У природы, конечно, благие намерения, но, как однажды сказал Аристотель, она не в состоянии воплотить их в жизнь.[12]
Миклош ненавидел дурную погоду и, судя по всему, этот декабрь обещал оправдать его наихудшие ожидания. По мнению господина Бальзы, в сугробах, которые выросли буквально за несколько дней, при должном желании, можно было без труда похоронить целое стадо мамонтов, а лютый холод и бесконечный снегопад могли доконать кого угодно.
Ни один сезон года не раздражал тхорнисха так, как зима. В особенности, если эту зиму приходилось проводить в ненавистном промерзшем городе, разительно отличающемся от его любимой Праги. Тягучие воды Влтавы, дарующие тяжелый туман, узкие улицы, черное небо и гораздо более мягкий климат прежней резиденции располагали к себе главу Золотых Ос. Столица, с ее свирепыми морозами, обледеневшими карнизами и завывающей метелью – вызывала глухую тоску. Но из-за кадаверциан о прежнем доме пришлось забыть навсегда. Прага стала недоступна для кровных братьев, и нахттотеру пришлось перебраться в место, которое он считал мерзкой глухой дырой и от души презирал. Со временем небольшой городок превратился в мегаполис, косые переулки стали ослепляюще яркими ночными проспектами, но Миклош, по-прежнему, видел вокруг лишь удручающую безвкусицу.
Сегодня ситуация усугубилась еще и раздражением – последние недели в этой чертовой обители Основатель знает что творилось.
После ритуала Витдикты все кровные братья легли на дно. На памяти тхорнисха последний раз такое было больше двадцати лет назад, когда погибла Флора, и семьи ожидали, что клан Смерти объявит войну клану Леди.
«Теперь обстоятельства гораздо запутаннее, и даже Вриколакосы не кажут носа из своих ненаглядных лесов. Поджали куцые хвосты и стучат зубами от холода под какой-нибудь елкой, морозя несчастных блох. – Миклош презрительно улыбнулся, но тут же нахмурился. Родичи Иована, по его мнению, были, конечно, теми еще тварями, но в чем он им не отказывал – так это в зверином чутье. – А раз дворняги не тявкают, значит, наступают тяжелые времена».
Нахттотера беспокоило, что нелегкую пору, похоже, чуяли не только любители лесных лужаек. Фэриартос, забыв о разгульной богемной жизни, расползлись по домам. Асиман на время прекратили дерзкие вылазки по охоте за человеческим материалом. Даже Вьесчи стали осторожнее вести игру на бирже, поспешив перевести часть своих фондов за границу. Если уж сам Рамон, старый лис-интриган, счел, что ступил на тонкий лед, то и Золотым Осам не грех поостеречься.
Миклошу никак не удавалось выкинуть из головы Дарэла вместе с человеческим щенком. Эта парочка сыграла серьезную роль в переменах – клан Смерти вновь оказался на шахматной доске. Теперь ход за Кристофом, который столько лет не подавал признаков жизни, но, кажется, наконец-то очнулся от спячки. Кадаверциан не испугался провести ритуал, каким-то чудом остался жив – значит, не успокоится и в дальнейшем.
Миклош потянулся, разгружая спину от долгого сидения в кресле.
Как все заблуждались, считая, что после Праги и опустошительной войны с Лудэром некроманты навсегда сошли со сцены большой клановой политики!
Ко всем неприятностям года добавилось исчезновение Йохана. Поначалу Бальза не придал этому обстоятельству особого значения. Птенец и раньше иногда пропадал на некоторое время, не удосужившись никого предупредить. Если дела клана требовали личного присутствия Чумного, тот мог сорваться и улететь: в Южную Америку, чтобы разобраться с контрактом вьесчи, или в Восточную Европу, для координации работы человеческих наемников. Но всегда, при любых обстоятельствах, Йохан звонил, как только оказывался на месте. Однако на этот раз прошло уже достаточно много времени, а от него не было никаких вестей.
Странное исчезновение помощника вызывало тревогу. Он не был безответственным, да и забывчивостью никогда не страдал. Судя по всему, произошло нечто экстраординарное.
Наконец, Миклош потерял терпение и совершил абсолютно нехарактерный для себя поступок – решил позвонить первым.
