Отбивные матери пригодились как нельзя кстати. До Керчи автобус плелся часов восемь. Как всегда, в планы вклинился ремонт дорог, и транспорт подолгу стоял, ожидая разрешения двигаться. Когда автобус подъехал к платформе и Дмитрий вышел из салона, кто-то тронул его за плечо, он вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял высокий седоволосый мужчина лет шестидесяти с небольшим, с тонким смуглым лицом, чем-то похожий на Сергея Сергеевича Рыбакова – такой же спортивный и моложавый.
– Вас было нетрудно вычислить, – улыбнулся он. – Но на всякий случай я Борис Дмитриевич Истомин.
Лихута пожал прохладную руку. Водитель открыл багажное отделение.
– Ваша? – Он протянул психологу спортивную сумку. – Она очень яркая, вот почему я ее запомнил.
– Очень мило с вашей стороны, – ответил Истомин и взял Дмитрия за локоть: – Идемте. Моя машина стоит вон там.
Он подвел его к новенькому черному джипу, тоже похожему на автомобиль Рыбакова. Перехватив взгляд гостя, Борис Дмитриевич усмехнулся:
– Небось сравниваете с машиной Рыбакова? Мы специально купили одинаковые. Многие говорили, что мы вообще похожи. И вкусы у нас были одинаковые.
– И в ней так же удобно и прохладно, как в машине Сергея Сергеевича. – Психолог забрался на переднее сиденье. – Царство ему Небесное.
Истомин быстро перекрестился:
– Верно, Царство ему Небесное. Хороший мужик… был. Ну и дерьмом же оказался его внучок. Впрочем, может, как психолог, вы находите ему оправдание? – Он нажал на газ, и автомобиль плавно сорвался с места.
Лихута покачал головой:
– Никакому убийству не может быть оправданий, если только человек не невменяемый. Что касается Саши, то это вполне нормальный парень. К сожалению, с некоторых пор он стал считать деда врагом и решил свести с ним счеты.
– К сожалению, – согласился Истомин. – Но, признаюсь честно, парня все равно жалко.
– Жалко всех, кто свои молодые годы проводит в тюрьме, – заметил Дмитрий.
Борис Дмитриевич свернул с шоссе на узкую дорогу.
– Вам приходилось бывать в Крыму? – спросил он, не отрывая глаз от шоссе.
– Нет, к сожалению.
– Тогда любуйтесь природой.
Дмитрий посмотрел в окно и понял, что они постепенно спускались с горы. Вдали расстилалось море, как огромное гладкое зеркало. Эту гладь пересекали ребристые дорожки, делая поверхность живой. Лихута вспомнил, как когда-то давно ему рассказывали о таких подводных течениях. По бокам дороги-серпантина курчавился крымский лес, не особенно бедный, но и не такой богатый, как в средней полосе, разве что очень густой. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить: пробраться через его дебри довольно сложно.
– Мой дом стоит на берегу моря, – проговорил предприниматель. – Не удивляйтесь, но он тоже похож на рыбаковский. Сергей построил свой дом первым, а я, приехав к нему, решил, что у меня будет такой же, так он мне понравился. Теперь думаю: ну зачем мне такой огромный дом? В нем уже месяц пусто и будет пусто всегда. Витек ушел в тот мир, откуда не возвращаются. – Истомин скрипнул зубами. – Видите, все оттягивал неприятный разговор. Но это не получилось. Вы должны найти убийцу, вычислить его при помощи ваших технологий.
Дмитрий вздрогнул:
– Убийцу? Вы ведь сказали, что Витя покончил с собой.
– Ему не с чего было кончать с собой, – отмахнулся Борис Дмитриевич. – Впрочем, давайте поговорим об этом чуть позже, за чашкой чая. Я так понимаю, вы не против отобедать. У меня все готово, так что не думайте демонстрировать скромность. Вы мой гость, я небедный человек и приму вас по первому разряду. – Автомобиль свернул на дорогу, ведущую в поселок, находившийся в середине горы, и остановился возле длинного железного забора. Море по-прежнему безмятежно блестело внизу.
– Вот и мои хоромы. – Дом Истомина действительно напоминал жилище Рыбакова. Такой же трехэтажный особняк без определенного направления в архитектуре.
Борис Дмитриевич остановил машину возле ворот, вышел из салона и пригласил Дмитрия:
– Выходите. Мы приехали. У меня нет охранника и горничной, в отличие от Сережи. Охранник ничем ему не помог, как выяснилось. Я всегда считал: если тебя хотят убить, то сделают это, и даже профессионалы не спасут. Зачем же тратить на них деньги?
