Пять дней интенсивных занятий по украинскому языку прошли быстро. Занимался я в самом деле достаточно интенсивно. И даже бытовые разговоры вел с инструктором на украинском. Наконец подошел момент внедрения в банду. Осень в нынешнем году выпала дождливая. Бушлат я дома оставил, а мой камуфлированный костюм, хотя считался пропитанным водоотталкивающим составом, начал в отдельных местах промокать и холодить тело. Промокла и камуфлированная фуражка, в результате чего начало сильно холодить голову. Вот об этом я раньше не подумал. Но ничего, главное, чтобы костюм тело прикрывал, а остальное все – второстепенно. Впрочем, в моей ситуации это меня устраивало, потому что работало на конкретную цель.
В машине у меня остался майор Настырняев, который должен отогнать моего «китайца» в новый загородный гараж ГРУ. Гараж ФСБ решено было не использовать, чтобы не было возможности у кого-то по номеру определить владельца и просчитать, что владелец задействован в какой-то операции ФСБ. Неизвестно, конечно, в какой именно, но подозрение может вызвать ненужное внимание к моей персоне, а это уже само по себе неприятно. Никто не знал источник утечки информации, а он существовал и действовал. Информацией о конкретных действиях бандиты часто владели еще до того, как ФСБ приступала к конкретным действиям. Да и не слишком доверял я водителям ФСБ, чтобы оставить машину надолго в их гараже. Могут разобрать до винтика, чтобы потом собрать из старых запчастей. С моей точки зрения военная разведка всегда надежнее. Мне даже дали гарантию, что моего «китайца» поставят в отдельный бокс и опечатают двери.
Тут на мой сотовый пришла эсэмэска от генерала Кабакова: «Пора. Выходи неторопливо, чтобы успеть промокнуть».
Я удалил ее, после чего убрал трубку подальше, пожал руку Алексею Иосифовичу и вышел из машины под основательно надоевший уже дождь. При мне был пистолет с нанесенным номером пистолета, похищенного у убитого охранника в Московском областном суде. Баллистическое и трассологическое описание в материалах уголовного дела было заменено на соответствующее моему новому оружию, уже опробованному в тире…
Идти по улице предстояло почти целый квартал, и я после полученного приказа двинулся вперед, старательно имитируя походку уставшего человека. И даже голову поднимал навстречу дождю, чтобы вода под козырек кепки попадала. А потом и воротник легкой куртки поднял, чтобы она и под воротником подмокла. Уже начинало стремительно смеркаться, а тяжелые дождевые тучи плыли над городом так низко, что усиливали подступающие сумерки и обещали скорый мокрый снег. Я шел вдоль квартала, состоящего из одного громадного длинного здания. На углу находились его полукруглое крыльцо и большие стеклянные двери, из которых выходил какой-то человек, и я тут же услышал звук двигателя разгоняющейся машины у себя за спиной. Поправляя воротник, я оглянулся и увидел не только фары внедорожника «Ленд Крузер 200», но и саму машину. Государственные регистрационные номера были залеплены снегом до нечитаемости. Я быстро оценил дистанцию и чуть заметно сделал шаг шире, но человек уже спустился с крыльца и, сразу встав на одно колено, выхватил из-под одежды пистолет – видимо, узнал машину и сообразил, что происходит, так как из открытого окна «Ленд Крузера» уже высунулся ствол, а потом с опозданием из него прозвучала автоматная очередь. Против крыльца стояла еще одна машина, по силуэту «БМВ». Оттуда выскочил охранник, а следом за ним и водитель. Оба подняли пистолеты и стали стрелять по «Ленд Крузеру». Но следующие очереди свалили и того, и другого. Я находился в шести метрах от человека, который успел сделать два выстрела, но попал, не умея, видимо, стрелять, в мокрую блестящую дорогу. А вот очередной выстрел из «Ленд Крузера» обязательно свалил бы стрелка, не дав ему подняться с колена. Подскочив к нему, я успел свалить его ударом ноги раньше. И тут же автоматная очередь ударила в место перед крыльцом, где человек только что находился. Я выхватил свой пистолет и дал в окно внедорожника два выстрела, после чего «Ленд Крузер» газанул и резко умчался вперед. А мужчина навел свой «ствол» на меня. Эта ситуация, как следствие стресса после покушения, тоже рассматривалась оперативниками ГРУ, и я, действуя в соответствии с их рекомендациями, грубо спросил:
– Ты что, дурак? Я же тебя спас…
Он посмотрел на свое плечо, где на коже его плаща отпечатался след моего рифленого каблука, потом на место, где минуту назад стоял на одном колене, и, опустив пистолет, прошептал:
– Ты кто?
