Первое сладкое дуновение флирта, как аромат розы… и тут же выжигающая напалмом мысль: «У меня грубые черты, некрасивое тело, грудь ужасна и влагалище…»
Представьте, что вы мирно спите и вдруг просыпаетесь от страшного грохота, незнакомые люди вламываются в спальню, вам в лицо бьет безжалостный резкий свет и кто-то громовым голосом спрашивает над ухом: «А у тебя хорошенькая?! Покажи!» Или: «Твой член и яйца огромные, как у настоящего мужика? Докажи!» Примерно так ежедневно, непрошено, по много раз врывается в наше сознание реклама четырех индустрий с миллиардными оборотами – похудения, косметики, эстетической хирургии и порнографии. Тест: если на свидании вас охватывает смятение по поводу «ужасного» влагалища (речь на самом деле о вульве; влагалище, или вагина – внутренний орган. Мы путаемся в терминах из-за недостатка секспросвета) – ваш мозг уже успели основательно промыть. Интимное, сокровенное, личное, чему никто на свете не имеет права выставлять оценки, отныне вам не принадлежит. Вы – публичное тело и обязаны показывать товар лицом.
Сексуальность и телесность в нашем сознании прочно закованы в кандалы вины и стыда. Мы страшимся оказаться ненормальными, вызвать отвращение к себе или испытать его сами от тела и желаний другого. Нам трудно выдерживать свою непохожесть, отстаивать собственный стиль, принципы и особенности, в том числе форму тела. Хочется нырнуть в спасительный конформизм – раствориться в навязанной маркетингом догме, как шипучая таблетка в стакане воды, без следа. Теоретик психоанализа Джойс Макдугал (она внесла значительный вклад в развитие психологии женской сексуальности, творческих способностей и зависимостей) говорила, что труднее всего анализировать не отклонения от нормы, а как раз нормальность. Макдугал ввела термин «нормопатология», подразумевая под ним страх оказаться ненормальным и боязнь отличий, несходства, особенностей – своих и других людей.
Мы хотим быть желанными – и в то же время страшимся рассказать о своих желаниях миру, возвысить голос и потребовать от него внимания к себе или хотя бы попросить робко о том, чего хотим. Впадаем в отчаянье от собственной невидимости – на нас не смотрят с интересом, к нам не прикасаются любящие руки и губы – и сами же со страхом и омерзением отстраняемся, стоит кому-нибудь приблизиться. Мы утешаемся собственной невидимостью, прячемся в нее, как в крепость, и мучительно переживаем одиночество. И все-таки в один прекрасный день набираемся храбрости предположить, что мы – существуем.
Современные восемнадцати-двадцатилетние девушки мастерски воспроизводят «горячие» позы в инстаграме, подражая отфотошопленным и прооперированным актрисам в порно – из него в основном мы получаем первые представления о сексе и о том, каким должно быть тело «там». Но чувственный образ вовсе не означает, что молодые женщины дружат со своим телом и наслаждаются им, говорит журналистка, исследовательница подростковой сексуальности Пегги Оренштейн. В лучшем случае они ожидают от секса дискомфорта, в худшем – боли и унижений. Им даже в голову не приходит прислушаться к себе, разобраться, что нравится и не нравится, научиться говорить об этом и получать удовольствие, как учатся мальчики.
Причина в том, что мы, женщины, с юности видим себя «предметом вожделения», а не полноправными участницами в занятиях любовью. «В книгах и фильмах они находят описания ощущений, которые испытывает молодой человек от своего первого прикосновения к бедрам девушки, его первые впечатления при виде ее груди, – пишет Наоми Вульф в «Мифе о красоте». – Девушки читают и слушают, впитывая в себя эти впечатления и чувствуя, что их собственные бедра и грудь становятся как будто чужими, словно они перестают быть частью их собственных тел. Они… учатся видеть свое тело со стороны… Девушки учатся не испытывать желание по отношению к другим, а желать быть желанной»[1].
В то же время изнутри их переполняют неуверенность и ненависть к себе – собственные половые органы кажутся омерзительными. Уже в 13–14 лет многие девочки удаляют волосы на лобке, даже когда они еще толком не появились. Красавчик актер Роберт Паттинсон бросает: «Я ненавижу вагину», и каждая его поклонница, и так нервничающая при взгляде в зеркало, теперь вздрагивает: «Что, если мне тоже такое скажут?» Спрос на лабиапластику – хирургическое подрезание половых губ с высоким риском появления шрамов и омертвения тканей – взлетел с 1990-х, и возраст пациенток все младше. Мечта – маленькая створка, «как у Барби», которая, замечает Оренштейн, вообще-то «а) сделана из пластика; б) не имеет вагины; в) не имеет ничего общего с сексуальной функцией»[2].
Молодые мужчины порой даже не догадываются, что на женском теле тоже растут волосы, морщатся при словах «менструация», «кормить грудью» и впадают в ступор в ответ на просьбу подруги или жены «купи мне, пожалуйста, прокладки». Мужской идеал, так же далекий от реальности, как «барби-вагина» от живой женщины, – Крутая Девушка. Веселая, сексапильная, она никогда не спорит, не злится и с ней не бывает проблем, потому что ей искренне нравится все то же, что ее мужчине. Она «обожает футбол, покер, грязные шутки и отрыжку, играет в видеоигры, пьет дешевое пиво, любит секс втроем и анальный секс и запихивает себе в рот хот-доги и гамбургеры… одновременно неведомым образом сохраняя талию в 60 см, потому что Крутые Девушки превыше всего – горячие штучки, – описывает типаж Гиллиан Флинн, автор бестселлера «Исчезнувшая». – Горячие и понимающие. Крутые Девушки никогда не впадают в ярость; они лишь улыбаются печальной любящей улыбкой и позволяют своим мужчинам делать что вздумается. Давай, насри на меня, мне плевать, я Крутая Девушка»[3].
