В безукоризненно чистом небе восходящее солнце на следующее утро своим ярким светом говорило всем обитателям исправительного учреждения, что сегодня суббота. Если для Роберта было без разницы, какой день недели, то выходные Айван ждал очень сильно. И на это была причина, о которой Кейт даже не догадывался. Точнее он видел, как Стеблин ожидает субботу. Айван не то чтоб нервничал, но все его движения на миг становились резче, что не могло скрыться от зоркого взгляда Роберта. “Свидание с женой в этих условиях как бальзам на душу, конечно, будешь ждать и переживать”, – думал ошибочно Кейт, каждый раз провожая взглядом своего соседа в комнату для встреч. Пару раз у Роберта возникали непонятные сомнения, видя, с каким напряженным лицом Айван возвращался назад и сразу углублялся в книгу. Он не задавал вопросов, считая лишним и, в конце концов, это его личные семейные проблемы, плюс на тот момент их общение было сведено к минимуму.
Сегодня, вернувшись в камеру, Айван был опять озадачен, думая о чем-то своем. Он молча лег на койку всем видом показывая, что очень устал. Именно утомлением Стеблин пытался скрыть нервозность. Роберт посмотрел на профиль Айвана, и, усмехнувшись, пошутил:
– У тебя пудра на щеке осталась. Поверь, здесь таких не любят. И мне уже становиться не по себе.
Стеблин провел ладонью по лицу, посмотрел на руку и также с юмором ответил:
– Поверь, в этом заведением, есть люди, которым это понравилось бы. Я рад, что не в твоем вкусе.
Они оба расхохотались и сквозь смех Роберт спросил:
– Айван, как её зовут?
Стеблин задумался, повернулся к Кейту и внимательно посмотрел на него.
– Не хочешь, не говори. Твоё право. Просто я думаю, в этом нет ничего предосудительного, что я хочу узнать её имя.
– Только имя и всё. Больше никаких вопросов. Джессика.
Роберту хотелось узнать побольше, но то, каким тоном ответил Кейт, весь интерес испарился. И всё равно не удержался и сказал:
– Она, наверное, очень красивая.
– С чего ты так решил?
– Знаешь, Айван, по моим личным наблюдениям всех самых красивых женщин зовут либо Синди, либо Джессика.
– Роберт, я сейчас открыл в мозгу поисковик по этим именам, – и, выдержав паузу, как будто в голове он листает страницы браузера, продолжил, – наверное, ты прав.
Кейт даже не догадывался, что каких-то восемь месяцев назад Айван понятия не имел о существовании некой Джессики Олсон. Их познакомил его младший брат Влад, вместе с ней посетив Стеблина в тюрьме Бруклина, где он находился, пока дело было на рассмотрении.
Тридцать девять лет в жизни Джессики Олсон всё шло размеренно и спокойно. Она даже не могла представить, какая карусель завертится десять месяцев назад. Сегодня, покинув тюрьму, Джессика поспешила домой в Сиракьюс. Находившийся в тридцати милях восточнее Оберна этот город расположился на южном берегу озера Онондага. Именно там, не сводя глаз с воды, Джесс проводила долгое время последние дни, задаваясь вопросом “Не сошла ли она с ума, пойдя на такое?”. И всегда отвечала себе, что нет.
Родившись в Сиракьюс, она полюбила этот город на всю жизнь. И хоть некоторые подруги мечтали о Лос-Анджелесе, Джессика никогда не хотела уехать отсюда. Она не понимала, как можно бросить и больше никогда не увидеть свою школу, любимую лавочку в парке, подруг из класса. Вот так просто стереть детство, нет, для неё это было дико. Поэтому, строя планы на будущее, Джесс прекрасно знала, что работать и жить будет только здесь. Получив среднее образование, она не хотела идти учиться дальше, считая, что уже пора приносить деньги в семью, а не вытягивать их и зарабатывать себе самой на новое платье. Проблем найти работу в Сиракьюсе не существовало. Несмотря на множество вакансий, Джессика долго не выбирала, остановившись на полимерной фабрике, где работал её отец. Там она познакомилась со своим будущим мужем, и уже в 1994 году стала мамой. Как Джесс говорила подругам, Линда, и есть настоящий смысл жизни. Она была безумно счастлива делать всё только ради неё, наслаждаясь красивой улыбкой дочери, чьё сходство с матерью ни один из знакомых не посмел бы оспорить. Джессика стремилась стать самой лучшей подругой для своей Линды, и, надо признать, это получалось очень хорошо. Такое взаимопонимание, как у них, вызывало у окружающих только одобрение и умиление, а некоторые родители, скрывая это, завидовали, и не всегда по белому. Года летели, и Линда раскрывалась, как прекрасный горный цветок на фоне серых камней. Когда она выходила погулять на улицу, даже в пасмурную погоду, её звонкий смех, непринужденность, легкость, как казалось соседям, разгоняет облака и всё вокруг становится светлее.
