Давайте автор откроет читателю «страшную тайну». В том древнекитайском письме, которое существовало во время Конфуция, не было грамматики. Иероглифы шли один за другим, как кадры кино, и воспринимались «зрителем» именно как развертывающиеся события фильма. Рисунок иероглифа говорил сам за себя, так как имел хорошо просматриваемое значение. В иероглифах еще не было так называемых «ключей» (иначе, – радикалов, детерминативов), которые появились на регулярной основе не ранее III в. до н. э. в результате последовательной реформы письма, изменившей прежний письменный язык до неузнаваемости. Классическое древнекитайское письмо – вэньянь, на котором до нас дошел текст Лунь юй, во многом унаследовало эту «рисунчатую» структуру письма эпохи Конфуция. Недаром в научной среде вэньянь сравнивается со стенографией. Вот что пишет об этом В. А. Курдюмов в своей книге «Курс китайского языка. Теоретическая грамматика» (ЦИТАДЕЛЬ-ТРЕЙД; ЛАДА, М.: 2005, стр. 89, 91):
С нашей точки зрения вэньянь не может рассматриваться как разговорный язык, поскольку он обладает всеми признаками системы записи (языка для записи), грубо говоря, «стенограммы». <…> В качестве аналогии вэньяню можно привести различные искусственные системы записи типа стенографии, которые опять же, имея источником реальную речь, тем не менее, не могут быть прочитаны «дословно». <…> Совершенно очевидно, что и китайский вэньянь может рассматриваться как именно такой оптимизированный и отшлифованный корневой язык, в котором на письме отсекались грамматические показатели, возможно, преобразовывалась грамматика, на котором в конечном итоге можно было создавать официальные документы и художественные произведения, общепонятные в масштабах всей страны и который неизбежно менялся с изменением реального языка (выделение здесь и далее наше – Г. Б.).
Древние китайские тексты были, фактически, прото-фильмами, нарисованными на бамбуковых планках или на внутренних стенках ритуальных бронзовых сосудов, а не словесными текстами. Здесь допустимо сравнение с детскими «комиксами», которые тоже «не могут быть прочитаны дословно». За прошедшее после Конфуция время в этих «текстах-фильмах» изменилось всё до неузнаваемости: и сам рисунок иероглифа, и его логическая структура, и стиль написания, и произношение, и десятки новых значений, появившихся для тех же самых знаков, и, наконец, появилась та грамматика, представление о которой сегодня имеет каждый школьник. «Немой» картиночный язык общения человека с миром духов – а именно эту функцию выполняли древние иероглифы даже во время Раннего Чжоу – постепенно преобразовывался в «буквенную» письменность для синхронной фиксации устного общения человека с себе подобными. Рисунок густо окрашивался «фонетикой».
И в этот процесс реформы – кардинальной ломки основополагающих принципов функционирования древнего письма – «совсем некстати» вклинилась фигура величайшего Учителя Китая – Конфуция. Китайцы изначально не понимали своего Учителя. Это произошло по той причине, что Конфуций – и по своему менталитету и по своим убеждениям – принадлежал к стемительно исчезающей «эпохе Вэнь-вана», в то время как современный ему Китай уже полностью развернулся в сторону обычного, «нормального» человеческого существования, – существования без «духов», без «загробного мира» и без постоянных мыслей о том, что́ ожидает человека после смерти.
О том, что это действительно так, и что мы ничего не преувеличиваем, свидетельствует изначальное непонимание Китаем очень важного, но в то же самое время простейшего по своему смыслу суждения Лунь юя. Конфуций горестно восклицает: «Кто [из людей] может выйти, минуя дверь? Почему же [они] не идут [этим] Путем (Дао)?» (6.17). «Дверь» – это та смерть, через которую каждый из нас выходит в «мир иной». Конфуций как бы предостерегает своего слушателя, что неосмотрительно пренебрегать Путем (Дао) древних, т. к. в этом случае человек после смерти обязательно столкнется с чем-то нежелательным. А отсюда – естественный и абсолютно логичный вывод: подлинное Учение Конфуция – это вовсе не учение о справедливом обществе, а фактически «Руководство к Смерти». И в этом нет ничего необычного: любая древняя религия – это и есть подобное «Руководство». Но в отличие от наших сегодняшних представлений о смерти такое «руководство» древних никогда не было окрашено в истерические или трагические тона.