Мужчины уверены, что такая девушка существует – возможно, они одурачены, предполагает Флинн, ведь многие охотно готовы ею притворяться: «Мне хотелось сесть с этими мужчинами и сказать… вы встречаетесь с женщиной, насмотревшейся фильмов, созданных социально незрелыми авторами мужского пола, которым хотелось верить, что такая женщина реальна и могла бы их поцеловать… А Крутые Девушки еще более жалкие: они притворяются даже не той, кем хотят быть сами, а той, которую хочет он… Витрину оформляют по-разному, но поверьте мне, он хочет Крутую Девушку, чья суть – обожать каждую чертову вещь, которую любит он, и никогда не жаловаться. (Как понять, что вы не Крутая Девушка? Ваш мужчина говорит что-нибудь вроде: «Мне нравятся сильные женщины». Если вы слышите эту фразу о себе, знайте, что в какой-то момент он трахнет другую. Потому что в словах ”Мне нравятся сильные женщины” зашифровано ”Я ненавижу сильных женщин”»)[4].
Попробуй сохранить нормальную самооценку и отважиться иметь индивидуальность, привычки, вкусы, планы на будущее, когда твоим самым ценным качеством в обществе считают физическую привлекательность, а следующим за ним – навык заботиться об окружающих, в то время как у таких же людей, как ты, только другого пола, ценится в первую очередь личность – моральные, профессиональные и лидерские черты. Неудивительно, что женственность в целом котируется гораздо ниже мужественности. Больше половины участников опросов о ценности полов в США считают, что равняться следует на мужчин с сильным характером, а мягких женщин в качестве ролевых моделей мало кто воспринимает[5].
В реальности «слабому» полу приходится выдерживать жесткий прессинг и с раннего возраста демонстрировать небывалую психологическую устойчивость. По статистике, например, в США 85 % женщин подвергаются сексуальным домогательствам еще до того, как им исполнится 17 лет. Громкий свист вслед, оскорбительные жесты, грязные ухмылки, а чаще всего – непрошеные неприятные комментарии насчет разных частей тела, когда чувствуешь себя не человеком, а куклой в руках кого попало. Мужчины, склонные к харрасменту, настаивают, что всего лишь хотят сделать комплимент, но сами, в большинстве случаев, никогда не сталкивались с такими «комплиментами» со стороны женщин.
Отношение к женщине как к телу подогревает предрассудок, что секс для мужчин – равная голоду потребность. В действительности мы можем погибнуть от голода или жажды, но никто еще не умер от того, что его не пригласили в постель, замечает Эмили Нагоски, сексолог, автор книги «Как хочет женщина». Секс, поясняет она, устроен как поощрительная система, нацеленная на поиск наслаждения (повезет – отлично, нет – переживу), в то время как физические потребности, например в еде или в сне, строго завязаны на выживание. «Предположение, что мальчикам необходимо иметь возможность «сбросить сексуальное напряжение», поощряет сексуальное порабощение девочек из бедных слоев общества… – пишет Нагоски. – Если секс – потребность, такая же как голод, значит, потенциальный партнер – это пища. Или животное, на которое нужно охотиться, чтобы употребить в пищу… Полагая, что секс – это потребность наравне с голодом, мы начинаем наделять его привилегиями, которых он не заслуживает… сексуальная привилегированность мужчин – первостепенная причина их сексуальной агрессии по отношению к женщинам»[6].
Мы мечтаем улучшить внешность, чтобы нас заметил и выбрал «принц», но, как ни парадоксально, физическая привлекательность не прибавляет счастья. Исключительные внешние данные становятся приманкой для категории мужчин, которые воспринимают женщину как неодушевленный объект – приз или трофей и ненавидят за то, что она сексуально возбуждает, влечет к себе. Любовь не стоит путать с поклонением.
Судьба многих актрис, моделей, певиц, королев красоты в этом смысле незавидна – эмоционально неразвитые, агрессивные партнеры расчеловечивают их, подавляют морально, финансово и физически. Создать гармоничную пару такой женщине нелегко. Уравновешенные мужчины почти не имеют шансов в ее глазах: вначале теряются и отступают на фоне напористого, вызывающе-яркого соперника (привет, Синяя Борода!), а после бурных, острых, пропитанных словесным и физическим насилием отношений кажутся слишком спокойными, «пресными».
Вдобавок нездоровые отношения легко принять за норму, ведь на них держатся сюжеты классических фильмов и книг о любви. Влюбленность на разрыв сердца, резкие неожиданные повороты, ревность, драматические расставания и воссоединения. Абьюз здесь спрятан под флером «романтики», как мелкое стекло в персике, – пока сам не ощутишь вкус крови во рту, не распознаешь и не поверишь.
