Корень зла - читать онлайн

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Прошу прощения, месье, вы – владелец Гвадалона Артем Белинский?

Артем вздрогнул, повернул голову. От резкого движения вернулась тупая боль, в глазах потемнело. Он совсем забыл, что в такие скорбные дни лучше воздерживаться от резких движений…

Справа от ворот стоял угловатый японский джип. Фары и номерные знаки заляпаны грязью. Приоткрылась дверь, появился мужчина средних лет с непокрытой головой, короткой стрижкой и голубыми глазами. На губах играла застенчивая улыбка.

– Простите? – превозмогая чудовищную боль, пробормотал Артем. Похмелье просто разрывало.

– Вы владелец Гвадалона Артем Белинский? – повторил мужчина. Улыбка расцвела в открытую и доброжелательную. Но глаза оставались холодными. Смотрели пытливо. От страдающего художника не укрылось, как человек украдкой косился по сторонам. Он залез в карман ветровки, как будто собрался предъявить документы работнику дорожной полиции.

Раннее майское утро. Округа еще не проснулась. Холодный ветер с пролива Па-де-Кале теребил ершистый кустарник. Кудлатые тучи перебирались с севера на юг. Погода явно не весенняя. Повсюду черные скалы, пересеченные жилами минералов, меловые утесы, ни одной живой души. За спиной ворота, угрюмая глыба Гвадалона, будка для охраны, но там сплошное сонное царство – он убедился в этом минуту назад, когда выходил за ворота. И какого, спрашивается, дьявола его понесло в неизвестность в этот суровый рассветный час?

Незнакомец ждал ответа. Он смотрел выжидающе, явно не спеша предъявлять документы.

«Не стой тумбочкой, проснулась интуиция. Шелести извилинами. Быстро, в течение одной минуты, принимай правильное решение. Какой же ты Артем Белинский?»

– Какой же я Артем Белинский, месье? – удивился Артем, – вы с кем-то меня спутали. Я даже догадываюсь, с кем…

Добродушная улыбка растаяла. Человек пребывал в замешательстве. Он нахмурился. Видимо, извлекал из памяти фотографическое изображение объекта и сравнивал с данными сомнительного «оригинала». Поразмыслив, вынул руку из кармана.

– Вы уверены, месье, что вы не Артем Белинский?

– О месье, – разулыбался Артем, – мне ли этого не знать. Владелец Гвадалона Артем Белинский убыл из поместья вчера во второй половине дня. Он отправился в парижский музей Орсэ для ведения переговоров насчет экспонирования полотен Клода Шандемо и некоторых других шедевров французской живописи. А моя фамилия Фельдман – я являюсь его представителем в промышленно развитых государствах и, в некотором роде, импресарио…

«Чего это я несу?» – испугался Артем.

– И вы не знаете, когда вернется месье Белинский? – неуверенно спросил незнакомец.

– На днях, – пожал плечами Артем. – К сожалению, господин Белинский не всегда посвящает меня в свои планы. С кем имею честь, простите?

– О, моя фамилия Клавье, – прохладно улыбнулся незнакомец. – Он не знает меня, я просто хотел обговорить с ним одну проблему… Хорошо, месье, большое спасибо, я навещу Гвадалон в более подходящий час.

Он еще раз пытливо посмотрел Артему в глаза, при этом во взоре человека отразилось недоумение, сел за руль и завел мотор. В машине он был один. Затянутый узел в груди начал потихоньку расплетаться. Укололо в правом боку: это я, твоя единственная печень… Взявшись за бок, Артем угрюмо смотрел, как японский внедорожник тронулся с места, выехал на дорогу и через минуту скрылся в лабиринтах осадочных пород. «Разве в Японии есть внедороги?» – почему-то подумал Артем.

Ветер усилился. Резкий порыв ударил в спину, чуть не вытолкнув его на дорогу. Почему голубоглазый тип приехал сюда в такую рань? А может, всю ночь стоял у ворот? Нет, не может быть, охрана бы его прогнала. Странная история…

Он поспешно зашагал в поместье. Охранник по имени Эжен бессовестно храпел в своей «собачьей» будке, прикрывшись (от стыда, наверное) глянцевым журналом. Он сменил за пару месяцев всю прислугу в поместье – дворника, горничную, управляющего, охрану. Не хотелось, чтобы перед глазами постоянно стояли свидетели былой трагедии. Но как ему порой не хватало добросовестности прежних работников…

В закоулках первого этажа гудел пылесос. Горничная уже поднялась и приступила к своим обязанностям. Он укрылся в буфете, чтобы не смущать скромную девушку. Эти русские такие дикие. Припал к крану. Что за гадость он потреблял вчера? Липкое, слащавое, чудесного цвета тормозной жидкости, явно сваренное средневековым аптекарем. Ликер «Шартрез». Оприходовал всю бутылку, мама дорогая. Зачем? Это же не пойло, а лекарство, его не пьют, а принимают по каплям. Сложнейшая рецептура из сотни трав, плодов и кореньев с Альпийских гор. Только три монаха знают рецепт. А потом? Приехала на джипе Селин Шаветт, вразумляла, что ликеры подаются к кофе – в крайнем случае, к чаю, фруктовому десерту, пьются после сытного обеда, по закону Архимеда, чтобы в полной мере ощутить вкус божественного напитка. Но он не поверил. Куда потом исчезла оскорбленная Селин? Что он вытворял вчера вечером? Строил охрану, учил, как надо жить и нести службу, приставал к горничной, издевался над почтеннейшим мажордомом месье Калуа? Или не было ничего?

История с незнакомцем у ворот выдуло из головы, как табачный дым из автомобиля. Память, как всегда, ни к черту. Он выглянул из буфета, на цыпочках побежал к лестнице. Нужно суметь не свернуть себе шею, найти кровать, проспать до обеда, чтобы не было потом так мучительно больно…

До обеда он, в принципе, проспал, но боль не унялась и хороших новостей не прибавилось. Он проснулся от стука в дверь: стыдливого, вкрадчивого, но очень настойчивого. Такой манерой обладал месье Калуа – новый управляющий, которого он принял в позапрошлом месяце взамен выбывшего Огюста Шавра.

– Входите, Калуа, не стесняйтесь, надеюсь, дверь не заперта, – проворчал Артем, принимая сидячее положение, – и обрадуйте меня сообщением, что я вчера совершенно не напился.

Вошел управляющий – подтянутый, маленький, сухонький, с бескровным сухим лицом, поразительно похожим на лицо дожа Леонардо Лоредано со знаменитого полотна Джованни Беллини. Этот тип просто не умел улыбаться. Чувством юмора он обладал, а улыбаться не умел. Наверное, этим и подкупил, когда по объявлению о конкурсе на место управляющего прибыли сразу шестеро обитателей Шантуа с соответствующим опытом работы и демонстрировали Артему свои умения. Пару раз он пытался подловить нового работника, шутил – с его точки зрения, удачно, говорил о повышении зарплаты, о дополнительном выходном – бесполезно: на лице управляющего всегда присутствовало только одно выражение – надменное равнодушие.

