Развитие социального и правового статуса детей начиналось с полного их бесправия, безграничной власти родителей, в том числе дисциплинарной (телесные наказания), лишения свободы через постепенное ограничение этой власти, превращения ее в родительские права до установления контроля за их осуществлением, ответственности родителей и признания за несовершеннолетними качества специального привилегированного субъекта права.
С распространением христианства изменяются социальные представления о ценности жизни ребенка: забота о детях стала рассматриваться как милостыня во спасение души и как покаяние. В Средние и Новые века внимание государства распространяется только на покинутых, бедных детей. Между тем положение детей, живущих в семье родителей или заменяющих их лиц, подчас бывало хуже, чем положение бездомных детей: постоянные побои, истязания, недоедание, работа сверх сил.
На протяжении различных исторических этапов правовой статус несовершеннолетних определялся характером отношения общества к детям, той социальной ролью, которую взрослые отводили в нем ребенку. Основной составляющей этого отношения являлось понятие о ценности ребенка как члена общества, которое, в свою очередь, определяло стиль отношения к его воспитанию. Эволюция взаимоотношений родителей и детей имеет свои ключевые особенности, проявляющиеся прежде всего в модификации соотношений социального и правового статуса участников семейных правоотношений. Автор известной психогенной теории Ллойд Демоз подразделял всю историю детства на шесть периодов, каждому из которых соответствовал конкретный стиль воспитания и форма взаимоотношений между родителями и детьми.[101] В качестве таковых исследователь выделял следующие стили:
1. Стиль детоубийства (с древности до IV века н. э.). Он характеризовался массовым инфантицидом в отношении детей, которых родители по тем или иным причинам не могли или не хотели кормить и воспитывать. Детоубийство в истории Античности было повседневным и общепринятым актом. Домовладыка в Древнем Риме имел в отношении своих детей право жизни и смерти, право продажи своих детей и т. п. С течением времени эта крайняя власть постепенно смягчалась. В конечном итоге она свелась к праву отца применять домашние меры наказания детей, к обязанности детей оказывать уважение родителям, в связи с чем дети не могли предъявлять родителям порочащих исков. Вместе с тем, и в более поздние времена по Законам XII таблиц убийство детей не считалось преступлением. Ценность жизни несовершеннолетнего в античном праве всецело определялась субъективным отношением отца к самому факту его существования. Ребенок имел перед родителями лишь обязанности быть послушным и покорным орудием, действующим и живущим во благо и ради удовлетворения определенного родительского интереса.
2. Оставляющий стиль (IV–XIII века н. э.). Инфантицид снижается, но дети продолжают оставаться для родителей объектом негативного проецирования. Широко распространена практика отправления ребенка к кормилице, в монастырь, на воспитание в другую семью, либо окружение его строгой эмоциональной холодностью и отчуждением дома.
Весьма существенным моментом на данном этапе являлось возрастание удельного веса нематеринского и несемейного воспитания детей. Роль семьи как агента социализации была весьма незначительной. Существовавшими моральными нормами не предусматривалась обязанность воспитания детей в качестве необходимого и социально одобряемого условия.
Средневековое общество не рассматривало ребенка как лицо, наделенное правоспособностью. Отсутствие самой возрастной страты детства не позволяет говорить о наличии какого-либо определенного правового статуса несовершеннолетних.
3. Амбивалентный стиль (XIV–XVII века) воспитания дозволял детям вливаться в эмоциональную жизнь родителей, которые начинают проявлять по отношению к ним внимание и заботу. Помимо права родителей распоряжаться жизнью и судьбой ребенка, общество наделяет взрослых обязанностью заботиться о своих детях. Данный этап отличался двойственностью в отношении родителей к детям. С одной стороны, общество признает за детьми право на заботу об их воспитании. С другой стороны, это право было связано с жестоким принудительным воздействием, от перегибов которого защита не предусматривалась. Игнорирование детства как естественного и специфического периода в развитии личности приводило к тому, что общество крайне негативно реагировало на любые формы отклоняющегося поведения детей. В частности, исследования истории борьбы с преступностью несовершеннолетних содержат сведения о распространенности применения смертной казни к детям младшего возраста.
Именно на этом этапе правовой статус несовершеннолетнего приобретает определенные реальные очертания. Формируется понятие о детстве как возрастной страте, которой присущ собственный правовой статус. Возникает уникальный юридический феномен: право родителей на личное воспитание детей становится одновременно их обязанностью. Как отмечает Г. Ф. Шершеневич,[102] в данном феномене отражается сочетание частного интереса, связанного с удовлетворением потребности иметь детей, и публичной заинтересованности государства в надлежащем воспитании новых членов общества. Вместе с тем особенностью правового статуса ребенка в рассматриваемом периоде является такое соотношение прав и обязанностей, при котором право одновременно порождает обязанность быть объектом его принудительной реализации родителями, поскольку именно они определяют содержание прав ребенка.
4. Навязчивый стиль (XVIII век) имеет много общего с амбивалентным. Для него характерно навязчивое стремление родителей полностью контролировать не только поведение, но и внутренний мир, мысли и волю ребенка. Однако методы воздействия становятся более гибкими, состоящими в своей основной части из убеждения словом, а не агрессивным физическим воздействием. Благодаря просветительским идеям Ж.-Ж. Руссо постепенно любовь к детям становится нормативной установкой культуры. В конце XVIII века начинается кампания за собственно материнское воспитание, без участия кормилиц и нянек, к детям начинают приглашать домашних учителей и воспитателей.
Между тем установившаяся позитивная тенденция была характерна лишь для просвещенной и экономически зажиточной верхушки общества. В среде крестьянства и нарождающегося пролетариата утилитарное отношение к детям продолжает сохранять главенствующие позиции. Дети были для семьи «живым капиталом» как работники, приносящие финансовый доход, и как гарантия обеспечения в старости. Преобладающей доминантой в содержании правового статуса остается комплекс обязанностей: послушание, покорное отношение к воспитательным мерам воздействия, необходимость трудиться, следовать воле родителей в решении своей судьбы.
Россия в аспекте сказанного не являлась исключением. В истории нашего государства правовое регулирование положения детей в обществе определялось, главным образом, через указание на их положение в семье. Однако в истории России семья не всегда воспринималась как ячейка взаимодействия ее членов. Реальные взаимоотношения внутри семьи характеризовались жесткостью и даже в некоторой степени жестокостью в обращении с женщинами и детьми, далеко уходящей от смысла христианских заповедей. Неоспоримое правило о правоте старшего в семье не способствовало смягчению нравов.
В ранний период развития государства семья представляла собой организацию людей, основанную на рабском повиновении и страхе, прежде всего перед главой семьи. Регулирование семейных отношений основывалось на нормах права, выросшего из обычаев первобытно-общинного строя. Отношения в семье базировались на власти отца. Дети находились в зависимости от родителей. Отец и мать могли распоряжаться не только свободой, но и жизнью своих детей. «Право на жизнь детей у большей части первобытных народов проявляется в том, что новорожденному ребенку жизнь сохраняется лишь в том случае, когда дарует ее ему отец; в противном случае детей, особенно девочек, предавали смерти».[103] Положение детей в дохристианский период истории России было бесправным. Воспитывались они в строгом соблюдении языческих обычаев и традиций. Родители могли продавать своих детей. Первое запрещение продажи детей появилось только в XIV веке. До этого времени власть отца была всеобъемлющей. Отцы распоряжались брачной судьбой своих детей: женили сыновей и выдавали замуж дочерей по своей воле.
