Жрец-наставник Апикаразоро, управитель Бычьего двора, главной обязанностью которого было поддержание порядка в своем обширном хозяйстве, а также обучение юношей и девушек Крита обращению со священными быками, наблюдал за группой мальчиков, которые развлекались перед началом занятий как могли. Один из них, видимо, самый смелый (и глупый! – сердито подумал жрец; но останавливать его не стал), вошел в загон, где в тенечке под небольшим навесом прохлаждался бык-ветеран, обычно использующийся в учебном процессе.
Бык был старым и мудрым; в конечном итоге он понял, что люди не сражаются с ним, а играют и от него требовалось лишь одно – явить им свою неукротимость и свирепость, что с годами давалось все сложнее и сложнее. Наверное, ему очень хотелось понежиться в полном покое и хорошо бы на зеленом лугу, подальше от людей, но его и в достаточно просторном стойле холили и лелеяли, кормили отборной травой и дробленым ячменем и давали пить только чистую, очень вкусную воду из горного источника.
Увидев перед собой маленького человечка, бык поначалу опешил – это что еще за диво?! Какое-то время он задумчиво разглядывал мальчика, а затем презрительно отвернулся от него и продолжил неспешно двигать челюстями, пережевывая охапку свежей травы, которую рабы накосили утром большими серпами. Однако нарушивший его покой маленький человечек был настырным и нахальным. Он начал дразнить быка (скакать, как козленок, блеять, лаять по-собачьи, корчить страшные рожицы), а затем и вовсе совершил недопустимое – взял палку и ткнул ему в нос. Это было самое больное место любого парнокопытного животного, и тут уж бык не вытерпел надругательств над своим достоинством.
Взревев, он выскочил из-под навеса и начал рыть землю огромным копытом. Бык был страшен в гневе, и даже опытный жрец-наставник не мог точно определить, наигранная его ярость или натуральная. Апикаразоро встревожился и уже хотел вмешаться, чтобы предотвратить неизбежную трагедию, – он хорошо понимал состояние быка и видел, что тот и впрямь может натворить бед – но не успел. Маленький наглец начал пританцовывать перед рассерженным быком и размахивать палкой, что и вовсе взбесило животное.
Нагнув голову и выставив вперед свои огромные рога цвета светлого янтаря со спиленными острыми концами, бык ринулся вперед с устрашающей мощью. Казалось, что еще миг, и он просто размажет мальчика по каменистой земле загона. Со стороны могло показаться, что парнишка сильно напуган; он уронил палку и стоял перед быком неподвижно, как истукан, даже не пытаясь отскочить в сторону, убежать или забраться на ограду загона.
Вот бык уже рядом… еще немного – и он подденет мальчика на рога (они хоть и были не востры, но все равно хрупкое тельце могут проткнуть насквозь; что будет дальше, страшно даже представить). Но тут юный храбрец резко упал перед животным на колени, прогнулся назад, и опешивший бык, вместо того чтобы расправиться со своим обидчиком, расставил пошире ноги, дабы не споткнуться о неожиданное препятствие, и по инерции пронесся над ним, как ураган, потому что не мог достать своего обидчика рогами. Мальчик мигом вскочил на ноги, вскинул руки над головой, и от его пронзительного победного клича в ушах жреца зазвенело, тем более что завопили и другие ученики, приветствуя победу своего товарища.
– А помнишь?.. – с легким вздохом сказал Атано.
Он и Даро подошли к загону незаметно для Апикаразоро и наблюдали все увлекательное действо от начала до конца.
– Еще бы, – улыбнувшись, ответил Даро.
Подобные «выступления», конечно же, были запрещены, но мальчики всегда ухитрялись продемонстрировать свою храбрость таким образом. Иногда это кончалось трагически, и тогда родителям говорили, что их дитя забрали к себе боги, что считалось почетным. Тем не менее ни у кого не было желания попасть на бычьи рога, даже у самых отчаянных. Прежде чем встать перед быком, ученики долго тренировались и уже хорошо знали его повадки.
