Вечерами мы долго разговаривали с Николаем Ивановичем. Я ему рассказывал о том, как мы живем в моем времени, а он, как мальчишка, заворожено слушал меня и даже в темноте я видел восторженное сияние его глаз.
Я щадил моего собеседника и рассказывал только о том, что происходило с 1960 года. О том, что было раньше и о перестройке не говорил. Не все мои современники могут спокойно говорить о тех временах, когда без войны решался вопрос существования в России.
Без всякой идеологии выходило очень гладко. В 1961 году наша промышленность и наука достигли такого развития, что мы запустили в космос первого летчика-космонавта майора Гагарина. Затем еще многие наши летчики летали в космос, производя военные и научные исследования. Американцы запустили свой космический кораблю к Луне и первый человек, американец, ступил на поверхность Луны.
– Не может быть, – восхищенно говорил Николай Иванович, – неужели наша Россия достигла такой степени могущества. Я всегда верил, что России уготовано великое будущее, лишь бы не было никаких революций и великих потрясений. Да, мы аграрная страна, но мы можем параллельно развивать и промышленность, и науку. А как ко всему этому относится царь?
– А царя нет, – просто сказал я. Все равно об этом пришлось бы когда-то говорить. – Царь отрекся от престола сразу после окончания вот этой войны.
– Как отрекся? – закричал капитан. – Этого не может быть! Вы обманули меня, вы русский революционер и я, столбовой дворянин, у себя приютил революционера.
– Николай Иванович, я не революционер, – стал объяснять я. – Я даже могу вам сказать, что и в 1961 году русские офицеры носят такие же погоны, как у вас. Просто у нас нет флигель-адьютантов, а чин капитана соответствует чину майора и на погонах два просвета и одна большая звездочка.
– А сколько звездочек у подполковника? – сразу появился военный интерес моего слушателя.
– Две звездочки, – сказал я, – а у полковника – три. И у генералов погоны с золотым шитьем в виде зигзага.
– А как с дворянским вопросом? Как с вопросом землевладения? – посыпались самые насущные вопросы.
Мне приходилось любыми способами уходить в сторону от этих вопросов и переходить к технике, потому что любое слово о переменах в России сразу покажет, что революционеры разделили все население России на врагов, которые подлежат обязательному уничтожению, сочувствующих врагам и прочих, чье нахождение на территории России крайне нежелательно. Рассказывать об этом, все равно, что заранее морально уничтожать русских людей, которые находятся на войне и еще не знают, какая кровавая судьба им уготована.
Я лежал и молчал, как будто я уснул и думал, что все революционеры – это кровожадные ацтеки и индейцы майя, которые готовы пролить реки крови для собственного счастья…