Первый глухой кашель появился у Джессики Олсон летом 2008 года. Никогда за всю свою жизнь она не обращалась к врачам, кроме, как во время беременности. И в этот раз решила, что всё пройдет. Он приносил больше дискомфорт, чем болезненные ощущения, поэтому Джессика считала, что ничего страшного в этом нет. Но всё-таки через три месяца она решила обратиться к доктору. Сделав снимок лёгких, врачи ничего не обнаружили и ей прописали обычные таблетки от кашля. Мировой экономический кризис не обошел химическую фабрику, и Джесс была очень рада такому диагнозу. Потеря работы на тот момент была равносильна приговору к нищете. Вскоре она перестала обращать внимание на кашель, да и таблетки делали своё дело.
Прошло чуть меньше года и Джессика начала чувствовать постоянную ноющую боль в груди, появилась отдышка от мизерной нагрузки и хроническая усталость. Скрывать свою нервозность (что давалось нелегко) у неё получалось только в присутствии дочери, а вот отношения с мужем перешли ту точку невозврата, где такие понятия как любовь, привязанность и понимание становятся чуждыми. Он ушёл одним ранним утром, тихо, без выяснений отношений, оставив на кухонном столе записку, где просил не проклинать его и всё правильно объяснить дочери. Просто он очень устал и так легче им будет обоим. Джессика не винила его, осознавая, что внесла немалую лепту в их развод, первопричиной которого стало её психическое состояние последние месяцы.
Очередным осенним вечером за ужином Линда долго серьезно смотрела на мать, не прикасаясь к еде, и тихо сказала:
– Мамочка, любимая, пообещай, что завтра ты пойдешь в больницу. Я очень прошу тебя.
– Девочка моя, я уже ходила.
– Это было давно. Сходи ещё раз, пожалуйста, – в голосе Линды чувствовался страх и переживание.
– Обещаю, мой ангел. Завтра обязательно посещу врача, – Джессика нежно поцеловала дочку в лобик, – а теперь кушай, и будем ложиться спать.
Доктор Рединг пристально изучал МРТ лёгких, а Джессика в это время пыталась прочитать его мысли, но на лице местного эскулапа, как у профессионального игрока в покер, ни один мускул не дрогнул. Просто маска с холодными глазами.
–Вы говорите, что около года назад обращались к нам, и вам, мисс Олсон, сказали, что ничего страшного? – отложив снимок, спросил врач.
– Да, только врач был другой, совсем молодой. Он прописал вот эти таблетки, – Джессика достала из сумочки упаковку, улыбнулась и продолжила, – его фамилия Томас. Я, почему запомнила, так звали кота, который жил у меня в детстве. У меня что-то серьёзное?
Доктор Рединг оторвал глаза от упаковки с таблетками и размеренно, не делая акцента ни на одном слове, приятным для слуха голосом, словно навигатор в автомобиле, начал рассказывать дальнейшие действия.
– Постарайтесь сегодня ничего ни есть, пейте сок. Завтра нам нужно произвести полное обследование, взять анализы, исходя из них, и составим план лечебного процесса. По всем признакам у вас аденома. В этом нет ничего страшного, правда потребуется хирургическое вмешательство. К этому и будем вас готовить. Извините, но я обязан это спросить. Что у вас со страховкой?
– У меня НМО, план серебряный.
– Эти ребята оплатят процентов 70, не больше.
– Я найду остальные, – сказала Джессика, жалея, что придется воспользоваться банковским счётом, на котором несколько лет копили деньги для будущей учёбы Линды в университете.
– Ну и замечательно, – сухо сказал доктор Рединг,– тогда, завтра в девять утра.
