Для того чтобы понять, что он такое,
человек должен прежде понять,
что такое все это таинственное человечество,
состоящее из таких же людей,
как и он сам, не понимающих самих себя.
Ситуация в Китае ухудшалась с каждым днем. Когда-то далекая страна сейчас казалось самой близкой. В жизнь Вики вползал вирус, захватывая все большие ее участки, пока незаметно полностью ее не поглотил. Страшное слово “корона” неслось по планете огромной лавиной, снося все на своем пути.
Вика пыталась отстраниться, уверяла себя, что до них не дойдет. Но у вируса были другие планы. Италия, Франция, США закрывали свои границы, словно соревнуясь. Карантин стал обычным делом, было странно, если в твоем городе его не было. Негде было укрыться. Вспомнилась чума, испанка, тиф – жуткие истории про миллионы смертей в прошлом добавляли черной краски без того темной истории.
Вика сдалась. Она смотрела на людей в белых костюмах и следила за количеством жертв. Растущие графики множили панику, и вскоре люди начали бояться чихать даже в собственной квартире. Все другие болезни разом исчезли – любой насморк сразу вызывал немой вопрос: может, «корона»?
Одно радовало – бесконтактная доставка еды. Круассаны с малиновой начинкой и эклеры успокаивали, и Вика могла спокойно работать, не выходя из дома.
Людей на улице становилось все меньше. В школе, пока ждала Мишку после уроков в последний день перед карантином, разговорилась с Лизой. Та продиктовала ей внушительный список “проверенных” сериалов и сообщила, что они уезжают в деревню, чтобы “там переждать весь этот ужас”. Мысль о свекрови в деревне молнией сверкнула в Викиной голове, но она ее тут же погасила: ведь все не так страшно, правда? Все это выдумки, да?
Полки в магазинах быстро редели. Странно было видеть пустые отделы, в которых еще недавно было изобилие всех видов макарон и гречки. Может, тоже купить больше продуктов? Так, на всякий случай. Но и эту мысль Вика отбросила, продолжая уговаривать себя, что ситуация стабильна и паника ни к чему.
Интернет наполнился фотографиями огромных очередей. Вика просыпалась по ночам и долго не могла уснуть от гудящих мыслей. Утром от них оставалось неясное чувство тревоги.
И вот случилось то, чего весь город так боялся и вместе с тем ждал: появились первые местные зараженные. Огромный муравейник вдруг притаился и замер. В то утро Вика проснулась уже в другой реальности: испуганной и сражающейся. Началась новая жизнь.
Телефон, так редко звонивший в последнее время, разразился громким звуком. Голос мужа ее напугал.
– Вика, меня уволили.
Она почувствовала, как мир накренился и поплыл, все тело пронзило током. Но Вика удивилась своему спокойному тону:
– Леша, что случилось? Ты… – она не успела закончить.
– Дома поговорим.
Она долго слушала длинные гудки, а потом заметила, что экраном размазывает что-то мокрое по уху. Слезы? Вика машинально приготовила себе кофе и съела круассан, не различая вкуса малины, не чувствуя текстуры, не слыша аромата.
Все неслось вниз на огромной скорости, она пыталась собрать мысли, но ничего не получалась: бизнес накрылся, ипотека, двое детей… Наконец, звонок в дверь. Вика быстро включила детям мультики.
– Пусть посмотрят, пока мы спокойно все обсудим.
Собралась, старалась улыбаться: сейчас надо его поддержать, а все остальное потом. Алексей, хмурый, грустный, как будто постаревший, вошел в квартиру.
– Не говори ничего, все будет хорошо. Пойдем ужинать, я тебе плов приготовила, как ты любишь.
– Это все новый вирус. У нас сократили половину сотрудников.
– Так ты же там 13 лет работал, почему тебя?
– Я думаю, у них не было выбора.
Они проговорили полночи. Вика почему-то представила, как сын слушает их приглушенный разговор, лежа в своей постели, ей вспомнилось, как она когда-то точно так же встревоженно вслушивалась в разговор родителей в начале 1990-х. Тогда им было нечего есть. Скользкий страх опять охватил ее тело – ведь сейчас ситуация лучше, правда? Ответа не было – его не знал никто. И от этого становилось еще страшнее.
