Глава 4 Охота на слонов
Я не стану вдаваться в детали событий, происшедших в течение нашего продолжительного путешествия до крааля Ситанди, который находится на расстоянии более тысячи миль от Дурбана, у слияния рек Луканга и Калюкве. Последние триста миль нам пришлось проделать пешком и бдительно следить за упряжными животными, так как в этой местности свирепствовала муха цеце, укус которой смертелен для всех животных, за исключением ослов. Мы покинули Дурбан в конце января, и шла уже вторая неделя мая, когда мы расположились лагерем около селения Крааль Ситанди. По пути у нас было немало всевозможных приключений; расскажу лишь об одном.
Как только мы достигли Айнайти – конечного торгового пункта Земли Матабеле, нам пришлось с неописуемым сожалением распрощаться с нашим фургоном. В нашей отличной упряжке из двадцати быков осталось только двенадцать. Первый бык погиб от укуса кобры, трое пали от истощения и недостатка воды, еще один заблудился и пропал, а три остальных издохли, наевшись ядовитых луковиц растений из семейства тюльпановых. Еще несколько быков также полакомились этим зельем, однако нам вовремя удалось спасти их сильным противоядием.
Фургон и упряжка были поручены заботам Гозы и Тома, вполне надежных молодых людей. Попросив почтенного шотландского миссионера, который жил в этих диких местах, присматривать за нашим имуществом, мы в сопровождении Амбопы, Хивы, Вентфогеля и полудюжины носильщиков-кафров отправились дальше пешком, не оставляя намерения осуществить наш безумный замысел.
Помнится, что поначалу мы все были довольно молчаливы. Возможно, каждый думал о том, доведется ли ему вернуться назад; что до меня, то я и вовсе на это не рассчитывал. Некоторое время мы отчужденно шли, словно даже не были знакомы друг с другом. Неожиданно Амбопа, шедший впереди, громко запел. Зулусская песня была о том, как горстка храбрецов, заскучавших от однообразия повседневной жизни, решила отправиться в пустыню, чтобы найти там хоть что-нибудь новое. И – о чудо! – после многих дней тяжкого пути в глубине пустыни им открылась страна, прекраснее которой они еще не видели: там бродили стада тучного скота, кустарники кишели дичью, в селениях было множество юных девушек и соперников, с которыми можно было за них сразиться. Мы приободрились, сочтя выбор именно этой песни нашим слугой добрым знаком.
Амбопа был и впрямь жизнерадостным человеком. Иногда, правда, он ненадолго замыкался, но в остальное время ему была свойственна удивительная способность поддерживать в людях бодрость духа и при этом не терять чувства собственного достоинства. Мы сердечно привязались к нему.
Теперь о самом охотничьем происшествии.
На второй неделе пути нам встретилась необычайно красивая местность. Почва здесь была влажная, в ущельях между высокими холмами росли густой колючий кустарник и множество деревьев мачабель с освежающими желтыми плодами, внутри которых прятались огромные косточки. Плоды этого дерева – любимое лакомство слонов; о присутствии этих великанов свидетельствовали то и дело попадающиеся на глаза следы их ног и остатки сокрушительных слоновьих трапез – многие деревья были поломаны, а порой и вырваны с корнем.
У подножия холма мы увидели пересохшее русло реки, где, однако, уцелели небольшие водоемы, наполненные прозрачной как хрусталь водой, – сюда, судя по следам, наведывалось множество диких животных. Похожая на парк долина окружала место водопоя; повсюду рощицами росли мимозы с плоскими кронами, а среди молчаливого моря кустарника высились стволы деревьев мачабель с блестящей кожистой листвой.
Едва выйдя на дорогу, образованную руслом реки, мы спугнули стадо жирафов; задрав торчком хвосты, они удалились от нас своей странной волнообразной поступью. И хотя они уже находились на расстоянии, превышающем дальность выстрела, Джон Гуд все же поддался искушению. Он остановился, вскинул ружье и прицелился в молодую самку, последнюю в стаде. По невероятной случайности пуля угодила ей прямо в шею, и жираф полетел кувырком через голову, словно подстреленный на бегу кролик.