Лихута ничего не ответил. Он видел, сколько боли в душе этого человека. Разумеется, ему нужна помощь, и он эту помощь окажет.
Истомин открыл ворота:
– Проходите. Я приготовил вам комнату на втором этаже, возле комнаты Вити. Возможно, вы захотите просмотреть его личные вещи. Как психологу, вам это многое скажет, в отличие от меня.
Они поднялись на второй этаж, и Борис Дмитриевич толкнул дверь:
– Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Ну, не буду вам мешать. Я накрою стол на улице в беседке, если вы не против. Сегодня на улице тепло – в честь вашего приезда. Не возражаете пообедать на воздухе?
– Это было бы отлично.
Когда хозяин вышел, психолог бросил на пол спортивную сумку и осмотрелся. Борис Дмитриевич не принадлежал к числу тех, кто любит обставлять комнаты многочисленными предметами, пусть даже ненужными. Возле окна, из которого открывался вид на безмятежное море, стоял письменный стол с компьютером и креслом, в левом углу на тумбочке ютился плазменный телевизор. Возле дивана находился небольшой журнальный столик с гладкой полированной поверхностью. Дмитрий поставил сумку возле кровати и достал белье и полотенце. После такого утомительного переезда ванна или душ – лучшее лекарство от усталости, это всем известно и без психологов. Набрав ванну прохладной воды, Лихута с удовольствием погрузился в нее. Дело начинало принимать новый оборот. Итак, хозяин считает, что его племянника убили. Чем же может помочь он, простой психолог? Или Борис Дмитриевич не уверен в причине смерти Виктора? Что ж, поживем – увидим. Парень вылез из ванной и тщательно, до красноты, обтерся полотенцем. От маминых отбивных остались лишь воспоминания, и под ложечкой предательски засосало. Психолог натянул старые потертые джинсы, так выручавшие его в подобных поездках, надел серую рубашку и спустился вниз. Истомин суетился возле кухонного стола.
– Все домашнее, – сказал он, увидев гостя и кивнув на тарелки, наполненные разной снедью. – Разумеется, готовить я не умею, вернее, умею делать то, что и все мужчины, хотя когда-то прекрасно кухарил. Угощать гостя яичницей с колбасой как-то невежливо. Нет, нет, не спорьте. Знаете, как я вышел из положения? Неподалеку живет женщина, которая прекрасно готовит и которой требуются деньги. Вот я и обращаюсь к ней за помощью. Правда, она предпочитает русскую и украинскую кухню, но я не возражаю. А вы?
– Тоже. – Дмитрий покосился на тарелку с салатом.
– Дождя нет, – констатировал хозяин. – На свежем воздухе еда кажется вкуснее.
– Я так понял, это все нужно отнести в беседку? – Психолог подцепил две тарелки с закусками.
– Вы совершенно правы. – Истомин подхватил кастрюлю с половником. – Нас ждет украинский борщ с пампушками и вареники с картошкой. На гарнир домашняя колбаса, запеченная картошка со сметаной и карп, тоже в сметане. Сойдет?
Лихута глотнул слюну и вздохнул:
– Боюсь, мы с вами это не осилим.
– Осилим за сегодняшний день, – уверил его хозяин. – Вернетесь с прогулки – сметете остатки, и не спорьте со мной.
– Да я и не собираюсь. – Они пошли в беседку, расположенную у забора и увитую диким виноградом, коричневые лозы которого в марте еще не покрылись зеленью. Лихута посмотрел на вскопанные грядки. Истомин перехватил взгляд гостя.
– Плодовые деревья здесь не приживаются, – пояснил он. – Вернее, их, конечно, можно было бы посадить, но тогда за ними потребовался бы очень хороший уход. Начнем с того, что сюда пришлось бы завозить землю. Была бы у меня большая семья, я бы, возможно, и занялся садоводством. Мне вполне хватает кипарисов и туй. Они вечнозеленые, источают хороший запах, кстати, полезный для здоровья, и особого ухода не требуют. Ну а эти красавицы, – мужчина показал на две довольно высокие сосны с толстыми чешуйчатыми стволами, – достались мне даром. Они уже росли, когда я приобрел этот участок. Жалко было срубать такую красоту. Не сделал этого – теперь не жалею нисколечко.