Шаг за шагом ситуация меняется – после #янебоюсьсказать, #metoo и других флешмобов против насилия появляются фильмы, сериалы, книги с героинями нового типа – они отстаивают права женщин на уважение, безопасность, сексуальную жизнь, на то, чтобы их воспринимали как живого человека, а не ангела или шлюху, как любят обыватели. В сериале BBC «The Fall» старший детектив Стелла Гибсон в исполнении Джиллиан Андерсон идет по следу серийного убийцы (Джеймс Дорнан). Стелла совершает немыслимые для женщины в кино прошлого века поступки, например, «снимает» симпатичного коллегу-полицейского на одну ночь, только ради секса. Не скрывает предубеждения против мужчин, заявляя, что мужской пол ущербнее женского эмоционально и духовно. В одном эпизоде офицер-напарник спрашивает, нет ли у Стеллы влечения к маньяку, ведь он красив внешне? Ее ответ: «Женщина спросила друга-мужчину: из-за чего вы больше всего нас боитесь? Тот сказал: «Вы можете нас высмеять». Когда она спросила женщин, из-за чего они опасаются мужчин, те сказали: «Мужчина может меня убить». Возможно, вас этот человек завораживает. Я ненавижу его всем своим существом»[7]. Стелла Гибсон стала ролевой моделью для многих женщин. Появился даже хештег #какбыпоступиластелла, а ее реплики разлетелись на цитаты.
Хотя на словах харрасмент осуждают в любой стране, унижение, запугивание и преследование женщин по-прежнему отлично помогает продавать. В середине 2018 года в России появилась реклама многопользовательской ролевой игры – излюбленный жанр мужчин-геймеров в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке – «Великий султан». Игра, придуманная в Китае по мотивам известного турецкого сериала «Великолепный век», вошла в топ-5 продаваемых игр в 22 странах в AppStore и в 14 странах – в Google Play, сообщает издание The Bell. Наживка, на которую клюют многочисленные пользователи Facebook, Instagram и YouTube – намеренно сексистский, оскорбительный для женщин таргетинг.
Великий султан набирает наложниц, заставляет их худеть и задает грубые вопросы в духе: «Ты родила мне урода, я тебя больше не люблю, что мне делать?» или «Твой отец продал тебя, как с тобой поступить?». «Еще пользователи соцсетей в России часто натыкаются на рекламу игры с изображениями молодых девушек и подписями вроде «Растила мама» или «Растила бабушка» – в зависимости от комплекции девушки, – пишут в The Bell. – Вариаций на тему внешнего вида в рекламе игры вообще много. «Наложницы смеются над ней, что ей делать?» – гласит один из рекламных баннеров. Вариантов ответа два: «Драться с ними» или «Худеть». Выступлений самих наложниц в адрес султана в рекламе не встречается»[8].
И Apple, и Facebook в своих правилах выступают против приложений, которые дискриминируют, провоцируют или третируют пользователей, пропагандируют плохое обращение с детьми, но рекламу «Великого султана», невзирая на жалобы и протесты, никто и не думал удалять. Выручка от скачиваний игры – $10 млн в месяц, или 7 млрд рублей в год.
Девушки и женщины отвечают на сексизм тем, что прописывают «султанам» их собственное лекарство. Пользуясь большим, по сравнению с мужчинами, выбором в приложениях знакомств, они теперь тоже любят глазами – «кликают» только на самые красивые фото среди потенциальных кандидатов. Остальным даже не трудятся отвечать. Сами оказавшись на месте «наложниц», мужчины реагируют предсказуемо: их охватывает неуверенность в своей внешности и стремление ее поправить: сбросить лишний вес, набрать мышечную массу, сделать «пластику», чтобы лицо стало более мужественным и привлекательным.
«По оценке Университета Мельбурна, доля мужчин, неудовлетворенных тем, как они выглядят, за последние 25 лет выросла втрое: с 15 % до 45 %, 1 из 10 человек, проходящих лечение от расстройств пищевого поведения, – мужчина, – сообщает издание Republic. – В действительности эта проблема встречается среди них значительно чаще… многие мужчины не решаются обратиться за помощью из-за культурных стереотипов, предполагающих, что анорексия, булимия и другие нарушения – это что-то, что случается только у женщин»[9].
Некоторым справиться с неуверенностью в себе не удается, и она принимает крайние формы – часть мужчин, так и не добившись взаимности, впадает в женоненавистничество. Убежденные, что одно лишь сексуальное желание дает им все права, отвергнутые ухажеры с раздутым до безумных размеров самомнением создают группы в соцсетях, где оскорбляют женщин и угрожают им. В России зачинщика такой группы, «Мужское государство» с 150 тысячами подписчиков, привлекли к уголовной ответственности за возбуждение ненависти – он призывал «травить россиянок, которые общались с иностранными фанатами во время чемпионата мира по футболу»[10] – но затем отпустили.
У древних греков есть прекрасный и страшный миф – о Пентесилее и Ахилле. Сохранилось много его скульптурных и вазописных изображений, по их мотивам Густав Климт написал свой шедевр «Поцелуй». Амазонка Пентесилея приходит на помощь троянцам и без пощады убивает греков на поле брани. Когда она сражается с их предводителем, героем Ахиллом, «Ахилл убивает ее, протыкает своим копьем, и в то мгновенье, когда он уже убил ее, она посмотрела ему в глаза, он заглянул в ее глаза – и они влюбились друг в друга»[11], рассказывает филолог Гасан Гусейнов. Именно из этой сцены в «Илиаде», о «единственном миге влюбленности, переходе из жуткого, кровавого, пожирающего потока времени в вечность»[12] родилась греческая поговорка «От взгляда рождается любовь».
Война полов в приложениях знакомств напоминает мне поединок Пентесилеи и Ахилла: мы встречаемся как противники, наше оружие – безупречно глянцевая внешность-щит, наша стратегия – дави на кнопку «сексапил и дорого» или дави на кнопку «сила, власть и деньги». Потом сидим друг напротив друга и сказать нечего – маски намертво приросли к лицу и мешают выговорить хотя бы слово от себя настоящего.
