18 лет спустя.
Поместье Ольденбургское. Белозёрская – одна из провинций Российской империи.
Май, 1855 год
Дилижанс остановился в роскошном поместье у особняка князя Ольденбургского. Из дилижанса выходит женщина с саквояжем и коробками. Нацепив на нос пенсне и опираясь на трость, она пытается идти, прихрамывая, и бормочет себе под нос приветственную речь. Женщина нервничает и постоянно поправляет пенсне. Периодически окидывает взглядом обширные владения, её тревога усиливается. В определённый момент она останавливается, делает глубокий вдох и более уверенно, прихрамывая, подходит к массивной двери парадного входа.
Двери распахиваются, и на пороге возникает мужчина лет пятидесяти, худощавый и длинный. С виду напоминающий седую сороку. Управляющий Гордей недоброжелательным взглядом окидывает женщину, что стоит перед ним.
– Добрый день, сударыня. Вы находитесь во владениях князя Ольденбургского. Что вам угодно, сударыня?
В это время из почтового дилижанса выходит возница с пачкой писем. И отдав почту управляющему, кивнув ему в знак приветствия, направляется к лошадям и, взяв их под уздцы, ведёт на задний двор.
Женщина, взглянув на письма, занервничала ещё больше. Закусив губу, она как бы замерла, и мысли унесли её далеко.
Мари впервые усомнилась в правильности своей затеи. Пару месяцев назад она написала письмо к князю Ольденбургскому с предложением стать компаньонкой для его единственной дочери Кити. Мари неделю обдумывала содержание письма. Оно должно было быть ненавязчивым и в то же время трогательным и взывать к сочувствию и состраданию. И вот что вышло:
«Многоуважаемый и почтенный князь Ольденбургский, пишет к Вам дальняя родственница по линии Вашей супруги. Мой муж, ныне покойный, граф Валевский приходился двоюродным братом Вашей супруги, княгини Ольденбургской. Единожды мы бывали с графом в Вашем поместье, и я помню маленькую, очаровательную Кити. Увы, дети слишком быстро растут, дорогой князь. До меня дошли известия, что Вы озадачены поиском подходящей кандидатуры для прелестной, повзрослевшей Кити в качестве компаньонки. Спешу Вас уведомить, милейший князь, что я почту за честь, и даже более того, считаю своим долгом, помочь Вам в этом. Мой супруг ушёл из этого мира вслед за несравненной княгиней, своей сестрой и Вашей женой. О, маленькая Кити… Нет слов, чтобы описать, как скорбит моё сердце… Я уже более года как нахожусь в статусе почтенной вдовы и прошу у Вас возможности вновь обрести смысл жизни – вновь стать нужной и полезной. Уверена, мы найдём общий язык с Кити и я смогу подарить ей хотя бы часть своей душевной заботы и любви.
Ответ князя не заставил себя долго ждать:
«Здравствуйте, графиня. Честно признаться, не припомню ни Вас, ни Вашего супруга. Но действительно знаю, что у ныне покойной княгини был брат. Тот был картежник и мот. Стало быть, так: я Вас не приглашал… и не приглашаю.
Да, к сожалению, князь ответил грубо и категорично. Именно это заставляло Мари сейчас нервничать. Уж не говоря о том, что она опустилась до обмана, если называть вещи своими именами. Мари ничего не осталось, как пойти на этот некрасивый поступок.
Мари пришлось отвлечься от своих грустных мыслей. На неё выжидающе смотрел все тот же мужчина – управляющий поместьем, как понимала Мари. Мари сделала глубокий вдох и, нарочно понизив голос, повелительно произнесла:
– Доложите князю, что прибыла графиня Валевская. Он меня пригласил и ожидает. Ужасно устала в дороге…
Управляющий моргнул пару раз и пуще прежнего уставился на Мари.
– Ну, чего ж ты уставился? Ступай, докладывай…
– Сию минуту, слушаюсь, – удивленно растянул управляющий. И жестом пригласил гостью проследовать за ним.
Мари с ещё большим усердием стала прихрамывать на правую ногу. Проходя мимо огромного резного зеркала, Мари остановилась перед ним. Она основательней усадила на своём носу пенсне и надвинула шляпку. Всё это она проделала быстро, пока управляющий скрылся за дверьми кабинета князя.
«Ну же! Возьми себя в руки. Всё будет хорошо. Ну подумаешь, прибавила себе десяток… Некоторые убавляют себе возраст, и это вовсе не считается вероломным враньём!» – мысленно успокаивала себя Мари.
Достав из ридикюля масло лимона, Мари растерла меж пальцами пару капель и помассировала виски. Ещё раз вдохнула и выдохнула дрожащими губами.
Неожиданно позади Мари раздался голос управляющего:
– Его светлость примет вас. Прошу, проходите.
Мари как во сне, на подгибающихся коленях прошла в кабинет князя.
Как только Мари переступила порог кабинета, она наткнулась на холодный и суровый взгляд хозяина Ольденбургского поместья.
Князь пристально, в упор и, что самое важное, недобро смотрел на гостью. Мари, конечно, слышала о нём многое. Но она не ожидала столкнуться лицом к лицу с «героем» всех этих слухов и сплетен. Тем более когда он выглядит вот так. И смотрит как зверь.
Князь Ольденбургский даже не потрудился снять скрещённые ноги со стола, когда перед ним предстала «старая бедная родственница». Он терпеть не мог подобных «приживалок» и плутовок. Влад знал, что именно эти «вдовствующие матроны» погубили его репутацию в обществе. Да ему, собственно, было и наплевать. Сейчас он собирался на славу покуражиться и тем самым подтвердить все сложносочинённое о нем.
Влад продолжил молча смотреть на прибывшую, не поднимаясь с места.
Мари оценила эту провокацию, как и распахнутую рубашку князя.
«Он даже не потрудился оправиться! Какой стыд!» – промелькнуло в голове у Мари. Её это страшно рассердило.
Как по волшебству, к ней неожиданно пришли уверенность и легкость. Мари переменила свой строго-суровый взгляд на тёплый и радушный, и вмиг её глаза наполнились слезами.
– Мой дорогой! Мой бедный мальчик. – Мари распахнула объятия и направилась к князю.
Князь не двинулся с места.
Мари, не дойдя до него, устроилась на кресле перед ним и не задумываясь продолжила:
– …Как же я рада вновь видеть вас!
Князь вскинул одну бровь, дивясь пробивному настрою старушки. Он упорно продолжал молчать.
– Вы не представляете, как тяжело вдове в возрасте в нынешнем положении. Мой бедный, бедный муж… Сколько же в этом мире порочных и алчных людей. Моя первейшая задача и всё моё стремление лишь в том, чтобы оградить наш прелестный цветочек от ужасов и мрака этого мира. Порой встречаются такие субъекты! Что вы?! Малышке необходим зоркий глаз и надёжное плечо рядом, – перешла сразу в атаку Мари.
Мари поразила в этот момент саму себя. Мало того, что она умудряется так складно нести всю эту чушь, так она ещё и успевает: разглядеть князя, предположить его мысли, тут же их опровергнуть да ещё и поразмышлять о его внешности. И прийти к заключению, что князь красив. Очень красив. И даже несмотря на безобразный шрам, который тянется от правого виска и, задев и чуть исказив правый глаз, останавливается на скуле.
– Я всегда хотела иметь дочь… О, мой бедный супруг. Я хотела бы познакомиться с Кити. Уверена, она такая же красавица, как была её мать и мой Алекс. О, мой бедный Алекс… – Мари всхлипывая, утыкается в носовой платок.
Князь продолжает смотреть сурово, не говоря ни слова. Ещё немного помолчав, князь взял со стола колокольчик, и раздался звон.
Князь уловил настойчивый запах лимона, и ему совсем сделалось дурно от этого визита.
И наконец всхлипывания Мари прервал низкий звучный голос князя:
– Графиня, я вам уже писал и повторюсь ещё раз. Мы в вас не нуждаемся.
Мари ещё пуще прежнего залилась горючими слезами. В этот момент отчаяния появился управляющий – Гордей.
– Я взял на себя смелость предложить вам, ваша светлость, кофе и легкие закуски.
Князь одобрительно кивнул управляющему, не сводя взгляда со страдающей графини.
Гордей подал знак лакею, чтобы тот накрывал.
Входит лакей, ставит перед Мари поднос с закусками и яствами.
Мари ужасно голодна, у неё сводит живот и от волнения тоже.
Лакей наливает чай, подносит Мари.
Мари элегантно берет чашку из рук лакея и делает глоток. Потом второй. И с третьего подхода опустошает чашку.
Лакей, не скрывая своего удивления, смотрит на графиню.
– Благодарю, – отдаёт чашку лакею. – Жажда замучила. Можно ещё чашечку?
Лакей вновь наполняет чашку Мари.
Князь, потягивая кофе, с ухмылкой смотрит на графиню.
– Гордей, пригласи к нам мою дочь.
Как прикажете, ваша светлость, – склонившись в почтительном поклоне к князю. – Приятного чаепития, ваше превосходительство, – это управляющий адресовал Мари и вышел.
Мари, вновь оставшись с князем наедине, решает разбавить затянувшееся молчание.
– А как ваше здравие, дорогой князь?
Этот вопрос не нашел ответа. Собеседник графини просто откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
По просторному холлу особняка проносится хорошенькая молодая особа. Торопливо спускаясь по парадной лестнице, она перелетает сразу через две ступеньки. И в конце спуска налетает на управляющего Гордея. Чуть не сбив его с ног.