– Вы вчера совершенно не напились, месье, – холодно сообщил управляющий, – вы были трезвы до безобразия. Но есть и плохая новость. Боюсь, что в замок прибыла полиция во главе с вашим любимым инспектором Шовиньи и настойчиво желает вас видеть.

– Да, вы правы, – вздохнул Артем, – от такого известия трудно залиться слезами тихого счастья. Как вы думаете, они не собираются меня арестовать?

– Сомневаюсь, месье, – подумав, сообщил управляющий, – у меня сложилось впечатление, что сегодня полиция вас арестовывать не намерена. Может быть, завтра. Или послезавтра. Но беседа с инспектором Шовиньи вам предстоит нелегкая, уж поверьте моей наблюдательности.

– Хорошо, Калуа, спасибо, сейчас спущусь, идите и скажите этим упырям, что я безмерно счастлив… – чертыхаясь, проклиная Фемиду, которая никак не хочет от него отвязаться, Артем принялся вылезать из холодной кровати.

– Где изволите принять посетителей, месье? – приосанился управляющий.

– В Розовой гостиной, – неприязненно покосился на него Артем.

– О месье, в нашем замке имеется Розовая гостиная?

– А разве нет?

– Насколько знаю, нет.

– Тогда в бильярдной.

– Вы хотите сказать, в условной бильярдной, ме…

– Именно, Калуа! – никакого сладу с этими работничками…

– Воля ваша, месье, пока вы будете одеваться и ликвидировать с лица последствия вчерашнего трезвого образа жизни, я сопровожу гостей в бильярдную. Но должен вам напомнить, что в той части замка еще не проводился ремонт, в бильярдной голые стены, два стула, никакого бильярда и… решетки на окнах.

– Отлично, – пробормотал Артем, – временно сделаем это помещение комнатой для допросов.

Приводить себя в порядок он не стал. Какие условности, когда приходят старые друзья? Как был, взъерошенный, больной, несчастный, озабоченный только тем, чтобы его оставили в покое, он спустился на первый этаж. В бильярдной, осторожно примостившись на двух шатающихся стульях, сидели двое. Инспектор Шовиньи за последние полтора месяца стал еще угрюмее и циничнее. Во всей его одежде, за исключением красных носков, преобладали серые тона. Второго полицейского Артем не знал: молодой, скуластый, с редкими волосами, одет с иголочки.

– Как славно, инспектор, что все хорошее возвращается, – буркнул Артем, присаживаясь на подоконник, – вы прекрасно выглядите. Неужели весна?

– Вы тоже превосходны, господин Белинский, – не удержался от угрюмой шпильки инспектор, – здоровеете, цветете. Сразу видно, что жизнь наполняется новым смыслом, становится духовно богаче, увлекательнее. Скажи, Александр, – обратился инспектор к молодому коллеге, – ведь, правда же, этот тип с похмелья здорово похож на придурка Майка Майерса?

– Не знаю, инспектор, – пожал плечами молодой коллега, – мне сложно судить. Я вижу господина Белинского впервые. Как знать, может, он и в трезвом виде такой же.

– Да нет, – оскалился Шовиньи, – я помню времена, когда он нравился неразборчивым женщинам. Не могу понять, что вы находите в бутылке, господин Белинский?

– Все краски мира, – буркнул Артем, – а еще водка шлаки в организме сжигает. Послушайте, инспектор, это, конечно, очень мило с вашей стороны, что вы нашли время…

– Вот видишь, Александр, до чего доводит безделье, – назидательно сказал инспектор. – За отчетный весенний период месье Белинский не нашел себе никакого занятия. О, благодатная Страна бездельников! – патетично воскликнул инспектор. – Где жареные куропатки влетают в рот всем желающим…

– Всемирное разделение труда, инспектор, – пожал плечами Артем, – одни работают, другие нет. Главное, найти свое место в жизни.

– Главное – его занять, – поправил молодой полицейский и, брезгливо поджав губы, посмотрел по сторонам.

– Да, это помещение не страдает избытком гламурности, – сдерживая смех, согласился Артем, – замок Гвадалон, в силу странностей моего характера, ремонтируется сверху. Для вашей же пользы, господа полицейские – чтобы не засиживались.

Инспектор возмущенно крякнул. Его коллега стал покрываться пунцовыми пятнами.

– Хорошо, господин Белинский, перейдем к делу, – процедил инспектор и извлек из внутреннего кармана плаща несколько фотоснимков. – Кстати, познакомьтесь, – он небрежно кивнул на своего коллегу, – наш новый работник. Сержант следственного отдела управления полиции Шантуа. Недавно прибыл из провинции…

Последнее слово рассмешило всех, даже горничную «компакт-класса» (очень маленькую Аннет), которая собралась зайти в бильярдную со своим пылесосом (интересно, зачем?), но, увидев такое высокое собрание, быстренько ретировалась.

– Дюма, – помедлив, сказал инспектор, – Александр Дюма.

– Читал, – удивился Артем.

– Нашего сержанта зовут Александр Дюма, – терпеливо пояснил Шовиньи, а сержант при этом стал красный как вареный рак. – Какие странности, месье? Он вырос в семье адвоката Жореса Дюма, и у отца хватило юмора и наглости назвать сына Александром.

– У вас большое будущее, сержант, – заметил Артем, из последних сил сдерживая смех. – Но при чем здесь полиция? Для полицейских существуют и более подходящие имена. Например, инспектор Шовиньи…

Инспектор крякнул.

– Да, наш Александр уже пописывает новеллы. Криминального, так сказать, свойства. И знаете, месье, их отдельными местами можно читать…

– Не пора ли переходить к делу, инспектор? – раздраженно перебил Александр Дюма.

– Спокойно, Александр, – сказал Шовиньи, – сейчас господину Белинскому станет не до смеха. Посмотрите, пожалуйста, фотографии, господин Белинский. Вы узнаете изображенного на них?

В следующий миг ему действительно стало не до смеха. Все четыре фото в разных ракурсах изображали одного и того же человека. Мужчина средних лет, короткие волосы, голубые глаза, лицо из тех, что плохо запоминаются (но Артему оно запомнилось). Человек был мертв. Будучи живым, он, вероятно, собирался выйти из джипа, припаркованного у аптеки на улице Вогез (о чем извещали вывеска на аптеке и табличка на здании). В этот момент его и настигла ирония судьбы. Первая сразила в сердце, вторая была контрольной – точно по лбу. Ноги несчастного покоились в салоне, голова лежала на бордюре. Несколько часов назад этот человек сидел в своем джипе у ворот поместья Гвадалон и настойчиво хотел видеть господина Белинского.

Он выдал свои чувства непроизвольной судорогой лицевых мышц. Полицейские радостно переглянулись.

– И что? – сглотнул Артем.

– Вы знаете этого человека? – мягко спросил Александр Дюма.

– Не имею чести, – Артем покачал головой.