Дмитрий доброжелательно улыбнулся. Борис Дмитриевич Истомин, человек добрый и открытый, ему понравился. Во время разговора он глядел собеседнику прямо в глаза, не отводил взгляд, не моргал и не запинался. Все это говорило о его искренности. Рассказывая, мужчина не лукавил.
– Давайте отправимся за следующей партией еды, – предложил он. – А то все остынет.
Гость не возражал.
Когда стол был полностью накрыт, Борис Дмитриевич обратился к Лихуте:
– Налетайте, молодой человек. И чтобы без лишней скромности. Давайте я вам налью борща.
Дмитрию стало неудобно:
– Ну что вы! Я и сам могу это сделать.
– Когда-нибудь, возможно, я приеду к вам в гости, – ответил хозяин, впрочем, без особой уверенности в голосе. – И вы поухаживаете за мной. А сейчас позвольте мне. – он открыл кастрюлю, и ароматный запах ударил психологу в нос. – Видите ли, еще в глубоком детстве я научился все делать сам: и стирать, и убирать. – Мужчина зачерпнул половником борщ и налил в тарелку. – Я родился, что называется, в неблагополучной семье. Нет, моя мама не была алкоголичкой, она честно трудилась на заводе в столовой, но своего отца я не помню. Да вообще был ли он у меня, отец? Надо отдать должное матери, она сделала все, чтобы мы не чувствовали себя ущемленными: работала за троих, стараясь нас с братом одеть и обуть не хуже других. И у нее получалось. В то время мы были все равны: никакой фирменной одежды, телефонов, машин… Но когда я учился в шестом классе, она слегла с воспалением суставов. Вот тогда мне и брату пришлось туго. Мама подсказывала, как приготовить то или иное блюдо, и мы с братом кухарили по очереди. Знаете, я ни о чем не жалею. – Он придвинул к Дмитрию пахнувшие чесноком пампушки. – Ешьте. Я составлю вам компанию, – он наполнил и свою тарелку. – Так получилось, что у меня не было домработниц. Когда мы с Ниной разбогатели, я предлагал ей нанять горничную, но жена категорически отказывалась. Впрочем, я не возражал. Смысл жизни моей жены – создавать уют в доме. Вот почему без нее мне очень плохо. А тут еще такое несчастье с племянником.
– Так почему вы подозреваете, что его убили? – поинтересовался Лихута. – И есть ли у вас подозреваемые?
Истомин бросил на него хмурый взгляд:
– Давайте сначала поедим. Времени у нас много, еще наговоримся.
– Давайте, – не стал спорить Лихута. Борщ оказался необыкновенно вкусным. За ним последовали запеченная картошка и карп в сметане. Дома у психолога почему-то никогда не готовили карпа. Теперь молодой человек счел это досадным упущением и отметил про себя, что нужно сказать об этом матери.
– Нравится? – спросил Борис Дмитриевич.
– Да, – ответил гость с набитым ртом. Хозяин довольно улыбнулся:
– Я рад.
Покончив с горячими блюдами, мужчины перешли к чаю.
– Вот теперь можно и поговорить. – Борис Дмитриевич придвинул к себе блюдце с медом. – Вы берите мед. Наш, крымский, разнотравье. Покупаю на пасеке, то есть продукт без всяких примесей. Задавайте свои вопросы, молодой человек.
– Почему вы уверены, что он не покончил с собой? – поинтересовался Лихута. – Возможно, вы не все знали о своем племяннике.
Хозяин пожал плечами:
– Такое бывает, однако мы с Витьком были очень близки. Он доверял мне все свои тайны. Вот скажите, из-за чего люди сводят счеты с жизнью? Давайте разберем причины, а потом вы сами сделаете вывод, насколько хорошо я был осведомлен о нем.
Дмитрий кивнул:
– Сначала я хотел бы узнать, каким образом и при каких обстоятельствах он покончил с собой.
Борис Дмитриевич заерзал на стуле.