На карантине дети с утра до вечера переворачивали вверх дном все, что можно было перевернуть. Муж, застрявший вместе со всеми в четырех стенах, реагировал на их выходки нервно. А Вика машинально выполняла свои обязанности. Готовила, убирала, разбиралась с онлайн-уроками сына, а вечерами и ночами – работала.
Отражение в зеркалах ее пугало. Ей казалось, как будто она – маленькая, а поселилась в большом теле. И оно постоянно просило есть. Бороться с ним не хватало сил. Бессонные ночи давно перекочевали на кухню: и чай с эклером быстро стал привычным делом. После такого ритуала Вика сразу засыпала.
Единственное время, когда она забывалась, это работа. Ей дали три дополнительных чата: люди хлынули на онлайн-курсы, чтобы как-то себя поддержать и переждать карантин. Руководство радовалось. Вика тоже. Договорилась с мужем разделить обязанности по дому – согласился.
Где-то в глубине души вместе с чувством страха было маленькое злорадство: теперь плохо не только ей. Анжелке, наверное, тоже. Думая об этом, Вика улыбалась. А потом останавливала себя: так нельзя!
Мир сжался в точку квартиры. За стенами было опасно – в этом году люди боялись выйти навстречу весеннему солнцу и птицам. И Вика впервые по достоинству оценила их большой балкон: теперь это детская площадка. Муж оборудовал для Валюшки шалаш, и она перенесла туда все свои игрушки. А Мишка с достоинством старшего брата помогал ей «все устроить как надо».
Целый понедельник Вика звонила в банк, чтобы взять отсрочку по ипотечному платежу. Не получилось. Кризис, сами понимаете. Понимаем. Еще как понимаем. От бессилия Вика швырнула телефон на диван. И тут же быстро схватила его – проверить, не разбился ли. Не хватало еще этого. Черный прямоугольник смотрел на нее с укоризной. Уцелел.
Жизнь в четырех стенах давила все сильнее. Сказать, что это тяжело, не сказать ничего. Бетонная тюрьма. Ладно они, взрослые, как-то справлялись, а вот детям приходилось не так легко, и к вечеру их тюрьма трансформировалась в дурдом.
Леша тоже оказался так себе помощник, впал в депрессию еще круче, чем она, замкнулся, совсем не находил себе места, утонул в своих видеороликах. Все легло на ее плечи. Работа была хоть каким-то воздухом в болоте, в котором оказался весь мир…
Тем вечером Вика включила ноутбук и привычно перечитывала сообщение за сообщением, делала пометки, заполняла таблицы, отвечала на вопросы. Одно сообщение заставило остановиться.
Кайлас. Кажется, я что-то про это слышала.
Это была целая история. Она прочитала ее дважды. Что-то зашевелилось внутри, взяло на крючок. Этой ночью, закончив с работой, она опубликовала этот рассказ в своем блоге. Чтобы точно не забыть, не потерять. Ей казалось, что эта история может придать сил в такое непростое время. А силы сейчас нужны не только ей – весь мир ждал чуда. А чудес в этой истории было много. Даже не верилось, что она настоящая.
Капли маленькими хаотичными полосками делят стекло на части. Я смотрю на мир, умещающийся в маленькое окно большого самолета.
«Как жизнь, – думается мне, – ровное полотно-бытие разбивается полосками-днями».
Хочется плакать. Разреветься, как в детстве, чтобы все утешали и говорили, что все будет хорошо, а в конце еще какую-нибудь конфету дали. Лучше ириску.
Рисую в голове картину, как рыдаю на весь самолет, люди оборачиваются, шушукаются, стюардесса бежит с пластиковым стаканчиком воды. А я реву: громко, надрывно, захлебываясь, размазывая черные от туши сопли-слезы рукавом своей толстовки.
Дно дна. Стагнация во всех сферах жизни. Шел, споткнулся и потерял направление. Куда и как свернуть – не понятно. И где бы еще найти силы, чтобы куда-то сворачивать. Пока остается только ждать, жалеть себя и плакать.
– Извините, здравствуйте, мое место рядом с вами, – надутый кожаный саквояж аккуратно пристроился к моим ногам. Владелец – усатый, бородатый, седой, глаза – доброта. Очень гармонично сложенный, уютный.
«Чем-то похож на Деда Мороза», – подумалось мне.
Слезы, уже стоявшие за кулисами и готовившиеся к выходу, замерли. Вслушиваются в ощущения: эй, крошка, не подводи нас, мы ждем.