Выдвинув нижний ящик стола, господин Бальза запустил в него руку и, не глядя, достал мобильный. Абонент оказался недоступен. Это привело нахттотера в ярость, и несчастный телефон, жалобно пискнув, был раздавлен в ладони. Его останки полетели в мусорную корзину.
– Роман!
Личный слуга главы, одновременно исполняющий функции дворецкого и управляющего поместьем, настороженно вошел в кабинет.
– Вы звали, нахттотер?
– Разумеется, звал! Найди Рэйлен. Пусть придет. Она мне нужна. Немедленно!
Дворецкий с тоской оглянулся на недосягаемую дверь и остался стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– В чем дело? – нахмурился Миклош. – Ты разве не слышал, что я сказал?
– Слышал, но…
– Но?! – голубые глаза тхорнисха нехорошо прищурились. – Какое еще такое «но»?!
– Рэйлен нет в «Лунной крепости». Она ушла в тот же день, что и Йохан, – выпалил Роман и застыл в ожидании бури.
Однако ее не последовало.
Господин Бальза сдержался и, откинувшись на спинку кожаного кресла, спросил неожиданно мурлыкающим голосом:
– И отчего же я узнаю об этом только теперь?
– Я не думал, что ее отсутствие так важно, нахттотер.
– Тебя держат не для того, чтобы ты думал! А для того, чтобы исполнял! – заорал тхорнисх, мгновенно приходя в бешенство. – Они отправились вместе?!
– Я не знаю, нахттотер.
– Так узнай!! Опроси солдат, которые в ту ночь были на воротах! Почему я должен тебе все разжевывать?!
– Сейчас же займусь этим, нахттотер.
– Стой! Проверь их комнаты. Мне нужно знать, взяли ли они с собой какие-нибудь вещи. Не спи на ходу, словно голодный крысоед! Быстрее! Шевелись!
Роман испарился, только его и видели. Миклош задумчиво прикусил губу.
Йохан исчез, прихватив ученицу.
Гром и молния! Что ударило в головы этим двум умникам?!
Рисовать не хотелось. Впрочем, как и читать или музицировать. Поэтому господин Бальза решил прогуляться.
Одевшись потеплее, он выбрался на улицу, и порыв ветра тут же швырнул в лицо колючую мерзость. Рассерженно фыркнув, Миклош натянул на голову капюшон, спрятал руки в карманы и, ссутулившись, быстро пошел по одной из дорожек в сторону правого крыла «Лунной крепости». Часовые у гаражей, заметив главу клана, испуганно дернулись, но тот лишь угрюмо кивнул в ответ на их приветствия.
Сразу за вертолетной площадкой начинался старый английский парк. Здешние тропинки, несмотря на то, что их совсем недавно чистили, опять запорошило снегом. Ботинки на толстой подошве безжалостно давили тысячи снежинок, и Миклош сделал себе отметку по возвращении купить одну, а лучше сразу две снегоуборочные машины. Лопаты в таком климате совершенно бесполезны.
Он миновал заснеженный зеленый лабиринт и оказался возле старинного фонаря, где тропа была еще более запорошенной, чем везде. Чертыхаясь и по щиколотку проваливаясь в снег, Миклош направился к комплексу оранжерей.
Он не приходил сюда с тех самых пор, как трое щенков вриколакосов бесцеремонно ввалились на территорию. Иовановские ублюдки развалили почти все, до чего смогли дотянуться их немытые лапы: большая часть посадок оказалась уничтожена, стеклянные стены разбиты, гидропонная и климатическая системы разлажены. А бесценные орхидеи, лучший селекционный материал, труды господина Бальзы за последние шестьдесят лет, отправились волкам под вшивый хвост – капризные тропические цветы не пережили резкого перепада температуры.
Тхорнисх с мрачным лицом начал медленно обходить развалины.
– Нахттотер! Нахттотер! – со стороны особняка, сломя голову, бежал машущий руками Роман.
Миклош неодобрительно нахмурился. Дворецкий, конечно, порой вел себя как настоящий недоумок, но до этого дня никогда не выбирался на мороз в одной рубашке и тонких брюках. Что могло случиться за время его отсутствия?
– Нахттотер! Йохан возвращается! – выпалил запыхавшийся дворецкий.