– Не врите, – разозлился инспектор, – я вижу по вашим глазам, что вы его знаете! Почему вы всегда врете, месье Белинский? Все наши беседы вы начинаете с вранья! Им же их и завершаете!

– Натура такая, – пробормотал Артем, – тонкая, чувствительная и очень противоречивая. Уговорили, инспектор, сегодня врать не буду. Я не знаю этого человека, – он сделал предупредительный жест, когда инспектор собрался схватить его за горло. – Спокойно, инспектор, с этих аварийных стульев следует вставать медленно, иначе можно оконфузиться. Чистая правда, я не знаю этого господина. Но я его сегодня видел, – и он со всей искренностью, не приврав ни слова, поведал об утреннем происшествии.

Несколько минут в «бильярдной» царило молчание. Полицейские неприязненно созерцали честное лицо художника.

– Ну, допустим, – неохотно выдавил Шовиньи, – не понимаю, зачем вам врать. Тело обнаружено в девять утра, когда хозяйка аптеки госпожа Шалинь открыла свое заведение. Дверь машины была распахнута с правой стороны, тело лежало так, что прохожие с улицы его не видели. В отличие от госпожи аптекарши, которую от такой находки чуть не разбил паралич. Бедная женщина так и не успела снять свои жалюзи. Стреляли из подворотни напротив. Пули двенадцатого калибра, мгновенная смерть…

Инспектор удрученно покачал головой, как бы сетуя, до чего распоясалась преступность.

– У меня алиби, – быстро сказал Артем. – Это вы о чем? – удивился сержант.

– О пользе пьянства, – отозвался Артем, – и тяжелого беспробудного сна. Понимаю, что меня очень сложно обвинить в убийстве, но разве для полиции существует что-то невозможное?

– У вас были причины его убить? – полюбопытствовал инспектор.

– Ни единой. Ладно, инспектор, давайте перестанем кривляться. Сегодня утром мне было тяжело и гадко. Ума не приложу, почему меня вынесло за ворота. Этот человек мне сразу не понравился, и я решил ему приврать. Назовите это интуицией, предчувствием, глупостью – как хотите.

– Странно, что он вас не узнал, – пожал плечами сержант, – на теле покойного обнаружено ваше цветное фото, пистолет «браунинг» девятого калибра с глушителем и крупная сумма денег – восемь тысяч евро. Возможно, задаток.

– Вы хотите сказать… – слова застряли в горле.

– Этот тип приехал, чтобы вас убить, – кивнул сержант. – Наемный убийца. Sicario. Это по-испански, гм… Имеет паспорт на имя Оливье Варнера, уроженца и резидента города Вилль, что в окрестностях города Бреста, область Нормандия. Подлинная личность данного человека в данный момент уточняется.

– О боги… – Артем схватился за голову. Полицейские переглянулись.

– И все же странно, что он вас не узнал, – сказал сержант.

– Ничего странного, – возразил инспектор, – господина Белинского спасло пьянство. Его и сейчас невозможно узнать. А каково было шесть часов назад? И это при том, что на фото месье Белинский запечатлен в тот момент, когда он еще считался приличным человеком. Разные люди, Александр.

– Возможно, инспектор, – допустил сержант, – и все же странная история. Допустим, перечисленные вещи покойному просто подбросили. Но лично я не верю – убийце пришлось бы вылезти из подворотни и попасться кому-нибудь на глаза. Да и сложно как-то…

– Не будем усложнять, – согласился Шовиньи. – Странно, господин Белинский: наемный убийца прикончил наемного убийцу. Не возражаете? Почерк преступления выдает профессионала.

– Позвольте не согласиться, инспектор, – возразил сержант, – профессиональный убийца и наемный убийца – не всегда одно и то же. Но то что у господина Белинского появился анонимный ангел-хранитель – можно не сомневаться. Некий господин… – сержант помедлил, – или госпожа обрели информацию, что по душу владельца Гвадалона прибыл злой демон, и быстро от него избавились.

– Не надо так смотреть, господа полицейские, – рассердился Артем, – дырку протрете. Я действительно не понимаю, что происходит. Разбирайтесь, если хотите. Не исключаю отзвук событий, имевших место в Гвадалоне полтора месяца назад. Ищите убийцу, он вам все объяснит.

– Будем искать, – вздохнул инспектор. – Кстати, месье, где ваши друзья из России? Помнится, они имели отношение к обеспечению безопасности вашей картинной галереи?

– В России, – махнул рукой Артем. – Уехали две недели назад, что легко проверяется. Вместо них работают сотрудники охранного бюро «Давид». Не там копаете, инспектор.

– «Давид»? – удивился Шовиньи. – А ведь раньше на вас работала охранная фирма «Голиаф».

Полицейские рассмеялись.

– Рад, что вы знакомы с древними мифами, – проворчал Артем. – Давид прикончил Голиафа, и в современной жизни мы наблюдаем полное соответствие. Еще вопросы, господа? Или желаете выпить?

– Рисковый вы парень, месье, – покачал головой инспектор, – и невезучий, по всему видать. Со всех концов к вам летят кирпичи и отравленные стрелы. А еще храбритесь.

– У нас в России таких называют суперсаперами, инспектор, – ухмыльнулся Артем. – Это те саперы, которые на ошибках учатся.

Французская весна тянулась со скоростью российского сухогруза. Арестовали убийцу, повинного в смерти восьми человек. Картина Рубенса «Снятие с креста» перекочевала в скромный музей города Шартарена, отчего тот сразу возгордился и перестал быть скромным. Павел Фельдман и сотрудники детективного агентства «Арчи Гудвин», Федор Каварзин и Изабелла Виннер, наладили охрану картинной галереи, жили в замке, занимая отдельное крыло. Тянули деньги с работодателя. Неторопливый роман с очаровательной Селин Шаветт. Неторопливые поездки – Париж, Марсель, весенняя Ницца. Размеренная жизнь, содержательная пища трижды в день под чутким оком кухарки Саманты. Работать не хотелось совершенно – ни писать, ни администрировать, ни оборудовать галерею на вкус и цвет. Утратил он охоту к творчеству. «Затянуло мещанское болото, ох, затянуло», – посматривая на округлившийся живот работодателя, укоряла Изабелла. «Сложилась жизнь у дорогого россиянина, – вторил Изабелле вечно недовольный Федор, – из грязи в князи, понимаешь ли…» – «Не сложилась, а удалась, – шутил в ответ Артем, – сложилась – это когда тебя уважают. А удалась, когда самому нравится».

