Земля, далекое будущее
Разобравшись с датировкой предстоящих событий, Кобрин продолжил изучение информации. Итак, через несколько дней под его командованием окажется сто девяносто первая стрелковая дивизия – вполне предсказуемо, коль сражаться предстоит на Лужском рубеже. Сформирована в ЛВО в начале весны сорок первого, к 22 июня дислоцировалась в районе Кингисепп – Нарва – Сланцы. В начале июля вместе со 177-й СД входит в состав Лужской оперативной группы, развернута вдоль восточного берега Нарвы фронтом на запад. В середине месяца снята с позиций с приказом срочно занять Кингисеппский участок Лужского укрепрайона и остановить наступающие с южного направления части 6-й танковой дивизии, дождавшись подхода к реке Луга 2-й дивизии народного ополчения. Но дивизия, увы, просто не успевает выполнить приказ. В результате гитлеровская боевая группа «Раус» при помощи диверсантов полка особого назначения «Бранденбург-800» с ходу захватывают в районе крохотной деревушки Поречье неповрежденный мост и занимают стратегический плацдарм, полностью контролируя дорогу Поречье – Ивановское – Большой Сабск. К моменту подхода ополченцев немцы успевают закрепиться, дождавшись прибытия основных сил, и выбить их уже не удается даже при помощи спешно подошедшего сводного танкового полка. После недельных кровопролитных боев с переменным успехом и значительными потерями с обеих сторон советские войска переходят к обороне, и фронт на некоторое время стабилизируется.
Сергей потянулся к виртуальному экрану, собираясь «перелистнуть» страницу – все это он и так знает, да и к чему устаревшая почти на месяц информация? Он-то ведь в август отправится, а не в июль. А в конце лета и осенью дивизии придется совсем не просто. Тяжелые бои с 291-й пехотной дивизией Вермахта, отступление в направлении на Петергоф. Контрудар – и снова отход, теперь аж до Ораниенбаума. Небольшая передышка – и новое наступление. И через несколько дней еще одно, снова не слишком удачное. Эвакуация судами Балтфлота в Ленинград. Переброска на восточный берег Ладоги, ноябрьский контрудар на Будогощь – Грузино, отход с большими потерями на восток…
Впрочем, все эти подробности уже не важны: если он успешно выполнит свое задание, ход событий неминуемо изменится и все это станет не более чем историей. Помнить о которой будут лишь далекие потомки… или не будут? Вот и снова тот самый вопрос, не дающий покоя со времен прохождения первого «Тренажера»: куда именно он попадает? В один и тот же мир, где изменения линейны, или все-таки в разные? Так вроде бы уже убедился, что мир тот же самый? Или нет и он все-таки ошибается? Поскольку ни одного реального доказательства Сергей так и не получил – даже спасение прадеда, по большому счету, ровным счетом ничего не меняет. Если допустить существование параллельных реальностей, то можно предположить вообще все, что угодно: любой вариант развития событий в любом из бесчисленного количества миров. Хотя как в подобном случае быть с информацией из архива МО? Которая пусть косвенно, но подтверждает, что судьба предка изменилась именно благодаря появлению в прошлом его далекого потомка? Или снова отцы-командиры наложили какие-то ограничения, о которых он ни сном ни духом? Блин, а ведь зарекался не углубляться настолько! Так, все, стоп! На данный момент имеются куда более актуальные вопросы…
Раздраженно дернув щекой, Сергей коснулся соответствующей пиктограммы. Голограмма мигнула, однако следующая страница не открылась. Зато появилась мигающая надпись: «ознакомиться с реальным положением на Северном фронте на 12.08.1941». Хм, любопытно. Это еще что? Определенно, нечто новенькое – раньше ничего подобного не бывало. Небольшая подсказка от руководителей «Тренажера»?