– Извини, Гордей! Где она? В кабинете у отца? Она старая? Извини! Она веселая, нудная? Извини! Ладно, я сама посмотрю. Куда бежать?
– Ваша светлость, его сиятельство ожидает вас с её превосходительством у себя в кабинете…
Кити, не дослушав управляющего, несётся по длинному коридору к кабинету.
Кити, забыв постучать из-за переполнявшего её волнения, распахивает двери кабинета.
– Отец! Добрый день, графиня, я так рада… – выпаливает Кити.
Потом, на секунду замерев, Кити улавливает не свойственный кабинету отца запах. Резкий и едкий запах.
– Лимон?! – удивленно произнесла Кити.
Мари от неожиданности такого появления и своего долгого напряжения проливает чай на свой траур. Но, тут же соскочив со стула, раскрывает объятия Кити.
– Моё прелестное дитя, как я рада тебя видеть. Как ты выросла. Mon Dieu! Как же ты похожа на свою мать! Ты красавица!
Мари, не дойдя до Кити, с распахнутыми объятиями замирает в полушаге от неё.
– А теперь, моя голубка, выйди за двери и войди, как полагается молодой княжне…
Графиня возвращается и садится обратно на своё место.
Князь молча наблюдает за этой сценой. Невозмутимо продолжая пить свой кофе.
Кити, сделав реверанс, выходит за дверь.
Слышен стук.
Князь молчит. Графиня, удивленно посмотрев на него:
– Разве вы не собираетесь пригласить дочь войти?
– Кити не нуждается в приглашении или разрешении войти в мой кабинет.
Кити, приоткрыв дверь, заглядывает, потом входит с сияющей улыбкой на губах.
– Могу я войти, отец? – с деланной робостью и кротостью произнесла Кити. – Я не помешаю?
– Нет! Входи, – почти с раздражением, глядя на графиню, пробубнил князь.
Кити, сделав почтительный реверанс, уже не в силах сдержать улыбку:
– Вы меня звали, papa?
Князь тоже начинает улыбаться, подходит к дочери и нежно обнимет её, целует в лоб.
– Хочу представить тебя графине Валевской, – промолвил князь и подвёл дочь к графине. – Графиня приходилась супругой двоюродному брату твоей матери. Графиня, это моя дочь Кити.
Кити в реверансе перед графиней:
– Добрый день, графиня. Рада с вами познакомиться. Как ваше самочувствие? Не слишком утомились в дороге?
– Кити, графиня у нас не задержится, – отрезал князь.
– Ваша светлость, девочке просто необходимы властная рука и правильные наставления, – со всей серьёзностью и со знанием дела промолвила Мари. – Но не пугайся, дитя, – обратилась она к Кити. – Я не деспот и все прекрасно понимаю.
Князю порядком поднадоели этот визит и графиня. Абсолютно этого не скрывая, князь многозначительно склонился в поклоне.
– Вам есть о чем побеседовать. Прошу меня извинить. Кити проводит вас, графиня, и познакомит с домом. Хорошего дня.
Кити, взяв графиню под руку, сопровождает её к выходу из кабинета отца. Они покидают кабинет в полной тишине. Раздражение и досаду Мари могли бы выдать только плотно сжатые губы.
Как только за женщинами закрылись двери, князь, тяжело хромая, подошёл к окну и с раздражением распахнул его. Князь делает глоток свежего воздуха, и ему становится легче. Положив руку на висок и прикрыв глаза, князь продолжает размеренно дышать.
– Ад! – выдохнул князь.
Мари шла в сопровождении Кити по шикарному особняку князя и под беспрерывный щебет двоюродной племянницы размышляла о своём будущем. Оно ей казалось беспросветным и, увы, безрадостным. Место компаньонки при дочери князя было для Мари последним шансом достойно удержаться в этом мире.
Мари непонимающе взглянула на Кити, потому как та легонько коснулась руки Мари.
– Что с вами, графиня? – поинтересовалась Кити. – Вам нехорошо?
– Все в порядке, милая. Все хорошо, – поспешила успокоить её Мари.
– А что тут? – Мари прошла к массивным резным дверям и дернула за вырезанные из благородного дерева головы львов. Но двери оказались заперты.
Тут же рядом с Мари возник управляющий.
– Ваша светлость, ваши комнаты выше. Позвольте, я провожу на второй этаж, прошу.
Мари в недоумении уставилась на управляющего и уж было собралась отчитать его и напомнить «выскочке» его место, но ситуацию сгладила Кити. Она подошла к Мари и, взяв её под руку, ласково улыбнулась.
– Спасибо, Гордей. Я сама проведу графиню в её покои. Ты можешь быть свободен.
Гордей, склонившись в почтительном поклоне, поспешил удалиться. А Кити и Мари продолжили свой путь к покоям графини. Им предстояло преодолеть широкую парадную лестницу. И Мари, помня о своём образе, приостановилась на четвёртой ступени непростого подъёма.
– Прошу тебя не шустрить, моя пташка, – тяжело выдыхая, взмолилась Мари.
– О, конечно, графиня. Извините, – пропела Кити.
Кити в ожидании, когда графиня восстановит дыхание, присела на ступень лестницы и с интересом посмотрела на графиню.
– Графиня?
– Да, дорогая?
– Я хотела бы спросить вас о моей маме… – робко начала Кити.
– Во-первых, не гоже сидеть на холодном мраморе, – отчитала её Мари, но тут же смягчилась и продолжила: – Моя милая Кити, твоя мать была небывалой красоты женщина. – Мари вновь стала подниматься к своей комнате.
Кити быстро последовала за ней.
– Вообще, Валевские не были обижены природой. Высокий лоб, скулы, эти твои ямочки… бесподобно! – продолжала графиня. – Твой дядя, мой покойный супруг, прекрасно играл на фортепиано. Ты играешь?
– Довольно неплохо.
– А должна, девочка моя, – превосходно! Французский?
– Я говорю…
– Должна мечтать на этом языке, что ты читаешь? Что из последнего?
– Я люблю Шекспира… и…
– Прекрасно! Прочти мне что-нибудь. Сейчас. – Графиня стукнула повелительно своей тростью о пол и остановилась.
Кити, вздрогнув от неожиданности, быстро начала чеканить текст:
У сердца с глазом – тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке.
Твоим изображеньем зоркий глаз
Дает и сердцу любоваться вволю.
А сердце глазу в свой урочный час
Мечты любовной уступает долю…
Мечты любовной уступает долю…
Вдруг Кити залилась краской и лихорадочно начала дышать.
– Мечты любовной уступает долю, – вновь повторила Кити, пытаясь отыскать в памяти нужное слово.
На неё с совершенным спокойствием смотрит Мари. Она склонила голову набок в ожидании продолжения.
Кити в неподдельной панике, совсем уж расстроившись, крепко зажмурила глаза.
– Ах, как же там?!
«Может, это ей поможет и она станет невидимкой», – подумалось Мари.
Мари с полуулыбкой на губах, такой же мягкой, как и её голос, озвучивает продолжение сонета:
…Так в помыслах моих иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я неразлучен с ней, она – с тобою.
Произнося это, Мари провела рукой по розовой щеке Кити и заглянула в распахнутые глаза девушки.
– Мой взор тебя рисует и во сне… – Мари прервалась на этом моменте и выжидающе взглянула на Кити.
…И будит сердце, спящее во мне, – чуть слышно подхватила Кити и расплылась в улыбке.
Ну, вот и чудесно, прелестное дитя. Мы, кажется, пришли?
– О, да! Вот ваша комната.
Кити распахивает двери перед графиней. Мари медленно проходит вглубь своих временных покоев. Её взору предстаёт широкое окно с тяжёлыми темно-зелёными портьерами. Того же цвета покрывало на широкой и бесконечной кровати. Мари уже предвкушала падение в мягкую перину. Потом её вниманием завладела деревянная ванна, более похожая на вместительную овальную бочку. У Мари вид этой ванны почти вызвал стон, так ей желалось поскорее оказаться в ней. Мари так и представляла клубы пара от горячей воды над этой желанной бочкой.
Из приятных мечтаний Мари вывел вопрос Кити:
– Вам будет здесь удобно, графиня? Вас всё устраивает?
– Я так устала, милая, что насыпь мне гороха без перины, я его не почувствую.
Кити рассмеялась, скорее из вежливости, чем над шуткой, и Мари это подметила.
– Ну вот, как ты думаешь, получилось у меня хоть на секунду сомкнуть глаза?! – продолжила Мари.
– Нет!
– Ты совершенно права! Эта женщина с усами храпела на весь дилижанс, а бедный юноша пытался избавиться от перьев на её шляпке. Ужасно безвкусно! Ты любишь перья?
– Нет!
– Молодец, я тоже! – Говоря это, Мари сняла с головы шляпку, сплошь утыканную перьями всевозможных цветов и отливов.
Кити с весёлым удивлением это оценила и, опомнившись, направилась к выходу из комнаты.
– Вы утомились в дороге, не буду вам мешать, графиня. Отдыхайте. Увидимся за ужином.
Мари приостановила её и заглянула в прелестное личико Кити.
– Благодарю, дитя моё. Мне жаль, что твоя мать не видит, каким прекрасным ангелом ты стала. – Сказав это, Мари поцеловала Кити в лоб.
– До вечера.
Кити провела ладошкой по щеке, оставив мокрый след от слезы, и улыбнулась.
– Спасибо вам. Вы не представляете, как дороги для меня ваши слова. Доброго отдыха.
Кити с тихой грустью покинула спальню графини.
