– Олег Петрович, дорогой, я отслужу, голубчик вы мой! И кресло вашей барышне! Первое же кресло Гамбса по совершенно, совершенно смехотворной цене.
– Во-первых, барышня не моя, это вы мне ее сплавили. Во-вторых, по-моему, в данном случае благотворительность неуместна. Кроме того, вам же нужно возместить убытки, пять тысяч долларов!
Старик спросил совершенно серьезно:
– Вы считаете?..
Олег покатился со смеху.
– Я поеду, Василий Дмитриевич. Меня время совсем поджимает. Да, и прежде чем ехать на «Павелецкую», не забудьте протереть все предметы. Можно просто мокрой тряпкой, а лучше со спиртом.
– Зачем?
– Чтобы не было ни ваших, ни моих отпечатков! А если по телевизору на самом деле говорили именно об этой краже?! В крайнем случае будем упирать на то, что сумку вам просто принесли и попросили подержать, а вы в нее даже не заглядывали. Вряд ли нам поверят, но все же лучше, если отпечатков не будет. Сделаете, Василий Дмитриевич?
– Конечно, конечно! Я вас не подведу.
– Вы меня уже подвели, – сказал Олег негромко.
Оставался еще один нерешенный вопрос, и – вот ей-богу! – он понятия не имел, как его следует решать.
…или сделать вид, что никакого такого вопроса вообще нет?
Искушение велико.
Поддаться ему – значит ввязаться в еще более темные дела, чем те, в которые ввязался Василий Дмитриевич.
Не поддаваться – значит потерять нечто драгоценное, такое, что потерять ни за что не хочется!
Олег помедлил, поглядывая на старика и прикидывая свои возможности.
Решимость улетучилась куда-то, как будто растаяла в сигаретном дыме, который неподвижно висел в тесной комнатке.
Старик, сгорбив плечи, грустно смотрел на графинчик, видимо, прикидывал, на сколько его хватит, если регулярно прикладываться.
Неприятности мне не нужны, сам себе сердито сказал Олег Петрович. Мне и без того хватает забот.
– Икону я верну вам завтра, – неприятным голосом проговорил он. – Гена привезет. Вы положите ее в тайник, только не забудьте и ее как следует протереть!
– Голубчик мой, Олег Петрович, а может, икону… того? Может, не надо икону? – заскулил Василий Дмитриевич. – Никто ведь не знает, что она там… была, а? Может, не стоит ее возвращать?
– Василий Дмитриевич!
– А что такого, что такого? Этот, который принес коллекцию, ни словом, ни звуком, а там поди разбери, когда она пропала и кто ее… того… попер!
Сердясь на себя за то, что, с одной стороны, ему до боли хотелось оставить икону себе, а с другой – он уже принял решение вернуть, и это единственно возможное решение, еще сердясь на то, что обстоятельства и глупость Василия Дмитриевича заставляют его ввязываться в какое-то вовсе темное дело, Олег громко отчитал старика.
Тот слушал, вздыхал, а потом сказал:
– Нет в вас искорки, мой дорогой друг. Все вам хочется быть святее папы римского!
На это Олег отвечать не стал, быстро вышел из полумрака антикварной лавки на мороз, плюхнулся в машину и крепко захлопнул за собой дверь.
Гена в зеркало заднего вида посмотрел на него.
«Что случилось?»
«…твою мать!»
Гена весело пожал плечами и тронул машину с места.
Все ясно. Шеф не в духе, но придет время, и он все расскажет. Они всегда дружно жили, хозяин и водитель, и отлично понимали друг друга.
– Что так долго? – спросила рядом прекрасная барышня, придвинулась и взяла его под руку.
Он опять позабыл, как ее зовут. «Что-то с памятью моей стало!..»
– Дела, – проскрипел Олег Петрович.
– Вот с тем старым перечником дела? – весело удивилась барышня. – Да ладно тебе! Или ты решил ему отсвинярить, чтобы он мне кресло добыл?
Олег сбоку посмотрел на нее. Ах, какая хорошенькая, глаз не оторвать!
– Что я… решил? – спросил он осторожно.
– Ой, ну так все говорят! Ну, денег дать, чтобы он кресло достал! Ну, признайся, да? Да?
А может, ну ее на фиг, и роман с ней тоже на фиг?! Может, не стоит?!
Отсвинярить!..
Олег Петрович повел шеей, которой вдруг стало неловко в высоком воротнике свитера, и посмотрел в окно.
Гена неспешно разворачивался на расчищенном от снега пятачке перед лавкой Василия Дмитриевича, а по обледенелым ступеням уже кто-то поднимался, и Олег вдруг подумал, что старик, в отчаянии опрокинувший уже примерно две трети графинчика, вряд ли будет в состоянии принимать посетителей и клиентов.
Он еще раз взглянул в окно, и что-то смутно знакомое почудилось ему в человеке, который не торопясь поднимался по ступеням и уже взялся за медную ручку, чтобы потянуть на себя дверь.
Но прекрасная барышня держала его под руку, щебетала рядом, и он не стал приглядываться к посетителю старика.
Человек, проводив глазами громадную, как кит, машину, помедлил и вошел в лавку.
У него был пистолет, и поэтому руку из кармана он не вынимал.
– Василий Дмитриевич! – позвал он. – Это я!
– А? – отозвался из-за ширмы старик. – Здравствуйте, батюшка!
– Василий Дмитриевич, вы достали то, что я просил?
Старик, который выглядел сегодня совсем неважно, подслеповато на него прищурился, завздыхал, забормотал по-немецки, загремел ключами и двинул в свою кладовку. Посетитель постоял у двери и пошел следом за ним. Он был проверенным и давним клиентом, и старик его нисколько не опасался.
Пистолет в кармане становился как будто все тяжелее, и вороненая ручка словно обжигала ладонь.
Он знал, что должен это сделать, и вдруг всерьез перепугался.
Ты сможешь, сказал он себе. Ты должен.
Он вытащил из кармана пистолет и заложил руку за спину.
Старик возился в кладовой, гремел ключами.
Посетитель подошел к двери и остановился.
Старик обеими руками вытаскивал из сейфа тяжеленную серебряную шкатулку, отделанную самоцветами.
– Вот, извольте видеть, батюшка, вот и наш, так сказать, тайник! – Он поставил шкатулку на какую-то длинную полку, тянувшуюся вдоль стены и заваленную всяким хламом. – Если вы повнимательнее присмотритесь, то обнаружите именно здесь отверстие, при помощи которого можно тайник открыть. Да вы посмотрите, посмотрите, какая работа, а ведь середина восемнадцатого века! Да что мы здесь, пойдемте к моему столику, там у меня и лупа, и свет получше!
И старик поволок шкатулку из комнаты, обнимая ее, как живое существо.
Человек помедлил и вышел следом. Рука с пистолетом у него за спиной мелко дрожала.
– Вот-с, две пластины, и между ними небольшой зазорчик! Если вы потянете за нижнюю, ящичек выедет, и…
Давний и проверенный клиент вынул из-за спины руку, в которой был пистолет.
– А это что такое? – удивился старик. – Голубчик вы мой, зачем же оружие? Здесь же нет никого, кроме нас, у меня здесь, вот видите…