В середине апреля, по убедительной просьбе городского собрания Шантуа, он открыл картинную галерею для посетителей. Теперь трижды в неделю – по понедельникам, средам и пятницам – в замок тянулись любители искусства. Бродили по залам, глазели на французскую живопись, активно игнорируя таблички «Посторонним не входить» и «Руками не трогать». Пускали посторонних, слава богу, не в сам замок, а только в западное крыло. И вход для них был отдельный. Пока ценители наслаждались искусством, на верхнем этаже велись ремонтные работы. Подрядная команда на семьдесят процентов состояла из «гастарбайтеров». Гремучая смесь: арабы, молдаване, турки, алжирцы. Но дисциплина держалась, как в римском легионе. Второй этаж менялся на глазах. Иногда Артем бродил по ремонтируемым помещениям, спотыкаясь о строительные предметы, и раздавал ценные указания. Он много знал о строительном деле, например, что шуруп, забитый молотком, держит гораздо крепче, чем гвоздь, закрученный отверткой. И если в розетке поменять «плюс» и «минус», то лампочка немедленно начнет вырабатывать темноту и холод…

Спокойствие казалось непривычным, обманчивым. Он так отвык от размеренного спокойствия. Он наслаждался им, пил по капле, не замечая, что спокойствие потихоньку раздражает всех вокруг.

Недовольство зрело и в один прекрасный день прорвалось.

– Прости, Артем, – сказал погрустневший Павел Фельдман, – ты – в своей тарелке, мы – нет. Изабелла с Федором рвутся в Россию. Им нужно развеяться на родных просторах. Мне тоже надо, знаешь ли… отлучиться ненадолго, – Павел замялся, что было для него абсолютно нехарактерно.

– Топайте, – пожал плечами Артем, – вас никто не держит. Агентство «Давид» спит и видит, как бы взять под охрану мою галерею.

– Мы вернемся, – Павел покраснел. – Знаешь, мне тут Эльвира позвонила… Она была не уверена, а потом не знала, как мне сообщить. В общем, – Павел сокрушенно вздохнул, – я скоро стану папой.

– А что, Бенедикт XVI приболел? – машинально откликнулся Артем и осекся.

– Ты очень сообразительный, – горько усмехнулся Фельдман. – Залетел я на старости лет. Ума не приложу, печалиться или радоваться. Честно говоря, мы с Эльвирой собирались разводиться. А теперь получается, что я еще не сполна отдал супружеский долг. Зато с тещей наладились прекрасные отношения.

Он не стал говорить, что теплые отношения с тещей прямо пропорциональны квадрату рас стояния до нее. С приближением к родному дому отношения остывают. А вообще-то, Фельдман-отец – это чертовски интересно. Будущее обещает грандиозный спектакль.

– Терпи, друг, – похлопал он приятеля по плечу, – и будет тебе AMOR.

Они уехали пятнадцатого мая, получив от Артема положенный за полтора месяца «расчет» (за вычетом многочисленных авансов).

– Держись, приятель, – пожал на прощание руку Фельдман, – понимаю, как тяжело на чужбине бедному российскому миллионеру, но в общем… держись.

– До встречи, Артем, – обняла его, смахнув слезу, Изабелла, – мне будет тебя не хватать.

– Да нормально ему тут будет, – обвел Федор ухмыляющимся взором частично обновленное пространство. – Жуть, как говорится, стала лучше, жуть стала веселей…

С той поры он стал частенько прикладываться к бутылке. Селин Шаветт могла наносить визиты не чаще трех раз в неделю (всплыла больная мама, ребенок от беглого мужа пяти неполных лет) – в эти дни он не пил, по крайней мере, не увлекался, а вот в другие… И вообще, плотность любви на единицу веса стала снижаться. И снова он не понимал, что такое происходит. Что он хочет от жизни? Погряз в исканиях? Куда там – он просто ничего не хочет. Много ли ему нужно из того, что не нужно? И вот в один из последних дней мая он напился в присутствии Селин, да еще этот случай с наемным убийцей…

Он бродил по замку неприкаянной тенью («Дрожжей наелся», – непременно схохмила бы Изабелла). Сегодня воскресенье – в замке ни строителей, ни посетителей галереи. Год безумной жизни оживал перед глазами. Роковая поездка в Нидерланды, где ему в руки попалось «Торжество истины» Питера Брейгеля, впитавшее зло и пролежавшее под землей несколько столетий. С него и стартовала свистопляска. Беготня по Амстердаму, мощная сатанинская организация, их оппоненты из Вестфальского тайного судилища и лично господина Ангерлинка, который после уничтожения опасного шедевра положил глаз на молодого удачливого россиянина. Беготня по земному шару за коллекцией божков африканского племени умбара, кои каждый по себе сеют зло и несчастье, а вместе приносят добро и процветание всем жителям отдельно взятого земного шара. Смерть Ангерлинка, нервотрепка, в которую вылилось обладание бесценной коллекцией. Своевременное появление господина Гергерта, предложившего обменять божков на «прекрасный» замок во Франции, который не просто так – груда старого камня, но и вместилище классической французской живописи. Сделка оказалась с подвохом: вакханалия вокруг поместья Гвадалон, горы трупов, и все благодаря фламандскому живописцу средней руки Клоду Шандемо, выкравшему по младости лет у великого Рубенса одно из его творений…

И Артем Белинский, обретающий в каждой схватке клок седых волос, но непременно выходящий сухим из воды. И что характерно – богатым.

Памятуя о конфузе прошлой ночи, он решил воздержаться от градуса. Селин Шаветт вошла в его комнату, когда он плавал в полудреме, размышляя о том, что пора согласиться с Кораном: земной мир – это лишь иллюзия мира подлинного, сокрытого от глаз смертных. За окном серебрились сумерки. Она приблизилась к нему, статная, ухоженная, невыносимо сексуальная. Он протянул к ней руки: о, оставь одежды всякая сюда входящая…

– Какие мы сегодня трезвые, – недоверчиво прошептала Селин, следуя его мыслям, села на кровать – такая воздушная, эфемерная.

– Гражданка, почему бы вам не позаботиться о моей заблудшей душе? Пройдемте, пожалуйста, на сеновал… – он тщетно пытался ее коснуться. Она ускользала, смеялась, хотя ни слова не понимала по-русски.

– Опять ты куда-то спешишь. Как тебе моя новая прическа?

– Нормально. Отрастет, – она смеялась, когда он положил ее поперек кровати, кинулся жадно целовать. Не успели опомниться, одеяло убежало, улетела простыня, буря захлестнула, понесла – как ураган крошку Элли из степей Канзаса…

«Действия сексуального характера» были сумбурны, яростны и непредсказуемы. Они очнулись где-то на полу, вперемешку с одеждой, стоптанными тапками Артема, доковыляли до ванной и вернулись в кровать.

– А теперь рассказывай, дорогой, – прощебетала Селин, – по Шантуа ходят упорные слухи, что тебя пытались прикончить. Опять неприятности?

– Да, пустое, – храбрился он, – вот если бы прикончили – тогда точно неприятности.

Она курила, пуская к потолку колечки дыма, а он любовался изгибами ее тела, «художественной» линией подбородка, смешной мальчишеской стрижкой. Она всегда с интересом рассматривала копии ксилографии «Плясок смерти» Ганса Гольбейна, которые он от большого ума повесил напротив кровати. Сценки жизни шестнадцатого столетия – без замысловатых композиционных приемов, лица однотипны, детали скупы, но в каждой сценке присутствует смерть в виде симпатичного скелетика. Он смотрит на зрителя, точнее, сквозь зрителя, а занят собственным делом: уводит под локоток священника от удивленных прихожан, что-то воркует монарху, подливая ему в кубок, достает своим присутствием пожилого землепашца, сдувает пылинки с молодого городского денди. «А зачем это? – однажды спросила Селин. – Лежишь в кровати и постоянно видишь смерть». «А это оберег, – лаконично объяснил Артем, – гомеопатия в искусстве. В мелких дозах не вредна, а даже лечит».