– У нас с вами целых три и еще половинка часа и одна, можно сказать, общая территория. Очень маленькая, надо заметить.
Я вздохнула, вежливо и сухо, ответила на приветствие, чтобы наверняка исключить общение. Не люблю это. Я же страдаю, не отвлекайте меня от вселенской скорби. Закрыла глаза и почувствовала на себе мягкие лапы Морфея. Лапы? Уже не важно.
– Вы хотите воды? Вот девушка как раз разносит, – рука дотронулась до меня. Я начала выныривать из уютного кокона.
– Да, спасибо большое, – силясь проснуться окончательно, приоткрываю глаза.
– Я сразу увидел, что вы сильно расстроены, а вода в этих случаях очень помогает. Смывает плохое, и изнутри тоже. Хотя изнутри плохое смыть гораздо труднее.
– Когда же это вы успели заметить? – поинтересовалась я. – Вроде бы мы с вами и пообщаться не успели, как я сразу уснула.
– Интуитивно. Когда-то я в таком же состоянии, только хуже во много раз, жил целый отрезок жизни. Точнее, остальные думали, что я жил, но я бы про себя такое сказать не смог. Я просто был, хотя и это не точно. Вот я и почувствовал, распознал.
Очень внимательный старичок, надо быть осторожнее. Говорить все равно не хотелось. Слезы выглядывали из-за черной тяжелой портьеры.
– Да, бывают такие периоды в жизни, – подвела я итог и достала книгу. Меня так просто не возьмешь. Чтение – вот это броня, тут любое оружие навязчивых болтунов бессильно.
– Знаете ли, есть одно лекарство, и я намерен с вами им поделиться, мне кажется, вам оно как раз подойдет. Лекарство от тоски, депрессии и жизненных тупиков.
«Да-да-да, я тоже, конечно, знаю», – подумала я. Да его вообще знают абсолютно все. Такт сказал, что озвучить это нельзя, а жаль. Пришлось промолчать.
– Иногда рассказы из жизни лучше любого похода к психологу и прочей лабуды. – Сэлинджер с его девятью историями хмыкнул, посмотрел на меня с негодованием и забрался назад в сумочку.
– Да, конечно, – опять говорю не то, что думаю. – Расскажите, мне очень интересно, – откровенно вру: слушать ничего не хочется.
– Я опущу предысторию, она не важна. К тому же у жизни ее не бывает. Есть одна большая история – главная – и разные точки, откуда ты на нее смотришь. Ее невозможно разделить на части.
Мой проект, бизнес, как сейчас говорят, рухнул. А заодно и деньги, и жена с детьми, и энтузиазм, и силы что-то менять. Сначала я, конечно, барахтался, а потом плюнул и запил. Вошел в самую черную полосу своей жизни и приступил к падению. Сдался.
– У вас прямо начало сериала, – прокомментировала я.
Добродушная улыбка выглянула из-под усов.
– Конечно, у вас совсем другая история, но оказаться в той самой точке можно разными путями и, увы, в разном возрасте. К сожалению, там бывают все.
В один из абсолютно чернющих, пьяных дней я вспомнил про Кайлас. Когда-то я смотрел передачу про эту гору. И вдруг она четко реализовалась в моей голове. Избавиться от навязчивой мысли у меня не получалось. Пару недель я мучился от безуспешных попыток: просыпаюсь – гора, засыпаю – гора. В пьяном бреду – опять она же.
Мне дали понять, что единственный выход что-то поменять в моей жизни – туда поехать. А иначе эта мысль никогда от меня не отстанет. Как-то само собой это решилось, легко, как сходить за хлебом, знаете ли. После этого решения мне стало спокойно. Вы, кстати, знаете про гору Кайлас?
Я честно призналась, что нет.
– Тогда легкий экскурс: это священная гора в Тибете. Ни один человек не побывал на ее вершине. Считается, что это энергетический центр земли. Это святыня для четырех религий: паломничества вокруг горы-кора не прекращаются никогда. Для многих это возможность искупить все земные прегрешения. Вы лучше сами про нее прочитайте – много интересного найдете. Но есть одно но: гора пускает не всех. Об этом я узнал уже потом.
Я нарисовала в голове образ величественной, неизвестной, мистической горы, вершина которой скрывалась высоко за густыми облаками.