Близости в отношениях не бывает без чувства беззащитности – когда страшно показаться некрасивым, слабым, глупым, непристойным и все-таки ты поднимаешь забрало и опускаешь щит. Для близости нужно доверие, для доверия – ранимость. Страх вызвать отвращение – это и есть ранимость, подлинность. Мы не сдаем экзамен на «хорошенькую вагину» или «самый большой член» в постели – мы открываемся друг другу, чтобы встретиться и ощутить себя живыми.
В конце концов, секс, если свести его только к технике, довольно монотонный и скучный процесс, пишет Эли Голдстоун, колумнистка сайта Somesuch Stories[13], – волшебным его делает наша способность дарить и получать наслаждение – и тем самым проявлять друг друга в мире, который часто вообще отказывается признавать наше существование. Сексуальность в своей основе экзистенциальна. В сексе мы усмиряем комплексы насчет внешности, тревогу по поводу бренности нашего земного пути, лучше понимаем себя и утверждаем свое бытие-в-мире – через отклик на нас другого человеческого существа. Вот почему мастурбация и секс не взаимозаменяемы – занимаясь любовью, двое подтверждают: я жива/жив и у моей жизни есть свидетель. Наша сокровенная суть выходит во внешний мир из глубин души, выражается через намерение и действие – я люблю тебя и хочу засвидетельствовать этот миг твоей судьбы, когда ты любим/любима.
«Чувство собственного достоинства. Оно сделает меня привлекательной. И в нем секрет хорошего секса»[14], – записывает в дневнике 31-летняя Сьюзен Сонтаг. Чувство собственного достоинства напрямую связано с нашей сексуальностью, они подпитываются одними и теми же гормонами. Тестостерон считается мужским гормоном, но с самого рождения женский организм также производит его, хотя и в меньшем количестве. Именно он вбрасывается в кровь вместе с адреналином и дофамином в момент, когда женщина ощущает свою ценность и силу: ставит границы в общении, не давая себя использовать и оскорблять; подписывает крупный контракт, которого долго добивалась; испытывает прилив чувственности, представляя любовь с тем, кто ее возбуждает.
Невозможно быть уверенной в себе и в том, что делаешь или о чем мечтаешь, если тебя не ведет желание, стремление, намерение, влечение, драйв – либидо. Женская сексуальность – источник самопознания и творческих способностей, храбрости, жизнелюбия, инсайтов, а также – здоровой самооценки. Заземляясь в своей телесности, женщина получает поддержку из глубины бытия и легко и естественно утверждает себя в мире. Уважая свою сексуальность и разрешая себе желать и наслаждаться, мы одновременно усиливаем и раскрываем внутренний потенциал. Сравните: блестяще исполненный портрет – дышит энергией и переливается красками – и едва видный набросок дрожащей рукой. Опираясь на либидо, мы превращаем набросок в автопортрет: выбираем то, что искренне нравится, и поступаем так, как сами считаем важным и верным, без оглядки на чужие мнения.
Проблема в том, что отстоять свои интересы, хоть в личной жизни, хоть в профессии, порой сложно – мешает страх прослыть «мужеподобными». Сильный характер, лидерство, успех и власть, сам гормон тестостерон по-прежнему прочно ассоциируются с мужским полом, а женственность, как считают многие, наоборот, умаляют. Постепенно, по мере того как женщины, поколение за поколением, прокладывают дорогу наверх, туда, где принимаются решения, влияющие на их будни, стереотип тускнеет и отходит на второй план.
Тридцатилетний сенатор США Александрия Окасио-Кортес, в белоснежном брючном костюме, с красной помадой на губах, страстно и умно сражается в Конгрессе с гигантским лобби корпораций – отстаивает права обычных американцев, своих соседей, на чистый воздух, доступную медицинскую помощь и справедливую оплату труда.
Бразильский сенатор Ана Паула да Сильва вызвала ярость и поток агрессивных высказываний в медиа, когда принесла присягу в Конгрессе, одетая в ярко-красный комбинзон с глубоким декольте – ее обвинили в непристойном для политика внешнем виде. Да Сильва парировала: «Участие женщин в общественной жизни настолько ничтожно, что даже простое декольте вызывает бурную реакцию. Тем не менее я продолжу носить то, что мне нравится. Не собираюсь насиловать себя в угоду кому бы то ни было»[15]. Бразильянка объяснила оскорбления серьезными пробелами в системе образования, из-за них дети вырастают, усваивая ложные понятия о роли и статусе женщин в мире. Да Сильва пригрозила подать в суд на авторов прямых угроз в изнасиловании, а выигранные в суде деньги – передать организациям, которые поддерживают женщин, переживших насилие.
Тем временем мужская часть общества тоже переосмысливает и заново определяет понятие «настоящего мужчины». Что составляет истинно мужскую природу, а что навязано глупостью, предрассудками, страхом выпустить из рук власть или игрой случая, укоренившегося в культуре? Профессор Оксфордского университета, историк эмоций прошлых веков Андрей Зорин приводит как пример центральную фигуру воина и героя в Османской империи:
– Я был поражен, узнав, сколько эти герои рыдали. В этой культурной модели способность рыдать воспринимается как признак страстной натуры. Тот, кто умеет бурно рыдать, должен оказаться и героем на поле брани. Для человека, выросшего в культуре, где существовало табу на мужские слезы, а заплакавшему мальчику говорили «ты как девчонка», было, конечно, удивительно вдруг узнать, что слезы могут восприниматься как признак гипермаскулинности[16].