Конечно же, и Даро, и Атано прошли это испытание. Притом не с быком-ветераном, а с настоящим зверем, которому предстояла таврокатапсия. Это было верхом неблагоразумия, но разве можно ждать от юнцов здравомыслия?
– Кого я вижу! – раздалось рядом. – Неразлучная пара…
Они дружно обернулись и увидели улыбающееся лицо Апикаразоро. Даро и Атано были его лучшими учениками, хотя поначалу они ходили на занятия тайком – родители не пускали. Ведь Даро был единственным наследником Видамаро, и он не хотел рисковать. А отец Атано считал, что каждый должен заниматься своим делом; его сын будет строить дома и работать с камнем, а играть с быками – это обязанность специально обученных танцоров-акробатов, в основном выходцев из высшего сословия, ведь священный ритуал был для них большой честью и шансом занять в будущем высокий пост.
Особенно хорошо все получалось у Даро. Он был настоящим атлетом и, казалось, состоял из одних мышц. Широкоплечий, цепкий, гибкий, как лоза, и потрясающе быстрый, он иногда позволял себе не просто прыжки через быка, когда тот поддевал его рогами, тем самым помогая взмыть в воздух, но и некоторые вольности: катался на животном верхом, бежал рядом, ухватившись за рог, а когда бык делал резкое движение головой, отталкивался от рога одной рукой и, совершив немыслимое сальто, перелетал через животное сбоку.
– Наставник… – радостно выдохнули юноши и низко поклонились жрецу.
– Что вас сюда привело? – полюбопытствовал Апикаразоро. – Впрочем, о чем это я… Никак хотите немного поупражняться? Я не возражаю, бык перед вами, милости прошу…
Юноши потупились. Жрец хитро улыбнулся и продолжил:
– Но вам, как я полагаю, этот старичок не по нутру…
– Именно так, наставник! – сказал Даро. – Нам хотелось бы немного поупражняться с быком, который вскоре предстанет перед глазами миноса. И заодно проверить, так ли он хорош для священных игр. Ведь в этом году они особенные.
Священный ритуал в честь «рождения» правителя острова обычно происходил в его дворце, где находился просторный двор, окруженный многочисленными хаотическими постройками, и имел скамьи для зрителей в несколько ярусов. Дворец миноса изначально носил официальное название Лабрис[41] – в честь Священного Двойного Топора, главным жрецом которого был сам правитель. Но жители острова, а в особенности чужеземцы, со временем начали считать его Лабиринтом – тем местом, где герой Тесей сражался с Минотавром. Действительно, человек, поверхностно знакомый с дворцом, мог запросто в нем заблудиться. Что тогда говорить о тех, кто вошел в него впервые.
Причудливые портики с колоннами, открытые террасы, многочисленные балконы и лоджии, тронный зал, опочивальни миноса и правительницы, жилые комнаты придворных, хозяйственные помещения и казармы дворцовой стражи, коридоры и лестничные переходы, внутренние дворики и световые колодцы – все это было расположено без всякой видимой системы. К тому же дворец приходилось неоднократно восстанавливать и перестраивать после часто происходивших на острове сильных землетрясений.
Новые помещения пристраивались к уже существующим, комнаты как бы нанизывались на нить – одна к другой, образуя длинные ряды-анфилады. Кроме того, во дворце было много разных мастерских и подсобных помещений, а значительная часть нижнего, цокольного, этажа занимали кладовыми, в которых хранились разные товары, вино, оливковое масло, пшеница и ячмень в зерновых ямах и другие продукты. Так что дворец миноса, несомненно, представлял собой настоящий Лабиринт, где не хватало только чудовищного Минотавра.
– Что ж, вы были бы достойными напарниками тавроса, назначенного для церемонии… – Темное лицо Апикаразоро снова осветила улыбка; несмотря на свой высокий сан, он всегда относился к своим ученикам благожелательно, с добротой и практически никогда не наказывал их, в отличие от других жрецов меньшего ранга, его помощников. – Идите за мной.