Мари ещё какое-то время постояла в задумчивости, глядя на закрытую дверь, понимая одно – девочке действительно нужны помощь и поддержка взрослой и рассудительной женщины. Конечно, молодая особа отчаянно нуждалась в заботе и опеке матери, ведь ей предстоит столько узнать и пройти, испытать и понять этой малышке. Она, просто необходима Кити, как и Кити, возможно, необходима ей.
Пристроив свою трость в угол комнаты, и сняв с носа пенсне, свободной рукой она потёрла переносицу и наморщилась. Женщина вытащив из рукава белый кружевной платок, промокнула глаза. Рядом с окном она заметила свой багаж, чему очень обрадовалась. Видимо, князь не намерен её выставить сегодня же.
Мари достала из саквояжа листы бумаги и письменные принадлежности.
Подойдя к небольшому бюро в другом конце комнаты, разгладила лист, затем заострила перо, и открыв небольшую баночку с чернилами, обмакнула острый кончик пера в черноту. Немного подумав, она размяла пальцами затёкшую шею и принялась писать, старательно выводя буквы на белом листе.
«Здравствуй, моя любовь. Спешу сообщить, что я благополучно добралась, но уже ужасно скучаю…»
Солнце уже начало пригревать по-весеннему, и толстому мохнатому псу по кличке Герцог становилось совсем невмоготу. Сидя у своей будки на заднем дворе, перед входом в кухню, Герцог лениво наблюдал, как к нему приближался управляющий Гордей.
Гордей важно шествовал, неся высоко и величественно поднос с остатками завтрака господ. Увидев своего любимца, Гордей расплылся в ласковой улыбке и кинул псу с подноса остатки бекона.
– Хороший мальчик. Мой. Красавец.
Гордей потрепал Герцога за ухо, тот даже не взглянул в сторону упавшего бекона.
В дверях кухни появилась женщина. Она для начала громко фыркнула на создавшуюся идиллию и выплеснула воду из кастрюли, предварительно крутанув её пару раз.
– Да что же это такое?! – всплеснула руками женщина. – Однажды этот пёс не сможет выйти из собственной будки. Сколько я просила, говорила – все без толку! Он скоро тебя слопает!
– Вы вообще не вправе делать мне подобные замечания, Неёла Ануфриевна, – не прекращая своего занятия, заявил Гордей.
Герцогу поднадоели ласки управляющего. Он широко зевнул во всю свою собачью пасть, развернулся к Гордею задом и скрылся в будке. Еле протиснув в неё свой откормленный собачий зад.
Гордей в полном восторге поднялся и передал поднос кухарке, Неёле Ануфриевной
– Ну, расскажи, что там за птица появилась? – полюбопытствовала та.
– Мне нужно немного свежего воздуха. От удушливого запаха лимонов мне живот сводит.
Управляющий демонстративно вдохнул и выдохнул, приложив средний палец к виску. На этот жест кухарка закатила глаза и, ещё раз фыркнув, зашла в кухню. Гордей, не последовав за ней, еще раз глубоко вдохнул.
В кухне, как всегда, витали всевозможные аппетитные и приятные запахи и было тепло и даже душно. Кухарка сразу же принялась за работу. На широком деревянном столе была рассыпана мука, и на краю стола лежали пару кусков заготовленного теста.
Неёла Ануфриевна взяла один сдобный шмат и принялась, всем телом налегая, мять его.
В противоположном конце кухни сидела большеглазая худая девушка. Вытирая проступивший пот со лба, она тяжело вздыхала, но продолжала усердно очищать картофель от кожуры. Трудность ей создавало то, что её огромный живот, восьмого месяца беременности, не позволял склониться ниже над ведром с очистками, да и вообще очень контрастировал на фоне её бледной худобы. Но девушка была красивой. С длинной блестящей косой и чёрными как смоль ресницами. Огромные глаза то и дело закрывались сами собой от желания сна, и порой казалось, что она моргает вне времени. Редко такие красавицы попадались в числе служанок или крепостных.
Кухарка, взглянув на девушку, одним кивком поинтересовалась:
«Как ты?»
Девушка вымученно улыбнулась в ответ и одними губами произнесла беззвучно:
«Все хорошо».
Кухарка погрозила ей пальцем, но тут же улыбнулась. Улыбка сошла с её лица, как только в кухню вошёл управляющий.
– И речи быть не может, что его светлость будет терпеть эту… бедную родственницу. Безусловно, молодой княжне требуется, так сказать, женское участие… Но не думаю, что эта особа будет присматривать за княжной Кити!
– Не вам судить, уважаемый! – тут же вступилась кухарка. – Эта семья столько претерпела! А нашей Кити действительно нужна хорошая наставница. Князь не в состоянии дать девочке то, что полагается знать молодой девушке на выданье. Моя крошка, если бы княгиня дожила до этого момента… Что ни говори, а все должно быть по уму! – Кухарка с удвоенной силой стала мять тесто. – А то прибегает ко мне на днях и говорит мне: «Няня, ты не знаешь, как вальс танцуют?!» Вы представляете! И начинает рассуждать, кто кого в этом вальсе зажимает и кружит… Я ей говорю: «Мне почем знать такие штуки, да и не к чему мне оно вовсе».
– Неужто же ты о вальсе не слышала? Ну действительно, о чём это я? А главное, с кем? – Управляющий своим излюбленным жестом даёт понять, что кругом невежи. Приложив указательный палец к виску, он разворачивается спиной к женщинам и, стуча каблуками, уходит с кухни.
Кухарка и девушка – Настасья – смотрят ему вслед и вдруг начинают безудержно хохотать в голос.
– Вот павлин! – сквозь смех визжит кухарка. – Ощипал бы кто?!
Настасья, держась за свой огромный живот, вытирает проступившие от смеха слёзы, тщетно пытаясь себя успокоить.
В это безудержное веселье входит мужчина. Он сильно хромает на правую ногу. В руке он сжимает букет из лопухов. Он проходит к столу и, усевшись на скамью, раскладывает рядом лопухи.
Служанка Настасья, с небывалой скоростью для обременённой женщины, подскакивает к нему.
– Давай я все сделаю, – опустившись на колени рядом с мужчиной.
– Да куда ты?! – пытаясь увернуться от её рук, проворчал конюх.
– Я знаю, как правильно. Я сделаю, а то потом опять ходить не сможешь вовсе.
Конюх на это кивнул.
– Спасибо, Настя.
Настасья собрала в охапку лопухи и кинула их в глубокую миску.
– Неёла Ануфриевна, окати кипятком. Помоги.
Тут в кухню белоснежным вихрем кружев влетает юная княжна. Щеки Кити горят, на губах переливается радостная улыбка.
Кухарка так и застыла с ковшом кипятка.
– Ну, моя егоза! Как твой день? Сказывай поскорей, что за птица эта графиня? Строгая больно, говорят?
Кухарка опустошила ковш и присела за стол. Одним движением она смахнула муку с края стола и передником расчистила место на скамье рядом с собой. Кити тут же, не глядя, присела рядом с кухаркой, взяв ее тёплые руки в свои.
– Я бы не сказала так, няня. Она знала маму. Говорит, я похожа на неё и мама была очень красивая и веселая.
Кити заглянула в глаза женщине, которая её вынянчила и вырастила.
Кухарка поджала губы и бросила мимолетный взгляд на конюха. Тот спокойно и сосредоточенно наблюдал за действиями Настасьи, которая уже расправляла бантик на перевязанном колене конюха.
Всё же конюх поднял глаза в последний момент, и они зацепились с кухаркой взглядом. Этот безмолвный взгляд подтвердил обоим, что они всё помнят. И эти воспоминания объединяют двух совершенно различных людей в общей тайне прошедшего.
– Ну, ступай.
Кухарка ласково похлопала ладошку своей любимицы.
– Нечего тебе тут. А то барыня, не приведи господь, узнает, что ты с дворовыми обшиваешься. Побегай, моя радость. Иди.
Кити поцеловала кухарку в морщинистую щёку и, послав воздушный поцелуй конюху, покидает кухню.
Кухарка проводила Кити взглядом до выхода.
– Веселая княгинюшка наша была…
Конюх в глубокой задумчивости покачал головой. Так и не дав вразумительный ответ на высказывание кухарки в адрес прежней княгини.
Мысли унесли его далеко. В ту ночь не было дождя, был май и было невыносимо жарко… И невозможно было сделать вдох из-за едкого дыма. Очень ярко запечатлелось в памяти конюха бешеное полыхание портьер и картин. Он никогда не видел такой красоты. И трогательное личико маленькой Кити, спящей на его руках, тоже было красиво. Какой-то иной красотой.
Он хорошо запомнил даже эти странные мысли… Он многое помнил. И помнил её… Элен. Он хотел войти к ней в комнату, хотел закричать, но прошёл мимо. Долго он спрашивал сам себя, что же помешало ему? Трусость или что-то ещё?.. Но он этого не сделал. И он помнил об этом.
Смотря вдаль из окна своего кабинета, ещё один мужчина поместья пытался ответить себе на многочисленные вопросы, касательные той страшной ночи.
Князь Влад Ольденбургский вернулся с войны на следующий день после пожара – прямиком из одного ада в другой.
Первым порывом князя было снова попасть на поле боя, обратно на войну. Двухлетняя дочь остановила его. Князь увидел свою маленького ребёнка на коленях у кухарки, и её взгляд поразил его. Ярко-голубые глаза малышки смотрели на него с таким пониманием и с полной осознанностью происходящего.
– Ты не оставишь меня, как мама?
Серьезно спросила Кити, уже готовясь остаться одной в этом мире.
– Ни за что на свете.