– Черт побери! – вскричал капитан. – Ведь я, кажется, попал!
– Да, Бугван! – возбужденно загомонили наши носильщики-кафры.
Они прозвали Джона Гуда «Бугван» («стеклянный глаз») из-за его монокля. С этой минуты капитан считался, по крайней мере среди кафров, отличным стрелком, хотя в действительности это мнение не соответствовало истине. Поэтому всякий раз при очередном промахе Джона мы вспоминали его знаменитый выстрел.
Было решено остановиться и обустроить бивак. Велев слугам вырезать лучшие куски мяса жирафа, мы принялись строить ограждение на расстоянии около ста ярдов от одного из водоемов. Мы наломали усыпанных колючками веток кустарника и уложили их в виде круглой изгороди, а внутри, выровняв почву, соорудили постели из сухой травы. Вокруг стоянки слуги развели несколько костров.
К тому времени как убежище для ночлега было готово, уже всходила луна и наш ужин, состоявший из бифштексов мяса жирафа и хорошо прожаренных мозговых костей, был подан. Я не знаю лучшего лакомства, чем костный мозг жирафа, не считая, конечно, сердца слона, которым мы полакомились на следующий день. При свете полной луны мы сидели вокруг одного из костров и благодушно нахваливали капитана за его удивительный выстрел. Затем мы раскурили трубки, и начались рассказы о всевозможных охотничьих приключениях.
Постороннему наблюдателю наша троица показалась бы забавной.
Мы с сэром Генри сидели рядом, и контраст между нами мог привлечь чье угодно внимание. Я худощав, небольшого роста, весу во мне всего килограммов шестьдесят, с прокаленной на солнце кожей и торчащими во все стороны седыми волосами, жесткими, как платяная щетка. Широкоплечий и мощный Генри Куртис в сравнении со мной казался белокурым гигантом. Но удивительнее всех выглядел капитан Джон Гуд, который с удобством расположился на кожаном тюке. Со стороны казалось, будто он только что вернулся после удачной охоты где-нибудь в цивилизованной стране: совершенно чистый, аккуратный и изысканно одетый. На нем был охотничий костюм из коричневого твида, шляпа того же цвета и элегантные гетры. Мне, по правде говоря, впервые пришлось видеть в африканской пустыне столь опрятного, подтянутого и безукоризненно выбритого джентльмена. Его искусственные зубы были в полном порядке, а в правой глазнице, как обычно, красовался монокль. Капитан даже не забыл пристегнуть белый гуттаперчевый воротничок, из тех, что у него имелся изрядный запас.
Так мы и сидели, болтая о пустяках при волшебном свете луны и поглядывая, как наши кафры у другого костра посасывают свои трубки с мундштуками из рога южноафриканской антилопы, наполненные дурманящей травкой. Наконец они один за другим растянулись на земле, завернувшись в свои одеяла. Амбопа, не водивший дружбы с кафрами, сидел в стороне от спящих и, подперев голову ладонями, о чем-то углубленно размышлял.
Внезапно в тишине ночи из гущи кустарника донесся громовой рык.
– Это лев, – уверенно сказал я.
Мы вскочили и прислушались: будто вторя льву, со стороны ближайшего водоема донесся трубный рев слона.
– Слоны! – вскричали разбуженные кафры.
И тут же перед нашими глазами по направлению к зарослям медленно поплыла вереница гигантских туманных фигур. Джон Гуд схватился за ружье, по-видимому полагая, что уложить слона так же просто, как жирафа, с которым ему сегодня повезло, однако я придержал его руку и заставил сесть.
– Ни в коем случае, – вполголоса произнес я, – пусть они пройдут!
– Да это же настоящий рай для охотника! – в возбуждении прошептал капитан.
– Может, останемся на денек-другой и поохотимся как следует? – спросил сэр Генри, задумчиво посмотрев вслед животным.
