Глава третья, про рыбалку, с лирическим отступлением на пёсика
Мы собираемся. Лена ждет нас. Нет, конечно же, ей дела никого нет до меня. А вот с мужем у неё особые отношения. Ради Лены мой муж может бросить меня и детей на неделю и больше. Весь его распорядок жизни крутится вокруг неё. Хорошая погода – Лена, плохая – семья. У меня такое впечатление, что только ради неё он и живет. Без меня он быстро утешится на берегах Лены. Она-то будет всегда. Моя ревность к ней просто переходит все границы. Единственное, что мне остается, так ездить на рыбалку с мужем.
Опять же, рыбалка – это просто повод. Муж счастлив при любом раскладе – есть рыба, нет рыбы. Вот она – Лена. Семнадцать километров в ширину. «Мощщя», – с ударением на «я», говорит обычно муж. Это самый лестный отзыв, какой только может прозвучать из уст моего мужчины. Что мне нужно сделать, чтобы услышать это определение в свою сторону, даже предположить не могу. Самое большее, чего мне удалось добиться, так это «красотулька» и «рыбулька».
Вот и сейчас, прыгая через три-четыре ступеньки вниз и на несколько секунд замирая в воздухе, вместо восхищения, я лишь слышу:
– Осторожнее там, не сломай лестницу!
У меня в руках поводок с пёсиком, у мужа – рюкзак и две объемных сумки. Пёсик к моим скачкам давно привык, я частенько с ним гуляю. Если это раннее утро, то я не просто прыгаю, но и болтаюсь, как воздушный шарик, лишь изредка цепляясь рукой или ногой на повороте, а пёсик тащит меня вниз по лестнице. У нас пятый этаж и это располагает к экспериментам.
При муже я лечу впервые, поэтому, чтобы не сильно его удивлять, делаю вид, что ловко прыгаю. Никакого впечатления. Это ж программист. Он, наверное, думает, что рано или поздно, все женщины начинают прыгать, а то и летать.
Тут самое время сделать лирическое отступление и объяснить, кто такой пёсик и как он сделал нашу семью настоящей.
Когда дочерям было без малого по девять лет, мы не придумали ничего лучшего, как завести собаку. Выбор наш пал на таксу. И маленькая, и вроде как охотничья, не стыдно с собою в лес взять, Сила Никитич же ещё и охотник, не только рыбак. И симпатичная на вид, не бульдог, в общем.
По телефону на объявление о распродаже таксиков ответила женщина базарного типа, с такими ни я, ни Сила разговаривать не умеем. При нашем слабовыраженном желании приобрести щенка с родословной и документами, женщина за каких-то двадцать минут убедила нас в бесполезности всех этих бумажек и мы, записав её адрес, тут же сели на низкой посадки тойоту и поехали за щенком. Девчонок мы отправили на все лето к дедушке-бабушке, а потому выбор собаки был целиком и полностью на нас с мужем.
Мы плутали между домами с дробью три и дробью пять в плохо нам знакомом районе Рабочего городка в тщетных поисках дроби четыре. Перезвонить базарной тетке никто из нас не горел особым желанием.
– Да ну его, этого таксика. Это ж злые собаки, с комплексом неполноценности из-за своих коротких лап, – сказал Сила Никитич.
– И тетка эта подозрительная какая-то, даже документов у неё нет на собаку, может это и не такса совсем, – поддержала я мужа.
На этом идею завести собаку мы не оставили, а поэтому из-за отсутствия подходящих объявлений в газете, стали смотреть интернет. Среди объявлений о раздаче дворняжек всех мастей нас привлекло объявление о продаже за символическую цену щенков породы курц-хаар.
Сила Никитич тут же набрал в поисковике описание породы, с экрана на нас смотрела очень симпатичная морда, весьма похожая на такса.
– Берем такую? – спросил для проформы Сила.
Я видела, что он уже загорелся приобретением крупной охотничьей собаки, а не какой-то там таксы.
– Он же на кабана может идти! – против этого аргумента мне нечего было возразить, разве что где они, эти кабаны в Якутии.
– А сколько это – семьдесят сантиметров в холке? – мой взгляд цепляется за цифру в статье, которую штудирует супруг.
– Вот, – муж развел руки.
Небольшая вроде бы собака. Размер довольно загребущих рук супруга, я во внимание не приняла.
– А как это – в холке? – на всякий случай уточнила я.
Мой вопрос повис в воздухе. Муж с головой погрузился в чтение о тонкостях обучения охотничьей собаки.