– Мне больно об этом вспоминать, но давайте я расскажу вам все по порядку. Как вы знаете, я человек небедный. Еще при жизни жены мне удалось приобрести небольшой клочок земли, мыс, окруженный морем, я назвал его Островом – действительно Остров с большой буквы. Мне показалось это романтичным. Для меня мои владения лучше любого острова в Тихом океане, хотя они довольно малы и их можно обойти пешком за один день. Там прекрасный галечный пляж, сосновая роща и крымский лесок. Я построил маленький деревянный домик и приглашаю туда друзей отдохнуть и поудить рыбу. При желании можно даже подстрелить зайца, но только при огромном желании. А теперь про моих друзей, о которых вы никогда не слышали, но которые стали, как бы это правильнее выразиться, кроме свидетелей, еще и фигурантами этого печального события. Я потом объясню почему, но сначала о них. Итак, у меня четверо близких приятелей, они тоже бизнесмены, члены моей политической партии, которая на последних выборах заняла много мест в местных органах власти. Некоторые из них в ближайшее время собираются баллотироваться в правительственные органы. Ребята всегда с удовольствием составляли мне компанию на Остров. Разумеется, брали с собой и Витю. В тот тихий февральский день мы вшестером отправились в мои владения. Друзья все приготовили для рыбалки. Нам сказали, что пошла кефаль. Еще с утра мне показалось: Витя чем-то встревожен, его настроение не изменилось и на природе, хотя мой мальчик очень любил Остров. Виктора явно что-то беспокоило, и он словно находился в раздумьях, стоит ли делиться со мной своими мыслями именно сейчас. Когда мы с друзьями уже собрались с удочками идти на берег моря, племянник подошел ко мне и сказал:
– Ты слишком доверяешь ему. Этого не следует делать.
– Кому? – поинтересовался я. Витя огляделся:
– Дядя, давай не сейчас. Когда вы вернетесь, я тебе кое-что расскажу. Это очень опасный человек. – Истомин тяжело вздохнул: – Почему-то я не придал его словам большое значение и теперь корю и ругаю себя за это. Ну что мне стоило не пойти на рыбалку и расспросить парня? Но друзья торопили меня, и я кивнул:
– Хорошо, Витя. Обязательно поговорим.
Мой мальчик как-то жалко улыбнулся и пошел к дому. Я до конца жизни не забуду его улыбку. Больше я не видел его живым.
Глаза мужчины увлажнились, и Борис Дмитриевич промокнул их платком.
– Иногда я думаю: ну почему Господь забрал у меня мою единственную отраду? Единственного близкого и дорогого человека? Кому теперь нужны эти богатства? – он указал пальцем на дом. – Кому оставлять счет в банке? Фирму? В этом доме никогда не будет звучать детский смех. Я обречен на одиночество. Меня постоянно гложет чувство вины. Его ничем не заглушить, и самое меньшее, что я сейчас могу сделать для Вити, – найти виновника его гибели.
Дмитрий внимательно слушал и не перебивал собеседника. Он знал, как важно ему выговориться.
– Значит, вы отправились на рыбалку…
– Да. – Он снова приложил к глазам платок. – К нашему приходу Виктор с помощью моего сторожа должен был накрыть на стол. Однако, вернувшись, я увидел, что он ничего не сделал, и очень удивился. Такого еще не бывало. Я стал звать его, но мой мальчик не откликнулся. Тогда мы с друзьями прочесали Остров и нашли его. – Борис Дмитриевич нервно глотнул. – Витя висел на дереве. Рядом с ним лежала записка.
Психолог подался вперед:
– Что в ней было написано?
– Я запомнил текст наизусть. – Истомин закрыл глаза и процитировал: – «…Смерть – это утешение человека и его право». Вам о чем-нибудь говорит эта фраза?
– Только то, что автор – известный писатель-фантаст Роберт Шекли, – пояснил Дмитрий. – Впрочем, фраза довольно расхожая, встречающаяся в пособиях по психологии и курсовых работах студентов, изучающих суицид. Но самое печальное, что она ни о чем не говорит. – Он потер переносицу. – Значит, вы нашли его повешенным на дереве. Что же произошло дальше?
Мужчина поежился:
– Я словно выключился из этого мира. Позднее мне рассказали, что это признак глубокого шока. Друзья сами вызвали полицию и «Скорую». Пока над ним хлопотали эксперты, меня уговорили уехать домой. Мне показалось, что я очнулся только после его похорон.
Лихута наклонил голову:
– И тогда у вас появилась мысль, что, возможно, Виктора убили…
– Ему помогли повеситься, – упрямо заявил хозяин. – И сделал это один из четырех моих приятелей. Больше на Острове в тот день никого не было.
– Но они же были с вами на рыбалке, – удивился психолог. – Разве ни у одного нет алиби?