– Я понял, что мне надо туда, но есть два препятствия: придется бросить пить, хотя бы на время, и найти деньги, которых у меня не было от слова «совсем». Оба этих аспекта казались непреодолимыми, но на удивление легко разрешились. До сих пор благодарен другу, который тогда помог мне, уже практически спившемуся человеку. В благодарность ему и в надежде избавиться от навязчивого видения я решил бросить пить, пока не вернусь.
Иллюзии я не питал, тем более пройти такой длинный путь на высоте без какой-либо подготовки – все это казалось мне невозможным. Тогда я решил об этом не думать. Вопрос выбора отсутствовал.
К нам подошла высокая стюардесса и что-то громко сказала, видимо, уже во второй раз. Но я все равно не поняла – все думала о том, правду мне рассказывает этот человек или все-таки врет.
– Ой, а вот и наш ужин! Мне рис с курицей, пожалуйста. А вам? – старичок старательно раскладывал свой обед.
– А мне историю, продолжение, – есть уже не хотелось.
– Приятного аппетита, – и добродушный сосед молча приступил к трапезе. Я считала минуты и тихонько за ним подглядывала: боялась, что он передумает рассказывать, насытится, обмякнет. Но, покончив с содержимым маленького пластикового подноса, он сразу же вернулся к своей, уже нашей, истории.
– Так на чем я остановился, говорите? Ага. И вот я еду на автобусе по тибетской дороге с практически полностью отсутствующим асфальтом – из меня тогда, кажется, вытряслась вся душа. Вокруг степные долины и невысокие горы. Потом их сменил большой хребет. Вот она – дверь в шамбалу.
Каждый идущий к горе преодолевает некий рубеж, вполне себе физически ощутимый, как говорят. Но на себе я этого не прочувствовал. Вершина скрыта низкими тучами. Дорога вдруг стала прекрасной, казалось, как будто на нее только положили новый асфальт. Вокруг появилось скопление гор-пирамид.
На самой главной пирамиде висит крест. Это мне так видится – он как-то очень сильно выделяется. Крест напоминает огромную свастику. Но мне уже было все равно.
Сильная усталость завладела моим телом. Добравшись до последнего лагеря – отправной точки – я был практически безучастен к происходящему. Мне уже совсем не хотелось идти ни в какой поход вокруг горы.
Вспомнилось, что она пускает не всех. Наверное, по какой-то только ей известной горной причине я не подходил, думалось мне. И я этому радовался, мысленно возвращаясь домой.
Кто-то сказал, что время там, куда мы идем, течет по-другому: люди гораздо быстрее стареют. Я был готов тут же повернуть обратно, но что-то меня остановило. И я остался.
В нашей группе было около 50 человек, и каждый был настроен по-разному. Кто-то сильный физически, подготовленный, а многие совсем с виду слабые, которые, казалось, сейчас упадут, такие тонкие и прозрачные. Я причислил себя ко второй группе. Но для горы это оказалось абсолютно все равно. У нее были свои мерки людей.
Вечером воздух кишел разного рода историями, мистическими и страшными: об исчезновении людей, о смерти и о быстром старении. Меня это перестало волновать: я знал, что иду.
А дальше из нашей группы дошли всего девять человек, в том числе я. Нет-нет, они не умерли, хотя некоторые и правда сильно заболели, но все сошли с пути и вернулись назад в лагерь по разным неизвестным мне причинам.
– А что же дальше? – не терпелось мне. – Что было там, когда вы шли?
– А что было там, я рассказать не могу. У каждого свой путь, и его надо пережить, лично прочувствовать. Могу только сказать, что вернулся я абсолютно не тем, кем уходил. Я стал другим, счастливым человеком. Жизнь улыбнулась мне и поверила в силу горы. Встала с головы на ноги. И я больше не пью, кстати. Вот и все, конец истории, а теперь, позвольте, я отдохну.
Я не успела возразить, как он закрыл глаза. Только мы приземлились, старичок тут же вежливо попрощался и растворился в толпе. Ожидая багаж, я безуспешно пыталась отыскать его глазами. Видимо, багажа у него не было. Хотя после его истории я поняла, что его огромный багаж внутри него самого и там есть абсолютно все нужное, чтобы быть счастливым каждый день.
Вика засыпала с мыслью о волшебной горе. Утром она взахлеб рассказывала ее мужу.
