Поэт – что малое дитя.
Он верит женщинам и соснам,
И стих, написанный шутя,
Как жизнь, священ и неосознан.
То громыхает, как пророк,
А то дурачится, как клоун,
Бог весть, зачем и для кого он,
Пойдёт ли будущему впрок.
Как сон, от быта отрешён,
И кто прочтёт и чем навеян?
У древней тайны вдохновенья
Напрасно спрашивать резон.
Но перед тем как сесть за стол
И прежде чем стихам начаться,
Я твердо ведаю, за что
Меня не жалует начальство.
Я б не сложил и пары слов,
Когда б судьбы мирской горнило
Моих висков не опалило,
Души моей не потрясло.
По ранней позёмке, по лужам
Шагает, одетый тепло,
Борис Алексеич Полушин —
Бухгалтер в трамвайном депо.
Рукой прикрывая зевоту,
Сморкаясь в линялый платок,
Торопится он на работу.
Скользит под ногами ледок.
Друг друга толкают плечами,
Штурмуя трамвайный вагон,
Его земляки-харьковчане,
Такие же с виду, как он.
И общей толкучке послушен,
Сжимает казённый билет
Борис Алексеич Полушин —
Без права на Слово поэт.
«На ты» с нелюдимой судьбою,
Он права достиг одного:
Жить в мире с людьми и с собою —
И быть не от мира сего.
Заветные строки до срока
Под спудом тяжёлым лежат.
Терниста к свободе дорога,
Непреодолима межа.
И всё же, и всё же, и всё же
Не выпита чаша до дна.
Ударит морозом по коже
Звенящая строчка одна,
Заставит рыдать и смеяться,
Зажжётся свечой на окне, —
И мысли о том, чтобы сдаться,
Сгорят в её чистом огне.
Взойдёт, говорят, что посеешь.
Захочешь свернуть – да нельзя.
Не Вам ли, Борис Алексеич,
Дарована эта стезя?