Улыбка его дочери в этот момент осветила всю его жизнь. Влад понял, что если не это смысл его существования, то тогда существование само по себе никчемно и ненужно.
Влад и сейчас улыбался, вспоминая этот кошмар, благодаря своей дочери. Кити была для него всем! И так будет всегда.
Раздумья и воспоминания князя прервал стук в дверь. Влад сразу понял, кого ему сейчас предстоит лицезреть.
– Входи, Щербатский!
Влад сразу направился пожать руку давнему другу.
В кабинет вошёл истинный герой по обличию своему. Князь Щербатский имел разницу в возрасте со старшим другом в десять лет. Но это абсолютно не мешало ему при каждом удобном случае подтрунивать и изводить Влада ребяческими выходками. Но Щербатский был умён и дальновиден. Оказавшись в гуще событий русско-турецкой войны, он быстро смекнул, что именно Влад Ольденбургский способен достойно оказаться в списках выживших в этой неразберихе. Так оно и случилось.
– Зачем твоей дочери Гаргулья? – сразу же начал Щербатский. – Компаньонка с ароматом лимона? – Хотя я понимаю. Ты – молодец! Эта кислая графиня в два счета отгонит от твоей дочери всех претендентов. Даже танцевать Кити не будет. Будет весь бал сидеть со своей компаньонкой. Мало рядом с ней было Цербера, так теперь ещё Гаргулья…
– Прости, что ты сказал? Кто Цербер?
– Ты – Влад.
Мужчины улыбнулись друг другу и пожали руки в добром приветствии.
– В твоих словах есть правда, – продолжил Влад, пригласив Щербатского присесть в массивное кожаное кресло. – Но у тебя нет дочери, тебе не понять меня. Ты не представляешь, что происходит со мной, когда я допускаю мысль, что какой-то… вообще, что кто-то.
– Ты ревнуешь. Это нормально.
Щербатский закинул ногу на ногу и с ехидным прищуром взглянул на Влада.
– Нет, я не ревную. Точнее, да, конечно же. Но это не просто ревность. Это неудержимая ярость, гнев на весь мир. Может, если бы я ненавидел кого-то конкретно, было бы легче.
Князь скрестил руки на груди и задумался, потом продолжил:
– Я ловлю каждый взгляд, оценивающий Кити. Каждую улыбку её, направленную мужчине, будь то наш кучер или управляющий… или конюх, который вынес её малышкой из огня. Даже к нему у меня злоба, стоит Кити проявить к нему заботу. Не понимаю… Она слишком добра и верит этому миру, и она улыбается слишком доверчиво… ты понимаешь?
– Я понимаю. Но мир не всегда жесток. Есть в нем и прекрасные вещи. Ограждая Кити от жестокости этого мира, ты ограждаешь её и от прелестей жизни. А с этой, как ты говоришь, Гаргульей, она и вовсе затоскует…
– Эта графиня сослужит мне хорошую службу. Эко, высоконравственная престарелая вдова, – и это то, что мне нужно. Не молода, чтобы плясать на балах, но и не стара, чтобы засыпать на них.
Впервые за долгое время на лице князя появилась весёлая улыбка. Его друг тут же подхватил её, и двое взрослых мужчин на миг превратились в озорных мальчишек, только что вступивших в тайный заговор.
Прямо над обсуждающими её мужчинами, в своей комнате, в деревянной лохани, прикрыв от наслаждения глаза, нежилась сама красота.
Мари распустила водопад своих волос темного отлива, и некоторые намокшие пряди казались почти чёрными. Длинные ноги и руки Мари расслабленно свисали по краям её купальни.
Мари предусмотрительно огородилась от входной двери ширмой, и теперь ничто не могло потревожить её блаженство.
Именно поэтому на стук в дверь Мари ответила совершенно спокойно, даже не открыв глаза.
После позволения в комнату вошла молодая горничная. И, не увидев госпожу, начала говорить громче обычного.
– Добрый вечер, ваше благородие. Я Лизи. Ваша горничная. Пришла помочь подготовиться вам к ужину.
– Спасибо, Лизи, – донеслось из-за ширмы. – Достань из саквояжа мое серое платье и разгладь его, пожалуйста. И можешь быть свободна, далее я без тебя легко обойдусь.
Лизи, довольно быстро справившись с поставленной задачей, вежливо попрощавшись, тихо ушла.
Только тут Мари открыла глаза и стала напряжённо вслушиваться в тишину, пытаясь убедиться, что она действительно одна в комнате.
Из обеденного зала, помимо звона посуды, доносились смех и громкие разговоры. Вначале управляющий Гордей подумал, что слух его подводит. Он резко повернулся на каблуках и, изменив курс своего направления, прошёл в обеденный зал.
Там он застал двух лакеев и горничную Лизи. Один лакей буквально согнулся пополам от безудержного хохота. Но хуже всего было то, что горничная повернулась ко второму и, притянув его к себе обеими руками, крепко поцеловала.
Гордей прикрыл глаза, сделал успокаивающие вдох и выдох и совершенно спокойно произнёс:
– Возможно, поделитесь со мной? Расскажите, что у вас такое занимательно-важное? Важнее ваших обязанностей в этом доме…
Все трое обернулись на голос управляющего и застыли в ожидание худшего.
Но тут послышались голоса приближающихся.
– Это его светлость! – сам того не ожидая, запаниковал Гордей. – Лизи!!!
– Что? – очнулась горничная.
– Брысь отсюда, бессовестная!
Но никто не двинулся с места. Все внимание было приковано к открывающимся дверям, в которые вошли князь со своим другом.
Гордей поспешил встретить своего хозяина и открыл шире двери.
– Прошу вас, ваша светлость, – поклонился Гордей князю.
– Ваше превосходительство, – изрёк управляющий в поклоне перед Щербатским.
Гордей дал знак лакеям, и те синхронно, не глядя друг на друга, в полнейшем оцепенении отодвинули стулья для господ.
Лизи как заворожённая стояла меж отодвинутыми стульями и с каждой секундой становилась ещё краснее.
Ей на помощь поспешил управляющий.
– Спасибо, Лизи, а теперь ступай… ступай, – выпроводил он бедную девушку.
Князь и Щербатский не обратили ни малейшего внимания на происходящее. Они увлечённо продолжали беседовать.
– Я рад, что ты решил остаться. Мне будет тяжко одному за ужином.
Жестом князь отослал лакеев, и они с облегчением отошли на свои места в другом конце зала.
– У тебя великолепный повар! Я мечтаю его переманить, – заметил Щербатский. – Он француз? Уверен, что француз!
– Да. Француз, – улыбнулся князь ошибочному высказыванию друга. – У тебя ничего не выйдет…
Владу пришлось прерваться, так как его собеседник смотрел мимо него и лицо его выражало полнейший восторг от увиденного.
Щербатский широко улыбнулся и, обойдя Влада, направился к объекту своего внимания, который только что зашёл вслед за ними.
– Кити! Радость моя, что происходит?! Ты ли это?!
Щербатский взял руку Кити и прижался к ней губами, замерев в поклоне.
– Добрый вечер, papa.
Кити перевела свой взгляд с «покорённого» на своего отца.
– Добрый вечер, ваша светлость, – произнесла Кити в изящном реверансе. И раскрыв объятия, поспешила к отцу. Князь откровенно любовался и восторгался дочерью.
– Вот, погляди. Первые плоды работы её компаньонки. И полудня не прошло, а Кити превратилась в барышню.
Высказывание князя все встретили веселым смехом.
Щербатский жестом избавился от лакея и отодвинул стул для Кити.
– Блюстительнице хороших манер не пристало самой опаздывать…
И как только Щербатский окончил свою ироническую тираду, в зале появилась Мари.
Мари в полной тишине, прихрамывая и опираясь на трость, пересекла зал. На ней было серое глухое платье, ворот которого доходил аж до подбородка графини. Она, то и дело хмурясь, поправляла пенсне рукою, затянутой в чёрное кружево. Одним словом, зрелище было поистине удручающее.
Графиня, не сводя пристального взгляда с Щербатского:
– Добрый вечер, господа. И часто, ваша светлость, молодая барышня ужинает в кругу ваших друзей?
Мари бросила суровый взгляд в сторону князя. В отличие от Щербатского, князь даже не сконфузился, а совершенно напротив, не грубо, но решительным тоном осадил графиню:
– Это абсолютно не ваше дело, графиня. Позвольте представить: князь Вольфганг Вениаминович Щербатский.
Мари чуть опустила голову в знак приветствия.
Щербатский закивал отчаянно, приветствуя графиню.
– Мое почтение, графиня.
Естественно, поведение Щербатского, его закатанные глаза или стоны – все это было напускное, отчего Кити метнула в него строгий взгляд.
Мари с подобным взглядом выдержала паузу, ещё раз коротко кивнула и направилась, хромая, в сторону князя. Тот, отодвинув для неё стул, ожидал в суровом молчании.
Щербатский, проследив за походкой графини, громче положенного высказал на ухо Кити своё наблюдение:
– А они определённо схожи с твоим отцом…
Кити в ужасе посмотрела в глаза Щербатскому, там плясали озорные искры. Щербатский продолжил:
– Походка так точно одна!
Кити, не выдержав, прыснула от смеха, но поспешила спрятать улыбку. Щербатский усадил Кити за стол.
Ужин начался в сдержанном молчании. Только было слышно, как лакей под руководством Гордея разливает суп по тарелкам для господ. Затянувшуюся тишину решил приостановить Щербатский:
– Ну и когда же планируется знаменательное событие? – И вновь озорные искры вспыхнули в его зрачках.