С принятием христианства в X веке Церковь стала вести активную борьбу с язычеством за торжество индивидуальной семьи и семейной нравственности. Брак, развод, моральные отношения в семье стали регулироваться Церковью. Христианская семья должна была подчиняться высоким нравственным канонам. В основе новой идеологии лежали трудолюбие, смирение, ответственность перед Богом. В своей деятельности Церковь руководствовалась нормами византийского права, которые были включены в Кормчие книги. В Кормчих книгах ограничивалась власть отца над жизнью детей. Родители уже не имели права ни на жизнь, ни на свободу своих детей.[104] Церковь берет жизнь детей под свою защиту. Что же касается семейного воспитания детей, то Церковь придерживалась своей постоянной заповеди: «Дети учить, ать чтят родитель своих».[105]
Положение ребенка в семье и в обществе нашло свое отражение в летописях, в Кормчих книгах, в Поучениях князей, среди которых особое место занимает Поучение Владимира Мономаха. В. Мономах учил детей, как вести себя в обществе, как относиться к старшим и больным, защищать сироту: «Всего же паче убогих не забывайте, но елико могущее по силе кормите, снабдите сироту».[106]
С XI века на мировоззрение русских людей сильно влияла переводная литература. Самыми ранними переводами были греческие сборники двустиший, несущие нравственные поучения. Это были изречения авторитетных философов и знаменитых писателей, а также влиятельных христианских авторов: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Сборники изречений, такие как Изборник 1076 года, Слово о Хмеле, Пчела, Мерило Праведное стали важными учебными пособиями. По ним учились грамматике и логическому суждению.
Изборник 1076 года – одна из старейших древнерусских рукописных книг. В нем собраны нравоучительные тексты, которые представлены в виде беседы умудренного человека с сыном.
В XVI веке в Московском государстве был составлен Домострой – типичный для Средневековья памятник нравоучительной литературы. В основе Домостроя лежат «поучения от отца к сыну», известные на Руси с середины XI века и «слова святых отец, како жити христианам». Это не литературное произведение, это своего рода сценарный план проведения жизненно важных семейных и общественных действий. Содержащиеся в Домострое наставления «о богоугодном устройстве жизни» представляют собой государственную идеологию в регулировании семейных отношений. В своем личном «государстве» домохозяин обязан обеспечить дом экономически и устроить его обитателей нравственно. Хозяйка дома в иерархии семейных отношений занимает особое место. Права и обязанности хозяина и хозяйки не пересекались, а находились во взаимодополнении. Мужчина должен быть строг, справедлив и честен. От женщины требовались чистота и послушание.
Что же касается воспитания детей – с помощью довольно суровых мер, то в этом Домострой не оригинален. Вся средневековая педагогика была построена на телесных наказаниях. Домострой призывает родителей строго наказывать своих детей. «Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его, и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться, и позавидуют тебе враги твои».[107] Однако рукой отца, взявшего розгу, двигала не личная озлобленность карающего праведника, но идея неотвратимости наказания за проступок. Семейное воспитание определяло все последующие этапы в социальном бытии и общественном развитии человека.
Домострой повторяет церковную заповедь о почитании родителей: «Любите отца своего и мать свою и слушайтесь их, и повинуйтесь им божески во всем, и старость их чтите, и немощь их и страдание всякое от всей души на себя возложите, и благо вам будет, и многие лета пребудете на земле. За то простятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и дом ваш пребудет вовеки, и наследуют сыновья сынам вашим, и достигните старости маститой, в благоденствии дни свои проводя».[108]
Призывая родителей воспитывать своих детей в строгости, ограничении свободы, Домострой обращает внимание и на родительскую любовь, но остерегает родителей от любви открытой, явленной. Родителям не рекомендуется проявлять вообще никаких чрезмерных эмоций – как положительных (бурная радость, восторги, умиления), так и отрицательных (гнев, ярость). Умение сдерживать себя, скрывать свои чувства считалось важнейшим достоинством хозяина, главы семьи. Он не должен принимать необдуманных решений. Любовь к детям должна проявляться в делах, а не на словах: в каждодневной заботе, в расчетливом ведении хозяйства, в умении родителей обеспечить будущее своим детям.
До конца XVII века жизнь несовершеннолетнего не признавалась равнозначной жизни взрослого; своего ребенка можно было и убить, особенно если он посягнул на жизнь и достоинство родителей; внебрачные дети вообще не находили никакой социальной защиты.
Первые шаги с целью защиты прав детей были сделаны Ярославом Мудрым, который является составителем Русской Правды – первого древнерусского источника светского права, в котором регулируется положение детей. Однако в целом в отношениях между родителями и детьми продолжал витать дух рабства. Родители имели право на продажу своих детей в рабство в голодное время. Судебник Ивана IV 1550 года также разрешал продажу детей в холопы с тем условием, что отец и мать поступают вместе с ними в холопство. В XVII веке исчезает право родителей на продажу детей в холопство. Однако право родителей отдавать детей в заклад за долги существовало еще долгое время.
В Соборном Уложении 1649 года появляется право на отдачу детей в услужение и в монастырь. Но это вытекало не столько из прав родителей на детей, сколько из обязанности отдавать их в обучение и заботиться об их кормлении. Таким образом, рабские отношения к детям сменяются исполнением родительских обязанностей. Подобным же образом право на жизнь детей постепенно преобразуется в вправо наказания их в интересах воспитания. По Соборному Уложению власть мужа над женой и детьми еще сохранялась. Отец мог наказывать своих детей, но не чрезмерно. За убийство ребенка грозило тюремное заключение. Дети за убийство родителей карались смертью. Дети отвечали за долги своих родителей. Детям запрещалось жаловаться на родителей. Жалобы не рассматривались, а жалобщиков «били кнутом нещадно». Сыновья, достигшие возраста 16 лет, обязаны были начинать службу.
Петр I своим Указом от 15 апреля 1771 года ограничил права родителей над детьми и церковную власть над брачно-семейными отношениями. При Петре I был ограничен срок отдачи детей в наем до пяти лет и запрещена подневольная отдача детей в монастыри. В Указе «О порядке наследования» в 1714 году установлен возраст для вступления в брак: для жениха – 20 лет, для невесты – 17 лет. Родителям было запрещено принуждать своих детей к браку. Помещики не имели права продавать своих крепостных крестьян порознь, а только семьями.
Родителям разрешалось принимать воспитательные меры против непокорных детей, а в случае безуспешности таких мер родители могли отдавать своих детей в общественные заведения или смирительные дома, а также подавать жалобы в суд. В эпоху петровских преобразований с целью создания мягкого климата в семье распространялись всякого рода поучения родителям и детям. Наиболее известны такие поучения, как «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению» и «Завещание отеческое к сыну Ивана Посошкова».
«Юности честное зерцало» представляет собой сборник этических правил поведения молодых людей дома и особенно в гостях. Предназначался он, прежде всего, для дворянских детей. Обращалось внимание на необходимость воспитания молодежи в духе послушания и уважения своих родителей. «Наипаче всего должны дети отца и матерь в великой чести содержать. Злословя отца и матерь, смертию да умрешь».[109] «Молодой отрок должен быть бодр, трудолюбив и прилежен».[110] Петр I ставил, прежде всего, задачу воспитания и просвещения молодых дворян с пользой для государства. Дворянину рекомендуется учиться в первую очередь иностранным языкам, верховой езде, танцам и фехтованию. Дворянин должен гордиться не знатностью, а делами и избегать роскоши. Крестьянские дети содержались в великом страхе, к праздности не допускались, всегда принуждались к работе.
Во время царствования Екатерины II, с 1775 года стали создаваться «смирительные дома». Они предназначались для детей, «кои родителям своим непослушны, или пребывают злого жития, ни к чему доброму не склонны».[111] В эти дома детей помещали по просьбе родителей. Содержание детей определялось за счет родителей.
Родительская власть над детьми сохранялась и в XIX веке. Однако в Свод законов Российской империи в 1832 году были внесены новые положения. Закон уделял особое внимание возрасту ребенка. До 14 лет дети лишены всякой гражданской дееспособности. До 17 лет дети именуются как «малолетние», с 17 до 21 года – «несовершеннолетние». До 21 года дети не могли совершать сделки самостоятельно. В ст. 177 Свода законов фиксировались права и обязанности родителей и детей: дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, а также служить им на своем деле; обязаны отзываться о них в почтении и сносить родительские увещевания исправления терпеливо и без ропота.