– Человек без пальто… – ответил я, стряхивая с себя дождевую воду и убирая пистолет под брючный ремень.
Мужчина вдруг резко подскочил и решительным голосом начал командовать:
– Погнали за ними… – Стремительно шагнув в сторону машины, он открыл переднюю дверцу и сел за руль.
Я без уговоров устроился рядом на пассажирском сиденье, заметив при этом:
– Да хрен их сейчас догонишь!
– Я знаю, куда они поехали. Попробую догнать. Путь срежем… – И «БМВ» мягко тронулся с места, сразу сворачивая за угол, туда же, куда пару минут назад свернул «Ленд Крузер».
Где-то в стороне послышалось завывание сирены полицейской машины. Похоже даже, что не одной, а нескольких. Кто-то, видимо, сразу после стрельбы позвонил.
Я узнал этого мужчину, но не по фотографии, а по описанию. В своих кругах его зовут Гога, хотя официально по документам он – Георгий Ахметович, но я даже мысленно не позволял себе называть его иначе, чем просто человеком, чтобы случайно автоматически не проговориться.
Погоня началась. Впрочем, для московских улиц эта было почти нормальным движением. Здесь часто, несравненно чаще, чем в других крупных городах, можно встретить машину, предпочитающую в городе скорость выше сотни километров в час. Многим водителям, как мне объясняли, более медленное передвижение кажется просто унизительным. Дважды мы проскочили перекрестки на последней фазе желтого света. Если бы кто-то начал поперечное движение раньше разрешенного периода времени, на такой скорости избежать столкновения не удалось бы, по крайней мере не удалось бы с нашей стороны. Мне же с моими документами не очень хотелось встречаться с машиной ДПС, а это был вполне реальный вариант. Я согласился уехать с места покушения на Гогу во многом для того, чтобы избежать разборок с полицией, поскольку звуки полицейских сирен уже слышались отчетливо. Но уехать от одних полицейских, чтобы угодить в лапы других – это мне откровенно не нравилось. И потому я сказал достаточно резко и твердо:
– Все! Мы уже далеко отъехали. Высади меня.
– Почему? Боишься преследовать?
– На такой скорости дальше ментовки не уедешь. А мне это не по душе. Сам я преследовать согласен, но не люблю, когда меня преследуют. А ты едешь так, что любая патрульная машина за тобой сорвется.
Гога резко притормозил и уже не слишком торопливо двинулся дальше, до первого поворота направо. Там улица была скромная, с малым движением, хотя и отлично освещенная множественными фонарями.
– Жалко с тобой расставаться, – произнес он. – Стреляешь ты хорошо. Служил, я думаю?
– Служил, – кивнул я.
– Скорее всего, не мент. Менты обычно плохо стреляют. И где?
– В «Беркуте»… Потом еще кое-где…
– Это в Киеве, что ли?
– Это в Украине.
Я умышленно использовал предлог «в», который используют украинцы, а не предлог «на», как говорят в России. Это, пусть и в малой степени, было характеризующим моментом.
– Что ж на Майдане так плохо стреляли?! – с усмешкой спросил Гога.
– Меня там не было, а наши парни не стреляли потому, что им даже патроны не выдали. Дубинками отстреливаться, правда, разрешили, – усмехнулся я в ответ и сам ощутил, насколько естественной получилась моя горечь в голосе. По крайней мере такой довольно впечатлительный и умный, судя по характеристике, человек, как Гога, обязан эту горечь уловить. Но он, как оказалось, уловил и другое.