«Невероятно! Этого не может быть! Учение Конфуция не имеет никакого отношения к религии!» – возразит нам современный образованный читатель. К сожалению (или, к счастью), такое традиционное представление о Конфуции придется пересмотреть. Все последние выводы археологии Китая в части конкретизации жизни аристократической верхушки Чжоу (название ранней династии Китая) свидетельствуют о том, что Конфуций ничего нового не придумывал и никакого «своего» Учения не создавал. Он просто копировал духовную практику Чжоу, приспосабливая ее к изменившимся условиям общества. И именно об этом – о том, что сам он ничего не создаёт, а только «следует Чжоу» – Конфуций заявляет в своих беседах неоднократно. Причем, с таким прочтением этих иероглифов никто не спорит. Но в то же самое время подлинный смысл его Учения никто не понимает – даже его любимые ученики. Не понимают они и связи этого Учения с практикой Чжоу. И в этом тоже нет ничего удивительного: подлинное Учение евангельского Христа не понимал ни один из Его учеников-апостолов. Это Учение смог понять только тот «Иоанн», который зафиксировал его в Четвертом какноническом Евангелии.
Подтверждением этих наших слов – «никто не понимает» – является главная загадка всего Лунь юя: что́ означает то Жэнь, которое является основополагающим термином Учения Конфуция? Этот иероглиф встречается в тексте Лунь юя 109 (!) раз. Для сравнения скажем, что, например, самый распространенный в Дао Дэ цзине и во всей китайской философии иероглиф Дао («Путь», в том числе обычная «дорога») здесь повторяется только 83 раза. Во всем научном мире смысла Жэнь никто никогда не знал и не знает. До сих пор! Ученики многократно спрашивают своего Учителя, что же это такое, но остаются в неведении. Учитель им знание Жэнь не открыл. Откроем мы.
Подлинная «религия» Конфуция (оставим именно этот термин, хотя его смысл превратился в современном атеистическом обществе почти в ругательство) со временем была преобразована китайскими комментаторами в некое социальное учение о справедливой жизни «верхов и низов» Поднебесной (Китая). И сделано это было не по чьему-то злому умыслу, а именно от полного забвения и незнания идеалов Раннего Чжоу. После прославления Конфуция были введены новые значения для всех главных древних иероглифов Лунь юя, – с той целью, чтобы привести смысл всех высказываний Учителя к какой-то разумной логике. Часто это делалось не от злого умысла, – комментаторы прекрасно понимали, что текст Лунь юй должен иметь разумный смысл, но они этого смысла не видели.
И как нам сейчас разобраться во всем этом нагромождении «испорченных» иероглифов и их более поздних значений? Ведь текст, датируемый V–IV вв. до н. э. и записанный некогда древним письмом гу вэнь, дошел до нашего времени в графике, грамматике, стиле и редакции III–VI вв. н. э. (уставное письмо кай шу, – фактически, современный шрифт).
И увы! Исследователи никогда не имели в своем распоряжении подлинного, т. е. исходного древнего текста Лунь юй, который был утрачен еще до новой эры. При этом следует хорошо понимать принципиальную разницу между передачей информации с помощью обычного для европейца фонетического письма и письма иероглифического, которое, по самой его природе, невозможно «прочитать» так же, как читается – по буквам! – например, даже самое раннее греческое письмо. «Перевод» того или иного древнего китайского иероглифа (который, как ошибочно полагают, эквивалентен одному слову европейского языка) – это не то, что перевод буквенного слова: иероглиф имеет одновременно несколько различных словарных значений, причем, часто прямо противоположных. В европейском алфавитном письме несравненно меньше простора для возможного искажения исходного смысла текста и его неправильного понимания при прочтении.