Юноши послушно потопали вслед за жрецом. Апикаразоро когда-то был одним из лучших укротителей диких быков. Ведь для священных игр использовались только животные, выросшие на воле. Жрецы утверждали, что в жилах быка, даже самого мощного и красивого, который родился не на лоне дикой природы, а в загоне, течет кровь раба. Воспитанный с рождения в неволе, среди людей, он не обладал необходимыми для ритуальных игр свирепостью и дикостью.
Пойманных вольных быков укрощали, в какой-то мере обучали, но все равно они оставались дикими и непредсказуемыми, что делало священный ритуал очень зрелищным и нередко кровавым. Обычно жертвам Минотавра категорически запрещалось общение с быком до игр, так как умное животное могло запомнить их, приняв за слуг, которые за ним ухаживали, и если они не дразнили его, не издевались над ним, то потом трудно было возбудить у тавроса желание уничтожить участника ритуала, забодав своими острыми рогами.
Бык был красавцем; юноши ахнули от восхищения, когда он глянул на них своими черными глазищами с фиолетовым оттенком. Его огромные позолоченные рога казались почти таких же размеров, как и те, что были вырублены из камня и окаймляли крышу дворца миноса. Отец рассказывал Даро, что благодаря каменным рогам жрецы-звездочеты каким-то образом вычисляют точную продолжительность солнечного года и затем вносят в календарь необходимые поправки. А еще они предсказывали время солнечных и лунных затмений, что было очень важно для жителей Крита, так как эти явления считались предвестниками несчастий, и в таких случаях следовало совершать особые ритуалы, чтобы отвести беду. Для этого требовались длительные наблюдения, и крыша дворца была самым подходящим местом.
Кроме позолоченных рогов и пеструю шкуру быка уже привели в надлежащий вид – она была тщательно вычищена, вылощена и покрыта специальным составом, поэтому блистала, как слиток серебра. Юноши уныло переглянулись и тяжело завздыхали; быка уже подготовили к священному ритуалу, и теперь никто не смел прикасаться к нему до самых игр. Наблюдавший за ними Апикаразоро лишь мудро усмехнулся; ему была понятна нежданная печаль его учеников.
– Надеюсь, вам уже все понятно… – сказал он, опуская полог, которым был занавешен со всех сторон загон, где находился бык.
Жрецам были известны случаи, когда таврос, предназначенный для священного ритуала, сходил с ума и становился бешеным и абсолютно неуправляемым. Он мог разнести ограду, которую устанавливали для игр во внутреннем дворе Лабиринта, и тогда зрителям, в основном придворным и прочей знати, оставалось лишь спасаться бегством от разъяренного быка, напоминающего в такие моменты настоящего Минотавра. И причиной этому разору, конечно же, было колдовство или чей-то дурной глаз.
– Но я хочу показать вам еще одного тавроса, – продолжил Апикаразоро. – Это чудесное животное! Он вам понравится. Вот с ним я разрешаю вам немного размяться. Только с шестом!
Юноши оживились; правда, к их радости примешалась малая толика горечи. Конечно же, игры с шестом против быка были гораздо безопасней, нежели настоящее противостояние. Тем не менее и для них требовалась недюжинная сноровка. Это очень непросто – оказаться с глазу на глаз с огромным разъяренным животным, намеревающимся растерзать любого, кто встанет у него на пути. Но выбирать и, тем более, что-либо требовать, не приходилось – за мягкостью Апикаразоро скрывалась непреклонная воля. Он был одним из немногих придворных, которым позволялось лицезреть миноса, главного жреца государства, которому поклонялись, как божеству. Правитель острова весьма благоволил к его нелегкому труду по приручению диких быков и обучению их для священных игр. Талант Апикаразоро был большой редкостью и ценился он соответственно.
Следующий бык и впрямь был не хуже тавроса, которому предстояло участвовать в священных играх. Только цвет шкуры у него был не светло-коричневый с белыми пятнами, а палевый.