Борис Дмитриевич усмехнулся:
– Рыбалка, молодой человек, для нас – это нечто вроде развлечения. Мы идем на нее, когда нам хочется, и уходим, когда надоедает. Ни один из нас не является заядлым рыбаком, часами просиживающим с удочкой и боящимся пошевелиться или сказать слово. Мы закинули удочки с катера и со старой лодки, валявшейся на берегу, но не сидели как приговоренные. Разумеется, каждый отлучался по надобности. – Он смахнул со лба капли пота. – Мне трудно поверить, что кто-то из них причастен к гибели Виктора, но других соображений у меня нет. Во всяком случае, кто-то из них должен был что-то видеть или слышать.
– Вы поделились своими размышлениями со следователем? – поинтересовался молодой человек.
– Конечно, – вспыхнул Борис Дмитриевич. – Немного придя в себя, я отправился в полицию. – Он скривился: – До сих пор перед глазами стоит эта наглая, разъевшаяся рожа. Следователь даже не поговорил со мной как следует, лишь твердил как попугай, что, по заключениям экспертизы, смерть не была насильственной. Впрочем, а что еще он мог говорить? Мои так называемые друзья – люди не бедные, во всяком случае, не беднее меня. Любой из них, если он каким-то образом причастен, мог заплатить, и дело бы закрыли. В общем, я походил по другим инстанциям и нигде не встретил сочувствия и желания помочь. Некоторые мотивировали такое поведение тем, что мой племянник уже покоился в земле и нет никаких причин эксгумировать тело, хотя я и предлагал за это неплохие деньги. Остается одна надежда на вас. Наш начальник полиции сказал, что разрешит эксгумацию лишь в случае, если отыщутся веские причины. Теперь вы поняли нашу с вами задачу? Во что бы то ни стало эти веские причины отыскать.
Дмитрий дернул плечом:
– А вам не кажется, что вы ставите передо мной непосильную задачу? Я ведь не сыщик, я психолог.
Предприниматель улыбнулся:
– Я об этом уже думал. Инна рассказала мне о ваших уникальных способностях и глубоких знаниях, при помощи которых вы способны уличить человека во лжи. Знаете, после этого у меня в голове родилась одна идея. Что, если нам с вами отправиться на Остров в сопровождении моих друзей? – Он запнулся. – После всего, что произошло, язык не поворачивается называть их друзьями, хотя не хочется верить, что кто-нибудь из них все же причастен к смерти мальчика. Иногда мне кажется, что я напрасно затеял все это. – Он дернулся и поправил себя: – Нет, среди них должен быть тот, про которого мой Витенька что-то узнал и который заткнул ему рот. А если я ошибаюсь в своих предположениях? – Его мысли прыгали, как арабские скакуны. – Если я его не так понял? Но все равно я никогда не поверю, что никто из моих друзей ничего не видел и не слышал. Только почему они молчат?
Лихута посмотрел на него:
– Видите ли, если я обвиню кого-нибудь из ваших приятелей в неискренности, это еще не означает, что он убийца. У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу.
– Вот почему вы должны хорошо продумать свое поведение и те вопросы, которые станете им задавать, – пояснил Истомин. – Я умоляю вас: помогите мне. Так уж получилось, что при моих возможностях мне не к кому больше обратиться.
Лихута развел руками:
– Хорошо, я постараюсь. Дайте мне дня два, чтобы познакомиться с вашим племянником, проглядеть литературу, которую он читал, фильмы, которые он смотрел. Кстати, Витя не вел дневник?
Хозяин покачал головой:
– К сожалению. Но у него осталась записная книжка. Я покажу ее вам.
Психолог отодвинул чашку с чаем:
– Тогда я хотел бы приступить прямо сейчас. Правда, у меня остался всего один вопрос. У Виктора была девушка?
– Они расстались за полмесяца до его смерти. – Голос Бориса Дмитриевича не дрогнул. – Он сам рассказал мне об этом. Я уже говорил, Витя от меня ничего не скрывал.
– Ваш племянник переживал это расставание? – поинтересовался психолог. Истомин махнул рукой:
– Что вы, вовсе нет. Даша никогда ему особо не нравилась. Ее желание выйти замуж за обеспеченного парня и жить сытой и беззаботной жизнью слишком бросалось в глаза. Но не думайте, я не советовал ему ее бросить. Я видел, что представляет собой эта девица, однако не вмешивался в их отношения.
Лихута виновато улыбнулся:
– Что ж, пока вопросов нет.
Борис Дмитриевич решительно встал из-за стола. На его лице было написано удовлетворение.
– Идемте.