Она вышла из кабинета, не зная, что думать. Выражение “хирургическое вмешательство” ещё никому и никогда не придавало оптимизма, кроме тех, кого боль начинала доводить до безумия. Джессика была не в их числе, поэтому страх заглянул к ней. Она оглянулась по сторонам, стараясь чем-нибудь отвлечь себя, и прямо перед собой увидела школьную знакомую Мэри Холт в белом халате, спускающуюся по лестнице. Последний раз они виделись, вспомнила Джессика, когда в её животе стучала ножками Линда. Они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.
– Джесс, как я рада тебя видеть. Сколько лет прошло, – Мэри подошла ближе и уже по-хозяйски продолжила, – так, нечего здесь стоять посреди коридора. Пошли ко мне в кабинет, там и поговорим. У меня на сегодня приём закончен.
Аромат заваренного кофе перебил запах медикаментов, предрасполагая к разговору. Две давние школьные подруги увлеченно рассказывали, перебивая друг друга, что происходило с ними в эти годы, не замечая, как вращаясь, минутная стрелка, передвинула часовую на две цифры дальше.
– Джессика, не волнуйся. Аденома – не саркома, – с присущим всем врачам толикой чёрного юмора пошутила Мэри, – а с таким специалистом, как доктор Рединг, тебе нечего боятся. Он врач от бога. Удалит опухоль, и будешь, как новенькая. Завтра, после обследования зайди ко мне. Расскажешь, как всё прошло.
Они попрощались, и Джессика направилась в сторону больничной стоянки, где её ожидал так полюбившийся светло зеленый большеглазый Ford Fiesta. Хоть и со спины, но доктора Рединга она узнала сразу, который что-то эмоционально объяснял другому врачу, стоя в проходе между машинами.
– Ты понимаешь, он её убил, – долетели до Джессики полные негодованием слова доктора, – помнишь, год назад я уезжал на Всеамериканскую медицинскую конференцию в Чикаго. Так вот в эти дни этот выскочка Томас был вместо меня. Я был против этого, но папины связи этого юнца сделали своё дело.
Джессика тихо открыла водительскую дверь и села на сиденье, ловя каждое слово доктора, при этом оставаясь незамеченной для него.
– Подожди, этот тот Томас, которого полгода назад отец перевел работать в центр по контролю и профилактике заболеваний? – прозвучал голос коллеги Рединга.
– Да, тот самый, там он хоть никого не похоронит. Я продолжу. Тогда на приём к нему пришла некая Джессика Олсон с жалобами на постоянный кашель, и этот урод, другого слова я не могу подобрать, не удосужился провести обследование. Он только посмотрел на снимок, и ничего не обнаружив, просто выписал ей таблетки от кашля. Его даже не затронуло то, что она работает на химическом производстве. И вот сегодня она пришла снова. У неё уже началось развитие метастаз. Что я ей скажу?
– А как Томас не увидел опухоль?
– Очаг был расположен под костной тканью грудной клетки, а этот недоумок, наверно, прогулял ту лекцию, где рассказывали о сложностях выявления рака лёгких на начальной стадии.
– Подожди, Рединг, может, ты ошибаешься и опухоль доброкачественная? Ты уверен в метастазах? Проведешь полное обследование и тогда уже делай выводы.
– Я стал бы самым счастливым человеком, если действительно заблуждался, но мой опыт и знания подсказывают, что я прав. Доброкачественные опухоли легких чаще развиваются из главных и долевых бронхов. Эта опухоль из сегментарных, 99 процентов, что это рак. И самое страшное, время упущено.
Руки Джессики нервно стучали по рулевому колесу. Понимая, что надо ехать домой, она пыталась успокоиться и сконцентрироваться на дороге. Это получалось с большим трудом, поэтому обратный путь Джесс ехала очень медленно и осторожно. Она не хотела, чтобы Линда увидела её в таком состоянии, и была рада, обнаружив записку на столе, что дочка с подругами ушла в кино. В её распоряжении было два часа привести себя в порядок.
За ужином, на вопрос Линды, что сказали в больницы, Джессика сумела сдержаться, чтоб не расплакаться и рассказала ей о своей встрече со школьной подругой Мэри Холт. Волю слезам она дала уже ночью, уткнувшись в подушку и мучая себя вопросами: “Почему с ней, и что дальше?”.