Раскрыв страницу, Кобрин с искренним интересом изучил новую информацию. Проглядел, меняя увеличение, виртуальные карты, читая выпадающие сноски с номерами дивизий, бригад и полков, своих и противника. Ага, так вот оно что! Тот ли самый этот мир или другой, но результат внесенных с начала войны изменений налицо: события на Лужском рубеже УЖЕ пошли несколько иначе. Вернее, сместились почти на полный месяц – с июля на август. Причиной чему оказался несостоявшийся Белостокский и, главным образом, Минский котлы: еще в начале июля Ставка перебросила под Ленинград часть спасенных в Белоруссии войск. Не слишком много, но вполне достаточно для того, чтобы фон Лееб с Гёпнером притормозили наступление, тратя на продвижение вперед гораздо больше времени и сил. Проще говоря, сейчас, 12 августа 1941 года, фронт все еще оставался приблизительно на тех рубежах, где в прошлой реальности был в середине июля. Уже неплохо… да что там неплохо: отлично! Поскольку имелся более чем серьезный шанс всерьез переломить ход событий – как минимум предотвратить захват стратегического моста через Лугу и не позволить гитлеровцам с ходу закрепиться на плацдарме. А как максимум? Ну, тут еще нужно крепко подумать. Очень крепко. Гм, не потому ли ему даны эти самые три дня? Точнее, уже два с половиной…
Нет, Panzergruppe 4 генерал-полковника Эриха Гёпнера – весьма серьезная силища, никто не спорит. Может и продавить рубеж обороны, как случилось в прошлый раз, но шансы устоять достаточно велики. Особенно если все-таки не допустить захвата полковником Раусом моста и плацдарма у села Ивановское. Тем более в распоряжении Кобрина имеется 2-я дивизия народного ополчения (как, впрочем, и в прошлый раз). Но с той разницей, что ТОГДА ополченцев бросили в бой прямо с марша, что не могло не сказаться на эффективности. Сейчас же все иначе. Развертывание прошло штатно, люди отдохнули, получили боеприпасы и были готовы к бою. А вот никаких данных о бойцах ЛПУ[2] имени Кирова, практически в полном составе переброшенных под Кингисепп и участвовавших в боях на Лужском рубеже – а это почти две тысячи человек! – отчего-то нет. Решили поберечь будущих командиров? Или что-то иное, ему неизвестное?
Плюс полнокровная танковая бригада. Не сводный танковый полк ЛКБТКУКС[3], сражавшийся в реальной истории на этом рубеже и понесший значительные потери во фронтальных атаках, а именно что ТБР. Кстати, интересно, почему про него тоже нет никакой информации? В этой реальности его не формировали? Или просто время для его создания с точки зрения командования Лужской оперативной группой еще не пришло? Или вовсе не придет? Так оно, скорее всего, и к лучшему: создание полка было сущей импровизацией, вызванной критической ситуацией на фронте. Опытнейшие инструкторы в звании от майоров до полковников шли в бой простыми ротными, взяв под командование учебные машины, нашедшиеся в парках курсов, порой изношенные и с выработанным под ноль моторесурсом. Равно как и все, что удалось срочно собрать на ремонтных и танкостроительных заводах. Полный разнобой: от БТ разных серий до КВ и тридцатьчетверок. Специалистам подобного уровня не место на передовой, в тылу они принесут для будущей победы гораздо больше пользы – стране нужны подготовленные грамотные командиры-танкисты…
И совсем иное дело – настоящая танковая бригада. Укомплектованная не только легкими БТ и «двадцать шестыми», часть из которых оказалась еще и экранированными, производства завода № 174, в этой реальности пока не эвакуированного, но и пришедшими с Кировского завода новенькими КВ. И, что радовало особо, средними танками. Несколькими отремонтированными Т-28 разных серий (можно использовать в обороне в качестве противопехотных их короткоствольные КТ-28 и Л-10 – самое то, а вот с танками бороться уже сложнее) и, главное, ротой тридцатьчетверок. Насколько понимал Сергей – как раз из числа выведенных из окружения под Минском частей. Кроме того, имелось и небольшое количество столь редких танков, как Т-50 того же «сто семьдесят четвертого». Насколько помнил Кобрин, этот танк, хоть и пошедший в серию, но массово не производившийся, применялся исключительно под Ленинградом. Подобное разнообразие моделей с точки зрения ремонтопригодности и взаимозаменяемости по боеприпасам, конечно, не слишком хорошо, но уж что есть, то есть. Зато найдется, чем воевать. Да и часть экипажей, скорее всего, обстрелянные, успевшие столкнуться с немцами в реальном бою.
