтожить наши национальные традиции, нашу веру. Ты прав, они дали нам сильные наркотики, чтобы мы исчезли как народ. Но Кабул – не весь Афганистан, да и в Кабуле жертвами становятся не так много людей. Поэтому, Саид, наше дело не просто торговля – это война. Неверные хотят уничтожить нас, а мы уничтожаем их. В России гораздо больше наркоманов, чем на всем Востоке. И будет еще больше. Мы уже выбили у России и у Европы целое поколение, выбьем второе, третье, а затем займем их территории. Это уже происходит в Европе. Наша война священна. А деньги? Деньги – это средство, чтобы жить достойно. Но мне надоел этот разговор. Товар готов, люди тоже. Что с плотом?
– На этот раз у нас лодка. Но хорошая, резиновая, крепкая, маневренная, – ответил Ремизи.
– А что с плотами?
– Они долго прослужили, надо вязать другие, но лодки лучше. Проще пустить две лодки с двумя курьерами, чем один плот с шестью воинами.
– Хоп! Может, ты и прав. Доставка товара Сангалу – на тебе. Тебе и отвечать.
– Но только не тогда, когда плавсредством управляют люди Хатини. А ты привез своих курьеров. Как я могу отвечать за них?
– Не надо прибегать к частному случаю. Сегодня да, если пойдут мои люди, за переправку отвечу я, в других случаях – ты.
– Это справедливо.
– Ты выставил наблюдателей за тем берегом?
– Да. Люди на месте. Контакт установлен.
– Что ж, тогда пора связываться с Сангалом.
– Станция исправна, пойдем в дом?
– Да!
Наркоторговцы прошли в дом. Нури и Файсас пили чай и играли в нарды. Хотели подняться при виде начальника, Джавар остановил их:
– Сидите. Но игру заканчивайте, скоро в дорогу.
Ремизи проводил заместителя Хатини в отдельно построенную комнату и вновь вызвал на связь таджикского наркоторговца:
– Анзур! Галал!
– Да, уважаемый!
– Ты решил вопрос с «коридором»?
– Решил, вернулся мой человек Габиев, он встретился с капитаном. С 0.00 до 2.00 «коридор» будет открыт.
– Место переправы прежнее?
– Да, но капитан предупредил, что, по метеосводкам, с востока подходит фронт сильного ветра.
– Это может сорвать наши планы?
– Боюсь, плот ненадежен для переправки в высокую волну. Повторяю, «коридор» капитан может открыть завтра, в это же время.
– Нет, все сделаем сегодня.
– Это рискованно.
– От нас пойдет не плот, а резиновая лодка. Новая, устойчивая, маневренная, с опытным рулевым.
– Ну тогда другое дело.
– Сигналы для начала переправки?
– Как только будете готовы, пусть ваш наблюдатель с утеса подаст фонарем сигналы – два коротких, один длинный, ответ – два длинных, и в дальнейшем мой человек не будет выключать фонарь, используя его в качестве маяка. «Коридор» небольшой, важно, чтобы лодка пришла в определенное место.
– Я тебя понял. В 0.10 начнем!
– Хоп! Мои люди уже у реки.
– Отлично. До связи!
– До связи!
Джавар переключился на Хатини:
– Асад! Я!
– Слушаю, Галал!
– С Сангалом все обговорено, он и мы готовы, начинаем выдвижение к реке.
– На границе спокойно?
– «Коридор» обеспечен с 0.00 до 2.00.
– Как сейчас с погодой в Дурме?
– Пока все тихо, но пограничники передали об усилении ветра.
– Это плохо.
– Ничего, учитывая то, что Саид предоставил резиновую лодку.
– Уверен, что на реке ничего не произойдет?
– В этом может быть уверен только Всевышний.
– И ты! Я не желаю терять товар и деньги из-за чьих-то просчетов, пусть даже они касаются погоды.
– Думаю, все пройдет нормально.
– Мне мало твоих мыслей, мне нужна гарантия, – повысил голос Хатини.