Свод закреплял властные полномочия отца, а после его смерти – матери. Родительская власть не ограничивалась возрастом детей. Место жительства детей определялось местом жительства родителей. Родители могли применять к неповинующимся детям домашние исправительные меры. По инициативе родителей без судебного рассмотрения за особые пороки и развратный образ жизни дети могли подвергаться тюремному заключению от двух до четырех месяцев.
Закон допускал узаконение и усыновление собственных внебрачных детей. Дети, рожденные незамужней женщиной от прелюбодеяния, были лишены родительского покровительства.
Родители несли ответственность за вред и убытки, причиненные малолетними детьми.
Дополнения к Своду законов от 12 марта 1914 года ограничивали родительскую власть. Родители уже не имели права на жизнь детей. За убийство детей их судили и наказывали по уголовным законам. Родители не могли принуждать своих детей к совершению противозаконных действий.
Таким образом, в началу ХХ века формируются основные принципы государственной политики по законодательному обеспечению интересов различных категорий детей: законных, внебрачных, усыновленных и узаконенных. Оформляются формы защиты прав несовершеннолетних и ограничения родительской власти над ними. Итак, российское общество, несмотря на некоторое своеобразие, прошло в своем отношении к детям те же стили, что и абсолютное большинство стран Европы.
5. Социализирующий стиль (XIX век – середина XX века). Данный стиль преследует цель не столько завоевания и подчинения ребенка, сколько его социализации, тренировки, воспитания в соответствии с требованиями общества к модели личности. Позиция родителей определяется институтом наставничества, а ребенку отводится роль активного субъекта воспитания. Характерным для данного периода завоеванием является признание государством права ребенка на защиту. Впервые появилось понятие «охрана детей», которое трактовалось как «сознание необходимости охраны детей от произвола и жестокого с ними обращения родителей или заступающих их места лиц, а также от нравственного их развращения…»
Официальная оценка правового статуса несовершеннолетних впервые базировалась на осознании того, что положение детей в их собственных семьях ни законодательство, ни общество до последнего времени не регулировало.
Первыми шагами в этом направлении было создание в Нью-Йорке в 1875 году общества защиты детей от жестокого обращения. Затем аналогичные общественные организации создаются в Англии, Франции, Пруссии. Во Франции в 1889 году был издан закон Русселя «о малолетних, беспомощных, заброшенных и терпящих дурное обращение», который предоставлял суду право лишать родительских прав людей, дурно обращающихся со своими детьми или не заботящихся о них.[112] Данный законодательный акт официально признал за несовершеннолетними право на заботу родителей, право на гуманное обращение и воспитание, право на защиту жизни и здоровья от жестокого обращения и насилия.
В России первое общество по защите детей было создано в 1883 году. В 1892 году в Санкт-Петербурге был учрежден особый отдел защиты детей, одной из задач которого помимо деятельности, прямо направленной на выявление и предотвращение фактов жестокого обращения с детьми, являлась подготовка предложений по созданию соответствующей нормативно-правовой базы, регулирующей правовое положение несовершеннолетних.
Так, в 1895 году отдел защиты детей ходатайствовал перед министром юстиции о желательных дополнениях в законы, в том числе в гражданское и уголовное законодательство. В проекте содержались инициативы, направленные на предоставление судам полномочий лишать обвиняемых в злоупотреблении родительскими правами принадлежащей им власти над потерпевшими малолетними, введение института добровольного отречения от родительской власти в пользу приютов и учреждений, преследующих задачи детского призрения, а также определение ответственности за злоупотребление властью над детьми в пределах, установленных проектом Уголовного уложения.
Первые публикации, посвященные защите детей, появились в России в 1878 году в ноябрьском номере журнала «Слово».[113] В последующие годы внимание науки к этой проблеме активизируется. В ее обсуждение были вовлечены представители различных отраслей знания – педагоги, юристы, врачи. На данном историческом этапе законодатель все еще стоит на позиции незыблемости родительской власти над личностью ребенка. Однако акцент делается на том, что «власть над личностью детей присваивается родителям преимущественно с целью лучшего обеспечения исполнения ими тех обязанностей, которые возлагаются на них законом для пользы детей и которые определяются словом «воспитание».
Октябрьская революция привнесла свои коррективы в концептуальные подходы организации процесса социализации детей. Социалистическое государство отдавало приоритет общественной системе воспитания, в которой ребенок выступал субъектом коллективистского воспитательного воздействия школы, интерната, детской коммуны и т. п. Роль семьи, права родителей и их влияние на воспитание подрастающего поколения рассматривались в качестве второстепенных рычагов социализации, влияние которых должно было не определять, а лишь дополнять основную линию государственного воспитания социально одобряемого типа молодого строителя коммунизма. Так, A. M. Коллонтай исключала саму необходимость существования «семейной ячейки, с ее родственными «скрепами» и провозглашала принцип обобществления воспитания детей.[114]
Данная позиция оказала, по всей видимости, воздействие на весь дальнейший путь развития правового статуса несовершеннолетних, которые все больше ассимилировались, обособлялись от взрослого сообщества и наделялись в этой связи все большим объемом прав, не предполагавших каких-либо корреспондирующих обязанностей по отношению к взрослым.
6. Помогающий стиль (с середины XX века) основывается на предположении, что ребенок лучше, чем родитель, знает свои потребности и интересы. Оба родителя принимают равноценное участие в жизни ребенка, в удовлетворении его растущих индивидуальных потребностей. Не делается акцента на формировании и нивелировании черт личности. Метод физического воздействия вытесняется методом активного слушания и эмоционального присоединения. В этой связи Л. Демоз указывает, что в контексте помогающего стиля родитель должен «быть слугой, а не повелителем ребенка…создавать условия для развития его интересов».[115] Если ранее, на предшествующих исторических этапах, правовой статус ребенка поглощался в той или иной степени правовым статусом родителей, то для сегодняшнего дня характерно признание правового статуса несовершеннолетнего как величины самостоятельной, которая в определенной степени формирует правовой статус родителей.
В значительной мере эта тенденция связана с влиянием норм международного права и гуманизацией законодательства, посвященного правовому статусу ребенка.
Как уже сказано выше, достаточно продолжительный период времени истории человечества (от Античности примерно до середины XIX века) в обществе не существовали ни понятия детства, как особо защищаемой группы населения, ни специального законодательства.[116] К сегодняшнему дню международным сообществом выработана концепция о детстве как одной из главнейших социокультурных ценностей,[117] о значимости детства для дальнейшего общественного прогресса, о положении несовершеннолетних в социуме как равноправных его членов. Изменение парадигмы детства определило естественным образом и направление правовой регламентации отношений с участием детей. Содержание соответствующих нормативно-правовых актов ориентировано целиком на преимущественную защиту интересов детей, наряду с переходом от рассмотрения ребенка как объекта к его положению в качестве субъекта правоотношения. Правовой статус современных детей определяется обширным международным и национальным законодательством о правах детей, обзор которого приведен в главе 2.
До принятия Конституции РФ 1993 года правовой статус ребенка рассматривался законодателем в контексте семейных правоотношений, где он был поглощен правовым статусом родителей ребенка.
Идея формирования основ правового статуса ребенка в Российской Федерации неоднократно высказывалась учеными. В пользу этой концепции говорит многое. Во-первых, достаточная разработанность ее основных категорий, прежде всего теории правового положения личности. Во-вторых, необходимость признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина в соответствии со ст. 2 Конституции РФ. В-третьих, слишком велика сегодня социальная «цена» этой категории граждан, поскольку от «качества», а теперь уже, с учетом современного демографического кризиса, и от количества детей зависит будущее самого Российского государства. В-четвертых, современное состояние общества требует повышенной защиты прав и интересов несовершеннолетних. Дети, как особая категория граждан, нуждаются в особой защите.[118]
На сегодняшний день принципиальное значение для определения правового положения ребенка имеют, как отмечает Н. Е. Борисова, три группы конституционных норм.