– Там, после стрельбы, когда ты в машину сел, я заметил, как ты занервничал, когда на дороге полицейские сирены послышались. Не желаешь ментам показываться? В розыске, что ли?
– А что, я должен был свой пистолет выбросить и сказать, что кто-то посторонний стрелял и уложил автоматчика?
– На оружие, стало быть, разрешения не имеешь! – задумчиво проговорил Гога.
– Как и ты, наверное… – ответил я.
В это время мы свернули за следующий угол, и на дороге, метров на тридцать впереди нас, стали заметны полицейские мигалки и менты. Но машины стояли и никого не преследовали.
– Что за хренотень! – Гога с силой стукнул ладонью по рулю. – Нам «тормоз» специально выставили? Разворачиваться поздно, нас заметили. Еду прямо. Если остановят, будь готов отстреливаться…
Я сунул руку на пояс и сжал рукоятку пистолета, который носил без кобуры, просто прижатым к своему животу брючным ремнем. Гога мой жест оценил правильно. Он дополнительно сбросил скорость, попробовал, легко ли ему дотянуться до рукоятки своего пистолета, и поехал прямо. Впереди стояли две патрульные машины полиции – «уазики» и одна машина ДПС – «Опель Астра». Инспектор ДПС сделал жезлом знак, приказывая «БМВ» принять вправо, прижаться к бордюру и остановиться. Гога не вышел из машины, как обычно делаю я, когда меня останавливает ДПС. Правила вообще-то не обязуют водителя покидать машину, и в Москве это поведение, как я уже понял по нескольким увиденным случаям, считается естественным.
– Сразу не стреляй, – предупредил я. – Сначала поговорим. Там лежит кто-то в газоне… Человек. Может, просто другая машина сбила…
Я старался рассмотреть, что происходит впереди. Полицейские из патрульных машин даже не смотрели в нашу сторону, хотя все они были при автоматах и в любую минуту могли бы дать очередь.
Инспектор ДПС подошел к нам, козырнул и представился.
– Документы, командир? – высунул голову из окна Гога.
– Нет, только вопрос, если не возражаете. Вы здесь недавно не проезжали?
– Только утром… А что тут случилось?
– Из машины выбросили тело человека и автомат.
– Тело – значит, убит? – спросил я, наклоняясь к плечу Гоги и тоже выглядывая в окно водительской дверцы.
– Да, две пули в голове.
– Из автомата стреляли?
– Трудно сказать. Только мне кажется, не сам он в себя стрелял. Ствол его пороховой гарью пахнет, значит, стрелял в кого-то. Да тут, говорят, неподалеку какая-то перестрелка была. Ну ладно, раз здесь не проезжали, следуйте по своим делам.
Словоохотливый инспектор козырнул, и пошел в сторону своей машины, а мы объехали место происшествия и двинулись дальше.
– Повезло нам… – с облегчением выдохнул Гога.
– В чем? – поинтересовался я.
– Документы не проверяли. Я забыл их у убитого водилы забрать. Сейчас возвращаться уже поздно, документы, наверное, уже у ментов. Кстати, не объявили бы «Перехват»…
– Вот потому я и хочу с тобой расстаться. Сверни за угол и там меня высади.
– Боишься продолжения?
– Не вижу смысла ввязываться в незнакомую ситуацию. Уже раз ввязался, пару пуль парню в голову всадил…
– Уверен, что в голову всадил?
– «Гиббон» так сказал.
– Ты думаешь, это… На дороге – его из «крузака» выбросили?
– Не сомневаюсь…
– Надо было мне подойти, удостовериться…
– Долго думал. Сейчас уже поздно. Вот здесь поверни за угол, высади меня и езжай своей дорогой. Дальше нам не по пути. – Все это было просчитано в оперативном управлении ГРУ. Там имели достоверную информацию, что Гога остро нуждается в умелых боевиках, поэтому просто так он меня не отпустит, но желание использовать мои боевые навыки должно сводиться к его инициативе, а я должен проявлять свое нежелание к сотрудничеству, потому что мне своих забот хватает.