– Можете в нем не сомневаться, – сказал Апикаразоро. – Бык еще молод, но достаточно хорошо обучен. Он вам задаст жару. Соберитесь…
В отличие от ветерана, которому милостиво предоставили просторный загон, молодой бык находился в стойле, где особо не разгуляешься. Перегнать его на огражденную толстыми жердями площадку, где обычно происходили занятия воспитанников Апикаразоро, оказалось нелегкой задачей. Бык упрямо не хотел покидать стойло. Да и с какой стати? Ему недавно засыпали в ясли меру дробленого ячменя, и он с удовольствием предавался чревоугодию, с презрением посматривая на раба-скотника, который увещевал быка явить милость и последовать туда, куда его хотят загнать.
– Приведите корову! – приказал Апикаразоро.
Молодая красивая коровка, совершенно прелестное животное, подействовала на быка, словно укол копьем. Он дернулся, резко вскинул свою лобастую голову, вооруженную огромными рогами, бросил жевать, заволновался, призывно замычал и отправился за нею вдогонку. Корову завели в ворота тренировочной площадки, а когда там появился бык, ее немедленно убрали – вывели через выход на противоположной стороне. Возмущенный самец заревел и несколько раз боднул прочную калитку.
И тут его окликнул Даро, которому, согласно жребию, выпало первым сразиться с животным. Бык долго не раздумывал. Все еще под влиянием возмущения, что люди так подло его обманули, он ринулся на юношу, который танцевал перед ним обязательный ритуальный танец – своего рода разминка, разогрев мышц перед серьезным, опасным испытанием.
Даро видел, что по обратную сторону ограды уже стоят наготове три младших жреца, помощники Апикаразоро. Если что-то пойдет не так и бык подденет его на рога, они бросятся ему на выручку, чтобы отвлечь животное и утащить Даро с арены. Но он совершенно не сомневался в том, что такая беда с ним никогда не случится; слишком долго и упорно он тренировался в свое время. Все движения Даро были отточены, нервы напряжены до предела, в отличие от расслабленных мышц, готовых в любой момент резко сократиться и отвести его от смертельной опасности.
Бык был совсем близко, когда Даро совершил короткий разбег, оттолкнулся шестом от земли, взмыл в воздух, но вместо того, чтобы перепрыгнуть животное, оказался на его спине. Юноше было зазорно играть в те игры, которыми баловались слабо тренированные ученики Апикаразоро – начинающие.
Даро плотно уселся, вцепился в загривок быка, – начиная от рогов, по всей шее животного шла дорожка из коротких жестких волос, своеобразная грива, – и пошла потеха. Взбесившийся бык пытался сбросить человека на землю; он подкидывал задние ноги так высоко, что другой человек на месте Даро давно бы улетел вперед и попал под копыта. Но юноша держался крепко, как клещ, и благодарил богов, что бык вырос на воле, – у домашних животных гривы на шее не было.
Однако все имеет свое начало и свой конец. Чтобы не доводить быка до состояния полного бешенства, – ведь с ним еще должен был сразиться его друг, – Даро выбрал момент и, совершив головокружительное сальто, оказался на земле позади животного. Бык мигом развернулся (его намерения не вызывали никаких сомнений), но юноша уже взлетел по жердям на самый верх ограды и, сидя там, запел тягучий незамысловатый мотив, состоящий из нескольких чередующихся звуков.
Это была древняя песнь-молитва – поклонение Минотавру и благодарность быку за то, что тот позволил с ним поиграть. Бык уже был приучен к заунывному мотиву; он только раз ударил рогами в ограду (от чего Даро едва не свалился вниз), а затем поднял голову и посмотрел на юношу со странным удивлением. Видимо, он слышал песнь-молитву только из уст жрецов-укротителей, которые приучали его правильно действовать во время игр, и исполнение ее новым человеком явно озадачило животное.