Первую группу таких норм составляют два положения Конституции РФ, прямо относящихся к защите прав и интересов несовершеннолетних:
– Конституция РФ провозглашает человека (независимо от возраста), его права и свободы высшей ценностью и устанавливает, что их признание, соблюдение и защита являются обязанностью государства (ст. 2), причем государства социального, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (ч. 1 ст. 7);
– Конституция РФ раскрывает механизм реализации социальной политики в интересах детей путем обеспечения государственной поддержки семьи, материнства, отцовства и детства (ч. 2 ст. 7).
Вторую группу конституционных норм составляют статьи Конституции РФ, в которых говорится о детях (детстве) непосредственно. Речь идет о положениях, устанавливающих, что детство (как и материнство и семья) находится под защитой государства (ч. 1 ст. 38) и забота о детях и их воспитание – равное право и обязанность родителей (ч. 2 ст. 38).
Как видно, в этих конституционных положениях ребенок (дети) рассматривается только совместно с материнством, семьей, родителями. И тем не менее можно утверждать, что Конституция уже считает ребенка самостоятельным носителем прав.
Третью группу конституционных норм, имеющих непосредственное отношение к определению правового положения несовершеннолетнего, составляют нормы Конституции РФ, регламентирующие права и свободы человека и гражданина, используя формулировку «каждый». Поэтому они в равной степени касаются как взрослых, так и несовершеннолетних. Зафиксированные в главе 2 Конституции РФ права и обязанности человека и гражданина, признаваемые и гарантируемые на территории РФ, есть не что иное, как формализованный в российском законодательстве конституционно-правовой статус личности, выражающий «наиболее существенные, исходные начала, определяющие положение человека в обществе и государстве, принципы их взаимоотношений».[119]
В подавляющем большинстве положений Конституции РФ статус несовершеннолетнего является подразумевающейся частью, составляющим элементом общечеловеческого статуса любого гражданина России.
С одной стороны, это гарантирует обеспечение естественно равной защиты прав любого человека независимо от каких бы то ни было признаков, в том числе и возрастных. С другой стороны, в силу специфических возрастных особенностей, характеризующих статус ребенка, данное обстоятельство, как отмечает Н. Е. Борисова, можно расценить как упущение, правовой пробел, свидетельствующий о низкой гарантированности и слабой защищенности прав и интересов российских детей. Отсюда возникает необходимость повысить степень защищенности правового статуса ребенка путем выделения его как самостоятельного субъекта защиты и внесения соответствующих изменений в Конституцию России. Закрепление особой защиты прав несовершеннолетних в Конституции придаст их статусу гарантированность.
В этом будет состоять роль Основного Закона в систематизации прав и законных интересов несовершеннолетних, в поднятии защиты прав ребенка на надотраслевой уровень, тем более что отечественная юриспруденция уже пошла по пути выделения специальных субъектов права. Но если, например, правовой статус инвалидов, пенсионеров и других субъектов права сводится преимущественно к повышенной защите их социально-экономических прав и свобод, то правовой статус ребенка охватывает гораздо больший по объему круг правоотношений, который не может остаться вне поля зрения государства в силу своей социальной значимости.[120]
Конституционные нормы имеют своей целью общую, универсальную регламентацию статуса личности, которая в самом обобщенном виде выражает существенные черты ее правового положения. При этом само понятие «конституционно-правовой статус» более широкое. Оно включает в себя нормы не только Конституции, но и других источников конституционного права. Такой статус является разносторонним и богатым по содержанию, учитывает родовые признаки субъекта, и поэтому ему не свойственны однотипность и унификация.[121]
Теоретически он складывается из положений Конвенции ООН о правах ребенка (согласно ст. 15 Конституции РФ), норм Конституции РФ и конкретизирующего их отраслевого законодательства, прежде всего семейного, а также специализированного ювенального законодательства, представленного в Российской Федерации двухуровневым законодательством об основных гарантиях прав ребенка, включающим Федеральный закон «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» от 24 июля 1998 года № 124-ФЗ (в редакции от 17 декабря 2009 года № 326-ФЗ), и одноименные законы субъектов РФ.
В известной мере указанное законодательство, прежде всего ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации», компенсирует отсутствие норм о правовом статусе ребенка непосредственно в Конституции РФ. В частности, в ст. 6 Закона предусмотрено, что «ребенку от рождения принадлежат и гарантируются государством права и свободы человека и гражданина в соответствии с Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного права, международными договорами Российской Федерации, настоящим Федеральным законом, Семейным кодексом Российской Федерации и другими нормативными правовыми актами Российской Федерации».
Данный Закон закрепляет комплекс мер, с помощью которых государство оказывает содействие в защите прав и законных интересов ребенка. В ст. 7 Закона указано следующее:
«Органы государственной власти Российской Федерации, органы государственной власти субъектов Российской Федерации, должностные лица указанных органов в соответствии со своей компетенцией содействуют ребенку в реализации и защите его прав и законных интересов с учетом возраста ребенка и в пределах установленного законодательством Российской Федерации объема дееспособности ребенка посредством принятия соответствующих нормативных правовых актов, проведения методической, информационной и иной работы с ребенком по разъяснению его прав и обязанностей, порядка защиты прав, установленных законодательством Российской Федерации, а также посредством поощрения исполнения ребенком обязанностей, поддержки практики правоприменения в области защиты прав и законных интересов ребенка».
Родители ребенка (лица, их заменяющие) содействуют ему в осуществлении самостоятельных действий, направленных на реализацию и защиту его прав и законных интересов, с учетом возраста ребенка и в пределах установленного законодательством Российской Федерации объема дееспособности ребенка. Педагогические, медицинские, социальные работники, психологи и другие специалисты, которые в соответствии с законодательством Российской Федерации несут ответственность за работу по воспитанию, образованию, охране здоровья, социальной поддержке и социальному обслуживанию ребенка, по поручению органов опеки и попечительства и других компетентных органов могут участвовать в мероприятиях по обеспечению защиты прав и законных интересов ребенка в органах образования, здравоохранения, труда и социального развития, правоохранительных и других органах, занимающихся защитой прав ребенка.
Общественные объединения (организации) и иные некоммерческие организации могут осуществлять деятельность по подготовке ребенка к реализации им своих прав и исполнению обязанностей.
Конституция РФ служит и здесь основой, которая, вбирая в себя положения Конвенции с учетом своих не только национальных, но и, прежде всего, социально-экономических, политических и идеологических особенностей современного периода, должна определить будущее подрастающего поколения, давая конкретные «установки» другим отраслям законодательства.
В связи с этим нельзя не согласиться с Председателем Конституционного суда РФ В. Д. Зорькиным, акцентирующим внимание на том, что отстаивание принципа верховенства права, защиты прав человека и основных свобод всегда было и будет приоритетным направлением в осуществлении правосудия.[122]
Особенность конституционно-правового статуса ребенка объясняется тем, что дети представляют собой наиболее сложную и уязвимую категорию, поскольку, изначально имея равные права с остальными гражданами, фактически обладают гораздо меньшими возможностями их реализации. Помимо обязательных элементов правового статуса, основу которых составляет система прав, свобод и обязанностей, конституционно-правовой статус несовершеннолетнего должен включать в качестве обязательных элементов социально-экономические, политические, идеологические и юридические гарантии его реализации. В связи с этим необходимо отметить особое значение юридических гарантий, а именно, материально-правового и процессуального обеспечения реализации прав ребенка. Учитывая, что если «Конституция, не имеющая соответствующих процедур реализации, приводит власть к произволу, гражданина – к беззащитности»,[123] то в отношении ребенка такая Конституция приводит к беззащитности вдвойне.
Новый путь к решению семейно-правовых проблем был обозначен также ст. 15 Конституции РФ, обращающей внимание на приоритет общепризнанных принципов и норм международного права, международного договора.[124]
Конституционные положения, относящиеся к статусу личности, в том числе несовершеннолетнего, представляют собой продолжение и развитие общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации. Федеральным законом от 15.07.95 года № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» установлено, что Российская Федерация, выступая за соблюдение договорных и обычных норм, подтверждает свою приверженность основополагающему принципу международного права – принципу добросовестного выполнения международных обязательств.