Дело оставалось за малым – позвонить хозяевам и забрать щенка.
О том, что город Якутск растянут как коровья лепешка, я конечно, догадывалась. Если долго и терпеливо ехать в сторону речпорта, потом аэропорта, потом какими кривыми дорогами в сторону Намцырского тракта, потом снова свернуть и через разбитую до такой степени дорогу, что все остальные дороги в нашем северном городе кажутся раем земным, проехать через мрачные производственные здания, в которых когда-то что-то производилось, то в вдалеке непременно покажется поселок, называемый Кирзавод.
– Так может это и был Кирзавод? – вопрошаю я супруга, имея ввиду мрачные здания, которые мы уже проехали.
– Нет, Кирзавод дальше, – Сила немногословен. Он держится за руль так, словно мы едем по минному полю, и замысловато матерится, применяя, на мой взгляд, несочетаемые суффиксальные и приставочно-суффиксальные способы образования слов и сложнейшие, в зависимости от величины очередной ямы, деепричастные обороты.
Почему мы отправились на Кирзавод на маленькой тойоте, а не на уазике, непонятно. Это был наш промах, который мы поняли, когда развернуться было уже невозможно, мы ехали по одной длинной непрерывной луже с кочками, следом за ныряющей перед нами иномаркой, а за нами хвостом пристроились другие машины, навстречу ехали такие же несчастные, как и мы, и обочин у этой так называемой дороги не было как таковых. Тут я понимаю, что будь в этом самом Кирзаводе хоть щенок крокодила без документов, он все равно будет нашим.
Преодолев полосу препятствий, мы въезжаем в довольно милый поселок из десятка двухэтажных деревянных домов. За ними сразу же начинается тайга. Нас встречает худая нервная женщина, хозяйка щенков курц-хаара. Её муж на работе, а щенки – вот они, тут. Документы тоже в порядке, вот они. Мне кажется, что женщина готова к щенкам с документами приложить и денег, лишь бы мы забрали их всех.
Сила Никитич присаживается на корточки рядом с щенками. Их двое, а было семь или восемь. Я почти не слышу, что говорит женщина, потому что основным фоном идет лай собаки.
– Это их мать, хотите посмотреть? – мы хоть ещё только начинающие собачники, но где-то слышали, что при выборе щенка полагается смотреть не только документы, но и взрослую собаку. Но согласия от нас и не требуется. Мы все равно друг друга не слышим. Муж играет с щенками, я любуюсь на мужа. Он похож на ребенка. Оказывается, я так редко вижу его улыбающимся…
Женщина идет к закрытой двери, из-за которой доносится лай, и выводит мамашу прекрасных щенков. Да, именно так я всегда представляла собаку Баскервиллей.
Я прячусь за широкую спину мужа и нащупываю рукой входную дверь. Если хозяйка не справится со своей собакой, дверь лучше заранее приоткрыть. Крик ужаса застыл у меня в горле. Вот где пригодилось бы умение визжать, зря я не научилась в детстве.
Муж, наконец, поднимает глаза и видит эту Баскервилль.
Женщина, поняв, что если я выскочу за порог, то убедить моего супруга взять щенка будет сложнее, быстро запихивает собаку обратно на кухню. Я, как в минуту смертельной опасности, успеваю заметить все в мельчайших подробностях: и обгрызенную дверь, и выцарапанный линолеум, и налитые кровью глаза, и слюни в уголках пасти, и много ещё каких мелочей навсегда отпечатывается в моем мозгу.
– Это она волнуется, что щенков отдаем, это у неё первый помет, – кричит женщина. Она прибавила голоса и темпа, и теперь легко перекрикивает собаку.
Ей удается объяснить моему мужу, что её муж ходит на охоту только с этой их легавой собакой, какая это прекрасная охотничья собака, они решились завести щенков и «отца» щенков привозили из Питера, и если кому-то нужна настоящая охотничья собака с родословной, то вот они, щенки от такой собаки. «Надо брать» – однозначно думает Сила, я это вижу по его затылку. Он берет одного из щенков на руки.
– Нет, отдаем не этого, – женщина тут же забирает щенка и всучивает другого.
– Эх, тот был лучше, – говорит мне раз за разом Сила Никитич, вот уже на протяжении шести лет, – наш-то Гаврюха последний был в помете, самый слабый, тощий, а тот был крупнее, настоящий такой пацан.
Доставшийся нам ненастоящий пацан с питерским папашей и мамашей с Кирзавода, в рекордные сроки преобразил нашу семью.
