Ина лежала в полной темноте. Или это глаза перестали видеть? И всё тело парализовано. Неужели она попала под машину и теперь в больнице? Или даже впала в кому? Она слышала, что такое бывает: люди после аварии в сознании, но двигаться не могут, и все думают, что они в коме.
Почему-то эта мысль не испугала Ину. И сразу забылась. Наверное, потому что рядом звучали голоса. Очень красивые. Молодые, нежные, женские. Может, это медсёстры?
– Да, ак-вирана, мы позаботимся о ней. Но у нас нет пока таких взрослых учениц…
– Ничего страшного. Учите её вместе со всеми. Она не знает нашего мира. Сейчас важно, чтобы она привыкла.
Ина заслушалась этим вторым голосом. Такой нежный и заботливый. Потом до неё дошло, как эту вторую называли. Ак-вирана. Но… Вирана – это что-то вроде королевы или даже императрицы. А ак-вирана? И, получается, Ина теперь в Девятимирье? Прочитанная несколько лет назад история вспомнилась так, словно Ина видела перед глазами чёткий округлый почерк Рианы. Это тоже не удивляло и не пугало. Ина поняла, что уже давно хотела сюда. Наверное, это желание никогда не пропадало, просто превратилось в такое привычное, что перестало замечаться.
Ина прислушалась. Теперь тот нежный голос давал какие-то распоряжения, которые она не могла понять. Просто наслаждалась его звучанием. Как голосом Радика…
И тут Ина поняла, что не так. Совсем не так. Нежный голос был полон игл. Не редких тонких иголочек, которые цепляли её в голосе Радика. Нет, теперь это было… Когда-то в детстве Ина нечаянно влезла в стекловату. Она ведь мягкая и пушистая. Потом Ина долго плакала от непрекращающегося зуда. Хорошо, что она в эту вату тогда не легла, только встала на коленки и опёрлась ладошками. Тогда мама долго отмывала её и чем-то лечила, ругая и одновременно радуясь, что Ина не дотронулась до лица грязными руками. А то бы и глаза пострадали.
Этот нежный прекрасный голос был полон точно таких же игл. Невидимых, мягких и ядовитых. Они не впивались в Ину, но сильно раздражали, как память о той стекловате. Неизвестная ак-вирана играла. Нет, не совсем так. Она не играла какую-то роль, а играла голосом. Как играют на музыкальном инструменте. Не врала, не приказывала. Она умело пользовалась своим голосом, чтобы люди слышали именно то, что хотят слышать. К искренней интонации добавлялось что-то ещё. Как у Радика. Но он просто мальчишка. Кот, как назвал его Кирилл. Нет, избалованный породистый котёнок-подросток, забавляющийся с игрушками-людьми. А та, кто говорила, была… Пантерой! Не справедливой и благородной, как в старом мультике о Маугли. Она была смертельно опасна. И не играла. Она всегда знала, чего хочет. Как знает охотящийся хищник.
Ина радовалась, что не может двигаться и даже шевельнуть ресницами. Это защищало её от нежного и смертельно опасного голоса ак-вираны. Но что будет дальше?
Разговор двух женщин отдалился, потом голоса замолкли и стало совсем страшно. Где она? Что происходит вокруг? Что будет дальше? И что вообще произошло? Как она оказалась здесь? Ведь она была дома…
Нет, не дома. В городе. Шла в кафе на свидание с Радиком. Свидание, которого не произошло. Радик оказался… Ладно, это сейчас не самое важное. Вообще не имеет значения. Надо понять, что произошло и что делать дальше.
Так, она услышала разговор Разика-Славика и Жэки. Ушла из торгового центра. Шла по скверу. Ей было очень плохо и хотелось всё изменить. Неужели это её желание? Нет, это глупо. Было что-то ещё.
Смутно вспомнились зелёная ворона и окликнувший Ину пожилой мужчина. Может, это он её зачаровал? Тоже нет. Он был с маленьким мальчиком, наверное, с внуком. Обычный мужчина.
Зелёная ворона и упавший предмет. Ина уже несколько раз видела зелёную ворону. Сначала на чердаке, когда нашла тетрадь. Потом в комнате, когда тетрадь пропала. И сегодня в сквере.
Получается, эта зелёная ворона – не ворона, а тот попугай, о котором писала Риана. Или такой же. И он кинул Ине под ноги подвеску. Она не обратила на неё внимания. Наверное, так и было задумано. Увидел внимательный прохожий, подумал, что подвеска упала у Ины, вернул.
А она, дура, надела её. Почти три года она не надевала ни одного украшения, если они не были подарены родными или Кириллом. Она помнила о волшебстве. Хотя и смеялась над детским суеверием. Которое оказалось не суеверием.
Ина вспомнила ту подвеску. И вспомнила тетрадь. Между последними страницами тоже лежало что-то круглое, вроде монетки или медальона. Может быть, такая же подвеска? И Ина тогда правильно сделала, что не дочитала тетрадь?