В относительно древнем китайском письме – в том, на котором и дошел до нас Лунь юй (если сами иероглифы в таком письме почти современные, то их сочетание и «грамматика» иные), – научному исследователю этого текста очень многое приходится принимать на веру, полагаясь в таком понимании на авторитет древних комментаторов. А они, к сожалению, – уже ничего не знали. Даже сегодня мы располагаем гораздо большей информацией о Китае периода становления династии Чжоу, чем любой древний комментатор. Все без исключения имеющиеся «переводы» Лунь юя поневоле отражают взгляд той комментаторской традиции, которая была выработана в Китае около двух тысячелетий назад. Иного прочтения этого древнего и загадочного иероглифического текста в мире не существует.
Но подобное «понимание» текста – из-за своей очевидной мозаичности и отсутствия в нем какой-либо единой логической связи между всеми высказываниями – носит название «Афоризмов», т. е. безотносительных отрывочных речений, причем, речений очень банальных, – высказываний «ни о чем и обо всем». При этом сам Конфуций неоднократно заявляет, что все его Учение «пронизано одним» (или «единым»). Так чем же оно все-таки «пронизано»? На этот вопрос читатель получит ответ в предлагаемой книге.
И именно в этом заключается главное противоречие между тем, что из столетия в столетие повторяет комментаторская традиция, и тем, что заявляет сам Конфуций. Приведем слова известного советского и российского китаеведа – прекрасного знатока и исследователя древнекитайского языка А. М. Карапетьянца о главном термине всего Лунь юя – об иероглифе Жэнь, который, как ошибочно предполагает традиция, был введен в литературный язык самим Конфуцием. Поясним читателю, что этот иероглиф традиционно переводится как «человеколюбие» или «гуманность». «Мы бы не применили этот термин нигде, где его применяет Конфуций» – так заявляет А. М. Карапетьянц. То есть если Жэнь понимать в смысле «человеколюбие», то он не вписывается в логику всего остального текста.
И тем не менее, Конфуций этот термин применяет там, где считает нужным. Но если это действительно так, в таком случае какая-то из двух сторон, участвующих в споре о правильном понимании этого иероглифа, оказывается неадекватной: или Конфуций, или, что выглядит более вероятным, – наше научное понимание этого знака. Неадекватны, вне сомнения, мы.
Вот еще один отзыв, но уже другого российского специалиста, который посвятил не один десяток лет разгадке тайн Лунь юя. Приведенные ниже слова принадлежат недавно ушедшей из жизни Л. И. Головачевой: «“Понятный” текст переводов превращает учение Конфуция в нечто плоское, пресное и очень примитивное». И здесь Лидия Ивановна абсолютно права. При здравом прочтении всех переводов этот текст действительно производит впечатление чего-то примитивного. И дело здесь вовсе не в качестве «европейского» перевода, – на современном китайском языке этот текст выглядит в понимании самих китайцев нисколько не лучше. Удивительно, но такого впечатления нет, когда мы, например, читаем переводы греческого Платона, который жил в то же самое время, только на другом конце планеты. Но возможно, все европейские ученые неосознанно закрывают на все это глаза, полагая, что Восток уже по своей изначальной природе таков… несколько простоват?
Понятно также и то, что для того, чтобы открыто высказать свое нелицеприятное отношение общепризнанному пониманию Лунь юя, профессионал-синолог должен преодолеть многое. Потому что таким своим заявлением он фактически бросает вызов всему остальному научному сообществу и ставит под угрозу собственную профессиональную репутацию, а значит и карьеру. И все это только ради той правды, которая ему вдруг открылась. Более того, заявляя свое «нет» традиционному пониманию текста, такой специалист хорошо осознаёт, что разумного альтернативного решения данной проблемы сам он предложить не в состоянии.