Когда они вышли из беседки, солнце закрыли тучи. Начал накрапывать дождь. Легкий морской ветерок шевелил седые волосы на голове хозяина. Лихута почувствовал усталость и зевнул, прикрыв рот рукой. Захотелось прилечь и немного поспать. Хозяин заметил зевок, который гость попытался скрыть.
– В послеобеденное время лучше отдохнуть, – сказал он. – Тем более вы с дороги. Отправляйтесь к себе и поспите. Осмотреть комнату Вити вы сможете и чуть позже, она находится рядом с вашей.
Лихута не возражал:
– Да, пожалуй.
Они вошли в дом.
– Я сам уберу со стола и вымою посуду, – произнес Борис Дмитриевич. Дмитрий выразил готовность помочь, но хозяин замотал головой: – Я все сделаю сам. После смерти Вити лишь дела позволяют мне еще оставаться на плаву. Прошу вас, не лишайте меня этого удовольствия.
Психолог не стал спорить. Он знал: чтобы отвлечься от грустных мыслей, нужно сосредоточиться на какой-нибудь работе.
– Да, я вас понимаю.
– Тогда хорошего отдыха.
Борис Дмитриевич повернулся и отправился в беседку, а Лихута поднялся на второй этаж в свою комнату и прилег на кровать. Его одолевала сонливость, однако сон все не шел, и парень стал размышлять над тем, что услышал от хозяина. Итак, его племянник покончил жизнь самоубийством, оставив записку, которая совершенно ни о чем не говорит. Нет, пожалуй, говорит, и в пользу рассуждений безутешного дяди. Самоубийцы редко пишут такие записки. Самые распространенные – это «в моей смерти прошу никого не винить». Правда, если человек тщательно готовит свой уход из жизни, он может подобрать и красивую цитату. Но, судя по всему, этот парень ничего не готовил. Допустим, он и вправду решил свести счеты с жизнью, и дядя не знает причины. Зачем же ехать на Остров? Виктор мог сослаться на занятость, на плохое самочувствие, наконец, на свидание и никуда не поехать, а повеситься дома. Здесь, на участке, сколько угодно подходящих деревьев. Зачем же, любя дядю, заменившего ему отца и мать, вешаться чуть ли не у него на глазах? Это не совсем логично. Впрочем, в суициде порой нет логики. Или просто ее не могут отыскать? Вряд ли… Есть статистика по причинам этих самых суицидов. И она гласит: кое в чем Истомин прав. Ну не мог Виктор повеситься из-за несчастной любви, даже если и был романтическим юношей. Тот, кто собирается покончить с собой по этой причине, по-другому покидает мир. Эти парни и девушки театрально обставляют свое самоубийство, долго его планируют, продумывают предсмертные записки, и особенно заботятся о том, чтобы после смерти их тела выглядели красиво. Вот почему наиболее частые способы «любовного» самоубийства – самоотравление и перерезание вен. Труп Виктора однозначно привлекательно не смотрелся. Синее лицо, высунутый язык, выпученные глаза… Правда, нередко способы самоубийства, совершенные на почве любовных неудач, копируются из художественной литературы и фильмов. В психологии это явление носит название «Синдром Вертера» – по имени персонажа романа Гете «Страдания молодого Вертера». Недаром этот роман запрещался в Германии около двухсот лет назад. Молодые люди читали книгу и полностью копировали поведение главного героя. Зачастую подобные самоубийства являются способом шантажа и манипуляции объекта любви, попыткой вызвать у него угрызения совести. Вот почему покинувшие мир от несчастной любви пишут совершенно другие предсмертные записки. Они обвиняют во всем своих возлюбленных и сопровождают это фразами типа «Вот я умру, и ты поймешь…». Нет, смерть от любви можно смело исключить. Тем более, как считает японский суицидолог Ямамото Тэй, число самоубийств, совершаемых именно из-за неразделенной любви, особенно велико в возрасте от четырнадцати до шестнадцати и резко сокращается к двадцати пяти годам. Ладно, оставим несчастную любовь. Что же тогда могло стать причиной суицида? Конфликта с родственниками не было. Борис Дмитриевич не лжет. Ничто в разговоре не обличило его в неискренности: ни жесты, ни мимика. Что же тогда? Одиночество? Непонимание? Утрата смысла жизни, как любят выражаться многие, которых удалось вытащить из петли? Но хотя бы что-нибудь из перечисленных причин должен был заметить его дядя? По его словам, Виктор выглядел не подавленным в тот злополучный день, а, скорее, озабоченным, пытался о чем-то предупредить… В чем же дело?