– Что ты имеешь в виду? – не взглянув на друга, произнёс князь.
– Когда наша маленькая Кити, под чутким руководством графини, начнёт разбивать сердца и предстанет перед местной знатью?
От Мари не укрылся сарказм в вопросе Щербатского. Со всей серьёзностью она, отложив приборы, спокойно произнесла
– Это произойдёт, как только князь примет решение на мой счёт.
– А мне казалось, всё довольно ясно и определённо. Не так ли, Влад? – обратился Щербатский к князю всё с той же иронией.
– Это мы обсудим чуть позже, после ужина, с вашего позволения, графиня.
– Да. Да, конечно, – поспешно ответила Мари.
Раздражение князя стало совсем уж очевидным. На некоторое время опять затянулось молчание. Но вновь вошедший во вкус Щербатский продолжил ту же тему:
– Дорогая графиня, а вы прежде бывали в компаньонках? Простите за бестактность моего вопроса…
Прежде чем ответить, Мари кинула быстрый взгляд на хозяина дома.
– Не извиняйтесь. Я оценила оригинальность и неуместность вашего вопроса, и я с удовольствием отвечу. Никогда прежде не бывала в компаньонках, и дочери у меня нет. Но Кити прелестная юная барышня, и ей необходимо суметь дать достойный ответ на самый каверзный вопрос, князь.
Столь расширенный ответ ещё больше раззадорил Щербатского, и он не удержал себя от дальнейшей пикировки:
– Блестяще! И судя по всему вышесказанному, вы именно та, кто поможет нашей Кити отрастить зубки.
– Это необходимо, – начала заводиться Мари.
– Не могу с вами не согласиться, графиня.
– Странно, что вы проигнорировали мою просьбу оставить этот разговор, – выпалил князь, приостанавливая собеседников.
Мари взяла себя в руки и выдохнула. Она не на шутку завелась и начала забываться. Ей следовало держаться чопорной и размеренной речи. А она, не замечая того, поддалась на провокацию этого смазливого князя.
Щербатский же, напротив, не растерял веселого настроя и продолжил с тем же, глядя на графиню:
– О! Умолкаю.
Мари наконец удалось привести своё дыхание в спокойное состояние, и она, как и все, занялась своим ужином. Только Кити не опускала восхищенного взгляда с Мари. Молчание было недолгим. И вновь озорная полуулыбка Щербатского предшествовала его высказыванию:
– Великолепный суп! Не упущу случай ещё раз похвалить повара. Однозначно – француз! – заключил он.
– Вы ошибаетесь, ваша светлость, – подхватила Кити с искренней весёлостью. – Это няня – Неёла Ануфриевна. Она меня растила и сделалась кухаркой не так давно. У неё действительно все блюда превосходно выходят. Не удивительно, что вы так высоко её оценили.
Мари уставилась на Кити, не моргая. Князь после этой речи дочери аккуратно сложил салфетку на столе и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на Щербатского в ожидании очередной колкости от друга.
Тут уж Щербатского и удержать нельзя было. Он разразился хохотом и, чуть успокоившись, подытожил:
– Действительно?! Поразительно!
Кити в замешательстве взглянула на отца. После её взгляд вернулся к Щербатскому с немым вопросом.
– Милая Кити, просто меня ввели в заблуждение. – Это пояснение Щербатский послал другу. Князь, не обращая своего внимания на Щербатского, обратился к Мари:
– Графиня, вы действительно правы. Манеры моей дочери оставляют желать лучшего… Моя любовь и вседозволенность по отношению к дочери могут погубить всё дело. Раз уж этой темы не избежать, вы – компаньонка моей дочери, детали обсудим позже. И прошу более не возвращаться к этой теме за ужином.
Мари хотела было ответить, но лакей внёс шикарного фазана, украшенного фруктами и ломтиками картофеля, с торжественной улыбкой молодой человек поставил блюдо посредине стола.
Князь в тот же момент поднялся и, поклонившись дамам, проходя мимо друга, хлопнул его по плечу.
– Щербатский, займись фазаном. Уверен, нянька Кити тебя удивит.
Сказав это князь, покинул обеденный зал.
Кити виновато вздохнула и опустила свои тоненькие плечики. Это свидетельствовало о полном унынии.
Щербатский, извинившись перед дамами, поднялся из-за стола и, подойдя к Кити, обхватил её за плечи. Чуть нагнувшись над ней, Щербатский произнёс:
– Кити, ты само очарование. Не расстраивайся, дитя моё.
После этих слов Щербатский выпрямился, коротко кивнул графине и удалился вслед за князем.
Кити подняла свои глаза на Мари и тихо произнесла
– Графиня, вы мне поможете?
Мари удивленно вскинула одну бровь.
– А что же произошло? Ты была прекрасна, и ничего катастрофического не случилось.
При этом Мари продолжила свой ужин.
– Ешь, моя дорогая. У твоей няньки действительно талант… тоже мне «военная секретность», – фыркнула Мари и, улыбнувшись, подмигнула Кити.
Князь практически влетел в свой кабинет и с грохотом захлопнул входную дверь. Он пребывал в крайнем раздражении и не понимал, что же его так довело. Влад подошёл к своему бару и плеснул себе в стакан добрую порцию коньяку. И только Влад одним глотком успел опустошить содержимое стакана, в его кабинет постучали.
Влад сделал вдох носом и хриплым голосом от горячительного напитка прорычал:
– Да, входи.
В кабинете появился Щербатский. Он молча прошёл к окну и достал из нагрудного кармана сигару.
– Не возражаешь, если я?..
– Я возражаю.
Щербатский расслабленной походкой, как в своих апартаментах, прошёл к камину и достал лучину, от которой неспешно стал раскуривать сигару.
– Вчера был… в театре, – выдохнув первый клуб дыма, произнёс он.
Князь сел в своё кресло за стол и молча стал наблюдать за раздражавшим его другом.
– Я был не в театре, я был за кулисами, – продолжал Щербатский. – Видел Лили Керн…
Щербатский уселся напротив князя и закинул ногу на ногу.
Князь, поняв, к чему клонит Щербатский, улыбнулся.
– И что же?
– Скажу тебе так, Лили прекрасна! Нет зрелища чудесней, чем разъярённая красотка: щеки пылают, зрачки лихорадочно блестят, а на губах немой вопрос… И гневный взгляд, почему-то в мою сторону. Ты давно не был у неё.
Последнее Щербатский произнёс утвердительно и хлопнул ладонью по столу. Это прозвучало как вердикт.
Князь какое-то время смотрел на друга, потом вздохнул и отвернулся к окну. Он был согласен с Щербатским. Он, Влад, давно не видел Лили, может, этим объясняется его постоянная раздражительность.
– Мне скучно, Бес… – произнёс князь, только чтобы уйти от этого разговора.
– О, что же делать, Фауст? – тут же подхватил Щербатский. – Развеселишься, когда Лили начнёт убивать твоих друзей.
– Она пыталась тебя убить?!
– Да. Взглядом. Сейчас будет дружеский совет: женщины не любят, когда с ними так. А такие женщины, как Лили…. Ну, ты же понимаешь…
– Абсолютно нет, – ещё раз тяжело выдохнул князь.
– Завтра «Соловей» в Имперском… – сообщил Щербатский.
– Удачи.
– Обожаю тебя такого, – Щербатский вновь развеселился. – Мне не хватает в моей жизни уныния. Вероятно, поэтому я – твой друг…
– Я спас твою задницу, когда от неё в миллиметре был турецкий штык. Вот именно поэтому я – твой друг…
– И то верно. Ну, спешу откланяться.
Щербатский поднялся и прямым попаданием швырнул остаток сигары в камин.
– До встречи, мой печальный демон… – И, обернувшись у самой двери, вдруг произнёс со всей серьёзностью:
– Берегись компаньонки, не давай себя в обиду…
Дверь за ним закрылась, но князь ещё долго, прикрыв глаза, слышал его раскатистый смех.
Какое-то время князь, откинувшись на своём кресле, сидел в тишине. Ему следовало сообщить графине о своём намерении: оставить её компаньонкой Кити. Но что-то не давало ему покоя. Он чувствовал и понимал, что его жизненный уклад поменяется и эти изменения неизбежны. Кити выросла, и нужно устроить судьбу дочери должным образом. Безусловно, «старая гаргулья» раздражала его, но без неё Владу не обойтись.
Влад выпрямился и, облокотившись на массивный стол, растёр уставшие глаза. Он решительно взял колокольчик и позвонил, вызывая управляющего.
Тот не заставил себя долго ждать. Как и всегда, Гордей тут же появился в кабинете князя.
– Ваша светлость? – услужливо произнёс управляющий.
– Да. Пригласи графиню ко мне.
– Слушаю-с, ваша светлость.
Гордей склонился в почтительном поклоне и поспешил выполнить распоряжение князя.
Князь встал из-за стола и прошёлся по кабинету. Его покалеченная нога ныла и доставляла ему, помимо физических мучений, ещё и мучительные воспоминания. Эта ноющая тупая боль возвращала его в прошлое.
Князь подошёл к широкому окну и открыл его. Резко вдохнув свежий воздух, он, облокотившись на оконную раму, принял неизбежное. Он вспоминал. За окном простирался парк Ольденбургского поместья. Князь буквально видел, как наяву, свою красавицу жену, свою Элен. Она убегала от него, прячась за толстыми стволами деревьев, и её звонкий смех наполнял парк. Элен была прекрасна. Её волосы развивались, как и её одежды… И ещё качели… её любимые качели. Она как птица бесстрашно взмывала вверх и звонко кричала ему: «Выше!!! Выше…» И вновь смех колокольчиками. Князь чувствовал её, слышал её запах, стоя сейчас один в своём кабинете, спустя долгих пятнадцать лет.