– Абсолютно ничего не приходит в голову, – пожаловалась Селин, давя сигарету в пепельнице и устраиваясь у него на груди. – Это может быть отголосок твоих былых подвигов?

– Это может быть отголосок даже моих будущих подвигов, – хвастливо заявил Артем, – не бери в голову. Убить Артема Белинского, как показывает практика, занятие трудоемкое. Не знаю, кто этот добродетель, всадивший в Оливье Варнера две пули, но фору он мне дал. Теперь таинственный злодей трижды подумает, прежде чем повторить. Полагаю, он немало удивлен фактом ликвидации своего исполнителя. Мысль он уловил. Селин засмеялась.

– Ты прав, стрельба – это тоже передача мыслей на расстояние. И все же будь осторожен. Знаешь… я бы сама этого не хотела, но, наверное, тебе необходимо уехать из Гвадалона на несколько недель … – она застыла, видимо, сама удивленная своим предложением. – У меня имеются связи – в охранных, полицейских, криминальных кругах. Попробую что-нибудь выяснить.

– Но ты же не собираешься сегодня ночью исчезнуть из этой кровати? – встревожился Артем.

– Собираюсь, – она повернула к нему блестящие глаза, – стоит ли тратить драгоценное время на какие-то нелепые телодвижения? – и вновь услаждающий ухо смех рассыпался по спальне. – Ты бы видел, как выросла у тебя мозговая часть лица… Шучу, дорогой, мне очень хорошо с тобой. Но надо уезжать. Сегодня ночью с вверенными работниками я должна проверить несколько подотчетных объектов.

– Ты можешь бросить к чертовой матери свои объекты, – проворчал Артем, – перебраться в этот замок и спокойно здесь жить.

– Правда? – удивилась Селин.

– Клянусь.

– Смелое заявление, – Селин задумалась, – кого-то сильно допекло. Знаешь, милый, возможно, на досуге я когда-нибудь обдумаю твое предложение, но только не сегодня, хорошо? Ты же ничего не понимаешь в психологии женщин, которые, как выражаются проклятые англичане, сделали себя сами.

Он очнулся через несколько часов по зову будильника. Будильники, как однажды мудро выразился Фельдман, бывают разные: механические, электронные, кварцевые, мочеполовые… Селин в постели уже не было. И в ванной ее не было, и, видимо, нигде в замке (если она не переквалифицировалась в привидение). Тоскливо размышляя о психологии женщин, которые сделали себя сами, он навестил санузел, оделся и вышел из апартаментов. Наступила ночь – самое время погонять пугливых девочек в ночных рубашках. В окно над лестницей заглядывала ядовитая луна. На спутнике Земли четко вырисовывались контуры лунных гор и лунных морей. Дорожка в буфет была проторена, он мог осилить ее в любое время суток с закрытыми глазами. Держась за перила, он спустился в холл, постоял, прислушиваясь. Трепетная тишина, каменные запахи (кто-то не верит, что старые стены могут пахнуть?). За два долгих месяца он так и не привык, что эта жуть – его. Он юркнул в буфет, быстро нашел все, что нужно в трудный час, выпил, налил еще, отправил за первой порцией, наполнил третий бокал, сделал передышку, равную двадцати ударам сердца, решительно осушил емкость. Набрался храбрости. Или чего он там набрался?

В общем, набрался. Из буфета он вышел, старательно держась за стенку. Самое время немного поспать. С собеседниками в этот час – как с колбасой в годы развитого социализма…

Мутная тень оторвалась от стены, двинулась наперерез. Он поздно среагировал, восприятие запаздывало, отшатнулся, отставил ногу, пригнулся, словно пуля уже летела ему в лоб…

– Спокойно, Артем Олегович, – прозвучал насмешливый, знакомый голос, – поберегите боевую стойку для более искушенного соперника. Встречайте гостя, ну что вы застыли, как тупой африканский идол? Ну и запашок от вас…

Изумление было настолько велико, что он практически отрезвел. Ночной посетитель не был привидением. Он сидел в кресле, весь в черном, прямой, как штык, почти не изменившийся за четыре месяца, покручивал тросточку с эбонитовым набалдашником, насмешливо созерцал взорванную страстью кровать и взъерошенного собеседника.

– Потрясающая стабильность, Артем Олегович. Вы беспробудно пьянствовали, когда господин Островский с коллегами предложил вам прогуляться по земному шару за коллекцией умбара. Вы пили как сапожник, когда я предложил вам обменять упомянутую коллекцию на прекрасный замок и картинную галерею в придачу. Вы дуете отраву сегодня ночью – будучи владельцем замка и великолепного собрания живописи. Неужели это так увлекательно? Или жизнь не балует приятными моментами?

– Не юродствуйте, господин Гергерт, – проворчал Артем, – я просил вас о помощи два месяца назад, когда прибытие в Гвадалон ознаменовалось чередой насильственных смертей, и меня самого чуть не отправили к праотцам. Увы, помощи от вас я не дождался.

– Упрек принимается, – с достоинством кивнул Гергерт. – Сожалею, у нашей организации не было возможности оказать вам содействие. История, приключившаяся с вами, не имела отношения к нашему…м-м, братству. Не ждите извинений, Артем Олегович, вы сами прекрасно справились. Браво. Я в курсе вашей блестящей деятельности. Но мы исправили свою ошибку, согласитесь. Да, был просчет, каюсь, когда наемный убийца подобрался к вам вплотную. Но вы и здесь выкрутились. А ему недолго оставалось гулять по белу свету…

– Минуточку, – изумился Артем, – выходит, это вы ликвидировали Оливье Варнера?

– Обижаете, Артем Олегович, – представитель тайного европейского судилища сделал протестующий жест, – ваш покорный слуга никогда никого не ликвидирует. Воспитание, знаете ли, не позволяет. Для этого существуют специальные, назовем их так, люди. Оливье Варнер – а это подлинное имя злоумышленника – работал по заказу некоего Жюльена Манжу, имеющего родственные связи с некой мадмуазель Катрин Дюссон, а точнее, приходящегося ей сводным братом. За последнее время Жюльен Манжу несколько раз посетил подследственную в изоляторе временного содержания в Кале. О чем они беседовали, можно догадаться.

– Банальная месть, – ахнул Артем.

– Вроде того, – согласился Гергерт. – Женщины – устройства технически сложные и мстительные. Но произошел досадный несчастный случай: несколько часов назад господин Жюльен Манжу попал под машину, возвращаясь с очередного свидания с любимой cecтрой.

– Не много ли трупов в борьбе за справедливость? – нахмурился Артем.