Что же до вариантов действий, то их у него не столь и много, всего три. Первое, наиболее напрашивающееся – вовсе не допустить форсирования гитлеровцами Луги и захвата плацдарма. Идеальный вариант во всех смыслах. Если, конечно, успеть вовремя выйти в нужный квадрат, сосредоточиться, подготовить оборонительные позиции – и все такое прочее. В прошлый раз 191-й СД именно это и не удалось. Просто не хватило времени, плюс ополченцы подошли слишком поздно, позволив фрицам закрепиться. Сейчас проще, но, опять же, вопрос времени остается открытым, поскольку никакой информации о точном месте дислокации дивизии на 12 августа у Кобрина пока не имелось. То ли данные отсутствуют, то ли так задумано руководством – в конце концов, он и так получил определенную фору, а раскрывать все карты определенно не в привычке генерал-лейтенанта Роднина…
Второе, плавно проистекающее из первого: если дивизия снова опаздывает, не успевая воспрепятствовать форсированию реки передовыми частями шестой танковой, можно провести встречный контр-удар, имея целью выбить не успевшего всерьез закрепиться противника обратно за Лугу. Главное, собственно говоря, именно не дать Kampfgruppe Raus времени зарыться в землю и выстроить оборону. Из минусов – значительно бо́льшие потери, поскольку просто так немцы не отступят, будут пытаться удерживать позиции до последнего, в свою очередь тоже не считаясь ни с какими потерями. Уж больно многое стоит на кону: недаром бои в районе Ивановского называли боями за «ворота Ленинграда», а сам этот плацдарм – «ключами» к этим воротам. В случае успеха – впереди прямая дорога к Северной Пальмире и отсутствие серьезных водных преград наподобие Луги. Ведь о том, что один раз это все равно им не помогло, фашистские командиры не знают и знать не могут.
Ну и, наконец, третий вариант развития событий. Самый, скажем так, неоднозначный. С первого взгляда – наиболее пессимистичный, поскольку на первом этапе достаточно сильно повторяющий реальные события. В тактическом, так сказать, плане. Зато стратегически, учитывая долгосрочную перспективу? Тут возможны варианты. Итак, дивизия снова опаздывает, фрицы переправляются через Лугу и занимают позиции, готовясь к обороне. Зарываются в землю и плотно контролируют переправу и дамбу на крохотной речке Городенка, что означает своевременный подвоз боеприпасов, горючего, эвакуацию раненых и прочую логистику. Что делает Кобрин? Прежде всего не спешит, хоть командование фронта наверняка станет бомбардировать штаб гневными радиограммами в духе «почему остановился?», «немедленно отбросить противника обратно за реку!», «струсил, под трибунал захотел?» – и так далее.
Но помянутый комдив, сжав зубы и вяло отбрехиваясь, формирует ударные группировки, подтягивает тылы и решительным ударом срезает плацдарм сходящимися фланговыми ударами, подсекая основание немецкого клина вдоль берега Луги. Полноценного котла не получится – масштаб не тот, и местность не слишком подходящая, но в окружение фрицы точно попадут – главное, мост вовремя уничтожить. Рискованно? Угу, еще как рискованно! Чуть ли не рискованнее, чем было в реальности. Да и потери окажутся немалыми, наверняка куда бо́льшими, нежели при реализации второго варианта. Зато есть неслабый шанс всерьез потрепать ударную группировку 4-й ТГ, в результате чего фон Лееб не скоро решится предпринять нечто стратегически серьезное в направлении Питера. Ну, в смысле, Ленинграда. А это уже реальная возможность не отсрочить, а именно предотвратить блокаду города на Неве! Перспективно? Весьма. Тем более сегодня Роднин прямо сказал, что подкрепление подойдет и будет кому подпереть их с тыла.
Вот только…
Кобрин раскрыл подробнейшую объемную голокарту района и почти десять минут вдумчиво изучал будущий ТВД, меняя масштаб, разрешение и проекцию, благо технологии будущего подобное вполне позволяли. При желании можно даже включить режим полного присутствия (разумеется, смоделированный компьютером), словно рассматривая местность с помощью камеры высокого разрешения разведывательного беспилотника, летящего на предельно малой высоте. Откинувшись в кресле, тяжело вздохнул: вот и ложка дегтя. Здоровенная такая ложища, при желании не то что бочку – цистерну меда испортит. Похоже, третий вариант – тоже ни разу не вариант, прошу прощения за тавтологию. Если кратко, то от переправы через Лугу на добрых десять километров на север идет болотистый лес. Очень такой серьезный лес. А реально проходимая для бронетехники дорога – два с половиной километра от Поречья до Ивановского и еще километров восемь за ним – всего одна, в аккурат по этому самому лесу и идущая. Точнее, рассекающая его подобно слегка изогнутой к юго-востоку стреле. И потому, если позволить фрицу закрепиться (как и произошло в реальной истории), массированная атака с применением танков возможна только вдоль этой самой дороги (опять же, как и было). Пехота-то с флангов обойдет – не проблема, легкие пушки и минометы тоже на горбу протащат, в июне он нечто подобное уже делал, но танки – нет. И тягачи с гаубицами тоже. Просто негде им будет проходить. От слова совсем. Поскольку фриц не идиот и противотанковыми засадами озаботится в первую очередь.