Джессика не ожидала от себя такого. Проснувшись утром, она была полна решимости бороться до конца, даже не представляя, как именно. Посмотрев в зеркало, Джесс не узнала свой взгляд. Из доброго, напоминающего глаза месячного котёнка, он превратился в цепкий взор львицы, готовой вступить в смертельную схватку. Никаких сомнений, чего бы это ни стоило.
Проводив Линду до остановки школьного автобуса, она вернулась домой, села за компьютер и в поисковике набрала два слова – “рак лёгких”. Джессика сопоставляла то, что услышала на стоянке с данными, выдаваемые мировой сетью. Ответ на один из вопросов, терзавших её вчера, она нашла наполовину. “Что”, так и осталось неизвестным, а вот “дальше” получило свою единицу измерения – год или немного больше.
В девять утра Джесс открывала дверь докторского кабинета. Она поздоровалась, но улыбку пришлось выдавить. От её глаз не скрылось, что то же самое получилось и у Рединга. Решив не мучить их обоих, она спокойно сказала, смотря прямо на него:
– Вчера случайно подслушала ваш разговор с другим врачом около машины.
От неожиданности доктор Рединг отвел глаза и опустил голову. Его память не нашла ту дату, когда в последний раз он не знал, что ответить. Джессика не стала выдерживать театральную паузу и продолжила:
– Я знаю, у меня есть год. Вы на стоянке упомянули мою работу на химической фабрике, и у меня возник вопрос. Мою болезнь можно квалифицировать, как профессиональное заболевание?
– Вы хотите судиться? Вам нужны деньги?
– Доктор Рединг, у меня 15-летняя дочь, которая скоро войдет во взрослую жизнь, а я этого не увижу. Поэтому, после себя хочу оставить то, что ей понадобится в первую очередь. Вы сможете мне помочь с медицинским заключением?
– Извините, мисс Олсон, не обижайтесь, но вы рассуждаете очень примитивно. Причина возникновения рака легких, конечно же, может быть профессиональной, но доказать это практически невозможно. Ваш бывший муж курил? – Джессика еле кивнула головой, – так вот пассивное курение также причина рака легких. Я уже не говорю о генетической предрасположенности и экологии. Факторов много. Я думаю у вас ничего не получиться.
– А если подам в суд на вашу клинику? Вы же, извините, доктор Рединг, я не имею в виду лично вас, год назад ошиблись, – в голосе Джессики появилась резкость.
– Ошибка доктора Томаса была вызвана только его квалификацией. На снимке действительно всё было чисто. Джессика, поймите, хорошие специалисты уходят работать в более современные и дорогие клиники. Ваша страховка, а она одна из самых дешевых, не позволяет обращаться туда. Какая страховка, такие и врачи, такое и лечение. Это я из тех динозавров, которых всё устраивает и здесь. Честно скажу, больше шансов у вас будет в тяжбе с фабрикой.
– Значит всё бессмысленно, – тихо проговорила Джессика.
– Мисс Олсон, у меня есть хороший знакомый – адвокат, который, кстати, утверждает, что у всего есть свой смысл. Я могу поговорить с ним. Он любит браться за дело, которое все вокруг считают однозначно проигранным. Его зовут Джеффри Родман.
Джессика слышала о нём по местному телевидению. Он считался если не лучшим в городе, то одним из них.
– Спасибо, доктор Рединг, но я не потяну такого адвоката. Будет тот, которого выделит профсоюз.
– Эти студенты, проходящие практику, точно вам не смогут помочь, а вот Джеффри мне обязан. Сказать честно, я просто делал своё дело, но он так не считает. Лет семь назад вытащил его с того света, о чём Родман не устаёт постоянно мне напоминать. Говорит, не люблю быть должником и всё. Такой вот человек. Думаю, настал этот момент.
Доктор Рединг договорился о встрече с Джеффри Родманом сегодня вечером в ресторане итальянской кухни Strada Mia 313. Перевод названия заведения Джессика восприняла, как знак – “Моя дорога”. После полного обследования (Рединг не ошибся, хотя он очень желал этого) был составлен курс химиотерапии, и около 12 часов пополудни Джесс покинула больницу. Утро было насыщенным, и она просто забыла про Мэри Холт. Мысли были заняты другим.
Если ресторан снаружи по стилю напоминал средневековую гостиницу, то интерьер говорил только о современности. Такой красивый прыжок во времени. Джессика поняла, почему Джеффри Родман выбрал именно это заведение. По поведению и манере разговора он напоминал английского лорда – аристократа, но в руках, вместо трости, держал кейс с ноутбуком. Он тоже совмещал в себе века.
