Первым у меня родился сын. Конечно, я назвала его Робертом. В честь брата. Для мамы это имя тоже было дорого. Ведь так звали не только моего брата, графа Эссекса, не только графа Лейстера, маминого мужа, но и их умершего общего маленького ребенка.
К сожалению, после родов мой муж, обрадованный рождением сына, вовсю старался получить от меня следующего ребенка. Я же любила его не более, чем до появления на свет нашего первого сына. Даже хуже – муж стал вызывать отвращение.
Единственное, что меня всегда отвлекало, – двор. Там интриги не прекращались ни на минуту. И подчас принимали вид совсем нешуточный.
А вот Роберту Эссексу жизнь при дворе быстро наскучила. После военных действий в Нидерландах он оставался в королевском дворце неотлучно. Королева его старалась от себя не отпускать. Но в то же время она держала при себе и других фаворитов, то приближая их, то удаляя. Никакая испанская Армада не могла нарушить заведенный порядок. Летом, когда военные действия были в самом разгаре и граф Лейстер возглавлял защиту Лондона, выстраивая на Темзе укрепления, Роберт умудрился вызвать на дуэль Чарльза Бланта.
– Ему не сидится на одном месте, – оправдывала Роберта мама. – Он рвется на поле боя…
Но на поле боя Елизавета ему идти не позволяла. Подобная привязанность вовсе не мешала королеве флиртовать с Блантом. Война с Испанией в свою очередь не мешала проводить турниры. Когда она в качестве особой расположенности пожаловала Чарльзу золотую брошь в виде шахматной королевы, тот тут же нацепил ее на рукав. Роберт в турнире отличиться не смог, и его злило все – и успех Бланта, и собственное бессилие доказать, что он сильнее.
Роберт не нашел ничего лучше, как оскорбить Чарльза прилюдно.
– Дуракам всегда везет! – и Роберт ткнул пальцем в золотую брошь.
Чарльз схватил брата за руку:
– Кого ты называешь дураком? – вскипел он.
– О, ты даже не понимаешь, о ком речь! – Роберт тут же вызвал Бланта на дуэль.
Чарльз отказаться не мог – ссору видело слишком много народу. В итоге Роберта ожидало жестокое разочарование: Чарльз слегка его ранил и сумел отобрать оружие. Унижение скрасило лишь вмешательство королевы. Она вызвала к себе обоих дуэлянтов и заставила помириться.
– Больше не смейте драться, – выговаривала королева, собрав чуть ли не весь двор в своих покоях. – Вы должны обещать мне стать добрыми друзьями.
Фавориты почтительно поклонились. Я на примирение не надеялась, но вскоре Роберт и Чарльз действительно подружились.
– Не ожидала, Роберт, что ты способен наладить отношения с бывшим врагом, – я не удержалась от сарказма, узнав об их сближении.
– Сэр Чарльз оказался не так плох! – заверил меня брат.
Через несколько лет я сама попала под обаяние Бланта. Хотя, пожалуй, понравился он мне сразу. Просто после неудачного замужества и смерти Филиппа я долго не позволяла себе влюбляться.
Вскоре про дуэль забыли. События более важные заслонили всякие мелкие происшествия, случавшиеся при дворе. Осенью стало ясно, Испания терпит от нас поражение на море.
– Дрейк доказал, его тактика превосходит испанскую! – гордо объяснял мне Роберт.
– Все же Армаду по большей части разметала буря, – возразила я в ответ.
Никто, собственно, и не скрывал: погода выступала на стороне англичан.
– Неважно! Знаешь, как говорят в народе? «Сам Господь воюет за Англию». Бури ниспосланы свыше. Не стоило даже пытаться выходить в море для того, чтобы сражаться против нас! – помню, Роберт стоял возле камина, выпрямив спину, отчего казался еще выше. Он снисходительно смотрел сверху вниз на нас с мамой. Мы не пытались спорить. Главное, наши любимые мужчины остались живы. Несмотря на мою неприязнь к графу, я радовалась за мать. Скоро Дадли вернется домой. А учитывая растущую привязанность королевы к Роберту, мама надеялась, граф все же останется на этот раз дома надолго.