– Леша, ты представляешь, какая жизнь! Чего только не бывает! А мы тут сидим, расстраиваемся из-за какой-то «короны». Надо что-то делать. Да, кстати, и заканчивай с алкоголем.
Леша соглашался и кивал головой, параллельно пытаясь проглотить кусок утреннего пирога с первой клубникой. А все-таки Вика здорово научилась готовить за последние полгода.
– Вик, дети уже совсем измаялись, давай к бабушке их отправим? Других вариантов пока не предвидится. А там и лето не за горами.
Вика задумалась, она всегда переживала, когда они не рядом, но здесь, кажется, вариантов нет. Жить и работать в таких условиях было тяжело. Школу и сад до сентября вряд ли откроют. А дети сидят в душной квартире – пусть хоть немного подышат деревенским воздухом, побегают на природе. Улыбнулась: вспомнила, как в детстве папа ловил для нее белых бабочек и она рассматривала их тонкие крылышки на свету. Вдруг весь ад, который творился вокруг, перестал казаться ей таким страшным, и она как будто начала ощущать, что из всего этого есть выход.
«Больше не будут читать никакие новости», – решила. И улыбнулась.
В этот раз Вика как-то очень быстро и легко собрала чемоданы. Онлайн заполнили какое-то разрешение на выезд из города, сели в машину и повезли детей в деревню. Сам факт того, что они все вместе сидят в машине, вызывал эмоции, восторг и чувство дикой свободы. Да уж, больше месяца взаперти даром не прошло.
Деревья мелькали и исчезали за зелеными огнями светофоров, дети привычно что-то делили на заднем сиденье. А за окном вроде бы такой же мир, но какой-то пустой. Машин непривычно мало, людей тоже. Один плюс: доехали быстро. Вирус почистил землю, загнал всех в укрытия. Мир обновлялся, очищая себя от человеческих следов.
– Вика, ты что, беременна? – свекровь обнимала невестку.
– Нет это карантин дает о себе знать, – парировала она, но стало очень неприятно. Впрочем, пришлось об этом сразу же забыть – разбор вещей, детские крики и бесконечные разговоры закружили ее.
Вечерние посиделки за большим столом, которые она так не любила, в этот раз ей показались счастьем. После душного сидения в квартире и прогулок на балконе маленький домик свекрови с небольшим участком был дворцом. Видя, как дети играют с котами, Вика окончательно убедилась: это самое правильное решение.
Вечером, уже дома, она окунулась в непривычную тишину пустой квартиры. Месяц, два – сколько ей отмерили этой тишины и спокойствия? Вика села за ноутбук. Прочитала истории и рекомендации в рабочих чатах и внезапно захотела что-то попробовать на себе.
Так много пишут про аскезу в последнее время. Интересно… Кому-то помогает, значит, и мне должно помочь. И она прикидывала, какую же взять аскезу. Почему-то пришла мысль, что сидеть на карантине – уже аскеза, поэтому эту практику она уже выполняет.
Читала дальше, и брови то и дело поднимались вверх: люди писали о каких-то невероятных в ее понимании результатах. Кто-то отказался от молочки, и мало того что кожа улучшилась, так еще и зарплату повысили на работе. Кто-то благодаря месяцу без кофе нашел новую работу. Как связаны кофе и работа? Кофе! Мысль-молния блеснула в ее голове. Только не кофе. Но стойкое ощущение, что ей нужно это сделать, уже появилось. И Вика знала, что просто так от него не отделаться.
Я справлюсь не хуже других. Даже лучше! Вреда от этого точно не будет. А вот повысить доход не помешало бы. Вдруг сработает? Месяц, конечно, это слишком долго. Дней пять, думаю, достаточно для начала. Вика радовалась, что нашла то, что нужно. И тут же снова сомневалась в правильности своего решения. Однако сознательно продолжала толкать себя к отказу от кофе, внутренне надеясь, что волшебство все-таки существует.
Ну что там надо делать, заклинание какое-то читать или достаточно просто решения? Смеялась про себя, но все-таки нашла нужные слова в чате и вслух произнесла: «Я беру аскезу на пять дней во благо всех живых существ, а особенно моей семьи и моего мужа, чтобы он наконец-то вышел из своей депрессии». И с этой прекрасной мыслью легла спать.