Я несколько был удивлен его словами, так как до сей поры он только и делал, что поторапливал нас. Признаться, я тоже был бы не прочь воспользоваться случаем и поохотиться по-настоящему.
– Ну что ж, друзья мои, – сказал я, – думаю, нам не повредит немного развлечься. Но прежде надо выспаться, ведь придется встать до восхода солнца. Тогда, быть может, нам удастся захватить слоновье стадо, когда оно начнет пастись.
Оба тотчас согласились со мной, и мы принялись готовиться ко сну. Гуд снял свой костюм, почистил его, спрятал монокль и челюсти в карман брюк и, аккуратно свернув одежду, сложил ее там, где ее не могла намочить утренняя роса; вдобавок он прикрыл вещи углом своей простыни из прорезиненной ткани. Мы с сэром Генри ограничились более скромными приготовлениями. Вскоре все улеглись, укрывшись одеялами, и погрузились в сон без сновидений, который так сладок для всякого путника.
Нас заставили вскочить ужасный рев и отголоски отчаянной схватки, доносившиеся со стороны водоема. Шум постепенно нарастал и, казалось, приближался к нам. Мы схватились за ружья и, натянув на ходу что попало, выскочили за ограду. Однако схватка уже затихла. Мы остановились и обнаружили, что в густой траве лежит бездыханный самец африканской саблерогой антилопы. Пронзенный ее огромными, изогнутыми, как клинки, рогами, великолепный черногривый лев также был мертв.
В прошлом мне уже случалось видеть подобное. Должно быть, антилопа пришла к водоему, где залег в ожидании добычи хищник, очевидно, тот самый, чей рев мы слышали накануне. Лев прыгнул, но угодил в точности на острые рога, которые пробили его тело насквозь. Не в силах освободиться, он рвал когтями и зубами шею и спину своей жертвы, а та, доведенная до безумия ужасом и болью, понеслась прочь, пока не рухнула замертво.
Выяснив, что произошло, мы позвали слуг и носильщиков-кафров и общими усилиями перетащили туши животных к ограде. Затем вернулись в свое убежище, улеглись и больше не просыпались до самого восхода солнца.
На рассвете все были уже наготове. Мы взяли с собой три крупнокалиберных ружья, солидный запас патронов, а также объемистые фляги, наполненные холодным чаем, который я всегда считал лучшим напитком на охоте. Наспех позавтракав, наш небольшой отряд двинулся в путь; за нами следовали Амбопа, Хива и Вентфогель. Носильщиков-кафров мы оставили в лагере, поручив им снять шкуры с животных, а тушу саблерогой антилопы разрубить на куски.
Широкую слоновью тропу было нетрудно обнаружить. Внимательно обследовав ее, Вентфогель сообщил, что она проложена более чем двадцатью слонами, причем в основном взрослыми самцами. В течение ночи стадо успело уйти довольно далеко, и только часов в девять утра, когда жара стала почти нестерпимой, мы определили по сломанным ветвям, сорванным листьям и коре, а также по еще дымящемуся помету, что слоны, безусловно, совсем рядом. Так оно и оказалось: исполины находились на расстоянии каких-нибудь двухсот ярдов от нас. Покончив со своим завтраком, слоны спокойно стояли в лощине, время от времени хлопая огромными ушами.
Сорвав пригоршню сухой травы, я подбросил ее в воздух, чтобы определить направление ветра, потому что если животные нас почуют, то скроются из виду еще прежде, чем мы успеем вскинуть ружья и прицелиться.
Убедившись, что ветер дует от слонов к нам, я подал знак осторожно продвигаться вперед. Благодаря тому, что нас скрывала высокая трава, нам удалось приблизиться к стаду на расстояние около сорока ярдов. Как раз перед нами, повернувшись боком, стояли три великолепных самца; у одного из них были громадные бивни. Я шепнул, что буду целиться в среднего, сэр Генри взял на себя того, что стоял слева, а Джон Гуд – самца с большими бивнями.