Джавар, сам не раз переправлявшийся через беснующийся Пяндж на лодке, не хотел лишние сутки торчать в Дурме, поэтому ответил:
– Я уверен, что все пройдет как надо.
– Хорошо. Ты сказал, я принял сказанное. Понимаешь, что с этого момента ты не контролер, а ответственный за переправку товара?
– Да!
– Хоп! Да поможет тебе Всевышний! Следующий сеанс связи при возвращении курьеров либо в случае отмены переправки, но тогда Сангал должен обеспечить «коридор» на другое, ближайшее время.
– Да, Асад!
– Удачи!
Джавар отключил станцию. Вышел на улицу, посмотрел на небо. Оно было ясным, звездным.
– У нас все готово, – доложил подошедший Ремизи.
– Сангал сообщил, что пограничник, обеспечивающий коридор, предупредил о ветре, а значит, и о большой волне.
– По-моему, таджикские метеорологи дали неправильный прогноз, – тоже посмотрел на небо Ремизи. – Обычно перед бурей небосклон затягивают облака, горизонт темнеет и сливается с вершинами гор, в воздухе заметно пахнет свежестью. Сейчас этого нет. Их специалисты часто ошибаются, Галал. Но даже если и поднимется волна, то она страшна для плота, не для лодки. Если, конечно, на ней опытный рулевой, который знает, что нельзя подставлять волне бок.
– У меня опытный рулевой. Отправляем курьеров.
– Ты не будешь инструктировать своих людей?
– Нет, это лишнее. Да, шайтан, сигналы, запомни и передай своему наблюдателю, в ноль часов с нашего берега должны быть поданы три сигнала: два коротких и один длинный, в ответ – два длинных, затем фонарь с той стороны будет гореть постоянно, указывая место выхода лодки. Последнее сообщи Нури, моему старшему.
– Хорошо.
– Я буду в комнате.
– Хоп, скоро подойду.
Курьеры и шестеро носильщиков вышли по тропе к укрытому утесом затону в 23.50. На гравийном берегу уже лежала солидных размеров лодка без кормы, там имелось место для мотора, но шуметь на реке нельзя, поэтому было прикреплено весло.
Носильщики загрузили мешки на лодку.
– Сможешь управлять этой посудиной? – взглянул на Файсаса Нури.
– Ты задаешь странные вопросы, Нури, – усмехнулся тот. – Выведу лодку куда надо. Саид предупреждал о возможной волне.
– Ерунда, посмотри на борта, на такой лодке в море выходить можно.
– Ты говоришь так, как будто когда-нибудь ходил в море. Сомневаюсь, что ты вообще видел что-то, кроме Пянджа.
– Я был в Иране, а там Каспий.
– Да? И когда же?
– Неважно.
Сверху спустился наблюдатель, обратился к Нури:
– «Коридор» свободен, можете идти. На том берегу, на холме, увидите свет фонаря, вам следует идти на него. Точно на него. Уйдете за изгиб по течению, попадете под пограничников. И еще, здесь не видно, а на реке поднимается волна.
– Большая? – спросил Файсас.
– Пока нет, но ветер усиливается.
– Шайтан с ним! Ориентируемся, значит, на маяк?
– Да! Я смотрю за вами.
Наблюдатель пошел к деревянной лестнице. Нури забрался в лодку, сел у носа, ухватившись руками за трос.
Файсас незаметно достал украденную из лаборатории таблетку, бросил ее в рот, ладонью зачерпнул воду, запил.
– Ты чего? – обернулся к нему Нури.
– Я всегда делаю так перед форсированием.
– Не замечал.
– Ты много чего не замечаешь.
Файсас почувствовал приятное головокружение. Чувство опасности и боязни покинуло его. Он столкнул лодку в заводь, сел на место рулевого, взял весло. В голове зашумело, наступило опьянение.
«Сильная штука, – подумал он, – хорошая».
И, оттолкнувшись от суши, выбрался на большую воду. Чувствуя в теле невесомость и испытывая наслаждение, Файсас повел лодку в направлении маяка. Лодка уверенно резала носом еще невысокие волны. Наблюдатель смотрел за удаляющимся плавсредством…