Вскоре бык успокоился и принялся разгуливать по площадке и обнюхивать ограду, – наверное, пытался понять, куда делась прелестная коровка, – пока на смену Даро не пришел Атано. Тот не стал сильно рисковать и отработал свое время только с шестом. Уж больно бык оказался резвым и непредсказуемым; и то, что прошло у Даро, могло закончиться для него весьма печально. Все-таки наставления Апикаразоро не пропали втуне…
Проводив Атано, уже по пути домой Даро наткнулся на неожиданное препятствие. Десятка два рабов рядом с каменным желобом, по которому во дворец подавалась вода для питья и прочих нужд, в том числе и для смыва нечистот, рыли канаву, куда намеревались положить трубы из обожженной глины. Это было новшество, придуманное новым жрецом-хранителем дворца. Вода в желобах, которая текла с горного источника, засорялась, особенно в зимнее время, когда по острову гуляли сильные ветры, и всем приходилось ее пить. Только миносу и его супруге-правительнице подавали воду в серебряных гидриях[42], заполнявшихся высоко в горах из священного источника возле пещеры, в которой родился Дивей.
Поэтому было принято решение спрятать воду в трубы и зарыть их на большой глубине; в таком случае вода должна была оставаться чистой и прохладной, что весьма немаловажно жарким летом (некоторые состоятельные жители Крита, в том числе и Акару, давно это сделали). Ведь для того, чтобы остудить воду, требовался лед. За ним приходилось направлять высоко в горы отряды воинов, так как на горных вершинах лед держался почти до самых холодов.
Лазание по горам было предприятием чересчур затратным и опасным, приводило к неоправданным жертвам, поэтому новый жрец-хранитель, который быстро обрел славу весьма рачительного хозяина Лабиринта, решил поломать этот древний обычай. Теперь лед для охлаждения напитков подавали только семье миноса, жрецам и немногим придворным, особо приближенным к сиятельной персоне правителя острова. А другим жильцам Лабиринта оставалось ждать, пока будет проложен подземный водопровод.
В общем, напрямик Даро пройти не удалось, поэтому он направился к дому дальним путем. И увидел процессию жрецов, которые должны были перед «рождением» миноса ходить вокруг дворца, чтобы тем самым призвать божественную магию. Впереди самые уважаемые жрицы Тейе Матере – Матери Богов – несли четыре позолоченных бронзовых лабриса, а молодые жрецы-мужчины хорошо поставленными голосами распевали гимн, посвященный Дивейю-быку:
– Прыгни в наши стада рогатого скота, прыгни в наши прекраснорунные стада овец! Прыгни в наши урожайные поля и наши цветущие изобилием дома! Прыгни в наши города, в наши мореходные суда, в наших молодых сограждан! Прыгни в наши прославленные законы!..
Даро вспомнил, что процессия обязана обойти Лабиринт четыре раза. Эта цифра для жителей Крита была магической. Они придавали ей очень большое значение. Уж это Даро знал точно, потому что ему как будущему кибернетосу пришлось изучать навигацию и искусство звездочета. Число «четыре» и кратные ему величины лежали в основе деления года на месяцы. Каждый священный цикл состоял из сорока лет по триста шестьдесят шесть дней в каждом году, а двенадцать таких малых циклов составляли Большой цикл Крита. Жрецам и кибернетосам острова был известен не только тропический, но и звездный год, они знали, как движутся планеты и что от этого вечного движения ожидать.
Наблюдения за звездами и знание числового счета позволяли кибернетосам совершать плавания в неразведанные области Ойкумены, расположенные далеко за пределами Эгейского моря[43]. Даро вдруг с невольным трепетом вспомнил отца; что-то долго его нет. На этот раз Видамаро рискнул отправиться в легендарный Пунт[44], куда добирались только суда торговцев Та-Кем. Акару отговаривал его от этой чрезвычайно опасной затеи, но сын был не менее упрямым, чем отец, и в конечном итоге старый кибернетос в отчаянии махнул рукой и отправился в горы Дикти, к пещере, где родился Дивей, чтобы помолиться за удачу в этом плавании. При этом он сердито сказал Даро, что в данном случае Йашашаламу его отцу точно не помощник…
Дома изрядно вымотавшийся Даро отказался от еды и, отправившись в свою комнатку, уснул, едва его голова оказалась на неком подобии подушки (ее сделала для юноши заботливая Мелита), хотя вечер еще не наступил. Но даже во сне его не покидало тревожное ощущение какой-то опасности. И она грозила не ему, а отцу.