То прошлое. А что сейчас? Ина многому научилась за эти три года. Она теперь умеет и фехтовать, и защитить себя. И много чего ещё. Но для этого нужно двигаться, видеть, знать, что происходит вокруг. И искать удобный момент, чтобы сбежать.
Почему она подумала о бегстве? Потому что снова вспомнила о тетради? Ведь там было точно также. Ну, почти также. Нет, тетрадь ни при чём. Ина не верит тому красивому нежному голосу. Боится его хозяйки. И хочет, чтобы та не знала, где Ина.
Девочка лежала и думала о том, что же ей делать. Не навсегда ведь этот паралич. Если её будут учить, значит, она восстановит все силы. Темнота и неподвижность временные. Что потом?
Ина снова вспомнила тетрадь. Риана притворялась послушной, пока не находила выхода, способа сбежать. И дедушка говорил, что не всегда надо сразу сражаться. И Кирилл. Он рассказывал о том, что даже деревья гнутся. Надо уметь гнуться и не ломаться. Распрямляться при первой возможности, как упругая живая ветка. Кирилл… Старший брат. Самый надёжный её друг. Он называл её Травинкой. Трава гнётся под ветром. И снова распрямляется. И прорастает всюду, разрушая даже камень.
Трава под ветром…
***
Ина задремала, сама не заметив этого. А потом резко проснулась, словно от удара. И увидела свет. Небольшое окно, освещавшее крохотную комнатку. Ина лежала на кровати, почему-то ногами к окну. В комнатке были ещё небольшой комод из некрашеных досок, стул и что-то вроде рабочего столика – тоже из некрашенного дерева. И железный треножник, на котором стоял медный таз. Наверное, для умывания.
Ина осторожно села, осмотрела себя. Её кто-то переодел. Бельё не тронули, но вместо брюк и блузки – странное платье. Похожее на средневековые туники: прямое, почти до щиколоток, с длинными прямыми рукавами. Никаких вытачек или закруглённых швов. Всё сшито из трёх прямоугольников: один с перегибом на плечах – платье, два – рукава. Тонкая шерсть зелёного цвета, наверняка дешёвая, но не колется. Воротник отделан широкой каймой жёлтой грубоватой ткани, скорее всего, льняной. Такая же кайма идёт по низу длинных рукавов и подолу. И жёлтый фартук. И гольфы жёлтые. Рядом с кроватью грубые кожаные башмаки с невысокой шнуровкой и без каблука. Немного похожи на детские пинетки, какие совсем малышам шьют. Или куклам.
Ина встала и выглянула в окошко, разделённое планками переплёта на четыре части. За окном был, наверное, хозяйственный дворик с большой поленницей, дальше виднелся начавший цвести сад. Не какой-нибудь сказочный, а обычный яблоневый. Ну, может, и другие деревья там росли, но отсюда не рассмотреть.
Интересно, сколько сейчас времени? Ина подошла к торговому центру без двадцати одиннадцать. В сквере оказалась около одиннадцати. А вот потом сколько была без сознания? И вообще здесь как время течёт? Вдруг совсем не так, как на Земле?
Ину обдало морозом, да так, что она от слабости почти упала на кровать. Родители! Она пропала, не сказав, куда идёт. Да и если сказала бы, что толку? Они же с ума сойдут! А бабушка?! Кирилл? Маша, которой нельзя волноваться? Никос, которому это тоже может быть вредно, и который должен приехать на днях. Надо вернуться как можно скорее!
Ина вздохнула и заставила себя успокоиться. От паники пользы не будет. Надо искать выход.
Кстати, а что за дверью?
Она толкнула невысокую дощатую дверь. Та, негромко скрипнув, открылась. Ина этому удивилась. Она думала, что её заперли. Но нет. Или тут другая охрана? Как в том зачарованном саду?
За дверью оказался пустой коридор, неширокий, с белёными стенами и тёмными балками, поддерживающими невысокий – метра два с половиной – потолок. Значит, точно не дворец.
Ина осторожно вышла и огляделась. С одной стороны коридора были дощатые двери, наверное, в такие же спаленки, как у неё. С другой – тоже небольшие окна. За ними виднелся ещё один двор, просторный и выложенный камнем. С трёх сторон его буквой «П» окружало серое каменное здание, с четвёртой – высокая каменная стена, за которой виднелась пустошь. Вокруг никаких домов или тем более селений. Что же это за место? Не дворец и не замок.
– Здравствуй. Ты тут учиться будешь? Или учить нас?
Детский голосок настолько напугал Ину, что она едва не опёрлась рукой о стену, так подкосились ноги. Медленно обернулась. Перед ней стояла девочка лет восьми, одетая в такое же зелёно-жёлтое платье, как и на Ине. Чёрные волосы были заплетены в две косички, на голове жёлтая косыночка. В карих глазах искреннее детское любопытство.
– Меня Ар́и зовут, а тебя как?
– Ина… А где мы?
