– Ну-с, Татьяна Александровна, куда едем? – Миша театральным жестом положил руки на руль.
– Вперед! – Я поерзала, поудобней устраиваясь на заднем сиденье.
Между прочим, вполне определенный ответ: узкая дорога меж домов позволяла ехать только прямо.
Машина легко тронулась с места.
– Миша, у нас сегодня напряженный график. Сначала меня следует доставить в парикмахерскую, ту, что в доме Маргариты Вадимовны; затем проводить по магазинам, потом снова привезти к дому Баргомистровых, и уже совсем-совсем вечером, в полной темноте, потому что раньше не успеем, подбросить поближе к родным пенатам.
У шофера вытянулось лицо. Я решила, что Миша недоволен обещанным «напряженным графиком», оказалось – ничего подобного! Парень, видно, открытый, а посему о причине разочарования выпалил сразу же:
– Я-то думал, что супердетективы не занимаются глупостями вроде парикмахерских и ходьбы по магазинам!
«Супердетектив» мне, конечно, польстил. Пришлось, однако, объяснить, что и оные «хочут кушать» не меньше простых смертных. А уж выглядеть всегда красивой женщина-детектив просто обязана.
– К тому же в парикмахерскую и по магазинам мы едем, что называется, по работе: нужно проверить алиби Маргариты Вадимовны.
Кажется, мой исчерпывающий ответ водителя удовлетворил.
– А кстати, Миша, что вы сами думаете по поводу этого убийства?
– Ничего, – Миша даже плечами пожал для убедительности. – Жалко мужика. Я, правда, не знал его, но все равно жалко. Маргарита Вадимовна, как ни зайду в дом, все время в слезах.
– Они были счастливы? – спросила я больше для проформы.
– Думаю, да. Ксюха, правда, мешала им немного – ревновала, что ли, – но, в общем, счастливы.
– Ревновала?!
– Ну… я не так выразился. Она несчастная, эта Ксюха: вечно ей в любви не везло, все какие-то подлецы попадались. А тут – счастье сестры рядом: любящий муж, двое детишек.
Вот оно как все оборачивается. Зависть-матушка – это вам не шутки. Но от зависти канделябрами не убивают. Запутанная история…
– Миша, как, по-вашему, сестры дружны между собой?
– Да! – уверенно ответил шофер. – Они часто встречались, в гости вместе ходили. Ксюха с девчонками любит повозиться; к Маргарите Вадимовне все время ездила, помогала… И сейчас опекает сестру как может…
У меня зародилось подозрение, что это все – Ксюха да Ксюха…
– Миша, простите за некорректный вопрос: вам нравится сестра Риты?
– Я люблю ее, – просто ответил мой возница.
В неловкое положение я попала.
– Извините…
Миша, как молодой бычок, помотал головой.
– Да ерунда это все, Татьяна Александровна! Она меня не любит – вот что главное…
Мне захотелось сменить тему разговора. Проклятое любопытство! Что стоило промолчать – не причинила бы боль хорошему человеку. Вот идиотка!
Ругая себя последними словами, я мучительно пыталась придумать, что бы такое сказать посмешнее, чтобы развеселить Мишу и загладить свою вину. И, как назло, не могла вспомнить ничего, заслуживающего внимания.
– Приехали! – Миша остановил машину возле парикмахерского салона в доме моей подзащитной.
– Спасибо. – И это все, что пришло мне в голову после десяти минут словесного воздержания.
В парикмахерской я пробыла недолго. По фотографии, которую дала мне Рита, ее сразу же узнали: постоянная клиентка. Оказалось, тринадцатого в шесть она действительно делала здесь прическу: это зарегистрировано в журнале.
Я поблагодарила словоохотливых сотрудниц и вышла из салона.
Что, если немного изменить планы? Поднимусь-ка я на шестой этаж и побеседую с соседями Баргомистровых, а уже потом Миша проводит меня по магазинам. До закрытия время еще есть…
Честно говоря, мне все еще было неловко перед добрым возницей и не очень-то хотелось снова по-дурацки молчать в машине.