И все-таки выход есть. Первое и самое главное: Конфуций говорит о таком духовном становлении человека, которое существовало, существует и будет существовать в человечестве все века и тысячелетия. Ведь мы, например, точно знаем, что у юноши со временем начнет расти борода, а у девочки – разовьется грудь. Мы это видим своими глазами и поэтому верим. Точно так было во времена Конфуция, было до него, и будет через 1000 лет после нас. В духовных вопросах, о которых говорит Конфуций – пусть это духовное и невидимо глазу – те же самые закономерности. Если у человека есть собственный опыт, аналогичный тому о котором учило Раннее Чжоу в качестве «спасения» (о том, что́ это означает в Учении Конфуция, мы скажем позже), – значит, база для понимания суждений Конфуция уже имеется. Понятно, что «духовная грудь» (читай об этом в раннехристианских «Одах Покоя», ошибочно переводимых как «Оды Соломона») развивается далеко не у каждого, становящегося взрослым. Поэтому о таких вещах не пишут, а если кто-то и пережил нечто подобное, то, как правило, считает это чем-то «непонятным», а еще точнее, – не имеющим непосредственного отношения к той конкретной земной жизни, в которой он живет. Ведь всякое может случиться с человеком.
Сегодняшний век компьютерных технологий, а также появившаяся в обществе религиозная свобода и свобода в информационном пространстве позволяют сделать то, что было невозможно сто лет назад: собрать воедино зафиксированный духовный опыт человечества и сравнить его с теми словами-«рисунками», которые «говорит» Конфуций. В сегодняшнем мире отсутствует сведенное воедино описание развития стандартных внутренних духовных процессов в человеке. В мире существуют отдельные тексты, – как правило, философского или религиозного содержания, в которых этот вопрос раскрывается в какой-то своей отдельной части. И главные из таких текстов – это Лунь юй, Евангелия (включая коптское Евангелие от Фомы) и классические Упанишады Индии. Причем, Лунь юй и Евангелия никогда правильно не понимались, а Упанишады – в отрыве от этих двух текстов – представляют собой «сплошной туман» для бредущих в нем на ощупь «философов» и богословов.
И в дополнение к абсолютному непониманию этих текстов – в нашем цивилизованном обществе отсутствует хоть какое-то разумное представление о принципиальной разнице между стандартными духовными процессами, происходящими в человеке, и теми психическими недугами, которые приводят человека к сумасшествию. В этом отношении европейское человечество не смогло сделать даже крошечного шага вперед по сравнению с теми евангельскими иудеями, которые предполагали, что Христос «сошел с ума». Здравый человек современного европейского общества – а таковой всегда является неверующим – и сегодня не сомневается в том, что если и существовал когда-то на земле такой человек, как Христос, то он действительно был «немного не в себе». Ну а Конфуций – продолжает рассуждать наш грамотный современник – он был поборником за социальную справедливость, т. е. за справедливое управление народом Поднебесной.
Итак, первым условием правильного понимания содержания Лунь юя является получение читающим духовного опыта, аналогичного тому, который в этом тексте описывается. Причем, мы не ставим перед собой цель как-то этот опыт возвеличить, а значит, поднять таких людей на недосягаемую высоту относительно всего остального человечества. Будем надеяться, что будущее развитие науки покажет, кто́ эти люди на самом деле. Возможно, это – проявление какой-то особенной болезни, которая до настоящего времени не идентифицирована медициной по причине ее редкости или трудности обнаружения. Мы говорим сейчас о другом: о том, что для правильного понимания Конфуция, необходимо заболеть той же самой «болезнью». Другого пути для понимания текста Лунь юй (впрочем, и евангельского тоже) в мире не существует.
Вторым условием, которое поможет нам разобраться в Учении Конфуция, являются выдающиеся достижения современной науки. О роли интернета и компьютера мы уже упомянули. Из археологических изысканий последнего столетия нам уже хорошо известно, что́ представляло собой раннее Западное Чжоу и тот его духовный мир, на который опирался Конфуций в своем Учении. О том, что он в этом Учении не предлагает ничего нового, а просто «следует Чжоу», что он «передает, а не создает», – он сам заявляет неоднократно, причем, эти простые «слова» иероглифического текста невозможно понять как-то иначе. Но при этом вся базовая духовная терминология Лунь юя (включая иероглиф Жэнь) – это терминология, разработанная во время начала прихода к власти династии Чжоу (X в. до н. э.), а во многом и ее предшественницей – древнейшей династией Китая Шан-Инь. И именно она, эта терминология, непонятна как слушателям Конфуция, так и всем последующим комментаторам.