– Ты разве не знаешь? Мы в школе самой ак-вираны Карри́н! Она добрая, часто к нам приезжает. Нам надо хорошо учиться, чтобы помогать ей потом. У нас дар, поэтому нам надо хороших учителей. Ты тоже сирота?
Ина слушала детский голосок Ари, понимая с пятого на десятое. Потом до неё дошло, что девочка задала вопрос. Как на него ответить? Нельзя врать, это ведь отказаться от родных, от тех, кого любишь и кто жив. И честно сказать нельзя.
– Не знаю. Я здесь одна, – осторожно ответила Ина.
– Значит, сирота. Мы все тут сироты. И мальчишки. Только они в другом крыле живут. Скоро обед. Ты пойдёшь?
– Я не знаю, куда…
– Я покажу. И наставнице Уле скажу, что ты пока боишься. Она добрая, она всем помогает. Пойдём.
Ари потянула Ину за руку и направилась к левому концу коридора. Ина последовала за ней.
Они не успели дойти до двери в торцевой стене коридора, как она раскрылась и в проёме появилась невысокая кругленькая женщина, уже в возрасте, но очень милая и с добрым, домашним лицом. Одета она была в синее шерстяное платье до щиколоток, белую косынку и белый передник, в отличие от передников девочек, не поясной, а с грудкой. Одежда эта напомнила Ине одежду старинных сестёр милосердия или монахинь, но никаких отличительных знаков – ни крестика, ни каких-нибудь рун, какие можно ожидать в другом мире, – не было. И гольфы… чулки у женщины были обычные, серые, из тонкой шерсти.
– Ари! Ты зачем разбудила Ину? Она болеет после дороги.
– Я не будила, – обиженно и доверчиво ответила Ари. – Она в коридоре была. Я на обед шла, а она стоит.
– Я на самом деле сама проснулась, – осторожно сказала Ина. – Прошу, не ругайте Ари.
– Да кто же её ругать будет? – улыбнулась женщина. – Здравствуй, Ина. Меня зовут У́ла, я наставница девочек. Сейчас пойдём на обед, а потом мне нужно будет с тобой поговорить. У тебя ведь много вопросов. Не бойся, тут тебя никто не обидит.
Ина смотрела на милую кругленькую женщину. Ула? Неужели та самая, о которой написано в тетради? Нет, наверняка нет. Та была худая, узколицая и намного старше. А эта чем-то похожа на Машу, жену Кирилла. И в её голосе нет никаких иголок. Наверное, ей можно доверять.
Они спустились по деревянной некрашеной, чисто выскобленной лестнице, довольно узкой, но удобной. Внизу оказался такой же коридор, как и наверху, но с намного более высоким потолком. И дверей в нём было меньше. Широких, двустворчатых, высоких. С красивой резьбой и бронзовыми ручками. Словно в старом особняке. А вот окна оказались совсем необычными. Ина привыкла, что окна бывают или прямоугольными, или с арками – обычными или стрельчатыми. Ну или круглые или полукруглые, но это редко. А тут окна напоминали силуэты зажжённых свечей. Высокий узкий прямоугольник, над ним небольшое сужение и снова расширение, заканчивающееся стрельчатой арочкой. Очень красиво и необычно.
Рассмотреть окна подробнее не удалось. Ула повела их почти в самый конец коридора. Ина сообразила, что это получается правый угол буквы «П», а они, значит, были в левой «ножке» этой буквы. Интересно, там, где её комната, – это левое или правое крыло? Потому что непонятно, как считать – стоя лицом к зданию или спиной. Если лицом, то левое, а если спиной – правое.
Они вошли в распахнутые двери, из-за которых доносились детские голоса и пахло чем-то вкусным. Это была столовая. Почти такая же, как в одном из лагерей, в котором однажды отдыхала Ина. Не с отдельными столиками, а с длинными столами, вдоль которых стояли скамейки без спинок. По краям чисто выскобленных, без скатертей или салфеток, столов белели слегка смятые полотенца, наверное, чтобы затереть пролитое, если что.
За столами сидели дети. Все темноволосые и темноглазые, но с правильными европейскими лицами. Лет по десять самое большое. Девочки одеты точно так же, как она и Ари, мальчики – в зелёные рубашки навыпуск с жёлтыми поясами-кушачками, и зелёные штаны, заправленные в жёлтые гетры. Одежда очень напоминала средневековые картинки. Но при этом не походило ни на что, что видела Ина. Похоже, но другое.
Некоторые дети разносили на подносах нарезанный хлеб, другие помогали взрослым женщинам, разливавшим по мискам похлёбку. В конце зала виднелся проём с подъёмником. Удобно. Готовят внизу, а по лестнице носить не нужно. И посуду потом в подъёмник поставить просто.
Разливавшие похлёбку женщины носили серые платья и белые фартуки и косынки. Наверное, это форма прислуги. А у учительниц и учителей – в зале были и мужчины – одежда синяя. Только у мужчин башмаки немного другие – с невысоким кожаным каблуком и затягивающимися вокруг щиколоток шнурками, которые потом ещё и гетры обвивают, завязываясь почти под коленями. Поверх рубах длинные, до середины бедра, куртки без пуговиц, с завязками на левом боку, как у халата, но плотно обтягивающие грудь. Вместо кушаков кожаные пояса с сумками. А у учительниц сумки суконные, вышитые.