Может ли юноша, спортсмен, своим трудом, мастерством и отвагой показать новую, мужественную сторону синхронного плавания – традиционно женского вида спорта, в котором его судят, исходя из женских параметров, скажем, насмехаясь над «неэстетичным» подъемом стопы? Двукратный чемпион мира и четырехкратный чемпион Европы по синхронному плаванию, 24-летний Александр Мальцев вспоминает, как в 15 лет ему пришлось собрать волю в кулак и верить в себя, невзирая на косые взгляды девочек-спортсменок в бассейне и равнодушие тренеров, которые надеялись, что подросток бросит занятия.
Пристало ли мужу позволять жене работать, а самому сидеть дома с новорожденным? Кларк Гейфорд, радио- и телеведущий, муж Джасинды Ардерн, первой женщины – премьер-министра Новой Зеландии, не видит в этом ничего зазорного – он взял отпуск по уходу за ребенком и растит дочь. Современные образы мужчины и женщины – во многом социальные конструкты, уверен психолог Илья Латыпов, и «можно их переконструировать по-новому, не теряя при этом мужчин и женщин как таковых»[17]. Он делится отцовскими наблюдениями:
«Сидя с малышом, я веду внутренние диалоги о собственной мужественности. Где и чего я стыжусь, где пугаюсь своих реакций, какие еще представления о «правильном мужике», впитанные в 90-е годы, неожиданно выскакивают из меня. Ловлю себя на том, что отвергаю себя из-за несоответствия этим довольно противоречивым образам. Например, мужик обязательно должен быть жестким и независимым (без явно выраженных привязанностей). Хотя ответственность, уверенность и надежность – эти универсальные, не привязанные к полу качества – значительно лучше характеризуют мужчину, чем мягкость или жесткость. «Мужское» заключается не столько в особых качествах характера, сколько в том, как они проявляются. А взъерошенный воробей-Ярик сидит рядом, грызет игрушку и внимательно за мной следит. Ловит мой взгляд – и расплывается в широкой улыбке во все четыре зуба, два сверху и два снизу. Привет, папа»[18].
Новое поколение мальчиков – нынешние десяти-двенадцатилетние подростки – проявляет немыслимые для их отцов и дедушек стороны мужественности, в первую очередь более развитый эмоциональный интеллект и здравый смысл. По дороге домой в школьном автобусе мальчик заметил, что у незнакомой девочки из другого класса, на год его младше, наступили первые месячные – на ее джинсах расплылось пятно крови. Он отозвал ее в сторонку и шепотом сказал об этом, а потом предложил свой свитер – обернуть вокруг талии, чтобы она могла, не нервничая, дойти до дома. Девочка смутилась и вначале не хотела принять помощь, но мальчик настоял: «Не волнуйся, все хорошо, у меня есть сестры, так что я знаю!»
В комментариях к этому случаю мужчины признавались: «Читая такое, понимаешь, насколько сообразительнее ребята в наши дни. Подростком я, скорее всего, не обратил бы внимания на пятно, а если бы обратил, не знал, что делать. Мне бы точно не пришло в голову сложить два и два и проявить чуткость по отношению к этой девочке»[19].
Между полами явно наметилось взаимопонимание – все больше женщин и мужчин отказываются мириться с неуважением, словесной агрессией (в том числе – оскорблением внешности), физическим насилием, считают недопустимыми сексуальные домогательства облеченных властью, а также неравную оплату за один и тот же труд. Но в личных отношениях до справедливости еще далеко.
Пегги Оренштейн замечает, что девушкам и женщинам «интимная справедливость», по выражению клинического психолога Сары Макклиланд из Университета Мичигана, дается труднее, чем навык отстаивать права на рабочем месте или в публичном пространстве, и это сказывается на их самооценке и здоровье.
Во-первых, девушки чаще, чем парни, заявляют в опросах, что наслаждение партнера для них – мерило собственного блаженства: «Если его в сексе все устраивает, то и меня тоже». Молодые мужчины, как правило, оценивают степень удовлетворенности в сексе совсем по-другому – своим оргазмом. Что такое «плохой секс», женщины и мужчины представляют тоже по-разному. В самом масштабном за всю историю США опросе молодежи о сексуальном поведении молодые женщины сообщали о физической боли от сексуальных контактов в 30 % случаев. Они нередко употребляли слова «угнетающий», «унизительный», «стыдный». Молодые мужчины обычно не описывают сексуальный опыт таким языком.
Односторонний оральный секс – еще один показательный пример. Девушки охотно делают минет – это позволяет ощутить свою желанность и продвинуться в отношениях, избежав полового акта, – более интимного, как считают молодые женщины, не особо приятного и к тому же чреватого проблемами со здоровьем. Парни редко доставляют партнершам то же удовольствие – в основном потому, что девушки им не доверяют – стыдятся недостаточно «глянцевых» гениталий или опасаются, что будет больно, так как партнер толком не владеет техникой.
Причина явного перекоса – мужчины рассчитывают на оргазм, женщины надеются, что хотя бы не будет больно, – в том, что мы взрослеем, получая недостаточное представление о собственных телах и физическом наслаждении, особенно женском. Даже исчерпывающие школьные уроки секспросвета в развитых странах не затрагивают уникальную особенность женской анатомии – клитор; как будто его вообще не существует.