Настойчивый стук в дверь вырвал его из мучительно-блаженных воспоминаний.
Князь резко втянул воздух и крикнул в раздражении:
– Да… Входите.
В кабинет с совершенно прямой спиной вошла графиня Валевская.
– Ваша светлость.
Князь почувствовал, как кабинет наполняет злосчастный лимонный запах.
– Прошу, проходите, графиня. Присаживайтесь.
Князь отодвинул стул для графини и помог ей устроиться. При этом он старался не дышать.
– Я хотел обсудить с вами… Рассказать вам о правилах пребывания в моем поместье.
Мари кивнула в знак согласия, и князь занял своё место напротив.
– Надеюсь, для вас очевидно, что сказанное мной Кити первоочередное, – продолжил князь. – Ваше мнение и ваши взгляды в отношении Кити с моими взглядами на её воспитание абсолютно схожи. Даже малейшего протеста или несогласия на свой счёт я не потерплю. Это ясно?
– Абсолютно.
– Чудесно. Далее… Я понимаю, что у вас и по сей день траур, но тем не менее… Бал, выезд в оперу, театр…
Князь пробежался взглядом по одеждам Мари с нескрываемым отвращением.
– Что вы имеете в виду, уважаемый князь? Нарядиться во что-нибудь… что-нибудь розовое? – не удержалась Мари, но быстро поняла свою оплошность: – Простите.
Князь коротко кивнул в знак одобрения и продолжил:
– Важный момент нашей договорённости, графиня. Сдержанность. Не чёрный цвет и не серый. Это ясно?
– Ясно, ваша светлость
– Что касается первого выезда, то он состоится завтра.
– Завтра?! – почти взвизгнула Мари.
– Вас что-то смущает, графиня?
– Ровным счётом ничего, – почти шепотом пробормотала Мари.
– Прекрасно. Завтрашним вечером, без четверти шесть, я буду ожидать вас и Кити в холле.
– Могу я поинтересоваться, что это будет?
– Завтра в Имперском театре поёт «Соловей». Мы будем его слушать.
Мари ровным счётом совершенно не представляла, кто этот Соловей и что означает торжество в словах князя, но с выразительным восхищением изрекла:
– Прелестно.
– И ещё один нюанс… – Князь из стола достал вексельную книжку и, обмакнув перо в чернильницу, чётким движением начал заполнять вексель.
– Вы будете исправно получать жалование, я всё прекрасно понимаю, опустим комментарии на этот счёт…
Закончив, князь протянул вексель Мари.
– Думаю, мы договорились.
И конечно же, это было неприлично, но, не удержавшись, Мари заглянула в вексель и уже не смогла оторвать от него глаз. Мари приняла из рук князя вексель и поспешно выпалила:
– Ооо, конечно, ваша светлость.
Мари встретилась с испытующим взглядом князя и поняла свою ошибку. Князь отвёл взгляд, делая вид, что ничего не понял на ее счёт. И что ему совершенно нет никакого дела до её финансового положения.
– Я могу идти? – вставая, произнесла Мари.
– Доброй ночи, графиня.
– Доброй ночи, ваша светлость.
Мари сделала реверанс и быстро вышла из кабинета, позабыв о своей тяжести передвижения дамы в возрасте.
И от пытливого взгляда князя этот момент не ускользнул.
Покинув кабинет князя, Мари со вздохом облегчения спиной прислонилась к закрытым дверям кабинета. Она ещё раз взглянула на вексель, не веря в своё везение. Эта сумма была способна решить половину проблем и бед, нависших над Мари и её семьёй.
Услышав голоса с улицы, Мари спрятала вексель в рукав своего платья и прошла к выходу особняка. Она увидела, как управляющий Гордей что-то наказывает вознице и передаёт ему пачку писем. Тому самому вознице, что утром привёз Мари в поместье.
Мари со всех ног бросилась в свою спальню по широкой лестнице. Уже по пути она отругала себя за поспешность и необдуманность действий. Ей нужно было во что бы то ни стало отправить письмо, которое она начала ещё утром и не успела докончить. Так князь вызвал её к обеду. А теперь ещё у неё имелся вексель, она должна была успеть.
Мари, ворвавшись в комнату, на ходу стянула с себя безвкусную шляпку, откинула трость и, усаживаясь за стол, сняла пенсне. Мари нашла своё письмо и поспешно вписала ещё пару строк:
«Мне удалось! Я компаньонка у Ольденбургских. Этой суммы должно хватить, чтобы закрыть половину… Я безумно скучаю.
Нет времени писать… сейчас уходит почтовый дилижанс. Целую нежно мою любовь. Будет время, напишу. Мари Валевская».
Мари суетливо вложила в конверт вексель князя и быстро растопила печать. Дрожащими руками она скрепила письмо и выбежала из комнаты.
Промчавшись по лестнице, Мари распахнула парадные двери и выбежала на улицу.
Её разочарованию не было предела, когда перед глазами уже вдали предстал почтовый дилижанс. Мари в отчаянии топнула каблучком своих башмаков о кафель.
– Уехал! Как уехал?!
Мари так расстроилась, что не заметила рядом с собой стоящего управляющего, Гордея. Бурная реакция Мари вызвала негодование управляющего.
– Я могу чем-то помочь, ваше благородие?
В этот момент до Мари дошёл весь ужас происходящего. Удивленный вид управляющего говорил сам за себя.
Мари в ту же секунду, сообразив, схватилась за больную ногу. И, понизив голос, залилась слезами сожаления.
– Я хотела отправить почту…
Такой поворот событий привёл управляющего в еще большее удивление.
– Не расстраивайтесь, я всё улажу, – сбиваясь, начал успокаивать управляющий. – Возница доберётся до постоялого двора, там переночует и лишь поутру отправится в город. К тому времени я отправлю с вашим письмом нашего кучера.
– Ох, я вам буду крайне признательна! Благодарю вас, – уже успокоившись, ответила Мари и передала драгоценное письмо управляющему.
– Не стоит благодарностей, ваше благородие.
Управляющий Гордей принял письмо и склонился в поклоне.
– Доброй ночи, – произнесла дрожащим голосом Мари и, прихрамывая, направилась в особняк.
Гордей проводил её сочувственным взглядом и поспешил открыть двери перед графиней.
– Доброй ночи, ваше благородие.
Как только управляющий закрыл двери за Мари, его лицо переменилось. Он задумчиво взглянул на письмо, скреплённое печатью. Управляющий сделал пару шагов от дверей, и печать на письме надломилась под его пальцами.
– Ой!
Управляющий проворно развернул письмо и пробежался взглядом по красиво выведенным буквам. Гордей повторил вслух запомнившиеся ему слова.
– …Безумно скучаю… целую нежно мою любовь.
Управляющий поднёс к носу вексель, и сумма, выписанная князем, его неприятно удивила. Гордей сложил вексель и письмо и спрятал во внутренний карман своего камзола.
Следующим утром радостный вскрик Кити раздался из кабинета князя и звонким эхом пролетел по особняку. Вслед за этим всплеском радости из кабинета отца вылетела и сама Кити. Преодолев в три прыжка нижнюю лестницу, Кити очутилась в кухне.
– Я сегодня еду в театр!!! – выпалила юная княжна.
Вся происходящая в кухне работа приостановилась.
Кухарка Неёла Ануфриевна едва успела отереть руки о фартук, как Кити кинулась к ней в объятия.
– Я услышу «Титулованного соловья»!!! Няня! Няня моя, наконец-то… А что графиня? Она знает? Она проснулась?
Подарив воздушный поцелуй конюху, Кити вихрем удаляется с кухни, оставив всех присутствующих в недоумении.
Спустя мгновение кухарка, опомнившись: – Бог мой, моя крошка! Мой ангел! Спаси и сохрани…
Неёла Ануфриевна трижды осенила себя крестом и поклонилась святому духу, чем вызвала недобрый смех конюха.
Кухарка, всхлипывая от накатившихся слёз, бормоча, продолжает заниматься завтраком для господ: – Спаси и сохрани, Господь…
– Что ей? Лошадь подарили, что ли? – так же громко хохоча, пробасил конюх.
– Тьфу ты, черт! – шикнула на него кухарка.
Старший конюх расхохотался во все свои легкие.
Утро Мари выдалось спокойным и безмятежным. Давно ей не выпадало такое утро. Она довольно поздно проснулась и какое-то время, лёжа в кровати, читала любимые сонеты. Потом горничная Лизи оставила у дверей Мари завтрак. И сейчас графиня сидела с растрёпанными волосами и в ночном платье, допивала горячий шоколад и задумчиво глядела в окно. Она лениво потянулась, и её красивый пеньюар – остатки былой роскоши – сполз с одного плеча. В это утро Мари была сама нега и блаженство.
И так продолжалось бы дальше, если бы после короткого стука в спальню к Мари не ворвалась радостная Кити.
Все произошло так скоро, что Мари ничего не успела предпринять. Она так и осталась сидеть на месте, в ворохе кружев своего пеньюара, с чашкой шоколада на весу.
Кити, не закрыв за собой дверь, даже вздохнуть не успев, сразу же перешла к делу:
– Графиня, доброе утро! Как вам спалось?! Вы извините, что я… Ой!