Международные договоры – одно из важнейших средств развития международного сотрудничества, способствующее расширению международных связей с участием государственных и негосударственных организаций, в том числе с участием субъектов национального права, включая физических лиц. Международным договорам принадлежит первостепенная роль в сфере защиты прав человека и основных свобод. В связи с этим необходимо дальнейшее совершенствование судебной деятельности Российской Федерации, связанной с реализацией положений международного права на внутригосударственном уровне.
Категория «субъект права» в российском правоведении является одним из приоритетов доктринальных исследований: и общая теория права, и отраслевые науки проявляют к ней устойчивый интерес. Представления исследователей о ее месте в системе юридических понятий неоднозначны. Одни авторы трактуют понятия «субъект права» и «субъект (участник) правоотношения» как тождественные, другие, напротив, расценивают их как два самостоятельных правовых явления. Доводы сторонников этой точки зрения представляются более убедительными, соответствующими учению о субъективном и объективном праве.
В литературе высказано заслуживающее поддержки суждение о первичности категории «субъект права» по отношению к категориям «правовой статус» и правоспособность[125] и о том, что она является центральным, системообразующим элементом всей правовой системы.
Дело в том, что категория правового статуса личности характеризует ее скорее как субъекта правовых отношений, чем как субъекта права как некоего абстрактного явления, поскольку в соответствии со ст. 64 Конституции РФ правовой статус личности составляет совокупность всех принадлежащих ей прав и всех обязанностей, которые возлагаются на нее либо которые она сама добровольно принимает на себя. Как известно, совокупность прав и обязанностей как раз и образует структуру содержания правоотношений.
В любом правоотношении права и обязанности всегда конкретны; чисто умозрительно можно представить себе некое совокупное правоотношение, где были бы собраны все права и свободы и все обязанности личности. В принципе такая возможность существует, поскольку конкретные права и конкретные обязанности личности закрепляются в законах и договорах. Именно возможность реально выстроить всю совокупность прав и обязанностей личности и позволяет говорить о ее общем правовом статусе. В то же время о субъективном праве можно говорить не только как о конкретном праве, принадлежащем конкретному субъекту, но и воспринимать его как более абстрактную категорию, как меру возможного или дозволенного поведения любого субъекта, в каких бы правоотношениях он ни участвовал, как совокупность в принципе однотипных правомочий независимо от отраслевой принадлежности конкретного субъективного права: можно говорить, в частности, о праве на собственные действия, о праве требования и о праве притязания.
Точно так же можно воспринимать как некую абстракцию юридическую обязанность как меру должного поведения субъекта любого правоотношения с однотипными элементами долженствования: как обязанность совершать (совершить) определенные действия, воздерживаться (воздержаться) от их совершения и в случаях нарушения какого-либо из указанных выше типов поведения – претерпевать меры государственного принуждения, уже вполне конкретные. Однако не эти общие «типовые» правомочия и не общие элементы должного поведения образуют общий правовой статус личности, а совокупность всех принадлежащих ей прав и обязанностей.
Даже умозрительно невозможно создать конструкцию некоего обобщенного правоотношения, в котором реализовались бы общие правомочия и общие элементы должного поведения, входящие в состав юридической обязанности, чтобы такая конструкция была пригодна для характеристики любого правоотношения. Правда, В. А. Мицкевич в свое время полагал, что содержание правосубъектности тождественно правовому статусу, причем сводится оно к «совокупности общих прав и обязанностей (правоспособности), а также к определенным по содержанию правам и обязанностям, непосредственно вытекающим из действия советских законов». Однако с таким подходом к определению соотношения правосубъектности и правового статуса трудно согласиться по указанным выше соображениям.[126] Вот почему категория «субъект права» по сравнению с категорией «правовой статус» является первичной.
Д. А. Медведев предлагает вместо, по его мнению, «нечеткого понятия “общая правосубъектность” использовать категорию «правовой статус», как совокупность отраслевых правосубъектностей».[127] Данная формулировка, на наш взгляд, является наиболее приемлемой, так как исключает расплывчатость и схожесть определений таких понятий как «правовой статус» и «правосубъектность». Если сформулировать правосубъектность применительно к отрасли права, определив ее как совокупность право- и дееспособности субъекта в конкретной отрасли, то совокупность отраслевых правосубъектностей даст нам правовой статус.
Таким образом, на наш взгляд, под правовым статусом следует понимать совокупность прав и обязанностей, которыми наделено лицо и которые данное лицо имеет возможность реализовать на практике.
В связи с этим ряд авторов считают необходимым смещение акцентов в научных исследованиях. По их мнению, приоритет следует отдать категории специального субъекта, определяющей содержание специальной правосубъектности.
По мнению А. А. Стремоухова,[128] – автора данного предложения – специальный субъект права характеризуется набором следующих признаков: это всегда представитель определенной социальной группы, выделяемой по роду деятельности, возрасту, состоянию здоровья и т. д.; ему принадлежит совокупность специальных, особых прав, именуемых правовым модусом, большинство отраслей права специально регламентирует особенности правового положения несовершеннолетних, исходя из особенностей их возрастной характеристики – недостатка жизненного опыта, неумения дать адекватную оценку некоторым явлениям общественной жизни, либо предвидеть последствия своих поступков.[129]
Таким образом, лицо, не достигшее возраста полной дееспособности (совершеннолетия), является специальным субъектом права. Для его обозначения используются специальные лексические средства (слова и словосочетания), которые в международном и национальном российском законодательстве не всегда безупречны. Возникший на определенном этапе развития человечества язык как разновидность коммуникативной деятельности людей – это система звуковых и словарных средств их общения между собой (обмена мыслями, понимания), хранения и передачи информации,[130] является одновременно лингвистической кодировкой различным образом организованного социума.
Частный случай подобной кодировки представляет использование лексических средств для характеристики двух ипостасей каждого из индивидов: возрастной категории и родственных связей человека внутри социума. С этой целью в лексике – словарном составе языка, среди всей совокупности входящих в него слов особо выделяются термины, то есть такие слова либо их сочетания, которые употребляются в специальном научном значении. Общеизвестно, что терминология имеет свою смысловую нагрузку, поэтому основным требованием является ее безупречное использование.
Между тем довольно широко распространены погрешности против данного правила. Своей терминологической нестрогостью отличаются, прежде всего, гуманитарные науки. К их числу относится и юриспруденция, хотя точное обозначение правовых понятий является первым из непреложных требований пользования языком в этой сфере. В свое время М. В. Ломоносов отмечал, что этот грех юриспруденции «производит великие беспорядки и отдаляет от правды к заблуждениям».[131]
Одним из обстоятельств, осложняющим научные изыскания в сфере юриспруденции и к тому же широко распространенным, являются погрешности против терминов, используемых в этой науке. Нередко авторы, занимающиеся изучением одних и тех же проблем, делают различные выводы вследствие различного толкования одних и тех же правовых понятий. Об этом говорят и языковеды, работающие с правовой терминологией.
Языковые погрешности довольно часто встречаются и в нормативных правовых актах, несмотря на то, что высокий статус закона требует безупречного оформления его текста.[132] Одним из случаев подобных пороков, по мнению М. В. Геллера, является название гл. 11 Семейного кодекса РФ «Права несовершеннолетних детей». Слово «несовершеннолетний», обозначающее однозначно понятие лица – человеческого существа, не достигшего возраста полной дееспособности, в сочетании со словом «ребенок» («дети»), которое в русском языке обозначает два различных явления – родственную связь (прямое родство первой степени) и возрастной период жизни, одну из групп несовершеннолетних. «Совершенно очевидно, что в тексте гл. 11 СК речь идет не о родстве, а о возрастной страте, поэтому словосочетание «несовершеннолетний ребенок», использованное для обозначения одного из субъектов семейного права через два (родовой и видовой) термина, является лингвистической погрешностью».[133]
Полагаем, что утверждение автора верно лишь отчасти. Понятие «ребенок» и «несовершеннолетний» могут быть тождественны только в том случае, когда термин «ребенок» используется в одном из своих смыслов: малолетнее дитя. Учитывая феномен полисемии, свойственный русской лингвистике, необходимо иметь в виду, что слово «ребенок» означает также и биологическую связь с лицами, от которых он происходит: в этом смысле данный термин применяется законодателем во всех нормах главы 1 СК РФ «Установление происхождения детей». Когда говорят «рождение ребенка матерью» (ст. 48 СК), имеется в виду биологическое явление, лежащее в основе родства. В главе 13 СК термин «ребенок» (во множественном числе «дети») означает также родственную связь управомоченного и обязанного лица в алиментных обязательствах.