Когда Ула ввела девочек, ребятишки обернулись и уставились на Ину любопытными чёрными и карими глазами. Потом по столовой зашелестело: «Голубые, у неё глаза голубые. Чур меня!»
Ина поняла. Ведь и сама слышала выражение «врёт на голубом глазу», и «дурной глаз». У многих народов голубые глаза считаются признаком колдунов или умеющих наводить порчу. И амулеты в сувенирных лавках продают – синие шарики или кругляшки с белым пятнышком и чёрной точкой. Многие их считают просто украшением или «павлиньим глазом». Ина, заинтересовавшись восточными сказками, нашла, что это на самом деле оберег от «голубого глаза». И даже попросила родителей купить ей такой. Забавно было носить оберег от голубого глаза, если сама голубоглазая.
– Познакомьтесь с Иной. Она будет учиться вместе с нами. Ина, садись вот сюда. Тебе тут будет удобнее. Ари, иди на своё место.
Ина послушно села за стол старших ребят, совсем рядом со столом учителей. Молча съела миску похлёбки – крупяной с мясом, вкусной и сытной. И снова осмотрела столовую. Дети ели быстро и не баловались. Не боялись наказания – это Ина бы заметила, – просто не баловались. С уважением относились к еде, особенно к хлебу. Ина это тоже поняла. Играть едой – занятие излишне благополучных людей. Которые не знают, как еда достаётся. А эти дети – сироты. И не в нашем мире. Они отлично понимали, что такое – вырастить зерно. И потом испечь хлеб.
– Ина, пойдём со мной, – ласково положила ей руку на плечо Ула. – Нам надо поговорить.
***
В комнате Улы, расположенной на втором этаже, но в том же крыле, что и спальня Ины, и почти также скромно обставленной, наставница пригласила Ину сесть на один из трёх стоявших у стола стульев, сама села рядом.
– Ты молодец, что так спокойно себя ведёшь. Тебе очень тяжело, я понимаю. Ты ещё утром была дома, на Земле. Я немного знаю об этом. Но произошло что-то, что перенесло тебя сюда. Я не знаю, что.
Ину кольнула тоненькая иголочка. Ула знала. Или? Нет, знала. Не хотела говорить, но и не врала. Что-то среднее. Она была искренне доброй. И при этом верила в то, что тут надо соврать.
Ула же продолжала:
– Ты оказалась у нас очень вовремя. Если бы это произошло на час позже, мы бы не знали, что с тобой происходит, откуда ты вообще. Но тогда у нас была сама ак-вирана Каррин. Она и основала эту школу, три года назад. Она знает, что бывают дети из других миров, и как с ними обращаться, как им помочь. Если бы не она, ты бы долго болела. Она дала тебе лекарство, чтобы снять паралич. И сказала, что у тебя большой дар. Тебе надо учиться. И тогда, возможно, тебе удастся вернуться домой. Но это, к сожалению, будет нескоро.
Ина поняла, когда Ула врёт. Точнее, верит тому, что говорит, но говорит неправду. Это было только когда она упоминала ак-вирану. У неё тогда менялось лицо. Становилось восторженно-бездумным. Как будто она говорит о том, кого безумно любит. Так иногда матери говорят о маленьких детях. Или фанатики – о руководителях сект. Но Ула точно не фанатичка. Наверное, так её зачаровала та ак-вирана. Ведь если это волшебный мир, то и чары есть.
– Ты пока будешь жить здесь. У нас хорошие учителя, добрые. Ты научишься многому. Ак-вирана говорит, что у тебя дар, но какой – пока неизвестно. Может, и несколько. – Ула теперь врала осознанно. Она знала, какой дар у Ины. И не говорила этого. Значит, дар какой-то такой, который может и помочь этой ак-виране, и навредить ей. Надо скорее понять, что это за дар и как им пользоваться.
– Ты много знаешь о своём мире, о Земле. Не могла бы ты помогать нам с уроками? – мягко спросила Ула. – С тем, что одинаково у вас и у нас. С математикой, например. Мы не всегда успеваем, учителей пока не хватает. Учителя по дару есть, а вот по обычным знаниям – не все. И по другим мирам. Особенно по Земле. Но это не сейчас, а осенью. Сейчас нам бы с арифметикой справиться.
– Хорошо, – согласилась Ина. – Если вы объясните. Но я мало что знаю. Я только в девятом классе.
Ула стала объяснять, что нужно совсем простое – основы арифметики, правописание – она не говорила «русский язык» и Ина понимала, почему, ведь они называли себя иначе и совсем не были русскими. Даже простая физкультура была бы полезна. Школа эта совсем новая, раньше такого во всём мире не было, ак-вираны Каррин первые, кто такое придумал и дал деньги. И такое хорошее здание они дали, и прислугу. И еду очень хорошую дают. Ак-вирана каждые три месяца приезжает, чтобы самой всё проверить. Или ак-виран, но это реже. У него другая школа есть, почти такая же, но только для мальчиков. А ак-вирана заботится о тех, у кого есть дар. И хочет, чтобы их мир стал таким же богатым и удобным, как Срединный.