Девушка вдруг поняла, что перед ней совсем не то, что она ожидала увидеть. Перед ней сидела красивая женщина с разбившимися по плечам волосами. Тёмные, как шоколад, волосы оттеняли сияющую белизну её кожи. Большие глаза смотрели строго и спокойно. Только одна чёрная бровь взлетела в немом вопросе.
Графиня невозмутимо продолжила пить свой шоколад.
Кити сбивчивым голосом попыталась удостовериться:
– Графиня?
Мари, поставив чашку на поднос, села прямо, как истинная графиня, и с холодным спокойствием улыбнулась Кити.
– Доброе утро, милая. Будь добра, прикрой дверь, сквозняк.
– Ой, да! Конечно. Извините… – спохватилась Кити.
– Проходи. Садись. Не желаешь шоколада?
Мари произнесла эти слова почти с кошачьей мягкостью, что заставило Кити с восхищением принять её предложение.
– С превеликим удовольствием, графиня.
Кити присела на пуфик, а графиня изящно разлила по чашкам шоколад. Одну из них она подала Кити.
– А теперь потрудитесь мне объяснить, барышня, что заставило вас пренебречь вежливостью и правилами этикета и столь бесцеремонно ворваться в мою комнату?
И намёка на укор не послышалось в словах графини.
Кити пару раз сомкнула ресницы, и губы её растянулись в улыбке. Девушка не могла взять в толк, как эта женщина вместо своих объяснений ожидает извинений и объяснений от самой Кити. Это восхитило княжну. А Мари продолжала:
– Мы горим?
Кити все с той же улыбкой помотала головой.
– Кто-то в смертельной опасности?
– Нет.
– Тогда что же стряслось, моя дорогая?
Кити потупила взгляд и произнесла совсем тихо:
– Театр.
– Театр?! – удивилась графиня.
– Ну да. Извините мне это, графиня. Я совершенно обезумела от радости.
– Кити, я тебя не намерена отчитывать. Я действительно подумала, что случилась беда. Но я тебя немного пожурю. Я понимаю, что тебя переполняют эмоции и ты вне себя от радости, но ты будущая княгиня. Этот твой первый выезд в театр говорит о том, что ты готова стать светской дамой.
Кити кивнула.
– Вот и веди себя соответственно. Я знаю, как это сложно, когда сердце готово выпрыгнуть от счастья… тогда, может, повременить с твоим «дебютом», может, ты не готова, и тебе ещё хочется прыгать в коротких платьицах по парку и лазать по деревьям? Сомневаюсь, что у тебя выйдет высидеть на стуле ровно три часа. Ты точно сможешь спокойно пройти к своей ложе?
Мари улыбнулась хитро, и Кити улыбнулась ей ответной улыбкой.
– Извините, графиня. Я буду стараться.
– Давай с этой минуты ты начнёшь себя вести как истинная княгиня.
Настал черёд Кити хитро улыбнуться.
– Тогда я бы поинтересовалась у вас, почему вы не такая? Нет. Почему вы появились у нас, как бедная родственница, чопорная вдова, да ещё в этой ужасной шляпе?!
Мари заговорщически наклонилась к Кити, сощурив глаза.
– Предлагаю тебе, Кити, заключить договор: я – открываю тебе свой секрет, а ты – будешь во всем советоваться со мной, когда придёт время. Давай постараемся доверять друг другу и ценить это доверие.
– Справедливо, – заключила Кити.
Управляющий Ольденбургского поместья Гордей сразу же невзлюбил новоприбывшую. И прошлым вечером Гордей убедился, что этой особе доверять нельзя. Ему вольготно жилось до неё. Все было в его руках и в его распоряжении. Гордей чуял наверняка, что с этой женщиной нагрянут перемены, а они ему были ни к чему. Его всё устраивало. А эта графиня того и гляди все возьмёт в свои руки и начнёт командовать и распоряжаться всем и всеми.
Гордей приоткрыл со скрипом дверь в просторную комнату. Перёд себя он внёс в комнату свечу. Просторная, но явно не жилая комната, заставленная сундуками и коробками, озарилась светом. Гордей осторожно прошел к окну и приподнял портьеру. Управляющий смачно чихнул от поднявшейся пыли, которая словно танцевала в лучах света. Гордей обвёл комнату неспешным взглядом: трюмо, портрет, наполовину завешанный портьерой. С портрета на управляющего смотрела прелестная женщина. Можно было бы подумать, что на холсте изображена была Кити, но эту женщину отличали от Кити гласа с поволокой и волосы цвета вороньего крыла. Кити же, в отличие от матери, была светлоголовой и смотрела ясно и светло. Портрет погибшей супруги князя, в открытом от портьеры месте, покрылся внушительным слоем пыли.
Гордей провёл указательным пальцем по щеке покойной княгини, оставив четкую дорожку.
– Добрый день, ваша прекрасная светлость. Я ненадолго… Вы должны мне кое в чём помочь.
Гордей задул свечу и отложил. Заглянув в пару коробок, он вскоре нашёл то, что искал.
Из небольшого сундучка Гордей достал несколько миниатюр с изображениями титулованной родни княгини Элен Ольденбургской.
Управляющий с кропотливой серьёзностью рассматривал каждую и убирал обратно в сундук, пока при взгляде на одну миниатюру, на которой была изображена супружеская пара, губы управляющего не растянулись в торжествующей улыбке.
Вот оно!
Управляющий внимательно вгляделся в лицо женщины на миниатюре. Она хороша собой и молода. На миниатюре изображена счастливая чета Валевских.
Кити, сидя в комнате Мари, жадно разглядывала точно такую же миниатюру. Она не помнила мужчину и не помнила женщину, Мари, смотрящих на неё с изображения. Но общие черты лица мужчины и свои Кити приметила сразу.
– Это граф Валевский – твой двоюродный дядя, – пояснила Мари.
– Дядя совсем не похож на маму. Он похож на меня. Очень похож.
Мари заметили расстройство в словах Кити. Так хотелось девочке быть похожей на свою мать. Кити была безусловно хорошенькой и очень миловидной, но её мать Элен была истиной красавицей.
– Мой муж и твоя мама были очень похожи, – подбодрила девочку Мари.
– У них был схож характер, взгляды на определённые вещи, и они любили друг друга и во всём помогали друг другу. После гибели твоей мамы через год ушёл и мой супруг. Он довёл себя до такого состояния, что не мог жить дальше. Я не узнавала его в этот год. Он сильно выпивал и безоглядно губил себя.
Кити вновь, но уже с жалостью посмотрела на миниатюру.
– Карточный интерес в нём был всегда, – продолжала Мари, – но в этот страшный год он умудрился проиграть всё наше состояние и, заложив дом, проиграть и его…
– Какой ужас!
Кити всплеснула руками.
– Бедный дядя… Бедная вы…
– Чахотка унесла его очень быстро. Три недели. Слабый истощённый организм сдался за три недели. Я осталась одна с малышом на руках и матерью в почтенном возрасте. И теперь моё родовое имение уходит за долги…
– О, Господь всемогущий!
Глаза Кити наполнились слезами. Мари подсела к Кити и взяла её руки в свои.
– До меня дошли слухи, что князь ищет для тебя компаньонку… И я решила ею стать. Но стать такой, какую князь Ольденбургский хотел бы видеть рядом со своей юной дочерью, которая делает первые шаги в свете.
– Я понимаю, – шмыгая носом, произнесла Кити. – Papa никогда не принял бы вас такой, какой я вижу вас сейчас. Вы – очаровательны.
– Ах, Кити… Извини меня за этот маскарад, прошу тебя.
Мари крепко обняла Кити.
– Моя судьба не оставила мне выбора. Я ухватилась за эту идею, как за соломинку, и поплыла по течению.
Кити отстранилась от Мари и, глядя ей в глаза, заявила со всей серьёзностью:
– Я обещаю, графиня, хранить ваш секрет.
– Спасибо, милая, добрая Кити. Спасибо тебе. Ты можешь звать меня Мари.
– Наедине так и поступим.
Кити порывисто поцеловала Мари в щеку в знак их дружбы и продолжила:
– А можно последний вопрос?
– Слушаю тебя, Кити?
– Этот невыносимый запах лимона тоже часть маскарада?
Мари улыбнулась своей новой подруге. Она была безмерно рада, что может разделить свой секрет с Кити. И что самое главное, юная Кити не осудила её, а поняла и приняла.
– Мы чуть не позабыли о главном! – спохватилась Мари.
– О чём? – подхватила Кити.
– Сегодня твой первый выезд. Сегодня ты будешь впервые сидеть в ложе, в самом модном платье этого сезона, и тобой будут восхищаться даже артисты со сцены!
– О, Мари! Сегодня исполнится моя заветная мечта! Я услышу «Соловья».
И вновь Мари слышит об этом «Соловье»: «Что же это такое?!»
– Соловья! Ты не слышала соловьев? – не удержалась Мари.
Кити уж было хотела поведать Мари одну из легенд о сладкоголосом герое, но ее порыв прервал стук в дверь.
Мари быстро юркнула за ширму и, понизив голос, произнесла:
– Войдите.
Вошла горничная Лизи.
– Доброго дня, ваше благородие.
Лизи удивилась, увидев вместо графини молодую княжну.
– Барышня, и вы тут?! Я принесла платья для графини, по распоряжению управляющего, для сегодняшнего вечера. Графиня?
– Я здесь, Лизи.
Послышался хриплый голос из-за ширмы.
– Вам бы примерить его?
Лизи решительно направилась к ширме, но путь ей преградила Кити:
– Лизи, графине нездоровится. Ты оставь платья и ступай. Я сама помогу графине.
– Как прикажете, ваша светлость.