– Как хочешь. Хоть и стреляешь ты классно, но я и других стрелков найду, они «крузака» отловят… – Гога вытащил трубку, но при мне звонить не стал.
Машина остановилась, я вышел, вышел и Гога.
– Подожди, стрелок, – обратился он ко мне. – Я сейчас позвоню, чтобы «крузак» по пути тормознули, а потом поговорим.
Гога разговаривал, стоя на дороге, и дождь мешал мне услышать разговор, который велся и без того едва слышно. Но длился он недолго. А когда Гога убрал трубку под свой длинный кожаный плащ с полами, испачканными грязью, я попрощался с ним.
– Ладно, бывай здоров и больше под пули не подставляйся. Где здесь ближайшая станция метро, не подскажешь?
– Садись, я тебя до дома подвезу. «Крузака» и без нас тормознут.
– А меня с тобой тормознут.
– У меня в ментовке все на большом уровне схвачено. Я им большие «бабки» плачу, не переживай. Садись, выкрутимся. Все одно – это лучше, чем под дождем мокнуть…
– Ты, может быть, и выкрутишься, а вот я – едва ли. И тебя могут вместе со мной «закрыть». Я для тебя более опасен, чем твоя машина…
– Тебя хоть как звать-то? – поинтересовался он.
– Олександр, – сделал я намеренное усиление на букве «О». – Можно просто – Сашко… Даст Бог, свидимся. А ты…
– Я – Георгий.
– Жора, значит, по-одесски…
– Я в Одессе ни разу не был. А вообще-то меня обычно зовут Гога, иногда можно Гошей, я не сильно обижаюсь. А ты, стало быть, хохол?
– Я – украинец, – с гордостью произнес я.
– Телефончик мне не оставишь? Вдруг сгодишься. Или я тебе сгожусь. Мой тоже запиши… Всякое в жизни бывает. Насчет ментов иногда могу выручить…
В целом Гога вел себя так, как и просчитывали в Оперативном управлении ГРУ. Там понимали его психологию.
Я подошел ближе и продиктовал свой номер. Гога сразу внес его в свою трубку. Я обратил внимание, что трубка у него элитная. Не какой-нибудь модный временщик «iPhon», а «Vertu», который стоит как очень хороший импортный автомобиль. Он назвал свой номер, и я просто запомнил. Мне это было тем более не сложно, что я номер уже знал, поскольку он был поставлен на прослушивание спутников космического управления ГРУ и фигурировал в документах, которые я уже читал.
– Память такая хорошая? – спросил Гога. – Не записываешь…
– Не жалуюсь. Специально тренировал… – Это подтверждало мою легенду, уже внесенную в ментовские документы, как и в документы суда и Следственного управления ФСБ, и подогревало его интерес к моей личности. – Все? Тогда я пошел. Так где здесь метро?
– Вернись до угла и поверни не в сторону ментов, а вправо. Через два, кажется, квартала будет метро. Сам увидишь… Отдельно стоящий домик с колоннами перед дверьми.
Я пошел, не оглядываясь…
«Хвоста» за мной не было. Гоге некого было за мной послать, а сам он слишком большим человеком себя считал, чтобы лично вести визуальное наблюдение. Я на метро добрался до своей станции, там пешком дошел до дома и поднялся в квартиру. У меня был свой экземпляр ключей и от подъезда, и от тамбура, и от собственно двух квартирных замков в стандартной китайской металлической двери. Майор Настырняев и подполковник Разумов имели свои экземпляры ключей, но пока я конспиративной квартирой пользуюсь, в нее без моего приглашения наведываться не будут. Я выложил на стол рабочую трубку и вытащил из шкафа свою личную. С нее и позвонил сразу генералу Кабакову. Коротко доложил все, что случилось нынешним дождливым вечером.
– Да, задел ты Гогу за больное место. Очень заинтриговал, – сообщил генерал. – Он сразу дал задание своим людям навести о тебе справки. Результаты, я думаю, будут только утром. Виктор Васильевич позвонит тебе, все расскажет. А ты хорошо отработал, одобряю…
– Стараюсь, товарищ генерал… – сдержанно ответил я.