Ина слушала Улу и всё больше понимала, что нужно притворяться. Быть травой на ветру. Не птичкой в клетке, как Риана. Травой, которая гнётся, но на которой не остаётся грязи и капель. И которая режет кромкой до крови. Жёсткой и шелковистой на вид осокой. Пока не придёт время распрямиться.
Ина смотрела на цветущий сад. Не из окна своей комнатки, а свободно выйдя за ограду служебного дворика. Сидела на скамейке и любовалась медленным падением бело-розовых лепестков. «Словно в Японии, наслаждаюсь сакурой» – грустно улыбнулась она. Веселиться особо было нечему.
Она жила в школе уже третью неделю. В настоящей школе юных волшебников. О каких столько читала в детстве. В закрытой, уникальной волшебной школе. И у неё даже был дар. Или несколько. Но ей не говорили, какие.
Только вот эта школа совсем не походила на те, о каких пишут в книжках и какие показывают в фильмах. Никаких двигающихся лестниц, летающих мётел, таинственных комнат и говорящих портретов. И учителя были вполне обычными. Добрыми, что далеко не всегда случается в земных школах, это да. Но и на Земле школы разные. Одежду носили другую, тоже верно. Но это средневековый мир, тут моды другие. И технологии проще. Не сказочные, а средневековые.
В руководстве школы тоже не было ничего необычного или волшебного. Была управительница – молодая и отвечающая скорее за всякие хозяйственные вопросы. Её голос Ина слышала в первый день. Но управительница так редко появлялась в учебных и жилых помещениях, что Ина до сих пор даже не знала её имени. Были два наставника – Ула у девочек и пожилой мужчина у мальчиков. Были учителя, некоторые из которых жили рядом со спальнями детей, а другие в башенках по сторонам парадного двора.
Детей же тут воспитывалось человек сто пятьдесят, не больше. Ведь это не простой приют. Только их не как в «Гарри Поттере» отбирали и не распределяли по факультетам с помощью волшебства. Ина пока не видела здесь ни одного волшебного предмета. Не было здесь никаких заклинаний, волшебных палочек и магических снадобий. Не потому что ученики слишком малы. Просто не было.
Их учили самым обычным вещам. Например, арифметике. Которую теперь преподавала Ина. И физкультуру. С правописанием не получилось. Грамматика заметно отличалась. Часто требовалось писать «С» вместо «З», «Р» вместо «Л», «И» вместо «Е». Если в слове подряд шли две согласные, то между ними обычно ставили гласную, а вот в конце слов гласные иногда исчезали. И получался какой-нибудь «ворек» вместо «волка», хотя произносилось правильно. Встречались совершенно незнакомые слова. И со знаками препинания было не совсем понятно.
Ина встряхнула головой, скинула поднадоевшую жёлтую косынку. Причём тут правописание, если это волшебная школа? Два раза за всё время были уроки дара. На которых она оказывалась настолько мало знающей, что над ней шестилетние детишки смеялись. Которые тоже пока не знали своего дара. Но могли рассказать, какие вообще бывают дары. Дар лекаря, садовода, животновода, корабела. Не умение, не обычное мастерство, а дар. Или дар предсказывать погоду. Круче метеоролога. Ина видела. Один мальчик это умел. С точностью до пятнадцати минут и десяти метров говорил, где и когда пройдёт дождь. Тогда половина сада промокла под ливнем, а половина осталась сухой, как он и говорил.
Были и другие дары. Которые не требовали заклинаний и всяких красивостей, какие показывают в фильмах. Дети знали, что эти дары у них точно есть. А Ина вот не знала. Не верила. Какой может у неё быть дар?
Ладно дар! Вот как отсюда сбежать? И как вернуться домой? Родители там в ужасе, бабушка… Ей уже девяносто пять. У неё сердце может не выдержать. А если она знает? Если это вызов гвера? Бабушка ведь её предупреждала, что что-то может случиться. Но всё равно. Никос с Доном вернулись из санатория… И увидели пустую парту. Вот Ирка с Катей рады, наверное. Кирилл голову Радику оторвал, а Радик понятия не имеет, что произошло. Ине его даже немного жалко.
Ина снова и снова обдумывала то, что удалось узнать за эти три недели.
Это было Девятимирье. И даже тот самый мир. Потому что на коротеньких уроках географии упоминали об островах Эло́нг и Мера́н. И показывали их на карте. Очень странной карте, состоящей из трёх трапеций и двух треугольников – большого и поменьше. Ина пыталась понять, как совместить кусочки карты, и они складывались в треугольную пирамиду со срезанной верхушкой. А Материк, на котором она оказалась – всего один и, кажется, совсем маленький, – находился у верхнего угла маленького треугольника. Материк этот назывался Семи́р или Сими́р – как кому удобно говорить. И мир назывался Семир.