И последнее, третье. В современных академических словарях собраны все известные предполагаемые значения того или иного иероглифа, включая даже самые древние, доконфуцианские. Грамотный в духовном отношении человек (или «больной», если такая формулировка кого-то устраивает больше), который исследует Лунь юй, выбирает из всей «колоды карт» этих значений единственную – ту, которая была в руках у самого Конфуция. Так что понять подлинный смысл суждений Лунь юя все-таки можно. И главными нашими помощниками в этом деле будут двое. Первый – это самый известный в России и самый полный «Большой китайско-русский словарь» под редакцией профессора И. М. Ошанина. В нем собраны почти все известные науке значения иероглифов вэньяня, включая самые древние и давно вышедшие из употребления. И второй – это недавние исследования выдающегося китаеведа современной России, ныне покойного, Василия Михайловича Крюкова. Его заслуги в исследовании духовного мира Раннего Чжоу по достоинству еще не оценены ни у нас, ни в Китае.
Да, мы почти забыли напомнить читателю еще об одной «малости». В спорных вопросах следует внимательно присматриваться к рисунку иероглифа и стараться буквально «разобрать его по косточкам», разглядывая его древние «останки». То есть пытаться понять его изначальный древний рисунок, а значит и смысл. Иногда только это помогает найти «выход из тупика».
Итак, что́ нам требуется для правильного понимания текста Лунь юй? Представьте себе, что вы держите в руках прекрасный древний перстень, в котором в богатую и с замечательной искусностью выполненную оправу (ведь древние китайцы – это выдающиеся мастера ювелирных дел!) вставлена зеленая стекляшка из какой-то переплавленной пивной бутылки, которую все «ценители» называют изумрудом. Это и есть существующий «перевод» (читай: понимание) Лунь юя. «Грамматика» вэньяня, последовательность слов, и даже проставленные впоследствии знаки препинания – все в этом «переводе» прекрасно. Но при этом требуется… «исправление имен» (чжэн мин). Так это назвал сам Конфуций в одном из суждений, прекрасно отдавая себе отчет в том, что современники его не понимают.
То есть нам, сегодняшним реставраторам первоначального смысла Лунь юя, не требуется быть мастерами ювелирных дел и изготавливать новую изысканную оправу. Нам не требуется в совершенстве владеть премудростью древнекитайского языка, – в этом нам помогут уже имеющиеся словари и переводы древнего текста. Нам требуется только осторожно извлечь из замечательного Царского перстня это гораздо более позднее «бутылочное стекло» и поставить на его место прекрасный и величественный бриллиант всех времен и народов, имеющий древнее китайское название Вэнь. «Афоризмы» Лунь юя следует заменить на непротиворечивый и осмысленный текст. Сегодняшний Лунь юй – в том числе в своей современной китайской версии – это «голый король» из одноименной сказки Г. Х. Андерсена. И то, что ему аплодируют все европейцы (правда, немного сконфузившись), свидетельствует только о глубоком обнищании внутреннего мира всего человечества. За «гаджетами» и многочисленными внешними интересами человек забыл о себе самом. «А ведь король-то голый!» – робко прозвучали в ликующей толпе два русских голоса – бас А. М. Карапетьянца и звонкий голосок Л. И. Головачевой. Но их никто не услышал.
Услышали мы. Сегодняшняя цивилизация уходит и рождается новая. То, что старое уходит, сегодня видит и осознаёт каждый разумный человек. Но никто из людей не знает, что́ принесет с собой в мир это новое. И возможно, правильное понимание слов древнего Конфуция позволит человечеству хоть немного приблизиться к этому неведомому новому. Ведь все новое – это только хорошо забытое старое. Все в этом мире «возвращается на круги своя».