– О, нисколько, – господин Гергерт цинично улыбнулся. – Не нужно измышлений, Артем Олегович. Банальный дорожный инцидент. Как говорят у вас в России, сбит неустановленной белой иномаркой. Он живой, не волнуйтесь. Но с этого часа вы находитесь в относительной безопасности. Если опять куда-нибудь не вляпаетесь. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не мог афишировать свой приход в Гвадалон? Полиция разыскивает вашего ангела-хранителя, не так ли?

– Вы правы, – удивился Артем, – им ничто не мешает установить за замком наблюдение.

– Наблюдения нет. Но пришлось проникнуть к вам тайно, чтобы не видели проживающие в замке, которые непременно доложат полиции о моем посещении.

– Вы имеете обыкновение проходить через стену?

– И смотреть ушами, – рассмеялся Гергерт. – Все гораздо проще, Артем Олегович. Охраннику на воротах померещилась пьяная драка на дороге, знаете ли, он вышел наружу, не заметив, как некий полупрозрачный джентльмен успешно растворился у него за спиной. Примитивная отмычка, и вот уже покоряется огромная входная дверь…

– Вы рискованный парень, – заметил Артем.

– Только в те нечастые дни, когда заедает рутина. Исключительно в плане размять старые кости, гм… Надеюсь, вы сможете меня отсюда вывести незамеченным?

– Я вас сдам полиции, – проворчал Артем, – а то и кретинам в штатском, которые имеются в любом государстве, и Франция не исключение. Приступайте к делу, господин Гергерт, вы не просто так решили размять старые кости. Вам опять от меня что-то нужно.

Посетитель немного напрягся и подался вперед.

– Вы не обременены делами, Артем Олегович. Вам на все хватает времени…

– Просто маленькое все, – улыбнулся Артем.

– Вы неглупый человек…

– Да, я с отличием окончил школу для умственно-отсталых детей. Не могу отделаться от мысли, что мне опять собираются делегировать большие полномочия. Снова мир в опасности?

– Да, – резко ответил Гергерт, – надеюсь, вы не собираетесь жаловаться в европейские правозащитные организации?

Исподволь тоска забиралась в душу. Предчувствие громадной подлости. Вот уж воистину – однажды попавшись на крючок… Формально тайные судебные общества перестали существовать в девятнадцатом веке. Фактически – существуют в наше время, принимая к сведению преступления против христианской религии, Евангелия, десяти заповедей. Фанатиков уже нет, каждое преступление тщательно расследуется. Если вина доказана – виновные караются. Организация покойного фрейграфа Ангерлинка (мультимиллионер Ян ван Гедерс – глава корпорации «Раухглас», коллекционер, филантроп и пароход) – глубоко законспирированная, влиятельная, щупальца разбросаны по всему миру, действует бескомпромиссно. Однажды вступивший в организацию обратно не выходит. «Клянусь в вечной преданности тайному судилищу, клянусь защищать его от самого себя, от воды, солнца, луны, звезд, всех живых существ, поддерживать его приговоры, способствовать приведению их в исполнение»… Ангерлинк скончался – да здравствует Ангерлинк! Свято место пусто не бывает. Что он знает о конкретных подвигах судилища? Разгром сатанинской секты, идущей по следу «Торжества истины» Питера Брейгеля Старшего. Ликвидация (под корень) секты мракобесов на западе Германии. Расстрел влиятельного итальянского депутата – члена тайной богопротивной организации. Побоище в «Аргентум Аструм», промышляющей в поисках бессмертия и вечной молодости… Капля в море. Ничего он не знает. И самое главное – никогда он НЕ БЫЛ и НЕ БУДЕТ членом Вестфальского судилища! Он простой парень, попавший однажды в переплет. Не его вина, что он лично был знаком с Вольным графом!

– Да, вас обещали оставить в покое, – невозмутимо гнул Гергерт, – но с делом, которое назревает, справиться можете только вы. Придется потрудиться. Почему вы – объясню позже. Во-вторых, вы заскучали. В-третьих, мы спасли вас от смерти и вправе требовать взаимности. В-четвертых, вы будете заниматься отнюдь не благотворительностью. Оплату установите сами – в разумных, разумеется, пределах.

– А где кончаются разумные пределы? – вздохнул Артем.

Гергерт сдержанно рассмеялся. – Как говорили ситуационисты, будьте реалистами – требуйте невозможного. Разумные пределы, Артем Олегович, кончаются примерно на полутора миллионах. К сожалению, не в евро. В убитых енотах. Знаете такую валюту? Теперь о деле… – он подался вперед, казалось, сейчас бросится. В глазах посетителя заблестели льдинки. – Вы знаете, чем занимается наша организация. Поэтому удивляться не будете. В окрестностях венгерского города Мишкольц в начале мая ликвидирована секта дьяволопоклонников, возглавлял которую некто Ласло Вохач – один из богатейших людей Венгрии, имевший тесные связи с правительством и даже заседавший одно время в бюджетной комиссии при Совете президента. Успешно и, в общем-то, небезосновательно выдавал себя за Астарота – одного из сподвижников Сатаны. Ласло и его людей обложили, взяли штурмом поместье, взорвали сатанинское гнездо при помощи грузовика, напичканного тротилом. Полиция сделала вид, что оглохла. Но оказалось, Ласло Вохач был предупрежден о грядущем разгроме. Сам решил не скрываться, резонно полагая, что теперь от него не отцепятся, забрался на скалу и прилюдно, чертовски эффектно, сверзился вниз в развевающемся плаще. Акцию сняли на любительскую камеру. Таким образом, взять Ласло Вохача ни с поличным, ни… с наличными не удалось. Коллекцию «Око Леонарда» за час до акции погрузили в вертолет и вывезли в неизвестном направлении…

– Минуточку, господин Гергерт, – перебил Артем, – понятно ваше стремление превратить меня в филиал вашей организации, но давайте без пробелов. «Око Леонарда»… Леонард, если не ошибаюсь – одно из имен Дьявола?

– Они неисчислимы – имена искусителя, – сделал одухотворенное лицо Гергерт, – Люцифер, Мефистофель, Сатана, Воланд, Леонард… Тот еще рецидивист. У Вохача в особняке имелась коллекция художественных полотен, являющихся если не фетишем, то, по крайней мере, вдохновляющей силой жутковатых ритуальных обрядов. Коллекция пропитана разрушительной энергией. От нее исходит такая могильная аура, что нормальный человек, если у него все в порядке с головой, не продержится рядом с ней и трех минут. Сбежит. Помните картину Питера Брейгеля Старшего «Торжество истины»? Она была заряжена магической силой. Но это одна картина…

– По крайней мере, ничего чуждого, – вздохнул Артем.

– Ваша прямая специальность, – подтвердил Гергерт. – Вы у нас непревзойденный знаток и ценитель классической живописи. Хотя и тяготеете, скорее, к мягким художественным решениям.

– Живопись классическая? – удивился Артем.