– В своё время, Рональд, ты выполнил свою работу по высшему разряду, и я рад, что есть возможность ответить тем же. Не предлагал тебе деньги, всё равно не взял бы. Я знаю, эти бумажки для тебя не больше, чем таблетки от бедности, – после приветствия и знакомство с Джессикой, Родман обратился к доктору Редингу.
– Ты абсолютно прав, Джефф. Их должно быть в меру. Большое количество денег, как и таблеток, приводит к передозировке. А это смерть. Физическая или душевная – это уже без разницы.
– Не спорю. Но в этом мире, который как губка впитывает только низменные чувства, место, таким как ты, становится с каждым годом всё меньше и меньше. Людей, в своём подавляющем большинстве, уже давно не волнует душевная смерть, поэтому твоя философия, mon ami, уходит в небытие, как честность политиков и совесть олигархов. Всё поглотил прагматизм и люди, исповедующие его, сами становятся рабами созданной ими же системы, не замечая этого. А вот это уже страшно, когда во главе целого народа стоит раб.
“Как он красиво говорит. Тембр, выставление акцентов, полная уверенность в правоте каждого сказанного слова – дар убеждения, наверно, у него с рождения”, – подумала Джессика. Доктор Рединг, словно читая её мысли, улыбнувшись, сказал:
– Джеффри, бросай свои адвокатские фокусы. Давай к делу.
– Извини, Рональд, конечно. Просто я сейчас, так сказать, в творческом отпуске. Никаких дел, поэтому иногда разминаюсь.
Адвокат Родман внимательно слушал историю, которую начала рассказывать Джесс, иногда перебивая, что бы уточнить некоторые детали. Его больше всего интересовало специфика работы на химической фабрике, и какое внимание уделялось средствам индивидуальной защиты. Рональд не сводил взгляд от Джеффри, пытаясь определить его выводы. За столом наступила тишина. Уткнувшись взглядом в одну точку на столе, лицо адвоката надело маску задумчивости. Казалось, было слышно, как мощный процессор в его голове заработал на полную катушку. Спустя минуты две он поднял голову и посмотрел на Рональда.
– Загадал ты мне задачку. Буду честным, я никогда не взялся бы за это дело, оно на сто один процент – проигрышное. Но это вызов для меня, Ронни. Ты лучший в этом городе доктор и мне это доказал. А я в ответ покажу, что я лучший адвокат в Сиракьюсе.
– Я так понимаю, уже созрел план действий. Можешь поделиться? Всегда в такие моменты хотел узнать, что у тебя за мысли.
Джеффри повернулся к Джессике и прямо сказал:
– Мисс Олсон, о вас будут говорить за прилавками в магазинах, в автобусе по пути на работу, будут обсуждать по местному радио. В каком-то смысле вы станете на время узнаваемой персоной. Сейчас объясню, что я задумал.
– Извините, мистер Родман, что перебиваю, но об этом узнает моя дочь. А я хотела от неё скрыть настоящую болезнь. Для Линды это будет удар, – растерянно сказала Джессика.
Доктор Рединг мягко сжал её ладонь:
– Придёт время, когда утаивать уже не получится, рано или поздно. Считай, что оно наступило. Разницы нет, даже так будет лучше, поверь, – Рональд посмотрел на Джеффри, показывая, что они готовы слушать его мысли дальше.
– Как я правильно понял, – руки Родмана начали свой танец внушения, ненавязчивый, но склонивший не один десяток присяжных на свою сторону, – наша цель не выиграть суд, наша цель – деньги на будущее Линды. А откуда они придут, это второстепенное. Дело против фабрики мы не выиграем, это даже не оспаривается, но на этом возможно будет заработать. Со стратегией всё понятно, осталось выбрать тактику, точнее она уже есть, просто довести её до математической точности. Над этим я начну работать завтра.
– Джеффри, извини, но я не понял, так откуда будут деньги? – недоуменно спросил доктор Рединг.
– Может для вас это выглядит кощунством, но для меня это решение поставленной задачи. Я буду делать шоу. Подключу газеты, телевидение, радио, общественных деятелей, а люди будут платить за это представление. Жалость – это единственное оружие, которое безболезненно убивает скупость.