Лизи присела в почтении и быстро удалилась.
Мари выглянула из-за ширмы и увидела на кровати два шикарных платья. Кити стояла рядом и аккуратно расправляла кружева и складки.
– Посмотри, Мари, это мамины.
– Думаю, если я их надену, твой отец будет не в восторге… Твоя мама одевалась как королева.
– Ты уверена, что хочешь поехать в этом?
Кити кивнула на темно-синее бархатное платье, что висело на ширме. Видимо, подготовленное к вечернему выходу в театр.
– Даже обсуждать не буду своё решение.
Мари подошла к кровати и аккуратно сложила роскошные платья погибшей княгини.
– А у тебя? Какое платье у тебя? – поспешила сменить тему Мари.
– Полная противоположность твоему, – с улыбкой ответила Кити. – Это и не важно…
– Да. И что же важно для молодой особы в этот день?
Кити мечтательно вдохнула и заломила руки.
– «Соловей»!
Мари закатила глаза.
– Так. Все утро о соловьях. Что же за птица такая, этот «Титулованный соловей»?
И тут Кити дала волю своим мыслям и фантазиям:
– Кто-то говорит, что он принц! И так как ему нельзя, что бы его узнали, он в маске.
– О… – многозначительно заметила Мари.
– Некоторые говорят, что он носит титул герцога, – продолжала Кити. – И у него разбито сердце, и поэтому, когда он поёт, у женщин, которые слушают, тоже разбиваются сердца.
– Мы не будем его слушать! Зачем нам такое?!
– Ну не ёрничай. Его голос так прекрасен, в его словах столько чувственности, и сам он так красив…
В дверь вновь постучали, прервав страстную речь Кити. Девушка так разозлилась, что, не сообразив, выпалила:
– Да войдите же!
Глаза Мари расширились от ужаса, когда дверь стала открываться. Мари в последнюю секунду успела укрыться за своей ширмой. А Кити так и осталась стоять, поражённая своей глупостью.
В спальню вошла кухарка Неёла Ануфриевна в сопровождении лакея. Тот нёс тяжелый поднос.
– Госпожа плохо себя чувствует? – поинтересовалась кухарка.
Ей ответил голос графини из-за ширмы
– Я плохо спала, мигрень. Я немного отдохну, и к вечеру пройдёт.
– Оставлю вам завтрак, госпожа.
Кухарка махнула лакею, и тот поставил поднос на чайный столик у окна.
– Кити, пойдём, нечего тебе тут. Пусть мадам отдохнёт.
Кити отчаянно замотала головой:
– Няня, я должна…
Её прервал строгий голос графини:
– Вы, барышня, должны составить отцу компанию за столом. Благодарю за заботу. Вечером увидимся. А вам предстоит много дел до вечера…
Кити тут же согласилась и пошла к выходу из спальни.
– Конечно, графиня. Отдыхайте.
Наконец Мари осталась одна. Она вышла из-за своего укрытия и закрыла двери на ключ. Это её расслабило, и Мари упала на кровать, широко раскинув руки.
Утро выдалось насыщенным. Мари лежала и смотрела в потолок. Она впервые задумалась о последствиях своего «маскарада». Это, так или иначе, был обман. Что же будет, если её обман раскроет князь?
Мари тряхнула головой, отгоняя плохие мысли, и сладко потянулась, блаженно улыбаясь.
Все ночи князя были похожи одна на другую, и каждую он переживал с трудом. Он маялся бессонницей и засыпал лишь под утро, измученный мыслями и воспоминаниями. Вследствие этого и дни князя начинались одинаково – плохо. По утрам он всегда прибывал в дурном расположении духа. Вот и теперь он сидел за обеденным столом и, уставившись в одну точку, средним пальцем пережимал пульсирующий висок.
Из подобного состояния его вывел вежливый кашель управляющего за спиной.
– Да, Гордей, – прикрыв глаза, произнёс князь.
– Ваша светлость, не сочтите за бестактность, я имею разговор в отношении графини Валевской.
– Лимонная кляча не влезла в платья княгини?
– Отнюдь.
Гордей посмеялся шутке князя и чуть склонился, понизив голос до шёпота:
– С платьями всё как раз хорошо… В том числе и этот момент навёл меня на мысль, что графиня…
Двери в зал распахнулись, и появилась Кити.
– Bonjour, papa1.
– Bonjour, mon Ami2.
Кити с сияющей улыбкой подошла к отцу и поцеловала его.
– Comment allez vous? – поинтересовалась Кити у отца.
– Merci, mon cher, tout va bien.
Кити обратила внимание на управляющего, который отодвинул для неё стул рядом с отцом. Кити присела за стол.
– Notre majordome est drôle quand il ne comprend pas un mot.
Князя это замечание позабавило.
– Beau rire, mon ange.
Князь взял руку дочери и поднёс к губам.
– Etes-vous prêt? Serez-vous la plus belle au théâtre?
– Oui, papa! Je promets.
Князь долгим взглядом смотрел на Кити. Его малышка выросла и превратилась в прелестную особу. Князь улыбнулся своим мыслям, но что-то спугнуло его улыбку.
– Kitty, tu as déjà appris quelque chose de ton mentor.
– Alors Quoi?
– L’odeur monstrueuse de citron3!
Кити звонко рассмеялась.
Наконец наступил тот самый долгожданный вечер, когда Кити впервые представят свету. И сделать это должна будет Мари.
Мари сидела в своей комнате перед зеркалом и наносила последние штрихи своего образа. Она заметно нервничала и торопилась. Мари натянула шляпку и последний раз окинула своё отражение критичным взглядом. С сурьмой для бровей она, конечно, переборщила, но времени на исправление не было. Мари нацепила на нос пенсне и, взяв свою трость, поспешила на выход.
Князь прохаживался по холлу в одиночестве. Каждый его шаг сопровождало гулкое эхо. Князь посмотрел на свои карманные часы и в нетерпении взглянул на лестницу. Князь замер, не веря своим глазам. К нему плавно спускалась маленькая фея в белом шёлке и кружеве. Князь всегда знал, что улыбка его дочери способна растопить айсберг, но сегодня… сейчас, в этот момент, Кити улыбалась так, что солнце обязано было взойти вновь.
Кити спустилась и подала руку отцу. Князь поцеловал руку дочери и заглянул в её звездные глаза:
– Кitti, magnifique briseuse de règles4.
Эту семейную идиллию нарушил громкий стук трости о кафель. Князь и Кити обернулись на звук и увидели спускавшуюся к ним графиню Валевскую. Она ковыляла подобно черепахе, при этом трость её издавала слишком громкий стук. При этом Мари умудрялась что-то ворчать себе под нос.
– Надеюсь, там не будет сквозняков. Я всегда после театра страдаю грудной жабой. Милая, ты захватила шаль? Не хватало ещё слечь после этого.
Кити еле сдерживала свою улыбку, глядя на отца. Его выражение лица не скрывало ни в коей мере его отношения к графине и её внешнему виду.
– Графиня, при всём моём уважении, – начал князь, – хочу вам заметить, что вы слишком ворчливы, брюзжание ваше, боюсь, не позволит нам получить удовольствие от предстоящего посещения театра.
– Я предвкушаю чудесный вечер. Нужно всем думать о хорошем, – сквозь слёзный смех произнесла Кити.
– Нужно думать о здоровье, – подытожила графиня и, проходя мимо Кити, подмигнула ей. Потом Мари, как должно, взяла князя под руку и поковыляла с ним к выходу.
– Я убит! – сквозь зубы проронил князь.
Экипаж князя Ольденбургского, запряжённый лихой четвёркой, мчался на закат. Дорога была неровной и извилистой. Экипаж то и дело подбрасывало, как кукольную каретку.
Мари ногтями вцепилась в обивку сиденья и что есть мочи пыталась не подавать и вида на неудобство.
Колёса экипажа грохотали, ветер свистел, а спокойный князь сидел напротив Мари и изучающие её разглядывал. Это было худшее стечение обстоятельств. Да ещё и Кити внесла свою лепту. Мари казалось, что если она ещё хоть слово услышит касательно этого «Соловья», она добровольно сойдёт с экипажа на полном ходу.
Но Кити воодушевленно продолжала:
– Одна графиня, очень впечатлительная, слушая «Соловья», в середине арии лишилась чувств. А когда пришла в сознание, сказала, что это было лучшее, что когда-либо с ней происходило в жизни.
– Бедная та графиня, должно быть, скучная у неё была жизнь… – пробурчала Мари.
– Говорят, после одной или двух арий он уходит со сцены, идёт по чёрному выходу, где его уже ждёт экипаж, и спешно уезжает. Толпа поклонниц пытается засвидетельствовать ему своё почтение, а он скрывается от них.
– Может, у него увечье, и потому не желает, чтобы его видели. Или просто не столь хорош собой, как его голос. Сцена способна даже урода сделать красавцем
– О нет, графиня. Позвольте с вами не согласиться, он красив, как Аполлон…
– Так говорят?
– Да, именно так. Маска скрывает его принадлежность к аристократии. Говорят, что он имеет дворянский титул.
– И поэтому «Титулованный соловей»? Чепуха какая!
– Почему «чепуха»?
– Уважающий себя господин, да ещё и представитель аристократии, титулованная особа, никогда не выйдет на сцену исполнять арии. Это просто неприлично!
– Вот поэтому он в маске, – мечтательным шёпотом произнесла Кити.
Князь всё это время внимательно смотрел на графиню. Когда она посмотрела ему прямо в глаза, князь загадочно улыбнулся и отвернулся к окну.