Как всегда в таких случаях, внешняя среда тут же начинает снабжать нас необходимой информацией. На широкие экраны выходит фильм «Хатико», в книжном мире шумит бестселлер «Марли и я», и в скором времени ожидается его экранизация. По телевизору практически в каждом боевике, насколько бы он ни был старым и заезженным, обнаруживается новая мысль о том, что семья без собаки – это не семья.
– Вот поженимся мы с тобой, купим дом, родятся наши дети, заведем собаку, и будет у нас настоящая семья… – говорит брутального вида полицейский, обнимая хрупкую блондинку.
Мы с Силой слышим только «собаку… настоящая семья…».
Весь наш опыт семейной жизни теперь четко разделен на две части: до появления Генри и после…
Первый день наш пацан с большими лапами, глазами и ушами, отъедался. Он никак не мог понять, почему вся кастрюля – его, и никто его не толкает и не отбирает у него кашу. Спать на полу, на мягком коврике, извлеченном из ванны, Генри отказался, высказав нам громким воем, что он ещё маленький и привык спать с кем-нибудь теплым. За мамку и всех его братьев и сестер легко сошла я. Не выдержав нытья, я пришла к пёсику и осталась с ним спать на диване. Надо ли говорить, что диван навсегда стал после этого собственностью нашего пса.
Вторую ночь воспитанием охотничьей собаки решил заняться Сила. В итоге, после непродолжительной борьбы, Сила сдался и уснул точно так же, как и я накануне – в обнимку с пёсиком на диване.
На третью ночь пёсик согласился спать один, но исключительно на диване, там было не так страшно, как на полу, не говоря о мягкости.
Муж, начитавшись к этому времени умных книг по воспитанию охотничьей собаки, решил отучить Генрика от дивана. После изнурительных боев в течение года, стороны пришли к обоюдовыгодному решению – пёсик делал вид когда хозяин дома, что он не подходит к дивану, а хозяин, что он не знает о том, что пёсик спит на диване ночью, а иногда даже и днем.
Я, в свою очередь, выучила собаку командам, которые совершенно, как считал муж, лишние, но которые довольно успешно скрашивали наши серые будни.
– Место! – темная туша ловко спрыгивает с дивана и с размаху шлепается на коврик, и преданно смотрит на мои непустые руки.
Отряхнув то, что прилипло после готовки к рукам в кастрюльку на пороге балкона, я даю следующую команду:
– Кушать!
Пёсик лихо, лишь едва тормозя когтями, подъезжает к кастрюле и в мгновение ока всасывает те жалкие крохи, коими хозяйка решила его одарить.
Девочки, приехав к началу учебного года от дедушек-бабушек, отнеслись сперва к наличию щенка в доме довольно скептически. На первый взгляд от него не было никакой пользы, но спустя какое-то время все мы, а особенно девочки, поняли, какая это находка для нашей семьи.
Во-первых, пёсик взял на себя функцию громоотвода. Любая испорченная вещь, разбитая или порванная, тут же списывалась на него, как бы абсурдно это ни звучало. Если раньше сестры могли часами выяснять, кто из них порвал тетрадку, то с появлением брата нашего меньшего, такие споры даже не возникали. Стоило только сказать: «это пёсик!» и всем было уже не до порванной вещи. Генрик знал, что его вторая кличка «Пёсик», поэтому тут же прибегал и махал обрубком хвоста, приглашая поиграть.
Во-вторых, неотчетливо проявляющаяся семейная иерархия с появлением собаки приобрела четкие очертания, можно сказать, внутрисемейного государственного устройства. У нас воцарилась монархия с авторитарным режимом правления. Монарх, он же – мой муж, он же – отец детей, стал в первую очередь хозяином, а потом уже всем прочим. Мы с девочками, как женские особи в стае, стояли на ступени подчиненных монарху, а пёс занял промежуточное между нами положение, как особь мужского пола, с чем не поспоришь, и потому правая рука монарха.
Справедливости ради следует заметить, что вся эта сложная система авторитарного правления в полной мере проявляла себя лишь при наличии хозяина. Если я или девочки оставались с пёсиком наедине, то он, в зависимости от ситуации, притворялся заместителем монарха, которому поручено наблюдать за нами и порядком в доме и с важным видом спал на диване, или же ребенком, которого надо кормить, чесать, гулять, играть и снова кормить, желательно прямо у стола, с руки.