Это был тот самый мир. Тот, о котором писала Риана. И совсем другой. Не восточная яркая сказка, а похожий по климату на Европу. С яблоневыми садами, прохладой майских ночей, равнинными реками и обычными дубами, берёзами и клёнами. Может, Ина просто придумала тогда, что это Восток? Риана ведь об этом не писала.
Мир тот и не тот. Наверное, это другое время, другая эпоха. Ну или даже много времени прошло. Ведь во время Рианы тут войн не было около полувека, а теперь говорят, что почти двести лет.
Не писала Риана и об ак-виранах. Ни слова. Потому что тогда был виран, законный наследный правитель. А теперь два регента при маленьком виране. Сироте. Его хотят учить или здесь, или в другой школе, которую курирует ак-виран. Вирану сейчас лет десять. И он слабенький. Ак-вираны, супруги Каррин, заботятся о нём и хотят вырастить здорового и мудрого вирана. Так говорят все. И искренне верят в это. А Ина слышит, что это ложь. В которую верят, потому что их зачаровали. Только вот как?
Мысли Ины снова вернулись к дару. Может, это умение слышать ложь, которую даже сами люди считают правдой, и есть её дар? Но как он может помочь? И ведь не всегда она эту ложь слышит. Когда вчера мальчишки, поблёскивая честными чёрными глазами, говорили ей, что все задачки решали сами, она отлично знала, что врут. Но не слышала. А когда Ула говорит, что ак-вирана волнуется об Ине, то это правда, иначе бы Ину здесь не держали. И всё равно иголочки колются. Если это и дар, то очень странный.
Как же отсюда сбежать? Ина мысленно представила план поместья.
Основной дом стоит на небольшом пригорке, под которым течёт узенькая речка, огибающая поместье справа, вдоль хозяйственного двора, и с задней стороны, за садом.
Вот дорога. Она идёт только до школы. Пересекает большую пустошь, такую, что леса на той стороне почти не видно. А он там есть, все ей об этом лесе говорили. Что он очень большой, через него нужно целый день ехать до ближайшего села.
Значит, дикий лес, потом пустошь, на которой ни одного деревца. Речка с каменным мостиком. Потом парадный двор школы. С высокой стеной, через которую не перелезть – свалишься. Стена эта не из дикого камня, а из тёсаного, пригнанного так, что нож не просунуть, и на хорошей извести сложена. Сверху верёвку не прикрепить, некуда. Да и увидят, потому что по углам здания выступают полукруглые башенки. Здесь давно нет войн. Крепости не нужны, окна в башенках растесали и сделали нормальными, а не бойницами. Из них отлично видно всё, что делается на стене. Под стеной высохший ров, который раньше был заполнен водой из речки.
Потом идёт обычная ограда, которая окружает сад и огород. Вот она зачарована. Чтобы мальчишки яблоки не таскали и по грядкам лишний раз не бегали. Ничего плохого в таких чарах нет. Обычная защита богатого поместья. Ина уже узнала. И от диких зверей, чтобы потравы огороду не было. Даже зайцы по зиме её обходят. Яблони поэтому целые, никто им кору не грызёт. Но Ине через эту ограду тоже не перелезть. Стоит дотронуться – орёт как автомобильная сирена, а руку не уберёшь – ещё и стукнет чем-то вроде тока. Не больно, но парализует, пока воспитатели не подойдут. Это Ине мальчишки рассказали. Которые пытались в том году яблок нарвать.
Получается, и через эту ограду никак. И никаких подземных речек, только обычная, за оградой. В эту речку, узкую и неглубокую, текут мелкие, по колено, ручьи из прудов.
А если бы была подземная? Ина вообще сомневалась, смогла бы проплыть в подземной речке больше полуминуты. Да, одно время пробовала так сдерживать дыхание, но у неё это плохо получается. А если плыть долго? Скорее утопнешь, чем выберешься на волю.
Подземных ходов тоже нет. Зачем они тут? Это в рыцарских романах такие ходы повсюду, а в реальности попробуй его выкопай! А потом поддерживай сотни лет в хорошем состоянии, чтобы поверху земля не просела. Да и куда бы он тут вёл? Если поместье посреди ровной пустоши. Говорят, был один, к речке. Но обвалился ещё до того, как открыли школу. Подвалы же, на самом деле очень большие, никуда не ведут.
Через скотный двор, конюшни, поле для верховой езды тоже не выбраться. Та же ограда, чтобы кто скот или коней не поворовал. Войн нет, но воры-то всюду есть.
В общем, самой из поместья не выбраться. И не спрятаться в телеге с грузом. Потому что всё необходимое в школе есть. Феодальное общество, о котором она целых три доклада сделала. Каждый сам себя всем обеспечивает. Даже тканями. В школе, правда, пока ткацкие станки мало используют, потому что ученики – дети ещё, им пока простые дерюжки научиться ткать надо. Поэтому ткани привозят. Когда приезжает ак-вирана. А с ней Ина встречаться не собирается. Совсем даже не собирается!