На следующий день написала утренние страницы – вспомнила свое обещание на апрель и май, которое благополучно уже недели три не выполняла. Пора, кажется, начать. С чистой совестью пошла готовить завтрак и первым делом привычным жестом достала банку с кофе. Не успела себя остановить, надо же. Решила написать Ане – кофе хотелось сильно. Даже голова разболелась. Нужна была поддержка.
– Аня, представляешь, вроде бы мелочь, да? Я думала, это легко, а руки сами потянулись к шкафчику за кофе. Неужели человек так зависит от своих привычек?
Аня помолчала, потом назидательно ответила, что сдаваться нельзя. И добавила, что вот она – человеческая природа во всей красе: привычки и неосознанность.
Вика все же подумала, что это не про нее. Она-то точно справится. Но мысли о кофе сговорились и напали на нее: она как будто все время подсознательно считала дни, когда же уже будет можно? И весь день кофе маячил где-то рядом.
В ленте сообщений Вика старательно искала, что пишут про свои аскезы другие участницы. И не находила. Чашка для кофе предательски стояла за спиной, иногда поглаживая усталую Вику, чтобы она про нее не забывала. Лены, Саши, Лизаветы и Сони мелькали перед глазами, сливаясь в одну сплошную бессмыслицу.
Не то. Не интересно. Да, бывает тоже, но не то.
Вика забыла, что это всего лишь работа, и опомнилась, когда наткнулась на вопрос о платформе. Точно! Нужно же отвечать ученицам! И тут ее глаза зацепились за длиннющее сообщение от какой-то Инны. Быстренько ответив на вопросы, Вика принялась изучать новую историю.
Жизнь Инны совершенна. Она поправила солнечные очки, зажмурилась. Греческое солнце слепило, ласкало тело. Маленькое спонтанное путешествие заканчивалось, надо было возвращаться – детям в школу.
В пятницу ей вдруг стало грустно и захотелось Греции, как в детстве с родителями. А она привыкла получать все, что хочет, даже спонтанное и сиюминутное. И вот на выходные они приехали на остров.
Инна – дочка богатых родителей, та самая, которая всегда получала желаемое. Из избалованного ребенка-принцессы выросла в избалованную женщину-королеву. А принцессы-королевы выходят замуж за кого? Правильно, за принцев. И она не была исключением. По-другому просто не бывает.
Переезд в Калифорнию, свадьба, за которой последовали все прелести шикарной жизни, – радуйся, наслаждайся. Но что-то ей мешало, свербело, просилось наружу. И замок, и свита, и яхты, и путешествия – все для нее. Но как будто не она все это выбирала. А одна мысль омрачала больше всего: не она этого добилась. Скучно. Ей захотелось самой что-то значить. Стать кем-то кроме королевы. Но могут ли королевы быть еще кем-то? Есть ли у них такое право?
Других дам ее круга это совсем не волновало, чему Инна сильно удивлялась, поэтому дружеские отношения у нее с ними не складывались. Она их как будто чуть-чуть презирала и знала, что вот она, Инна, не такая. И пусть она сама ничего не сделала, ну у нее хотя бы желание такое есть. А это уже существенное различие. Да. Это ее отличает от всех. Превозносит.
Она привыкла себя слушать. Поэтому первым делом решила начать действовать. А как действовать? В какую сторону идти? Психолог посоветовал походить на тренинги по развитию способностей. И она пошла. Сначала онлайн, потом решилась и стала посещать какие-то мероприятия. Хотела выйти за рамки привычного.
Богатая, наполненная со всех сторон жизнь больше на радовала. Все казалось таким бессмысленным, пустым и искусственным. А любимые туфли Dolce & Gabbana вдруг стали натирать и жать, что, в принципе, странно, потому что с ними такого просто не должно было случиться.
И Инна решила во что бы то ни стало сама принимать решения и выбрать свой путь. Такой, который она сможет пройти самостоятельно, без помощи и поддержки родителей и мужа. Да, пусть поздно: все-таки уже давно не восемнадцать. Но лучше поздно, чем никогда.
– Чтобы что-то значить, нужно принять решение и что-то сделать, – говорили на тренингах.
И она приняла первое свое самостоятельное решение – уйти от мужа. Это то, что пришло в голову. Другое она придумать не могла. Ее цель была выбрать самой. Она выбрала.