Надолго, как это ни ужасно, оказалось «навсегда»…
Смерть застала его по дороге домой. Граф собирался на лечение в Бат, а по пути хотел заехать повидаться с мамой. Они так и не увиделись после долгой разлуки. Он умер неожиданно, не мучаясь и не проболев ни дня. Просто не проснулся утром, словно посчитав, что настал его час покинуть всех нас.
Новость мы с Робертом узнали в Ричмонде. Некоторое время никто не осмеливался доложить о случившемся королеве. До обеда она пребывала в неведении. Правда, Елизавета явно находилась не в лучшем настроении. После завтрака она, вопреки обыкновению, одна гуляла по аллеям парка. Приближенные шли чуть поодаль, готовые кинуться к ней по малейшему мановению руки. Но Елизавета никого не подзывала к себе.
– Словно чувствует, произошло что-то, – пробормотал Роберт.
Я не верила в предчувствия, да и думала в тот момент больше о маме.
– Робин, мне следует уехать домой. Мама одна принимает сейчас эту ужасную новость. Нельзя оставлять ее в одиночестве.
– Подожди. Увидим реакцию королевы и, может быть, поедем вместе.
– Что изменит реакция королевы? – возразила я, не понимая, почему Роберта больше волнует Елизавета, а не родная мать.
Чувства, которые брат испытывал к королеве, всегда оставались для меня загадкой. Он не играл в ревность, а искренне пытался отвадить от нее других фаворитов. Единственный мужчина, к которому Роберт не ревновал Елизавету, только что умер.
– Граф оставил после себя огромные долги. Думаю, это – одна из причин его скоропостижной кончины. Кампания в Нидерландах высосала с него все силы и все деньги. Я надеюсь, Елизавета хотя бы после его смерти выкупит долги. Иначе матери придется прозябать в бедности, – объяснил Роберт.
– Мама не будет прозябать в бедности! – возмутилась я.
Мы шли в окружении небольшой группы фаворитов и фрейлин. Они услышали мой громкий возглас и смерили меня осуждающими взглядами.
– Я не брошу ее, – зашептала я тише.
– Я тоже не брошу. Но вы с Дороти – замужние дамы и зависите от ваших мужей. Я пока не имею большого дохода. Было бы хорошо все-таки добиться погашения долгов королевой.
К сожалению, брат был прав. Оставалось дождаться момента, когда кто-нибудь решится открыть королеве правду. Уильям Сесил, лорд Берли, взял тяжелую миссию на себя. Двор затих. Кто-то ждал бури, кто-то слез и громкой истерики. Но никто не ожидал того, что случилось на самом деле. Королева заперла дверь в свою спальню и во дворце установилась звенящая тишина.
– Ее отец, запираясь в комнате, начинал бить об стену все попадавшееся ему под руку, – прошепелявил один из старейших подданных Ее Величества.
– Лучше б она что-нибудь била, – ответил лорд Берли.
Не хотелось верить в безумную любовь королевы к Дадли, но где-то в глубине души мне тоже стало страшно. Я вспомнила свою детскую, восторженную любовь к Филиппу и неожиданно представила себя на месте Елизаветы. Она ведь знала графа с ранних лет. Всю жизнь он оставался с ней рядом. Так что же может значить тишина, установившаяся за дверьми ее спальни?
Никто не осмеливался попытаться войти внутрь.
– Я стучал, но королева приказала оставить ее в покое. – Лорд Берли лишь разводил руками. – Надо дать Ее Величеству время побыть одной, коли на то ее воля.
Подданные неслышно передвигались по дворцу. По нескольку раз в день Сесил подходил к спальне королевы и прислушивался. Ни звука!
– Роберт, я поеду к маме, – объявила я брату о своем решении к вечеру. – Она там одна, и только Богу известно, как себя чувствует. Уверена, переживает не меньше Ее Величества.
Замок стал похож на склеп. Сразу как я вошла внутрь, повеяло холодом. Наступил октябрь, и тепло начало отступать, сдаваясь под напором ветра и дождя. Замок не отапливали.
«Бедная мама, – подумала я, – у нее нет денег даже на дрова для камина!»