Вывод? Да простой: если все-таки ПЕРВЫМИ занять Ивановское и выбить «Раусов» с диверсантами с плацдарма до подхода их основных сил (а еще лучше вовсе не позволить захватить переправу), можно устроить просто шикарный сюрприз! Недаром именно это направление «воротами» называли. Поскольку продвинутые европейцы, пройдя переправу, будут вынуждены переть эти самые километры, не имея даже теоретической возможности куда-либо свернуть! И в этот момент вполне реально запереть их в узком болотисто-лесном дефиле, где Ивановское будет играть роль пробки в десятикилометровом горлышке узкой бутылки. Вырваться на оперативный простор танки генерала Кемпфа[4] смогут, лишь миновав село и продвинувшись гораздо севернее, на восемь-девять кэмэ в направлении Большой Пустомержи, где меньше лесов и болот и проще с обходными дорогами. И хозяином ситуации однозначно окажется тот, кто будет контролировать это самое горлышко.
Если заманить фрицев в огневой мешок, уничтожив мост, чтобы пути к отступлению окончательно отрезать, так и вовсе хорошо получится. А заодно и дамбу рвануть, превращая несколько километров окружающей дорогу местности в рукотворное болото. В дивизии есть гаубичный артполк: работа как раз для него. Конечно, ежели сил да боеприпасов хватит, что вовсе не факт. В идеале ему бы побольше артиллерии, не говоря уже про авиаподдержку… эх, как бы здорово было запереть гитлеровцев вдоль дороги да вдумчиво отбомбиться несколькими сменяющими друг друга волнами штурмовиков! Но где все это летающее добро взять? Сейчас не сорок четвертый и даже не сорок третий, увы… Практически нереально. Хотя, с другой стороны, в реальности мост через Лугу наши в июле регулярно бомбили – безрезультатно, правда, – значит, шанс получить содействие авиации все-таки имеется. В те дни советские ВВС практически полностью господствовали в воздухе – исторический факт. Тем более всего в десяти километрах, возле небольшого села Ястребино, расположен советский аэродром, но вот имеются ли там штурмовики, Кобрин не знал. Скорее всего, нет, но и истребители под боком – тоже весьма удачно. «По прибытии на место» нужно будет разузнать подробнее.
Из всего перечисленного и второй вывод имеется, уже не столь оптимистичный: если снова допустить взятие противником Поречья-Ивановского, выбить его окажется крайне тяжело, если вовсе возможно. «Смотри выше», как говорится. Поскольку в этом случае в том самом «бутылочном горлышке» окажутся уже части 191-й дивизии вместе со всеми приданными силами. Не спасут ни отдохнувшие ополченцы, ни танки. Так что про варианты два и три можно смело забыть – с учетом особенностей местности шансы на успех стремятся к нулю. Однозначно. Негде там ни встречный контрудар проводить, ни срезать немецкий клин с флангов. НЕГДЕ. И точка. В лучшем случае получится, как в реальной истории: контроль противника за мостом и дорогой, немецкие ПТО, жгущие из засад наши танки, дурно скоординированные атаки пехоты и ополченцев с флангов, которые с успехом будут парировать гитлеровцы – и снова вынужденный переход к обороне. Что Кобрину, по понятным причинам, категорически не подходит. Нужно искать новое решение, своего рода сплав из первого и – чего очень не хотелось бы! – третьего вариантов. Дополненный собственными наработками, понятное дело – зря он, что ли, три года в академии учился и гигабайты информации в голотеке перелопачивал?