Поскольку родители обязаны содержать своих детей разного возраста, то в законе используется дополнительная терминология для характеристики оснований, при которых дети имеют право на алименты. В ст. 80–83 СК изложены положения об алиментных обязанностях родителей в отношении несовершеннолетних детей (управомоченный субъект семейного правоотношения выступает одновременно в двух ипостасях – родственника и представителя возрастной страты).
Родители также обязаны содержать и своих совершеннолетних детей, но уже при условии, что они нетрудоспособны и нуждаются в материальной помощи (ст. 85 СК). Как отмечает далее автор, в литературе встречаются утверждения, что термины «ребенок» и «несовершеннолетний», применяемые в СК и ГК, тождественны. Между тем, эти термины предназначены для обозначения различных понятий. Словом «ребенок» чаще всего называют разновидность кровнородственной связи, а именно первую степень прямого родства. В этом смысле оно применяется в частности в гл. 1 СК «Установление происхождения детей», в ст. 1142 ГК «Наследники первой очереди».[134] Что касается слова «несовершеннолетний», то оно обозначает принадлежность индивида к группе людей, находящихся на одном из этапов человеческой жизни. Возрастные категории в науках о человеке, возрастная стратификация общества отражают объективные закономерности процесса его развития на протяжении всего жизненного пути. Одной из таких категорий и является несовершеннолетие, то есть этап жизненного пути, в пределах которого человек еще не накопил необходимый опыт для жизни в обществе.
Оба обстоятельства – родство и несовершеннолетие – относятся к числу биологических свойств, присущих каждому человеку. Они определенным образом влияют на гражданское состояние физических лиц и в силу закона являются юридическими фактами практически во всех отраслях права. В одних случаях правовое значение имеет только родство, в других – только несовершеннолетие, а в третьих – оба фактора в их сочетании. Именно в этом двойном значении эти понятия употребляются в названии главы 11 СК РФ, что не является случайностью. Конечно, во многом указанные в данной главе СК РФ права, в том числе право жить и воспитываться в семье, исследуемое автором, реализуются не в конкретных, а в абстрактных, общерегулятивных правоотношениях.
Однако представляется, что выражение «права несовершеннолетних детей», применяемое в главе 11 СК РФ, подчеркивает, что в большинстве правовых отношений, возникающих при реализации этих прав, обязанными субъектами являются взрослые: родители и другие кровные родственники, а также усыновители, опекуны, попечители, приемные родители – словом, все, кто создает для несовершеннолетних детей, кровных или приемных, семейную среду, кто реально обеспечивает их право жить и воспитываться в семье и другие права, закрепленные в данной главе СК РФ. Исследование терминологии других отраслевых кодексов, в частности уголовного и трудового, позволяет утверждать, что в тексте норм о правах этих субъектов права используется либо только один термин «несовершеннолетний», либо словосочетания «несовершеннолетнее лицо», либо «несовершеннолетние граждане».
Анализ соответствующих норм путем буквального цитирования показывает, что применяется только термин «несовершеннолетний», когда законодатель устанавливает определенные правовые последствия независимо от факта родственных отношений лица, не достигшего возраста полной дееспособности: «Местом жительства несовершеннолетних, не достигших четырнадцати лет…признается место жительства их законных представителей» (п. 2 ст. 20 ГК), аналогичным образом построены тексты статей ГК, в которых идет речь о различных видах дееспособности несовершеннолетних от 14 до 18 лет (ст. 26 ГК), эмансипации (ст. 27), дееспособности малолетних (ст. 28); в ст. 31–32 ГК об опеке и попечительстве используется только термин «несовершеннолетий»; в статьях 172, 175 также только термин, означающий и возрастную принадлежность, этап их жизненного пути; в деликатных обязательствах «за вред, причиненный несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет (малолетним), отвечают его родители (усыновители или опекуны)…» (п. 1 ст. 1073 ГК). Но когда законодатель устанавливает ответственность совершенно определенного субъекта – родителей, лишенных родительских прав, то в тексте нормы указываются оба фактора: «…суд может возложить ответственность за вред, причиненный его несовершеннолетним ребенком…» (ст. 1075); «в случае увечья или повреждения здоровья несовершеннолетнего, не достигшего четырнадцати лет (малолетнего)… а также в случае причинения вреда несовершеннолетнему в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет…» вред возмещается лицом, ответственным за причинение вреда (п. 1, 2 ст. 1087 ГК).
Наследование по закону согласно положениям гл. 63 ГК основано на родственной связи наследодателя и наследников, поэтому несовершеннолетние совместно с родством приобретают правовое значение только в одном случае, когда речь идет о праве на обязательную долю в наследстве: «Несовершеннолетние или нетрудоспособные дети (и никакие другие степени и виды родства) наследодателя… наследуют независимо от содержания завещания…» (п. 1 ст. 1149). «При наличии среди наследников несовершеннолетних… граждан (то есть любые наследники по закону) раздел наследства осуществляется с соблюдением правил ст. 37 настоящего Кодекса» (абз. 1 ст. 1167 ГК). Приведенный текст норм ГК, регулирующих отношения с участием несовершеннолетних, как представляется, не дают основания для вывода о тождественности терминов «ребенок» и «несовершеннолетний».[135]
В различных толковых словарях русского языка термин «дети» используется для обозначения возрастной категории для человека, достигшего 14 или 15 лет.[136] Дети от 7 до 15 лет – это «отроки». Ребенок до 3-х лет – младенец, от 3-х до 7 – дитя,[137] юноша – от 15 до 20 лет.[138]
Дореволюционное гражданское законодательство различало два возраста несовершеннолетия: малолетство (до 17 лет) и несовершеннолетие в узком смысле слова (от 17 до 21 года).[139] В других словарях термин «дети» («ребенок») толкуется как маленькие мальчики и девочки в возрасте до 14–16 лет.[140]
Подобная система терминов существует и в других языках. Например, в немецком языке несовершеннолетние (minderjahrig) делятся на следующие возрастные подгруппы: младенец (kleinkind), малолетний (kind), подросток (halbwuchsige).[141] В этих языках проявляется такое свойство языка, как полисемия, то есть наличие нескольких смыслов или значений у одного и того же слова или словосочетания. В частности, термин «ребенок» в русском языке, kinder в немецком используется для обозначения не только определенного возраста человека, но и в качестве определителя прямого родства первой степени.
Из сказанного следует вывод о необходимости иметь в виду, что термин «ребенок» является понятием видовым по отношению к слову «несовершеннолетний». Поэтому, по мнению М. А. Хватовой, можно согласиться с М. В. Геллером в том, что в целях унификации понятий, применяемых в законодательных актах, в названии гл. 11 СК РФ следует оставить только слово «несовершеннолетних», а вместо слова «ребенок» использовать термин «лиц (лица)», принятое в юриспруденции для обозначения субъектов права.[142] Автор совершенно прав также в том, что, по его словам, «нельзя пройти мимо такого феномена, как использование термина “ребенок” в качестве синонима понятия “несовершеннолетний” в международно-правовых актах, посвященных защите прав данной демографической группы».[143]
Действительно, в следующих документах: Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила) от 29 ноября 1985 года, Руководящие принципы ООН для предупреждения преступности среди несовершеннолетних от 1 декабря 1990 года (Эр-Риядские руководящие принципы), Правила ООН, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы от 14 декабря 1990 года использован термин «minor» для обозначения тех лиц, на которых они распространяют свое действие.