«Представьте, что вы ни словом не обмолвились 12-летнему мальчику, что у него есть пенис!»[20] – говорит Пегги Оренштейн. На уроках секспросвета подростки узнают захватывающие подробности про мужское половое созревание: чувственные сны и эякуляция, мастурбация и появление мощного либидо, в то время как превращение в женщину выглядит как минимум уныло, как максимум – небезопасно: девочкам взросление приносит месячные и риск нежелательной беременности. «Где обсуждение сексуального развития девушек? – спрашивает Оренштейн. – Когда мы начнем говорить с ними о желании и наслаждении? Когда мы будем объяснять чудесные нюансы их анатомии? …Ясно после этого, почему мужские потребности и желания в сексе кажутся непреложными, а женские в лучшем случае рассматриваются как вариант»[21].
Устаревшие сексистские установки рисуют в голове искаженную картину реальности и закладывают основу поведения, которое в будущем не принесет счастья – наоборот, вероятны депрессия, нарушения пищевого поведения, ЗППП и другие проблемы с психическим и телесным здоровьем. Мол, юноши сосредоточены на сексе и физическом удовольствии, так уж они устроены, а девочкам важнее душевная близость, что тоже якобы связано с их «анатомо-физиологическими характеристиками». Ну да, конечно, мужчины – повернутые на сексе животные, которые с трудом обуздывают желание, а женщины – витающие в облаках создания, слишком «чистые» или фригидные, чтобы думать об эросе. На самом деле нас всех одинаково волнуют и физическая, и душевная стороны отношений, и наслаждение важно для обоих в паре.
Во Франции, где, вопреки представлениям о галантности мужчин, распространен мачизм и насилие против женщин, решили развеять предрассудки и донести до подрастающего поколения больше знаний о женской анатомии. Здесь впервые создана 3D-модель клитора в натуральную величину – по виду он напоминает высокотехнологичный бумеранг!
Автор, инженер, социолог и медик Одиль Филло, говорит, что ей было важно воспроизвести орган как можно точнее – дело в том, что даже в медицинских учебниках клитор изображают неверно, а порой и вовсе опускают как мелкую деталь. «Сияющим розовым бутоном» назвал его в стихотворении знаменитый французский поэт Поль Верлен, но, оказывается, клитор совсем не крошечный, в среднем 10 см. Просто основная часть находится внутри, а снаружи видна лишь головка – ее-то исследователи прошлого и принимали за «бутон» или «горошину». Клитор состоит из той же эректильной ткани, что и пенис, и по строению тоже с ним совпадает. То есть аналог пениса в женском теле не вагина, а клитор. Мы устроены сходным образом, независимо от пола: женщины тоже испытывают эрекцию, когда возбуждаются, только это не видно, как у мужчин.
Первые анатомические иллюстрации клитора были верными – медики копировали их с кадавров, мертвых тел. Альберт Великий, известнейший средневековый ученый и философ, наставник Фомы Аквинского, полагал, что клитор и пенис – одной природы. Но уже в «Молоте ведьм» клитор заклеймили «соском дьявола» – если вы обнаружите его на женском теле, будьте уверены, перед вами ведьма. В XVI веке Андреас Везалий, врач и анатом, лейб-медик Карла V, утверждал, что не встречал клитор у «здоровых женщин». В начале XIX века над женщинами, имевшими несчастье получить от недалеких врачей диагноз «истерия», иногда даже производили клитородектомию, вырезание клитора или его части.
В странах Азии и Африки пошли еще дальше – всем маленьким девочкам, в возрасте около семи лет, на протяжении веков калечили гениталии, внушая, что тело, данное им природой, – неправильное. Клитор – «мужской» орган, и его следует вырезать, чтобы стать полноценной женщиной. Варварский обычай до сих пор существует в самых отсталых, в основном деревенских семьях, хотя с каждым годом все больше людей от него отказывается. Наваль Эль Саадави, выдающийся египетский врач-терапевт, психиатр, философ и правозащитница, сама в детском возрасте пережившая клитородектомию, в книге «Женщина в точке замерзания» (Woman at Point Zero) вспоминает травму словами героини, девушки по имени Фирдо: «Я больше не могла испытать сильной радости, лучами расходившейся из неизвестной и в то же время родной части моего тела… Словно я потеряла память о месте, из которого она зарождалась когда-то, или как будто часть меня, моего существа ушла, не оглядываясь и безвозвратно»[22].
С конца XIX века клитор вообще исчезает из медицинских учебников – поняв, что он не играет прямой роли в размножении, медики решили его игнорировать. Софи Брэмли, исследовательница женской сексуальности и автор сайта Secondsexe.com, называет еще одну причину, по которой общество предпочло «опустить» природный источник женского удовольствия. Во второй половине XIX века женщин затянули в корсет, а их либидо «отцы маркетинга» намеренно направили в шопоголизм – пока мужчины вершили судьбы мира в политике и получали прибыли от экономического роста. «Эмиль Золя в романе «Дамское счастье» ясно указывает, что Аристид Бусико, основатель первого в мире торгового центра Le Bon Marché, использовал сексуальный словарь, чтобы возбуждать в клиентках желание покупать, – говорит Софи Брэмли. – Маркетинг и сегодня задействует эротические мотивы, описанные еще американскими классиками сексологии Уильямом Мастерсом и Вирджинией Джонсон, – фаза возбуждения, плато, оргазм и разрядка, – чтобы стимулировать покупки»[23].
Возвращение на законное место произошло лишь в 1981 году: готовя к публикации книгу о женском теле, художница Сюзанн Гейдж из Лос-Анджелеса обнаружила, что ни в одном современном учебнике по анатомии нет изображения клитора. Ей пришлось брать за основу архивные иллюстрации в учебниках XIX века.