Вот и еще один повод хорошенько подумать…
Свернув карту, Сергей уже из чистого любопытства – поскольку отлично понимал, чем все закончится, – попытался открыть данные за 13 августа и дальше. Со вполне ожидаемым результатом: «информация по данному запросу отсутствует или ваш уровень доступа не позволяет ее получить». Ну правильно: не может же он заранее знать, удалось ли переломить ситуацию! И как именно он действовал. Иначе просто глупость какая-то получится. Или… – Кобрин задумчиво хмыкнул, автоматически потерев щеку, – или этой информации просто нет в архиве и быть не может? Ведь он еще НЕ отправился в прошлое, чтобы его, это самое прошлое, изменить. С другой стороны, как-то ведь события измененной истории развивались? Без его участия, в смысле. Впрочем, подобное уже смахивает на какой-то бессмысленный спор на тему, что же появилось первым: курица или яйцо. Так что не стоит и голову ломать, и без того вопросов больше, чем ответов…
Поерзав на эргономичном матрасе, выстилавшем дно капсулы, Кобрин расслабился и коротко кивнул лаборанту, сверяющему какие-то данные на портативном планшете с показаниями монитора системы контроля жизнеобеспечения медблока:
– Предвосхищая неизбежный вопрос, ответственно заявляю: готов. Все помню. Пописать сходил. Полностью расслабился и не волнуюсь. В момент активации процедуры головой ворочать не стану, чтобы не сместить мнемодатчики. Да, фиксирующий обруч не жмет, спасибо.
Медик на несколько долгих секунд откровенно завис, переваривая услышанное, затем понимающе кивнул. Закрывающая лицо прозрачная маска искажала черты лица, но улыбку Кобрин разглядел:
– А, ну да, вы ведь уже в третий раз! Извините, товарищ капитан, я впервые самостоятельно провожу процедуру, потому немного волнуюсь.
– Извиняю, – фыркнул Сергей. – Только не в третий, а в пятый, так что опытный пользователь, можно сказать. Главное, смотри, братишка, не в то время меня случайно не отошли, коль впервые. А то окажусь в каком-нибудь рыцаре Круглого стола, таких дел накручу, вовек не расхлебаете. Будет вам русский при дворе короля Артура. Введу командирскую башенку для рыцарских доспехов и промежуточный клинок для Эскалибура, станете потом разбираться, как изменения в исторической последовательности нивелировать. А я ведь еще и на гитаре играю…
– Не отошлю, не волнуйтесь, – широко улыбнулся научник. – Вообще-то я здесь так, по большому счету, проформы ради. Всем управляет главный компьютер – полагаю, вы знаете. Только никакой я не братишка, тарщ капитан, сестренка скорее. Девушка я, прапорщик Ветвицкая, младший научный сотрудник.
– Кхм… простите, – смутился Сергей, мгновенно успев пожалеть и про излишне юморной тон, и про «пописать». – Глупо вышло, лишнего наболтал. Начинайте.
– Удачи. – Лаборантка легонько сжала опутанное проводами системы КЖД предплечье. Затянутые латексом одноразовой перчатки тонкие девичьи пальчики были холодными. – Возвращайтесь.
Опустилась, едва слышно чмокнув герметизатором и разом отсекая все звуки извне, прозрачная крышка «ванны». В лицо пахнуло озоном и какой-то медицинской химией: внутри медкапсулы установилась стерильная атмосфера, подпертая избыточным давлением. Матрас под спиной едва ощутимо вздрогнул и просел, окончательно принимая форму тела лежащего человека.
– Обязательно, я… – хотелось произнести еще что-то, но мысли уже путались, хаотично сталкиваясь и отскакивая друг от друга бильярдными шарами. Сознание неумолимо гасло, плавно погружаясь в темноту. Настало мгновение, когда все вокруг исчезло. Не осталось ни времени, ни пространства, ни верха, ни низа, ни пустоты, ни объема – вообще ничего. То, что являлось слушателем третьего курса ВАСВ Сергеем Кобриным, внезапно пронизало эфемерную плоть самого времени, за неуловимый разумом миг преодолев сотни разделяющих прошлое и будущее лет. И больше не осталось ни прошлого, ни будущего – одно только настоящее.
Но сам он этого, как уже бывало не раз, не ощутил.
Просто все вдруг исчезло – и тут же вернулось обратно.