Меня никто не встречал. Впрочем, я не предупредила о приезде. Скорее всего, моя комната не готова и в ней холодно, хуже, чем на улице. Те немногие слуги, которых позволила себе оставить мама, наверное, разбрелись по замку, не имея сильного желания выполнять свои обязанности бесплатно.
Я велела моим слугам отнести вещи наверх в спальню, а сама отправилась искать Летицию. Мама сидела в огромной комнате, где когда-то граф принимал многочисленных гостей. Посреди помещения стоял гроб. Я вздрогнула. Сколько мама тут уже находится? Граф умер вчера. Видимо, его привезли сюда к вечеру. У меня начали стучать зубы. То ли от ужаса, то ли от холода.
Обхватив себя руками, я медленно пошла к маминому креслу. Она услышала шаги.
– Ты приехала? – Голос не дрожал, а по щекам не катились слезы. Но мертвенно-бледное лицо мамы отчего-то внушало страх.
– Когда похороны? – ответила я ей вопросом, посмотрев в сторону гроба.
– Завтра. Раньше подготовиться не успели. Мы едем в Уорик, рано утром.
– Ты хочешь похоронить его там же, где похоронен малыш Роберт? – Вопрос вырвался сам собой: я пребывала в уверенности, что похороны графа будут привилегией королевы.
– Это воля моего мужа, – произнесла мама чуть громче. – Граф завещал похоронить себя возле сына. Рядом похоронены его предки. Он всегда любил Уорик.
У меня выбора не оставалось, как только ехать на следующий день с мамой. На пышные похороны денег не было. Их не осталось даже на скромные похороны, но друзья графа помогли вдове устроить Дадли подобающее прощание.
В соборе Святой Марии собралось несколько человек. Я вспомнила такую же малочисленную свадьбу мамы в Кенилворте десять лет назад. Казалось, с тех пор прошла вечность.
«Ах, если бы отец остался жив!» – думала я возле могилы графа Лейстера.
Слухи об организации графом убийства Уолтера Деврё не утихали, несмотря на проведенное расследование. «Я должна простить его. Господи, помоги мне простить человека, чья жизнь на земле уже закончилась. Только тебе известно, действительно ли виновен граф в смерти отца».
Отныне два Роберта покоились рядом: сын и отец. Судьба не была милостива к Дадли. Осталось проявить милость мне. Я перекрестилась и глубоко вздохнула. Вместе с графом я похоронила часть своего прошлого. Стало ли легче на душе? Пожалуй…
– Королева не покидала спальни несколько дней, – рассказал мне Роберт о том, что происходило в Ричмонде в мое отсутствие. – Лорд Берли распорядился взломать дверь.
– А королева? – я представить не могла, как Уильям Сесил решился на такое.
– Она поблагодарила лорда. «Англия не должна оставаться без королевы, даже если умер один из ее благороднейших подданных», – примерно эти слова произнесла Елизавета, когда дверь в ее комнату открылась.
– Будет ли она оплачивать долги графа?
– Пока об этом нет и речи. – Роберт покачал головой. – Королева лучше к матери относиться не стала. Граф незадолго до смерти прислал ей письмо, которое Елизавета хранит, как драгоценную реликвию в своем ларце. Ее Величество продолжает считать Летицию «волчицей», обманом затащившую графа под венец. Последнее письмо Дадли, считает королева, доказывает, перед смертью он думал лишь о ней, а вовсе не о своей коварной супруге.
– А ты как думаешь, Робин?
– Я всегда хорошо относился к графу. – Брат провел рукой по узкой бородке. – Меня не интересуют его взаимоотношения с женщинами. С его помощью я получил отличное образование и был представлен королеве. Я постараюсь ей заменить Дадли. Она и вправду страдает.
О матери Роберт не сказал ни слова. Он изменился, мой брат. Жизнь при дворе меняет многих. Его взгляд стал холоднее, голос жестче. Или он просто повзрослел? Я не уверена. Но рядом со мной больше не было младшего брата. Рядом стоял высокий, красивый, уверенный в себе мужчина с неизменно горделивой усмешкой на лице…