Значит, решено. Как написал бы какой-нибудь классик: «Татьяна Александровна Иванова направила стопы свои к первому подъезду». Правда, в то время, когда творили эти самые классики, архитекторы не додумались еще до одиннадцатиэтажных коробок. И нумерации парадных тоже не существовало.
А вот соседи во все времена были, есть и будут… От подъездов – к соседям. Кажется, сие именуется женской логикой. Да здравствуют благословенные соседи! Особенно те, которые подглядывают за чужой жизнью в замочную скважину, все видят и слышат. А то, что сокрыто от их бдительного ока, «додумывают» и приукрашивают в меру своей фантазии.
…Сложилось впечатление, что меня давно ждали, причем с нетерпением. Не успела позвонить, как дверь распахнулась, и на пороге возникла пухленькая маленькая старушка в переднике.
– Добрый день, – степенно поздоровалась она и затараторила, не дав мне и рта раскрыть: – Вы к нам? Меня Настасья Игнатьевна зовут, соседка я ближайшая того… убитого-то. Тут все ходют и ходют, смотрют всякие. Из милиции все. Ты, милая, тоже из милиции? Чую, оттедова. А почто ж вы Ваську-то, соседа, забрали? Он ведь и мухи не обидит, не то что человека убить. Ну и что же, что должен много – а кому он не должен? Мне вот тоже… Да как отказать: больной человек; ему на похмелье надо, а то помрет, и буду после винить себя: пожалела денег, старая, человека угробила… Так нельзя. С соседями в мире жить надо, голубушка; где ты кому поможешь, где – тебе…
– Настасья Игнатьевна, – решилась я прервать болтливую старушку, – мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Задавай, милая, задавай! – закивала она. – Ой, да что ж я на пороге-то держу тебя, дура старая! – Последнее выражение относилось, кажется, не ко мне. Хотя бы потому, что я еще молода. – Проходи в залу. Да не скидавай обувку-то, так иди! Счас чаек сделаем; голодная небось? – Можно подумать, в эту дверь стучатся все голодающие Поволжья и гостеприимная хозяйка вменила себе в обязанность их кормить. – Счас, счас. Дед, поставь чайник: гости у нас! – крикнула старушка в сторону кухни и подтолкнула меня к «зале». – Садись вон на диван, спрашивай. Ваших тут уже много приходило, и все что-нибудь да спрашивали. Да погоди!
Мама родная! За ее болтовней, пожалуй, забудешь, зачем пришла!
– Жениха-то позови своего. (Кого?!) Чего он, родимый, в машине мается. Тоже небось кушать хочет.
Она Мишу имеет в виду.
– Позови, позови! Вон на балкон выйди да крикни. Не стесняйся. Не след женихов в машинах оставлять по нонешним-то временам. Уведут, как пить дать – уведут. И машину прихватют. Я вот деда своего – даром что пятерых родили – ни разу одного не бросала.
Нет, эта бабуська не отстанет, пока не добьется своего!
– Поди позови! Чего застеснялась-то? Чай, я все равно уж все видала: и как подъехали, и как ты в палихмахерскую побежала…
Я вздохнула и вышла на балкон в надежде, что появление Миши удержит старушку от новых ненужных монологов.
Но не тут-то было! Прежде всего от Анастасии Игнатьевны не ускользнуло, что мы с шофером на «вы». Хорошо еще, он при ней не назвал меня Татьяной Александровной.
– Ишь, как это вы друг дружку – как в прежние времена, надо ведь! Раньше только жених с невестой друг дружку на «вы» величали, счас-то «тыкают» все… А у вас пара-то прямо какая-то… цельномудренная получается!..
Миша удивленно посмотрел на меня. Я за спиной старушки знаками попыталась объяснить ему, чтобы не возражал.
– Ну вот и чаек готов! – такими словами Анастасия Игнатьевна встретила своего мужа.
Худощавый белоголовый старичок принес чай и – на большом блюде – ароматный, аппетитный пирог.
Я стала отказываться от угощения – всего только час назад пила кофе у Королевых, – Миша, напротив, подсел поближе к столу, что выглядело вполне естественно: его-то час назад кофе не поили. Хозяйка от души удивилась:
– Милая, да неужто ты такие пироги каждый день ешь, чтоб отказываться?!