Время от времени, Сила Никитич напоминал мне и Генрику цитату из книги о воспитании охотничьих собак: «курц-хаар очень спокойная собака, её удобно держать в городских условиях, потому что дома вы её не увидите и не услышите».
– Ты понял, да? – говорил Сила пёсе, который стоял с тряпочкой в пасти и со стоном просил её покидать.
Тряпочка стала прекрасной альтернативой мячику или пустой пластиковой бутылке, как советовали особо заботливые собаководы. Часто на тряпочку пускались старые носки, для этого их завязывали на узел. Такого игрального носка хватало на две-три недели, пока он не приходил совсем в непотребный вид и выбрасывался.
Из этого вытекала третья польза. Пёсик отучил хозяина вешать носки на батарею, а тем более, бросать их ещё где-нибудь. После того как несколько раз пёсик был уличен в том, что приносил совершенно свежие, буквально один день ношенные и повешенные проветриваться носки, муж стал оставлять носки в ванной, а я стала завязывать узел на специальном носке «для пёси».
Мы грузим на коня модели УАЗ-3151 резиновую лодку, мотор сорока-тактный, спиннинги, котелок, рюкзак с провизией. Мне нравится рыбачить. Во-первых, я «боюсь» живых рыбин, поэтому их чистит сам Сила, во-вторых, как слабой половине человечества, мне необходимы особые условия – теплые вещи, сухая палатка, кружка вина, хорошая история под завыванье ветра.
Так, правда, было первые годы. Потом я втянулась в процесс и была уличена в том, что не так уж и боюсь рыбин, потому как легко вынимаю крючок из пасти и сажу их под жабры на кукан.
– Где пёся? – спрашиваю я мужа.
Тот вот только же крутился возле сковородки.
– Я его спать положил, лапонька.
Я сижу с ведром рыбы. Справа от меня – нечищеная рыба, слева – почищенная. Изо рта идет пар. Холодно. Темно. На месте пёсика должна быть я. Сила порезал палец, а потому участь чистки улова целиком и полностью на мне. Мне так и так её чистить. Или здесь и сейчас, или же потом, дома. Лучше, конечно, сейчас, пока чешуя разлетается по камням, а не по раковине и стенам.
Сила Никитич тоже чем-то занят у лодки. На рыбалке у него много работы, он постоянно что-то делает с мотором, со снастями, с палаткой.
– Положил он пёсю, а я сиди тут, в темноте, в холоде… – ворчу я.
Сила Никитич чутко улавливает моё настроение, и на одной волне со мной продолжает ворчание:
– И не говори, что это за собака такая. Лапы он все отбил по камням бегать, ходит за мной и стонет. Ребенок! В палатку завел, он спит, а хозяева пусть тут на морозе работают…
Что меня всегда удивляло в Силе Никитиче, так это его способность погружаться в дело не просто с головой, а всем телом целиком, без остатка. Как в песне «стрелять, так стрелять». С этим связано и противоположное его качество – полное неумение делать несколько дел одновременно. Не знаю, может быть это качество присуще всем мужчинам, не только моему мужу. Я, например, вполне могу думать сразу и обо всем, не говоря уж о делании нескольких дел: писать креативно-мозг-выносящую вещь, слушать радио и помнить о кастрюле с супом на газе и что скоро придут из школы девчонки.
На рыбалке Сила Никитич преображается. Весь налет цивилизации слетает с него, как шелуха. Он похож на неандертальца, вышедшего на тропу за добычей. Взгляд устремлен вперед, ноздри чутко вздрагивают на малейшее изменение ветерка. Он не услышит меня, о чем бы я вдруг ни заговорила. Конечно же, в глазах светится ум высокообразованного программиста, но это только в глазах, которые устремлены далеко вперед по движению лодки, к тому же у нашего пёсика ничуть не меньше смысла в глазах, когда он точно также смотрит вперед.
Дома мне гораздо проще найти момент, когда Силушка меня услышит. Он перестает соображать только за едой.
– Что сделать на ужин? – почти всегда спрашиваю я его в обед.
Муж поднимает глаза от тарелки с борщом и искренне, нисколько не лукавя, не понимает о чем это я.
– На ужин? Как думаешь?
Ответ я получаю ближе к вечеру, когда обеденные борщ и котлеты переварены, и желудок супруга вспоминает, что я задавала какой-то важный для него вопрос.
– Лапонька, а что у нас сегодня на ужин? – спрашивает тогда меня через свою чудо-кнопку Сила Никитич.