– О том и речь. Коллекция «Око Лернарда» – порядка тридцати пышных полотен, выполненных во вполне реалистичной, хотя и страшноватой манере. Подражание Рафаэлю, позднеренессансно-маньеристической манере письма, знаменитым испанским мастерам – по форме, но отнюдь не по содержанию. Кастильская, андалузская школы. Датировка произведений – от шестнадцатого до двадцатого века.

Своеобразные «библейские сюжеты» наоборот. Портреты, «бытовые сценки». Главный герой творений, разумеется, Князь Тьмы. А также его ближайшие коллеги, друзья и подчиненные – Магот, Астарот, Асмодей, Вельзевул. Картины выполнены талантливо – в припадке, так сказать, вдохновения творцов, безукоризненно, производят неизгладимое впечатление своей псевдореалистичностью, красочностью, превосходной гармонией цветов. Отдельным экземплярам, возможно, и недостает выразительности, но…

– Вы их видели?

– Не сказать, что собственными глазами, – передернул плечами Гергерт, – но беседовал с людьми, которым это посчастливилось. Гнетущее впечатление, надо признаться. Но отнюдь не смертельно, уверяю вас. Картины не пропитаны цианистым калием. И на человека с труднодоступными, скажем так, мозгами могут вовсе не подействовать. Вы знаете картину «Апостолы Петр и Павел» Эль Греко? Парная композиция, построенная на противопоставлении характеров святых. Петр меланхоличен, задумчив, оттеняет энергичность и напористость Павла. В коллекции имеется издевательская пародия: святые уродливы, их тела изъедены гноем и рубцами… «Сошествие Святого Духа» того же Эль Греко переделано в пир Сатаны. «Мученичество Святого Варфоломея» Хусепе Рибера – в триумф восставшего ангела Люцифера, который, с христианской точки зрения, побежден Господом и низвергнут вместе со сподвижниками в адскую бездну, а с точки зрения сатанистов, расстался с небесами вполне достойно и даже героически. «Мария Магдалина» не собирается раскаиваться, «Молитва Святого Бонавентуры» происходит в разгap «Черной мессы». Большинство картин выполнено в лучших традициях испанской школы. Но, в отличие от творений традиционных испанцев, не проникнуты глубоким лиризмом и добротой. Хотя объемны, пластичны, точны композиционно, гармоничны, богаты, выразительны, эмоциональны, колоритны… – запас определений иссяк, Гергерт замолчал, бросил трость и выжидающе уставился на Артема.

– И в чем смысл коллекции? – пробормотал Артем.

– С нею Дьявол, – отчеканил Гергерт.

В эту минуту ему явно не приходило в голову, что он сам чертовски напоминает упомянутого господина.

– Разумеется, в утрированном виде, – добавил, не сводя с него глаз, собеседник, – Дьявола, как такового, нет… во всяком случае, никем еще достоверно не доказано обратное. Но существует зло, которое мы и будем условно именовать Дьяволом. С утверждением спорить бесполезно. Оно повсюду. Гитлер, Сталин, Пол-Пот, бытовые убийства, ненависть, измена, стихийные бедствия, список продолжите сами… В отдельные эпохи его просто переизбыток. Зло не только в головах людей, уверяю вас. Есть предметы, которые буквально нашпигованы этой штукой. Вы можете, разумеется, сказать, что зло – понятие относительное, и даже демагогия. Для кого-то это погибель, для кого-то – спасение… – собеседник замолчал.

– Продолжайте, – вздохнул Артем.

– Спасибо, коллега. Итак, живого Ласло Вохача мы добыть не смогли, коллекцию «Око Леонарда» прошляпили. Но нашим работникам удалось отследить перемещения вертолета. Он пересек границу Венгрии с Румынией в районе Сату-Маре, при этом пограничники, похоже, были заняты другими делами, пролетел сто пятьдесят километров на восток… и пропал в Карпатах – глухой, не населенной местности. В тех краях только несколько деревень. Удалось задействовать спасательные службы города Латоэ. Найдены останки вертолета. Мертвые пилоты, мертвые пассажиры. Никаких картин. Несложно догадаться, что аварию инсценировали.

– Ничего себе инсценировочка, – покачал головой Артем.

– Вы понимаете, что я хочу сказать, – поморщился Гергерт, – коллекцию разгрузили, подняли вертолет в воздух и красиво уронили. Пилоты – венгры, пассажиры – румынские цыгане. А теперь самое интересное. Недалеко от места аварии, словно говоря, в центре треугольника между населенными пунктами Борша, Родна и Сучава, в сорока километрах от границы с Украиной, имеется закрытое от цивилизации горное урочище. Там расположена резиденция карпатского царька (в миру бизнесмена) Романа Ватяну – ближайшего сподвижника и единомышленника Вохача, до которого наша организация долгие годы не может дотянуться. Можно не сомневаться, что коллекция «Око Леонарда» прописалась в его владениях.

– Вы уверены, что этого парня зовут Роман Ватяну, – нахмурился Артем, – а не Влад Цепеш?

– Вы имеете в виду князя Дракулу? – усмехнулся Гергерт. – Ни в коем случае. Kapпaты – не Трансильвания, а вампиров, увы, не существует. Во всяком случае, вампиров в традиционном понимании этого слова. К черту князя Дракулу. Забудьте о нем. Роман Ватяну – это гораздо хуже. Представьте себе маленькое горное государство, размером примерно с Ватикан, включающее в себя замок и несколько нищих деревень, жители которого обслуживают своего князька – жестокого тирана и деспота. Замкнутое место, куда снаружи не забраться незамеченными, на редких тропах – ловушки и вооруженные люди. Не подкрасться даже с воздуха. Ватяну – умный, хитрый, дальновидный. Ему примерно пятьдесят лет. Во времена правления Чаушеску возглавлял департамент госбезопасности в городе Бая-Маре. То есть человек, не понаслышке знакомый с изуверствами, пытками, интригами и устранением неугодных. Имеется мнение, что именно в те годы он дал обет верности Сатане. Подробности милого увлечения неизвестны. После казни Чаушеску пропал на несколько лет, всплыл уже довольно обеспеченным, перебрался в Горошаны – ту самую местность, которая нас интересует. Выкупил у правительства урочище, окружил его плотной завесой тайны. А главное, подобраться к нему практически невозможно. Румыния, сами понимаете, государство со странностями – даже в наше относительно цивилизованное время. Как выглядит Ватяну, никто не знает. Сплошные мистификации. Поговаривают, он сделал себе пластическую операцию. Влиятелен, как Юлий Цезарь, держит руку на пульсе времени, контролирует правительство, спецслужбы, полицию.

– И чем он занимается в своем урочище? – спросил Артем.

– Информация скудна, – помрачнел Гергерт, – «Черные мессы», человеческие жертвоприношения, вербовка сторонников, нагнетание зла на квадратный метр… Это серьезно, Артем Олегович. Никакой показухи, перед кем, простите? В определенных кругах складывается мнение, что угроза христианскому миру из Карпат грядет нешуточная. Если верить замерам, над Горошанами нагнетается злокачественная аура. До того момента, как в урочище обосновалась коллекция «Око Леонарда», такого фона не было.