Наряду с этим другая группа международных документов, посвященных защите прав субъектов аналогичной возрастной категории, содержит термин «ребенок»: Конвенция ООН о правах ребенка 1989 года, Декларация о социальных и правовых принципах защиты и благополучия детей 1986 года, Европейская конвенция об осуществлении прав детей 1996 года, Женевская декларация прав ребенка 1924 года и др.
В понятия «ребенок» или «несовершеннолетний» (в данном случае мы употребляем эти понятия как синонимы) включается также возрастной критерий, то есть определение минимального возраста, с которого у него возникают специальные права и начинается его специальная правовая защита, и максимального возраста, с достижением которого она прекращается. Что касается начала правовой защиты, то она предоставляется с момента рождения ребенка, хотя, как указано в Декларации прав ребенка и отражено в преамбуле Конвенции «О правах ребенка», «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения». Государства в своем национальном законодательстве могут расширить эту защиту до момента зачатия, о чем более подробно будет говориться в главе 4. Обратим внимание на то, что ребенка, находящегося в утробе матери, даже после того, когда возникает возможность убедиться в его половой принадлежности и в нормальном течении всех процессов жизнедеятельности, принято именовать не термином «ребенок», а термином «плод».
Довольно сложен вопрос об установлении периода времени, после которого личность начинает считаться взрослым человеком. Ни Декларация 1924 года, ни Декларация 1959 года не определяют максимальный возраст, с которого ребенок перестает быть таковым.
Конвенция о правах ребенка закрепила верхний возрастной предел в 18 лет с оговоркой, «если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее».
Возраст в 18 лет устанавливают и некоторые другие международные документы, касающиеся защиты детей. Дополнительная конвенция об упразднении рабства, работорговли и институтов и обычаев, сходных с рабством, 1956 года запрещает передачу с целью эксплуатации ребенка или подростка моложе 18 лет (ст. 1). Конвенция о защите детей и сотрудничестве в отношении международного усыновления 1993 года применяется в отношении ребенка до достижения им 18 лет (ст. 3). Международный пакт о гражданских и политических правах запрещает применение смертной казни к лицам моложе 18 лет, хотя и не использует здесь слово «ребенок» (ст. 6). На региональном уровне Африканская хартия прав и благополучия ребенка 1990 года определяет ребенка как «каждое человеческое существо до достижения возраста 18 лет» без всяких исключений (ст. 2), тем самым устанавливая более высокий стандарт, чем Конвенция о правах ребенка. Европейская конвенция по выполнению прав ребенка 1996 года считает ребенком личность, не достигшую 18 лет (ст. 1). В рамках Международной организации труда в 1999 году была принята Конвенция, касающаяся запрещения и немедленного действия по устранению наихудших форм детского труда, в которой предусмотрено, что она будет применяться ко всем лицам, не достигшим 18 лет (ст. 2).
Однако в некоторых других международных документах установлен иной возрастной предел. Речь идет прежде всего о международных договорах, касающихся какого-либо определенного аспекта жизни ребенка. Гаагская конвенция о гражданских аспектах похищения детей 1980 года и Европейская конвенция по признанию и вступлению в силу решений, касающихся опеки над детьми и восстановления опеки над детьми 1980 года, признают, что для целей данных конвенций ребенком является личность до достижения 16 лет (соответственно статьи 4 и 1).
Конвенция о согласии на вступление в брак, минимальном брачном возрасте и регистрации браков 1962 года оставляет на рассмотрение государств-участников определять минимальный брачный возраст (ст. 2). При этом Рекомендация Генеральной Ассамблеи о согласии на вступление в брак, минимальном брачном возрасте и регистрации браков 1965 года предлагает государствам установить минимальный брачный возраст в 15 лет (Принцип II).
В международном гуманитарном праве возраст призыва в вооруженные силы и принятия участия в военных действиях установлен в 15 лет (ст. 38 Конвенции о правах ребенка, ст. 77 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям 1949 года, ст. 4 Дополнительного протокола II к Женевским конвенциям 1949 года). В настоящее время разрабатывается дополнительный Протокол к Конвенции о правах ребенка об увеличении минимального возраста призыва на военную службу и участия в военных действиях до 18 лет.
Конвенция МОТ № 138 о минимальном возрасте приема на работу 1973 года устанавливает минимальный возраст в 15 лет (ст. 2 (1)). Однако Конвенция разрешает государствам с недостаточным уровнем социального и экономического развития устанавливать минимальный возраст для приема на работу в 14 лет (ст. 2).[144] В международном праве нет точно определенного возраста, с которого личность перестает считаться ребенком. Однако принятие специальной Конвенции о правах ребенка (на региональном уровне принятие Африканской хартии прав и благополучия ребенка), пересмотр возрастных критериев в некоторых договорах (в частности, в международном гуманитарном праве) позволяют говорить о тенденции в международном праве считать возраст в 18 лет как наиболее принятую норму для определения момента, с которого прекращается правовая защита ребенка. Статья 1 Конвенции ООН «О правах ребенка» определяет, что для целей настоящей Конвенции ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее.
Уместно обратить особое внимание на то, что Конвенция связывает прекращение специальной правовой защиты несовершеннолетнего с более ранним возрастом достижения совершеннолетия по закону соответствующего государства, а не с другими жизненными обстоятельствами, в частности с приобретением полной гражданской дееспособности. Хотя по законодательству РФ совершеннолетним признается лицо, достигшее возраста 18 лет, что, в частности, следует прежде всего из смысла ст. 60 Конституции РФ, тем не менее в некоторых случаях в соответствии с законодательством РФ специальная правовая защита ребенка и действие его особых прав, закрепленных в Конвенции, прекращаются до достижения совершеннолетия, с момента приобретения им полной гражданской дееспособности путем вступления в брак или эмансипации.
В частности, с этим обстоятельством, которое может наступить очень рано – при достижении возраста 14 лет, – связано прекращение таких жизненно важных прав, как право на заботу со стороны родителей (ст. 7 Конвенции), право на достойную жизнь (ст. 27), которую несовершеннолетнему лицу обычно обеспечивают его родители, несущие за его благополучие финансовую ответственность. Дело в том, что в соответствии со ст. 63 СК РФ все права и обязанности родителей в отношении своих несовершеннолетних детей прекращаются с момента приобретения несовершеннолетними полной гражданской дееспособности. С данным обстоятельством связано также прекращение всех прав несовершеннолетних детей, закрепленных в гл. 11 СК РФ, в том числе и прежде всего – права жить и воспитываться в семье как одного из ключевых, основополагающих, обеспечивающих реализацию всех других специальных прав (более подробно об этом будет сказано в гл. 6). Такое законодательное решение противоречит как букве, так и духу Конвенции, прежде всего, ст. 1.
Несмотря на очевидную специфику правового статуса несовершеннолетнего, обусловленную периодами детства, отрочества и ранней юности, его правовой статус является всего лишь частью общего правового статуса физического лица. В свою очередь, правовой статус личности – это одна из составляющих его социального статуса. Исходя из этого правовой статус личности несовершеннолетнего определяется точно так же, как правовой статус любой другой личности: как совокупность принадлежащих именно несовершеннолетнему лицу прав и возлагаемых на него обязанностей. Представляется возможным согласиться с предложенной в научной литературе дефиницией. Его следует понимать как концептуально и конкретно исторически обусловленную систему его прав, свобод и обязанностей, структурированных и формализованных по основным параметрам сферы детства, реализуемых в особом властно-волевом режиме, охраняемых и гарантируемых государством.
Теоретически правовой статус несовершеннолетних, согласно ст. 15 Конституции РФ, складывается не только из конституционных норм, но и положений Конвенции ООН о правах ребенка и конкретизирующих данные установления норм отраслевого, прежде всего семейного законодательства.