Одиль Филло надеется, что, поняв, как на самом деле устроены, женщины будут смелее исследовать свои ощущения и перестанут считать оргазм сложно выполнимым фокусом, который может подарить только мужчина. Система возбуждения одинакова и в мужском, и в женском теле, поэтому наше удовольствие – в наших руках. «Необходимо, чтобы у женщины был ментальный образ того, что на самом деле происходит с телом в момент сексуального возбуждения, – объясняет Одиль Филло. – Осознав ключевую роль клитора, женщина может освободится от стыда или опасений, что ненормальна, если пенисно-вагинальный контакт не приводит ее к оргазму – с учетом анатомического строения, так происходит с большинством женщин»[24]. В сущности, нам крупно повезло: мы – обладательницы единственного органа в теле человека, созданного с одной целью – дарить блаженство. Кстати, самый мощный орган в теле человека тоже принадлежит женщине, а не мужчине, как можно было бы подумать. Это матка, в которой она вынашивает ребенка (и даже несколько детей за одну беременность).
Клитор-активизм сегодня – модное направление. Рисунки на майках, комиксы, граффити, статуэтки, ювелирные украшения (колечки и подвески), пирожные, покемоны, ручная вышивка, татуировки на тему клитора призваны донести до общества право женщины на счастливую сексуальность и восполнить недостающие знания о ее теле – чтобы быть способным наслаждаться и дарить наслаждение, нужно знать, как это делать. История клитора открывает, как важно уважать свое тело, не позволять уничижительно отзываться о нем. Иначе оглянуться не успеешь, как тебя объявят «неправильной», несовершенной и захотят «исправить» – острым ножом, как в африканской деревне, или скальпелем эстетического хирурга со специализацией «пластика вагины».
Как-то я шла в метро и увидела пару – мужчина и женщина, красивые, гармоничные, но что-то странное было в этой гармонии. Он – крепкий, мускулистый и уверенный, даже напористо-агрессивный – и в то же время напряженный до квадратности, зажатый почти до карикатурности. Она – нежная, робкая, беззащитная, не идет, а скользит едва слышно, льнет к нему, как плакучая ива, и, кажется, вот-вот переломится без сторонней поддержки.
Я легко представила их героями комикса: приключения М и Ж, сильного и слабого пола. Каждый из них словно впечатал себя в шаблонные половинки и вытравил что-то свое, живое, чтобы до сантиметра точно попасть в идеальную форму: «настоящий мужчина» и «настоящая женщина». Подумала: если бы она могла поделиться с ним гибкостью и восприимчивостью, а он передал бы ей немного своей устойчивости и напора. М смог бы хоть немного расслабиться, выйти из режима «кругом враги – контроль и оборона», поверить, что интересен и любим сам по себе, а не только как «воин», «защитник» и «добытчик». А Ж ощутила бы внутренний стержень и убедилась, что может дышать, говорить, принимать решения и совершать поступки, стоя на собственных ногах, не цепляясь, как ребенок, за ум и руку кого-то сильнее.
Воображаю, что бы они мне на это ответили: плакать как баба? вести себя как мужик в юбке? Боже упаси. Мы страшимся в себе качеств, которые «положены» другому полу, и в итоге живем наполовину. Комментарий читательницы в блоге Smart Cookie: «Я всю жизнь чувствую, что мою душу по ошибке сунули в неподходящее, чужое, несоответствующее тело. Душа драчливого насмешника-пацана – в теле сексапильной квашни»[25]. Почему упорство, самостоятельность, умение сказать «нет» и решительно стукнуть кулаком по столу, позаботиться о себе – неженственно, а быть чутким, признавать свои эмоции и уметь строить диалог по-человечески, а не по-пацански – не подобает мужчине? С возрастом природа все равно заставит нас совершить обмен: в облике мужчин в годах проявляется мягкость и нежность, а у женщин черты лица утяжеляются знанием жизни и волей.
Стереотипы М и Ж настолько проникли в подсознание, что даже медицинские учебники и научные работы по биологии рисуют мужскую и женскую репродуктивную системы не такими, как есть, а накладывают на них принятые образцы поведения мужчин и женщин. Антрополог Эмили Мартин из университета Джона Хопкинса провела любопытное исследование: она проанализировала язык десятков медицинских работ и выяснила, в числе прочего, что яйцеклетка в них описывается пассивной и женственной, а сперматозоид – активным и мужественным. «Пара ученых даже сравнила яйцеклетку со Спящей красавицей из сказки: уснувшая невеста ждет волшебного поцелуя суженого, который вдохнет в нее душу и оживит… – пишет Мартин. – Популярный медицинский учебник сообщает, что сперма отправляется в «полное опасностей путешествие» в «теплую темноту», где некоторые сперматозоиды падут от «измождения». «Выжившие» штурмуют яйцеклетку, успешные кандидаты «окружают приз»… яйцеклетка умрет в течение часов, если ее не «спасет сперматозоид». Описание подчеркивает хрупкость и зависимость яйцеклетки, хотя в другом месте того же текста все-таки отмечается, что не достигшие яйцеклетки сперматозоиды тоже проживут всего несколько часов»[26].