«Только не спрашивай, ради бога, что за замеры такие», – подумал Артем. После истории с картиной Питера Брейгеля и пятью статуэтками умбара у него не было оснований причислять людей из цеха Гергерта к веселому семейству умалишенных.

– Вы хотите сказать, коллекция «Око Леонарда» притягивает к себе все дурное? Или она его генерирует?

– Стоит ли подыскивать определения? – пожал плечами Гергерт. – «Око Леонарда» в умелых руках – ядерная бомба. Все, что надо сделать, – уничтожить коллекцию – надеюсь, она горючая, ликвидировать Романа Ватяну, его приспешников, сломать замок, а территорию хорошенько обработать при помощи толковых специалистов…

– Вы смотрите так тоскливо, – рассмеялся Гергерт. – Оставьте, Артем Олегович, я нормальный человек, не прибыл с тарелки, не чураюсь земных радостей, а если что, могу и справку показать.

– Знаем мы ваши справки, – пробормотал Артем, – у вас, безумцев, весь мир куплен. От меня-то вы что хотите?

– Я уполномочен предложить вам поездку к новоявленному Дракуле. Погостить, втереться в доверие, проработать возможность уничтожения картин и, если получится, собрать информацию о новом карпатском дьяволе.

Осталось только расхохотаться. Но не вышло. С маниакальным удовольствием он бы хапнул сейчас пару графинчиков аквавита и завалился спать.

– Правильно, – кивнул Гергерт, – не смешно. Почему наш выбор пал на вас, уважаемый коллега? Объясняю. На то имеются целых две причины. Существует реальная возможность добраться до логова. Только вам. Охраной урочища заведует некто Амадей Карр. Серьезный человек с холодным сердцем и полным знанием своего предмета. В прошлой жизни этот человек откликался на имя… – Гергерт взял паузу, – Евгений Гурвич.

– Не колышет, – пожал плечами Артем, – не знаю такого.

– Да и не надо, – улыбнулся Гергерт. – Этот человек обучался на экономическом факультете Н-ского государственного университета и водил тесные знакомства с вашим приятелем… Павлом Фельдманом.

Артем сглотнул. Сюрприз, деваться некуда.

– Люди абсолютно разные, – продолжал посетитель, – но вплоть до третьего тысячелетия считались товарищами, вели общее дело – а именно: содержали охранное агентство «Глория. B двухтысячном году Евгений Гурвич уехал за границу, агентство „Глория“ развалилось, на его обломках выросло детективное бюро „Арчи Гудвин“, коим ваш приятель и руководит по сей день.

– И что? – окончательно расстроился Артем.

– Павел Фельдман – пробивной человек. У него знакомства во многих государствах. Мы можем ускорить процесс сближения, и по скрытым каналам пройдет информация, что Павел Фельдман ищет встречи с неким Евгением Гурвичем, то бишь Амадеем Карром.

– А зачем это Павлу Фельдману? – Артем уже представил бурную реакцию приятеля и характер произносимых слов. – И с какого бока здесь я? Ну хорошо, Евгений Гурвич и Павел Фельдман могут вспомнить былые годы, совместные пьянки в аудиториях и общежитиях, совместные походы в кожно-венерический диспансер…

– Павлу Фельдману это нужно, – отрезал Гергерт, – поскольку, по легенде, он становится вашим сообщником. А вы по каналам Павла Фельдмана ищете покупателя картины «Торжество истины» Питера Брейгеля Старшего. И находите Романа Ватяну. Продаете недорого – скажем, миллионов за тридцать. Но ратуете за безопасность сделки, в полном неведении, куда попадете.

– Прекрасная фантастика, – покачал головой Артем.

– Отнюдь, – ехидно усмехнулся Гергерт, – вспомните обстоятельства, при которых было уничтожено «Торжество истины». Остров в Северном море, отсутствие посторонних. Все, как говорится, свои. Кроме вас и Фельдмана, уцелел лишь один человек из туристической группы, не имеющий отношения к охоте на картину. Он уехал в свой уральский город, и его контакты в ближайшее время будут отслеживаться. Господин Ангерлинк скончался, люди из его группы будут молчать как рыбы. Никто никогда не узнает, кто они такие. Таким образом, события на острове в Северном море предстают в ином свете. Никакого катера с Ангерлинком. Вы, Фельдман с подбитой ногой, парень из уральского города и трупы злодеев. Картина остается при вас, вы прячете ее на побережье, а впоследствии люди Фельдмана забирают ее из тайника и увозят в Швейцарию, – причем используются втемную. По легенде, «Торжество истины» снова у вас, и вы ищете выгодного покупателя. Описать картину сможете. Во избежание недоразумений, в кабинке номер тридцать банка «Летуаль» в швейцарском городе Мартиньи – улица Мон-Пегасс, в здании с аналогичным номером тридцать – будет лежать правдоподобная копия работы Брейгеля. Проигнорировать покупку легендарной вещицы Ватяну не сможет. Если выманить его в Швейцарию, тоже неплохо…

– Не верю, – фыркнул Артем, – у вас не было возможности сделать копию с картины.

Гергерт засмеялся – ну в точности демоническим смехом.

– У нас – не было. Но была у людей, к которым попала картина после того, как ее обнаружили в Брюсселе. Работал эксперт, доказавший подлинность шедевра, после него работал опытный копиист. Не будем уточнять, каким путем мы завладели копией. В ней нет ничего демонического, разумеется. Эксперт, а такой у Ватяну неизбежно сыщется, вычислит фальшивку, но это уже наша проблема – как успеть среагировать.

– Отсюда следует вопрос, – сказал Артем, – каким образом вы собираетесь контролировать ситуацию и вытаскивать из задницы своих «внештатных агентов»? Или не собираетесь?

– Собираемся, – деловито кивнул Гергерт, – иначе пропадает смысл операции. Не ваша забота, Артем Олегович. Вопрос решенный. Проблему нужно снять в течение месяца. Неделя на раскачку – пусть полиция свыкнется с мыслью, что в расследовании убийства Оливье Варнера ей не видать прогресса как своих ушей. Потом исчезайте – сочинив, разумеется, благовидный предлог. Билеты, деньги, прикрытие – об этом можете не волноваться. Вам же хочется вернуться ненадолго в Россию?

– Мечтается, просто сил нет, – съязвил Артем, – баня, водка, гармонь и лосось. Вы уверены, что Павел Фельдман не спустит меня с лестницы? Вы не в курсе, что он собирается стать отцом?

– Бывает, – сухо кивнул Гергерт. – Никто, как говорится, не застрахован. Можете намекнуть своему другу, что имеется шанс стать БОГАТЫМ отцом. С вами свяжутся в Сибири, Артем Олегович. Одних не оставят…

Оставшись в одиночестве, он долгое время тупо созерцал пространство. В ушах звенело. Такое впечатление, что за стенкой пианист в черном фраке и белых штиблетах исполняет траурного Шопена. Потом он спохватился: самое время приготовить зарядное устройство системы «стакан»…