Специфика его прав и обязанностей обусловлена целым рядом факторов. Прежде всего, медико-социальные нормативы выделения возрастных подгрупп несовершеннолетних приобретают правовое значение в зависимости от специфики конкретной отрасли права.
Так, например, в гражданском праве, как уже отмечалось, физические лица, не достигшие совершеннолетия, разделены на 3 подгруппы:
– малолетние до 6 лет – полностью недееспособны (п. 2 ст. 28), за которых все сделки совершают их законные представители;
– малолетние от 6 до 14 лет, которым уже дозволяется совершать самостоятельно некоторые сделки (п. 2 ст. 28);
– несовершеннолетние в возрасте от 14 до 18 лет (ст. 26 ГК).
Согласно УК РФ уголовной ответственности подлежит лицо, достигшее ко времени совершения преступления 16-летнего возраста (п. 1 ст. 20), а за некоторые преступления – по достижении 14 лет (п. 2 ст. 20).
В СК также имеется подобная градация несовершеннолетних: все лица, достигшие 10-летнего возраста, наделены дополнительными правами.
Кроме того, несовершеннолетние лица могут выполнять и фактически выполняют самые разные социальные роли. Прежде всего, они могут вступать в конституционные правоотношения, хотя и весьма немногочисленные, в частности по поводу принадлежности к числу граждан Российской Федерации. Они могут быть супругами, могут одновременно оставаться детьми и становиться родителями, следовательно, могут сами получать средства на содержание от своих родителей и одновременно быть кормильцами для своих малолетних детей; они могут быть работниками и работодателями (ст. 20 ТК РФ); в гражданском праве они могут быть собственниками или сособственниками имущества, собственниками или нанимателями жилых помещений, членами семьи собственника или нанимателя жилого помещения, субъектами предпринимательской деятельности, участниками договоров, в деликтных обязательствах – делинквентами или потерпевшими; в наследственном праве – как наследниками, так и наследодателями или отказополучателями. В особых охранительных правоотношениях, в которых реализуются нормы о юридической ответственности, несовершеннолетние могут быть субъектами административных правонарушений или уголовных преступлений, потерпевшими или свидетелями.
Таким образом, правовой статус несовершеннолетних применительно к правовому статусу личности в целом безусловно является специальным. Если же рассматривать несовершеннолетних как особую группу субъектов права в сравнении с подгруппами, выделяемыми по различным критериям, то можно говорить о правовом статусе несовершеннолетних как об общем правовом статусе с выделением целого ряда специальных правовых статусов (малолетние и несовершеннолетние субъекты гражданских прав, несовершеннолетние работники, несовершеннолетние родители, несовершеннолетние правонарушители и т. д.).
Поскольку нормы, регламентирующие специальные правовые статусы несовершеннолетних, закреплены в соответствующих отраслях права, то наиболее продуктивной с точки зрения исследования представляется отраслевая классификация правовых статусов несовершеннолетних. Имеются все основания для выделения гражданско-правового, семейно-правового, трудо-правового, жилищно-правового, административно-правового, уголовно-правового, процессуального правового статуса, правового статуса несовершеннолетних в области социального обеспечения и социальной защиты. Думается, что можно говорить также и о международно-правовом статусе несовершеннолетних.
В числе специальных правовых статусов несовершеннолетних, выделяемых в зависимости от отраслевой принадлежности регламентирующих их норм, не упоминается их конституционно-правовой статус, что не следует воспринимать как просчет со стороны авторов настоящей работы. Это сделано осознанно, так как мы полагаем, что вычленение из общих норм Конституции таких, которые бы регламентировали правовой статус несовершеннолетних только в самой Конституции и в конституционном законодательстве, представляется весьма затруднительным. Дело в том, что ряд конституционных прав и свобод личности вообще недопустимо включать в правовой статус несовершеннолетних, поскольку политическая правоспособность, содержанием которой являются права, предусмотренные ст. 31 и 32 Конституции, наступает у субъекта права с 18 лет, причем сразу в полном объеме. Ранее этого возраста лицо не может осуществлять их ни самостоятельно, ни через своих представителей.
Правда, нормы, регламентирующие право гражданина определять или не определять, указывать или не указывать свою национальную принадлежность и право пользоваться родным языком (ст. 26 Конституции), включаются в конституционное право. Несовершеннолетние, как нам представляется, могут осуществлять право на определение своей национальной принадлежности самостоятельно, по крайней мере при получении паспорта гражданина РФ, по достижении 14 лет, а право пользоваться родным языком не только возникает, но и осуществляется ими с рождения. Однако никакой специфики ни в содержании, ни в осуществлении данного права, которая была бы обусловлена несовершеннолетним возрастом его обладателя, не существует, в связи с чем норма, регламентирующая это право, включается в группу конституционных норм, устанавливающих общий правовой статус любой личности, в том числе несовершеннолетнего.
То же самое можно сказать и о праве любого лица, включая несовершеннолетнего, обращаться лично либо подавать письменно индивидуальные или коллективные обращения в органы государственной власти и в органы местного самоуправления (ст. 33 Конституции). Что касается иных личных, политических или социально-экономических прав личности, которые могут и должны быть регламентированы с учетом специфики личности несовершеннолетних управомоченных лиц, то детализирующие их нормы содержатся не в конституционно-правовых, а в иных отраслевых законах и подзаконных нормативных правовых актах.
Несколько сложнее обстоит дело с нормами о гражданстве Российской Федерации. Хотя в главе 2 Конституции отсутствует право человека на приобретение, изменение и прекращение гражданства Российской Федерации, о наличии такого права можно говорить, исходя из того, что в соответствии с ч. 1 ст. 55 Конституции «перечисление в Конституции Российской Федерации основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина».
Тот факт, что данное право человека имеет место, подтверждается нормами, закрепленными в ст. 6 Конституции и относящимися к числу основ конституционного строя, «гражданство Российской Федерации приобретается и прекращается в соответствии с федеральным законом, является единым и равным независимо от оснований приобретения». В соответствии с ч. 3 данной статьи «гражданин Российской Федерации не может быть лишен своего гражданства или права изменить его». О наличии у гражданина РФ указанного права косвенно свидетельствуют положения, установленные ст. 62 Конституции, применительно к приобретению гражданином РФ гражданства иностранного государства.
Несомненно, что как сами эти нормы, так и Федеральный закон «О гражданстве Российской Федерации», относятся к конституционному законодательству. Бесспорно также, что в данном Законе содержится целый ряд положений, посвященных специально вопросам приобретения, изменения и прекращения гражданства несовершеннолетних лиц. Безусловно, нормы о гражданстве должны быть включены в специальный конституционно-правовой статус несовершеннолетних. Тем не менее в данной работе вопрос о гражданстве несовершеннолетних рассматривается в параграфе, посвященном содержанию их общего правового статуса исключительно ввиду нецелесообразности выделения для этого специальной главы.
Итак, проводя классификацию специальных правовых статусов несовершеннолетних по признаку отраслевой принадлежности регламентирующих его норм, мы исходим из того, что эти нормы действуют именно применительно к несовершеннолетним и что в них учтена специфика, обусловленная возрастом обладателей соответствующих прав и (или) обязанностей. Однако далеко не всегда возможна градация специального правового статуса несовершеннолетних по отраслевому принципу, так сказать, «в чистом виде».
К примеру, специальный правовой статус несовершеннолетнего в области охраны здоровья регламентируется не только ст. 24 «Основ законодательства об охране здоровья граждан», но также нормами трудового права (гл. 42 ТК РФ), семейного права (ст. 77 СК РФ) и т. п. К тому же сами законы или иные нормативные правовые акты далеко не всегда можно отнести к той или иной отрасли законодательства, тем более – рассчитывать на то, что в них содержатся нормы только какой-либо одной отрасли права.
Поэтому, как отмечалось выше, заслуживает одобрения предложение ввести в научный оборот понятие «правовой модус», высказанное в свое время В. А. Патюлиным[145]