В реальности репродуктивный процесс выглядит совсем по-другому. Сперма и яйцеклетка – активные и равные партнеры, оба нуждаются друг в друге и соединяются благодаря связующим молекулам на своих поверхностях. Яйцеклетка вовсе не пассивна – она захватывает сперматозоид и прикрепляется к нему так крепко, что его головка вынуждена лежать плоско напротив ее поверхности. Сперматозоид, в свою очередь, не очень-то мощный – механическая сила его хвоста так слаба, что он не способен в одиночку разорвать даже одно химическое соединение в оболочке яйцеклетки. Исследование по репродуктивной биологии продемонстрировало, что, если яйцеклетку убить, проткнув иглой, живой сперматозоид не может самостоятельно пройти сквозь ее внешнюю зону.
Преувеличивая роль одного пола и преуменьшая роль другого, изобретая надуманные табу для мужчин и женщин, мы искажаем действительность и порождаем комплексы, которые вредят психике и здоровью. Яркий пример – волосы на женском теле. Удаление волос – на ногах и руках, под мышками, на лобке, вокруг сосков, на лице – большинство девочек от 12–13 лет и женщин считает само собой разумеющимся ритуалом. «Мне нравится ощущение гладкой бархатистой кожи и чистоты», скажут вам, и будут настаивать, что это личный выбор, гигиена и, главное, зрелище волос на женском теле омерзительно и противоестественно.
Начнем с того, что бритье и эпиляция – самые распространенные для женщин способы избавиться от волос, – наоборот, повышают риск возникновения инфекций, а не способствуют гигиене, не говоря о денежных и временных расходах. Что касается противоестественности, идея имитировать безволосость женского тела появилась в Европе и США не так давно – до начала XX века никому в голову не приходило чувствовать себя неадекватными и уязвимыми по этой причине.
Кампания развернулась по следам публикации труда Дарвина 1871 года «Происхождение человека и половой отбор», сообщает The Atlantic[27], ссылаясь на книгу Ребекки Херцог «Вырвать с корнем: история изничтожения волос». Дарвин и последователи расовых теорий (подробнее см. главу 1) выдвигали гипотезы о развитости и примитивности народов, судя в том числе по густоте и плотности волос, причем мужчинам предписывалось быть волосатыми, а женщинам – нет. Четкие отличия между мужественным и женственным – знак «более высокого развития» в расе, утверждали натуралисты конца XIX века. Волосы на женском теле объявили патологией, признаком «животной энергии», примитивности, бунтарства, неконтролируемой ярости, извращенной сексуальности и поврежденной психики. Женщины поверили – и бросились от них избавляться.
Так продолжается до сих пор – 99 % американок, пишет Херцог, добровольно удаляют волосы с тела. Неудивительно, что большинство мужчин уверены: гладкая кожа у женщин – с рождения. Свободно расхаживать по улице с волосами на ногах или руках – для девушки непозволительная роскошь: «Ужасно!», «Неженственнно!», «Сумасшедшие феминистки!». И все-таки мало-помалу женщины возвращают себе свое тело и право решать, что с ним делать. Студентка-художница Элеонор Хасвелл придумала фотопроект: нежная женская рука с открытой подмышкой, на месте сбритых волос – крошечные шипы роз: «Розы ассоциируются с любовью и романтикой, по контрасту шипы передают сложившийся негативный образ волос на этом месте»[28]. Журнал Allure сделал видеопортреты трех девушек, которые с раннего возраста удаляли волосы, а потом перестали – о комплексах, страхах и свободе, которую они испытали, вернувшись к своему естественному облику[29].
Дарья Серенко, основательница проекта «Тихий пикет», сочинила «Оду волосам на моих ногах» после того, как в очереди в магазине ее ногу сфотографировал незнакомый мужчина и стал насмехаться над ней вместе с друзьями, а Дарья вступила с ними в диалог.
– Я спросила, почему они смеются. Сказала, что мою ногу без моего согласия фотографировать не стоит.
– Ха-ха, ну вы же девушка, ха-ха, а тут вот это, ну как так можно, ха-ха.
В ответ я всегда (у меня это не первая ситуация) прошу их показать свои ноги. Свои ноги они мне не показали, но сказали, что сравнивать нельзя и что в девушке все должно быть прекрасно.
…Ах, в девушке все должно быть прекрасно? Ну так разуйте глаза.
Волосы на моих ногах в сочетании с платьем – это смелое сочетание нормативной женственности с моим собственным выбором.
Волосы на моих ногах становятся поводом для политических дебатов между незнакомыми людьми.
Волосы на моих ногах становятся тестом на открытость моих собеседников.
Волосы на моих ногах похожи на митинг – их много и они сообщают внешнему миру о свободе устраивать мирные собрания там, где они хотят.
Волосы на моих ногах – это о том, что я сама контролирую свое тело. Это стильно, это хорошо сочетается с моей одеждой и обувью, это ежедневный маленький вызов, отвоевывание пространства, на которое я вообще-то должна иметь право по умолчанию[30].
Удалять волосы или нет – личное дело каждой из нас, но задуматься, когда и почему появилось табу на женские волосы, кому это выгодно, в каких ситуациях его нам внушают, полезно всем. Попробуйте проанализировать свое отношение и прийти к самостоятельным выводам. Мой комплекс насчет «волосатых женщин» заметно уменьшился, когда я поняла, что меня завораживают портреты Фриды Кало со сросшимися дугами бровей и женственными усиками над верхней губой и изящные руки балерины Мисти Коупленд, хотя на них отчетливо видны волоски. Я нахожу выразительным лицо модели Натальи Кастеллар: в 17 лет сверстники травили ее за густые брови, а потом она подписала крупный контракт с модельным агентством и жалеет, что раньше относилась к ним как к недостатку.