Предположим, она удерёт. Что дальше? Через пустошь заячьим скоком? И сколько бежать? А за ней на лошадях. Потом лес. В котором Ина ни разу не была. И в котором не только зайцы с лисами. Есть в этом лесу животные посерьёзнее. Такие, каких на Земле никогда не видели. Ка́ги. Что-то вроде динозавров. Злинношеие, как страусы. На двух ногах, все в перьях, башка с острым, словно ножницы, клювом и чем-то вроде клыков. Больших клыков. Передних лап почти и нет, потому что задних хватает. И довольно длинный хвост, тоже в перьях. Словно скрестили ящерицу с бурой курицей. Вообще-то говорят, что каги не хищные, питаются листьями с кустов, плодами всякими, шишки любят. Но вполне могут и мясом закусить. Всеядные потому что. Это на скотном дворе их зерном, репой и фаршем кормят. А в лесу они дикие. Курочки местные. Куры ведь тоже мясо любят – червяки-то тоже мясо, причём без костей. А эти курочки ростом с человека. Правда, у них мясо вкусное, почему их и в хозяйстве держат. Стадами. Которые сейчас в загонах. Говорят, потом на пустошь выпустят, как на пастбище. Наверное, их следы тогда и видела Риана, о них ведь в тетради есть.
Ладно, надо вернуться к побегу. Что для него вообще нужно? Другая одежда. В этой сразу заметят. Ина сначала удивлялась, зачем отделку и фартуки с косынками из жёлтой материи делают. Потом поняла. Так любого ученика издали видно. Раньше тоже воспитанников приютов одевали в пёстрое, чтобы все их сразу отличали.
Одежда. Что ещё? Нож! Без него никак. Кремень и кресало. Котелок. Без горячей еды долго не протянуть, хотя бы без кипятка.
Ина вздохнула. Всё это мечты. Потому что даже через ограду не перебраться. Нож, котелок, пружинная зажигалка – в поместье ими пользоваться можно свободно. Но все они по счёту, ничего не украсть.
– Ина, ты здесь? – послышался звонкий голосок Ари. Она выбрала Ину своей старшей сестрой. Хорошая девочка. И, как все здесь, сирота. Не из крестьян. Родители были учёными. Пропали в какой-то поездке. Девочку взяла под покровительство ак-вирана. Ари её любит. А Ина каждый раз прикусывает губу, потому что иглы колются очень сильно. Ложь, всё ложь! И очень жаль Ари, которая верит той, кто, наверное, и убила её родителей. Ак-вирана. Регент при малолетнем виране.
***
Подошёл июнь с его летней жарой. Все давно носили не шерстяную, а льняную одежду, но того же зелёного и жёлтого цвета. На зелёном не заметен сок растений, поэтому дети могут свободно валяться на траве. А жёлтые оторочки и косынки всегда выдадут, кто куда идёт.
Ина присматривала за детьми. Девочки водили хоровод и напевали песенку:
Матушка Семи́ра
По полям ходила,
Травы собирала,
Деток наряжала.
В конце каждого куплета Ина, выбранная Семирой, дарила остановившейся к ней лицом девочке – весне, лету, осени или зиме – цветок, целая горка которых лежала рядом с ней. Девочки славили подружку и выводили её из хоровода. Потом выбирали день и ночь, утреннюю и вечернюю зорьку, и тоже дарили цветок. Игра эта девочкам не надоедала.
Мальчики в хороводе никогда не участвовали. Они боролись на траве или бились на деревянных мечах. Фехтованию их не учили. Учёным и волшебникам это ни к чему. Просто детская забава.
Ина посмотрела, как бестолково они машут деревяшками, дождалась, когда закончится начатый девочками хоровод, и не выдержала.
– дай, пожалуйста, – попросила она одного из мальчишек. Тот недоверчиво – а вдруг отберёт? – протянул ей меч. Ина взяла его, крутанула в руке, примериваясь, и с улыбкой посмотрела на удивлённо-восторженные лица мальчишек.
– Ты воин? – осмелился спросить кто-то из малышей.
– Нет. Просто занималась иногда. С братом. Он учил. И дедушка. Знаете, какое первое оружие воина?
– Меч, – откликнулись несколько звонких голосов.
– Не-а. Попробуйте ещё.
– Копьё… Топор… Лук… – посыпалось со всех сторон.
– Не-а. Последняя попытка. – Ина лукаво улыбнулась. – Это оружие всегда при нём.
– Нож… – выкрикнул кто-то. Остальные молчали, пытаясь разрешить загадку.
Ина присела на лежащие у стены брёвна и положила ладони на рукоять упёртого в землю меча.
– Нет. Что всегда при человеке? Чего у него не отнять?
– Душа, – осторожно предположила Ари.
– Почти угадала. Но тоже нет. Ну так кто ответит?
Во дворе повисло молчание.