Джессики было обидно и очень неприятно это слышать. Циничность Родмана отталкивала и он, почувствовав, как она напряглась внутри, сказал:
– Мисс Олсон, я адвокат, и поэтому мне приходится иногда поступать, как сволочь, называя вещи своими именами. Возьмите визитку, решайте до завтра и дайте свой ответ. Готовы ли вы на это пойти или нет? Если не позвоните, я приму это как отказ.
Джеффри встал из-за стола, попрощался и уверенной походкой пересек площадь зала. Знание человеческой натуры ему говорило, что Джессика согласится. Ради дочери матери идут на всё. У неё просто нет другого выхода.
– Не могу тебе советовать, это только твой выбор. До завтра много времени хорошо подумать, – в голосе доктора Рединга чувствовалось, что идея Джеффри ему тоже не по душе, но половина батона лучше, чем совсем без хлеба.
Джесс поблагодарила Рональда за всё, что он пытается для неё сделать и сев за руль, решила съездить на берег озера Онондага. Здесь было совсем недалеко, а безмятежная водная гладь, отражающая закат солнца, поможет всё спокойно обдумать, поглотив эмоции и оставив только холодный расчет.
Она вышла из автомобиля и, по-мужски облокотившись на капот, скрестила руки на груди, всматриваясь в спрятавшийся за шторами вечера горизонт. Легкий низовой ветерок принес Джессики мысль, что она и озеро очень похожи. Дело в том, что более века воды Онондага принимали на себя удар химического концерна в виде выбросов углеводородов и хлорированных бензолов. Дальше стало ещё хуже. С 1946 по 1970 год в озеро было выброшено около 70-ти тонн ртути, и некогда священное место для ирокезов превратилось в мертвую зону. В Сиракьюсе не нашлось бы ни одного смельчака, кто готов искупаться в нём, а вкус здешней рыбы был напрочь забыт местными жителями. И только последние лет пятнадцать, как штат занялся этой проблемой, но без особых успехов. Онондага тоже было тяжело больна. Разница была только в диагнозе – у озера он не был столь категоричен.
Слабо уловимые накаты волн на берег совпадали с пульсом Джессики, словно это в унисон стучало сердце, спрятанное в глубине, показывая, что оно тоже живое и чувствует боль. Несмотря на то, что некогда кристально чистые воды Онондага были отравлены местной промышленностью, озеро всё также сохраняло свой магнетизм и красоту.
“Как много общего, – думала Джесс, всматриваясь в темноту, где на другом берегу укрылся химический завод, – оно тоже пострадало от него и только неравнодушные люди смогли это остановить”. Она вспомнила, как в юности, внимание всего города было уделено предотвращению дальнейшего загрязнения: выступление экологов, заявления властей города и штата, интервью с представителями индейских общин, плакаты “Руки прочь от Онондага”, “Природа нам этого не простит” и “Здоровая вода – наше здоровое будущее” напротив управления фабрики. В какой-то момент весь Сиракьюс говорил только об этом. И тут в голове Джессики прозвучали слова Джеффри Родмана про телевидение, газеты, радио и шоу. Последние сомнения исчезли как болид Формулы 1 за первым поворотом после прямой старт-финиш.
Тисненные золотом цифры номера мобильного телефона на визитке адвоката не давали глазам напрягаться, отсвечиваясь в темноте вечера от стоящего недалеко дорожного фонаря. Голос Джеффри в этой тишине прозвучал так громко, что Джесс вздрогнула от неожиданности, как будто он стоял у ней прямо за спиной:
– Алло. Я слушаю.
– Мистер Родман, это Джессика Олсон. Мы сегодня вечером…
– Я вас помню. У меня очень хорошая память, несмотря на то, что мы не виделись целых два часа, – умение перебивать собеседника и ирония не были чужды Джеффри, но дальше он продолжил уже серьёзно, – мисс Олсон, значит, начинаем работать вместе?
– Да, я согласна.
– Это ваш телефон? – услышав подтверждение, Родман добавил, – оставайтесь всегда на связи. Я очень рад, что вы согласились. До встречи, Джессика. Теперь я буду называть вас по имени, ведь мы уже компаньоны.
Возвращаясь домой к Линде, она понимала, что наступил период, который изменит её безвозвратно. Последний и он самый важный в жизни. Главное, чтобы хватило сил выдержать всё это.