Конечно, все удивились, особенно Петя – муж. Но он ее сильно любил, все причуды знал и решил подождать. Он-то как раз умел принимать мудрые решения и за себя, и еще за всех остальных, которые от него зависели.
Вскоре Инна приняла второе решение. Оно родилось спонтанно, тоже было ее собственным, чем она очень гордилась. Она собрала детей, чемоданы – и вернулась в Москву. Покинула привычное калифорнийское побережье, чтобы начать развиваться в новых условиях. Суровая родина оказалась как нельзя кстати.
Сняла большой дом, наняла штат прислуги и приступила творить на этом чистом листе жизни. Принимать новые, свои решения. Родители звонили, ругали ее и говорили, чтобы она бросила чудачества. А Инна не сдавалась и очень собой гордилась. Чувствовала себя воином.
Надо было действовать! Осталось только понять, как, куда и зачем. Помнится, астролог, модный какой-то, прилетал раз в месяц погреться под калифорнийским солнцем, а заодно и проведать своих звездных клиентов, однажды сказал ей, что она – прирожденный оратор и создана для публичных выступлений.
«Бинго! Найду скрытые способности и проработаю».
И Инна пошла на курсы ораторского мастерства. Обросла единомышленниками, как ей казалась. Только вот радости пока не испытывала почему-то. Еще и московская зима омрачала переезд: снег, смешанный с грязью, серость и полное отсутствие света. Дети тоже жаловались. Конечно, с калифорнийским солнцем не сравнится.
Она старалась не унывать. Все ждала, когда наступит ощущение счастья и гармонии от своих собственных решений. Люди, заметила она, здесь тоже другие – акулы.
«Климат, наверное, – подумала Инна, – надо все время выживать, добывать и бороться, а то замерзнешь. Это тебе не в одних шортах круглый год кайфовать».
Акулы иногда брали у нее в долг и, надо сказать, не возвращали. Но за восхищение и свиту надо платить.
За три месяца жизни в Москве она успела выступить перед аудиторией на своих курсах и даже успешно. Но ожидаемого чувства восторга так и не случилось.
Было как-то тоскливо. Свербящее чувство усилилось. И она вдруг заскучала по солнцу, дому и мужу. Москва ей, кажется, не нравилась с самого начала. Хоть Инна это и скрывала. И даже любимый Dior здесь был какой-то не такой, и персонал неулыбчивый. Она надменно подумала: русские. И решила, что на шопинг будет летать хотя бы в Италию.
– Петя, я возвращаюсь, закажи самолет.
Петя пожал плечами и заказал. Мудрое решение мудрого человека.
– Ну ты у меня героиня! Целых четыре месяца и пять дней! Замерзла там, наверное?
Инна заплакала и спрятала голову на широкой, надежной груди.
Иногда поиски себя приводят на то же место, где ты начинал. Но тот путь, который ты проходишь, позволяет увидеть все с другой стороны. Переосмыслить. И как прекрасно вовремя осознать, что дальше копать не надо, что тебе повезло родиться на своем месте и быть тем, кто ты есть. У каждого своя дорога, и надо уметь ее пройти. И ее – это калифорнийское солнце, бутик Dior с улыбающимися, знающими тебя девушками. А еще – просто наслаждаться жизнью.
Инна смотрела на греческие волны, шевелящиеся у ее ног, и вспоминала московскую промозглую, серую зиму. В душе была радость.
«Я молодец, мое возвращение – это мое решение. Я все-таки чего-то стою!»
Московская слякоть внутри и вокруг закончилась.
«Я тоже на море хочу, только оно мне не светит в этом году», – подумала Вика. И задалась вопросом: а что эта Инна делает на курсах по саморазвитию с людьми, которые в своем большинстве ищут денег, отношений и путешествий? В общем, все то, что у Инны уже и так есть.
Она стала искать все сообщения Инны. И последнее после истории было:
«Саморазвитие – это хорошо. Но иногда развиваться дальше некуда».
Вика ухмыльнулась и задумалась. И правда, а как понять, куда развиваться и правильно ли выбрано направление. Она вспомнила, что ее друг когда-то сказал ей:
«Жить – это идти по нескончаемым джунглям и прокладывать себе дорогу огромным, острым мачете, прорубая себе путь. Но иногда надо залезть на пальму и посмотреть, а в том ли направлении ты вообще рубишь – это важнее всего».