– Пора, – скомандовал я.
Три крупнокалиберных винтовки ударили залпом, и слон сэра Генри упал замертво. Пуля угодила ему в сердце. Средний рухнул было на колени, и мне поначалу показалось, что он смертельно ранен, однако через мгновение слон вскочил и бросился наутек, едва не задев меня. Я тут же разрядил ружье прямо между его ребер, и на этот раз он свалился окончательно. Быстро вложив два новых патрона в стволы, я подбежал к слону вплотную и третьим выстрелом в голову добил животное.
Затем я обернулся, чтобы взглянуть, как капитан справился с самым крупным самцом, – потому что до меня донесся яростный рев, полный боли. Все оказалось настолько серьезно, что я был вынужден без промедления броситься на подмогу. Джон Гуд растерянно озирался и что-то взволнованно кричал. Оказывается, слон, раненный первым выстрелом, развернулся и устремился прямо на своего обидчика, причем капитан едва успел отскочить в сторону. После этого гигант продолжал мчаться вперед, не разбирая дороги. Остальное стадо в панике кинулось врассыпную.
Передохнув немного и дав нашим слугам время, чтобы вырезать сердца двух слонов, предназначенные на ужин, мы повернули к нашей стоянке; можно было бы преследовать стадо и дальше, однако желание охотиться у нас уже иссякло. На обратном пути мы наткнулись на стадо антилоп, но тоже не стали стрелять – еды у нас и без того хватало. Антилопы промчались мимо и остановились за кустами на расстоянии около ста ярдов. И тут мистеру Гуду вздумалось взглянуть на них – раньше ему никогда не доводилось видеть вблизи этих южноафриканских копытных.
Капитан передал свое ружье Амбопе и в сопровождении Хивы не спеша направился к кустарнику. Мы с сэром Генри присели на траву в ожидании, пока они вернутся, как вдруг услышали рев раненого слона и увидели его огромный силуэт. С задранным хоботом и хвостом слон, внезапно возникший из зарослей, несся прямо на нашего любопытного джентльмена, а Хива и капитан при виде разъяренного чудовища повернули и что было духу помчались к нам.
Я вскочил, целясь в слона, однако не решался выстрелить, боясь попасть в одного из бегущих. Впрочем, от стрельбы по слону с такой дистанции все равно было бы мало толку. Но в следующее мгновение случилось нечто ужасное: Джон Гуд пал жертвой своей привязанности к европейской одежде. Если бы он, упрямец, согласился расстаться со своими брюками и гетрами и охотился, как все жители Африки, все бы обошлось. Но теперь костюм отчаянно мешал ему, и, когда капитан был ярдах в шестидесяти от нас, подошвы его кожаных ботинок, отполированные бегом по траве, заскользили, он упал и покатился прямо под ноги слону. Ужас заставил меня, сэра Генри и Амбопу одновременно броситься туда.
Через минуту все было кончено, но совершенно непредвиденным образом. Хива первым заметил, что капитан упал. Отважный юноша кинулся к нему, но уже на ходу обернулся к слону и метнул свое короткое зулусское копье – ассегай, которое вонзилось в основание хобота самца. С воплем боли рассвирепевшее животное схватило хоботом бедного парня, швырнуло на землю и принялось топтать. Мы тотчас открыли огонь и стреляли без перерыва до тех пор, пока слон не рухнул плашмя.
Джон Гуд, мгновенно вскочивший на ноги, был в глубоком отчаянии и беспрестанно винил себя в гибели слуги, который ради его спасения пожертвовал собой. Сэр Генри хмуро отвернулся; мне также было не по себе, хотя на своем веку я видывал и не такое.
Амбопа же, возвышаясь надо мной, философски созерцал громадную тушу мертвого слона и то, что осталось от бедного Хивы.
– Что ж, – неожиданно спокойно обронил он. – Хива погиб. Однако этот зулус умер как настоящий человек.