– Ум и выдержка. Потому что они и без оружия спасут. Если ума нет, то ни сила, ни дар не помогут. А ещё какое правило фехтования? Очень важное. Кто скажет?
Все молчали. Высокая девочка со странными голубыми глазами была чужой и почти учительницей. И вдруг оказалось, что она не только задачки про яблоки задавать может и в названиях островов путается. Она ещё и мечом умеет фехтовать. И задаёт загадки посложнее, чем наставница Ула
– Первое правило тренировок: безопасность. А вы так и норовите друг другу глаза выбить. Хороши будут волшебники одноглазые.
– А как надо? – вскинул подбородок хозяин меча.
– Ну-ка, давай, покажу. – Ина поднялась и выдернула из дёрна деревянный клинок.
Ула смотрела из окна своей спаленки на то, как девочка с непонятной, сказочной Земли учит детишек фехтовать. И улыбалась неизвестно чему. Ак-вирана говорила, что у девочки дар. Большой дар. Как у самой ак-вираны. И это правда. Но дар совсем другой. Дар дружбы. Умение отдавать. И умение получать, отдавая. Другие дары – они откроются позже. Ине не нужно сейчас знать о них. Это повредит ей. Так говорит ак-вирана, и Ула верит ей. Ведь это ак-вирана Каррин.
***
Ина шла по коридору, проверяя, все ли девочки в спальнях. В отличие от неё, младшие дети жили в комнатах на шестерых человек. Три двухэтажные кровати, длинный рабочий стол, два комода и шесть стульев. И тусклый огонёк светильника. Не свечки, а масляного светильника, вроде тех, какие делали в античные времена. Глиняный, похожий на плоский заварочный чайничек с коротким и широким носиком. Вместо снимающейся крышки глухая поверхность. Заправляется такой светильничек через носик, маслом. Потом в носик вставляется фитилёк и поджигается. И ручка есть, почти как у заварочника. Носить удобно. Бывают и с несколькими носиками, тогда горят несколько фитильков, это ярче. Но такие светильники ставят на стол или подвешивают на цепочке, а не носят с собой. Вот и в спальнях такие, чтобы дети глаза не портили. А у Ины переносной, с одним фитильком.
Когда-то Ине было интересно, как освещают комнаты в этом мире. Ей представлялись всякие волшебные светильники, разноцветные кристаллы. Но для них нужны хорошие волшебники. А их мало. Пока ещё дети вырастут и освоят свои дары. Пока же можно и масляными светильничками пользоваться.
Ина заглянула в одну спальню, в другую. Всё было тихо. Девочки наверняка ещё не спали и только притворялись. Едва она отойдёт подальше, будут болтать и рассказывать страшилки. Сама так делала в лагере. Или говорить о пропавших родных. Ине уже приходилось раза два успокаивать плачущих малышей. Тогда наваливалось чувство беспомощной ненависти. Потому что истории почти всех здесь были похожи на историю Ари. Они все оказались сиротами по необъяснимым причинам.
В одной из комнат шла весёлая беседа. Такая, при которой о воспитателях забываешь. Ина осторожно подошла, прислушалась.
– Гонишь! Она не кретинка какая, нормальная девчонка. А ты такие варики болтаешь. Предъяви пруфы!
Ина прикусила кулак, чтобы не рассмеяться. Ничего себе! Эти словечки они могли услышать только от неё, больше ни от кого. Но ведь она ими не пользуется… Или просто не замечает? Малышне хватит одного-двух раз, чтобы запомнить и правильно употребить сленговое словечко из прошлой школьной жизни Ины.
Она намеренно резко открыла дверь, та громко заскрипела, девчонки ойкнули и замолкли.
– так, малышня. Чтобы из этого района ни одного чирикания до утра. Поняли? А то мне пруфы не нужны, я к Уле не пойду, сама отшлёпаю. Брысь спать, мелкие!
Девчонки прыснули, поняв, что Ина шутит, но и что на самом деле проследит, чтобы улеглись, и быстро забрались под одеяла. Так-то лучше.
***
Июнь был в самом разгаре. Сады давно отцвели, на яблонях появились пока что мелкие и твёрдые яблочки. Зрела малина, на грядках краснела крупная и душистая земляника. Не садовая клубника, а земляника, более ароматная и лечебная. Её собирали вместе с веточками и, связав в маленькие пучки, подвешивали на специальных сушилах в продуваемом сквозняками сарае. Там же сушили лечебные и ароматные травы. И никаких волшебных цветов папоротника или ключ-травы, тем более мандрагоры. Мандрагора вообще не волшебная и даже не лечебная. Обычный корешок. Только на человечка похож, почему его раньше и считали волшебным.
Дети работали на грядках с овощами. Не надрывались, чтобы прокормить себя, но и не жили на всём готовом. Им было интересно, они спорили, кто лучше ухаживает за растениями и у кого меньше сорняков. Учителя поддерживали такие соревнования, не допуская ссор или мелких пакостей. Следили, чтобы всё было честно.