В пять утра нам надо вставать. Пёсик, место которого в наших ногах у входа в палатку, упираясь всеми лапами, отказывается выходить из тепла. Палатке, объемом в два куба, который мы успешно нагрели своим дыханием, лет сорок, она из проверенного временем брезента, а там за палаткой легкий минус и собаку в такой мороз выгоняют только бессердечные хозяева, говорит нам всем своим поджатым задом и выгнутой спиной пёсик. С трудом выпнув его из палатки, мы одеваемся и вылазим сами.
По дороге решаем остановиться и покидать спиннинги. Конечно, нам же мало вчерашнего улова в двадцать килограмм. Погодка разгулялась, поэтому почему бы не покидать. У нас в запасе целый день, на работу и мне, и Силычу, только завтра.
Мы причаливаем к песчаной косе. Не знаю, как Сила Никитич определяет рыбные места, но он всегда прав в том, что касается рыбалки. Мне лень далеко ходить по песку. Сила же с пёсиком убегают от лодки на километр, а то и дальше.
Резиновые сапоги я снимаю и брожу по берегу босиком. Днем тепло, плюс пятнадцать. Гнуса в августе не так много, поэтому на мне всего лишь закатанные по колено джинсы, две кофты и ветровка. Я кидаю спиннинг и смотрю по сторонам. Солнце, ветер, по реке время от времени идут баржи, проплывают лодки и катера.
Вот и сейчас вдоль берега идет катер, присматривая место для причала. Я закидываю блесну. Это огромная, с мою ладонь блесна. Она тяжелая, поэтому закинуть у меня получается довольно далеко. Легкую блесну ветер мешает кинуть, как следует. Я кручу катушку и одним глазом слежу за катером. Катер замедлил ход, его пассажиры явно заинтересованы в исходе моей рыбалки. А вот и щука, я вижу, как она вот-вот схватит блесну. Леска замотана, блесна в двух метрах от моих ног, щука тоже. Какую-то долю секунды мы с ней думаем, что делать, потом я трясу перед носом щуки блесной: «На! Хочешь?»
Удар такой силы, что я чуть не роняю спиннинг.
– Что за фигня? Ты что? Взяла? – я ору щуке все, что думаю.
Катер остановился, пассажиры протирают глаза и бинокли.
Я судорожно тяну спиннинг, леска раскручена на всю длину, крутить катушку не хватает сил, я бегаю со спиннингом, как с палкой и продолжаю общение с щукой:
– Ты что? Дура? Да, ты – дура! Думаешь, уйдешь? Не на ту напала!
И кажется, я даже цитировала какие-то стихи и пела русские народные песни, «эй, ухнем» и «ой, мороз-мороз». Звала изо всех сил Силу и пёсю, прыгала и махала им то одной, то другой рукой, но их далекие силуэты так и маячили где-то на линии горизонта.
Катер остановился в паре десятков метров, его сносит течением вдоль берега.
Я бегаю по каким-то лужам и заводям, пытаясь вытянуть щуку на берег. В том, что это щука, я не сомневаюсь. Только щука может быть такого размера. Мне удается обмануть её и вывести в заводь с полметра глубиной. Щука предпринимает последний рывок, чтобы уйти, скачет вверх-вниз, смешивая песок и воду, я заматываю леску на катушку и тяну щуку ещё дальше по берегу. Оказавшись на песке, щука вдруг затихает, блесна свободно выпадает из её пасти.
Я подхожу к ней, трогаю её босой ногой. Она даже не шевелится.
– Ты что, померла от злости? – тормошу её.
Несколько минут, пока я боролась с ней, сначала показались мне вечностью, а теперь кажутся всего лишь мгновением.
Катер завел мотор и начинает движение прочь от моего берега.
– Ну что, видали, как надо рыбачить? Передумали останавливаться, да?
Я сажусь рядом с щукой и оглядываюсь. Только сейчас замечаю, что я по пояс мокрая, вся в песке, а берег истоптан мною так, словно по нему прошлась колона демонстрантов.
– Конечно, даже катер испугала, – говорю я себе.
Сила приходит через каких-то десять минут. Молча оценивает поле боя. Взвешивает на глаз мою добычу.
– Девять-десять килограмм, – говорит он довольно мрачно.
Берет мой спиннинг и идет кидать неподалеку. Генрик облизывает рыбину, выражая полное одобрение.
Я переодеваюсь и развешиваю на лодке свои штаны.
– Ты что, больше не будешь кидать? – спрашивает меня супруг.
Он без остановки ходит по берегу и вытаскивает щук, но все они, конечно же, не идут ни в какое сравнение с моей.