Совсем в ином качестве, разумеется…
Лужский рубеж, с. Ивановское, 12 августа 1941 года
Командиру 191-й СД полковнику Лукьянину[5] отчаянно хотелось спать. А как иначе, коль лег не раньше двух ночи, а сейчас небо на востоке уже окрасилось в пастельные тона приближающегося рассвета? Конечно, уже не июнь, когда светало в начале пятого, и даже не июль, но все одно, отдохнуть удалось не больше пары-тройки часов. Да и все последние дни он, мягко говоря, не высыпался. Нет, бывало и хуже, кто спорит? И по несколько суток без сна обходился. Но сейчас ему уже сорок один, а вовсе не восемнадцать, как тогда, когда он только пришел в Красную Армию. В восемнадцатом году, ага. Вот такой вот словесный каламбур, поскольку был Дмитрий Акимович, что называется, ровней века. Одна тысяча девятисотого года рождения, проще говоря. Вроде и не шибко много весен за плечами осталось, что такое для мужика сорок лет? Но давят, заразы, на плечи все сильнее и сильнее. Уж больно сложное время было, что для страны, что для него самого. Сначала Гражданская война, затем разруха и полуголодные первые полтора десятилетия мирной жизни. Строилась страна, возрождалась и укреплялась армия. Впрочем, такой ли уж мирной была эта жизнь? И войн хватало, и внутренние враги не дремали, и империалисты покоя не давали, стремясь навредить, где только возможно. А когда стало казаться, что справились да выстояли, что самое сложное позади, новая война в двери постучалась. Да такая, что снова вопрос о самом существовании Родины встал. Не такой, как в Гражданскую – куда острее. Беляки с интервентами опасным врагом были, но немцы с ними ни в какое сравнение не идут…
Эх, хоть бы часок еще покемарить. Да что ж ты меня трясешь-то за плечо, ирод! Эх, Завьялов, Завьялов! А еще капитан РККА, адъютант комдива! Проснулся уже твой командир, проснулся. Практически. Такой сон испортил, досмотреть не позволил. Фантастический сон, можно сказать, хоть и непонятный какой-то. Бойцы в причудливой униформе и непривычных шлемах, все лицо закрывающих, со странным оружием в руках. Бронемашины невиданные, на нормальные танки лишь отдаленно смахивающие. Одни гусеничные, другие колесные, хоть практически ничем от первых и не отличающиеся. Приземистые, массивные, только орудия вовсе несерьезные, больно тонкие какие-то. С виду на пулеметы крупнокалиберные или скорострельные пушки похожи, зато как стрельнут – так эффект будто от гаубицы. Самолеты тоже странные, быстрые, будто молнии – пока, гул над головой заслышав, вверх взглянешь, их уж и след простыл, только белесая полоса на небе остается, словно от реактивного снаряда. А вот взрывы, что после их пролета землю в стороны разбрасывают, да крики раненых – вполне обыкновенные, такие, как на любой войне, хоть настоящей, хоть фантастической. И кровь тоже обыкновенная, человеческая. Красная…
Сознание затуманилось, как порой бывает во сне. Точнее, в тот краткий миг, когда человек уже не спит, но еще не бодрствует; когда невозможно понять, продолжение ли это сна или реальность. Сильно, до тошноты закружилась голова. И командир стрелковой дивизии, глухо застонав и рванувшись на топчане, очнулся окончательно. Вот только с этого момента он уже не был комдивом 191-й СД полковником Дмитрием Акимовичем Лукьяниным. С этого момента его звали капитаном Сергеем Викторовичем Кобриным, выпускником третьего курса Высшей академии сухопутных войск.
Очередная, уже третья по счету, «стыковка сознания» благополучно завершилась. На этот раз ассоциация прошла не столь легко, как в прошлый раз, с Сениным. Сергей мельком ощутил, как разум реципиента подсознательно, на уровне инстинкта самосохранения, сопротивляется ментальному давлению донора. Странное ощущение, которое практически невозможно описать словами. Наиболее близкая аналогия – словно пытаешься продавить ладонью упругую, обволакивающую пальцы, но упрямо не рвущуюся пленку, с каждым мигом ощущая, как погружаешься все глубже и глубже. Вот только вместо руки был разум, а вместо пленки – чужая воля… Пребывающему на грани сна и яви комдиву даже удалось на долю мгновения – ту самую, когда они являлись одним человеком, с одними на двоих воспоминаниями, – прикоснуться к его собственным воспоминаниям, увидев что-то из его прошлого. Но что именно, Кобрин не уловил. Вроде бы какой-то полузабытый, но услужливо сохраняемый памятью бой на Терре-3 или Вирджинии – перед мысленным взором промелькнули распластанные тени вражеских атмосферников класса «Гарпия», штурмующих войсковую колонну сухопутных сил Федерации. По которым, задрав в небо стволы, электромагнитные ускорители и пусковые контейнеры, лупило все, способное стрелять: от БМП и бэтээров до комплексов фронтовой ПВО. Где и когда это было, Сергей так и не осознал, полностью поглощенный слиянием с разумом реципиента. А затем настал миг, когда Кобрин окончательно продавил чужую защиту, полностью овладев сознанием Лукьянина, и все это вовсе перестало иметь хоть какое-нибудь значение…