– Да ну? – тонкие ноздри тхорнисха затрепетали от бешенства, и он тут же забыл об оранжереях.
В холле Миклош бросил куртку Роману и, поднявшись по центральной лестнице, прошел в кабинет. Дожидаясь Чумного, господин Бальза задумчиво крутил большой глобус, сделанный в семнадцатом веке. Перед глазами проносились темно-желтые материки, светло-серые моря и нарисованные на полюсах мифические морские животные.
Самый толстый и противный кракен напоминал тхорнисху Фелицию. У очаровательной леди тоже были многочисленные щупальца, которыми она пыталась захапать все, что плохо лежит.
В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь приглашения, в кабинет ввалился Йохан. За ним осторожной кошкой кралась Рэйлен.
– Соизволив придти, вы оказали мне огромную честь, господа, – елейным голосом проворковал глава клана.
– Нахттотер, у нас были серьезные причи…
– Молчать! – взревел тут же утративший всякое благодушие господин Бальза. – Где вас носило?! И почему… ого!
Миклош оторвался от глобуса и увидел, в каком состоянии пребывают Чумной и Рэйлен. Бледные, с синими губами и выступившими вокруг глаз ужасающими черными кругами. Красные белки, суженные зрачки, из-под ногтей сочится кровь. Оба походили на поднятых из могил зомби.
– Снимайте эту рвань и садитесь! – Миклош кивнул на перепачканные копотью, кровью и грязью кожаные плащи.
Подчиненные выполнили приказ и облегченно упали в кресла.
Склонившись над напряженной Рэйлен, Бальза резко втянул в себя воздух, ощущая легкий запах гиацинтов. Затем внимательно изучил алые белки Йохана и его кровоточащие пальцы.
– Кто бы мог подумать! «Поцелуй Медузы»! Где это вы умудрились нарваться на заклинание Лигаментиа?! Да еще столь… противоестественного исполнения? Если не ошибаюсь, здесь присутствует кое-что из знаний тхорнисхов. Неужели вы, идиоты, нашли что-то из старых свитков и решили попрактиковаться друг на друге? Эй! Рэйлен! Не смей спать, иначе умрешь! – он сильно ударил девушку по щеке. – Дождись противоядия.
Подойдя к сейфу, Миклош извлек несколько склянок и занялся смешиванием кровяного коктейля.
– Вам крупно повезло, вас едва задело. В противном случае… – он заметил, что Рэйлен бьет сильная дрожь. – Холодно, цыпленок?
– Да, – стуча зубами, ответила та.
– Печально, – без всякого сочувствия в голосе произнес нахттотер. – Твоя нервная система находится в крайне бедственном положении.
Ландскнехт хмуро сдвинул брови и взял бокал. Рэйлен заколебалась, и господин Бальза прикрикнул на нее:
– Это не угощение, а лекарство! Пей! Йохан, я жду объяснений!
Чумной залпом выпил кровь и вытер усы тыльной стороной ладони:
– Один из осведомителей сообщил мне, что видел в Столице чужака. Тхорнисха.
– И у тебя не нашлось времени, чтобы сообщить об этом мне. Очень интересно, – без всяких эмоций произнес Миклош, наблюдая, как розовеют губы Рэйлен.
Ландскнехт пошевелился, заставив кресло жалобно застонать:
– Мы пошли по горячим следам и очень быстро выследили его. Скрутить ублюдка не составило большого труда, но затем появился еще один…
– Тот, что так удачно «поцеловал» вас?
– Да. Он убил своего же и ушел.
– Ты узнал его?
– Никогда раньше не видел. Но, встретив второй раз, не ошибусь. Темноволосый. Неприметный. На правой руке нет половины мизинца.
– Какая встреча… Альгерт… – растягивая слова, произнес Миклош. – Жаль, что когда-то я ограничился лишь частью его пальца. Надеюсь, ты сейчас не расстроишь меня тем, что испытание на собственной шкуре нового заклинания – это все, чем закончилась ваша неосмотрительная вылазка?
Йохан помрачнел и осторожно, пробуя на вкус каждое слово, объявил:
– Послезавтра в Столицу прибудет Хранья. Я знаю примерное время.
Бальза аккуратно взял с края стола нож для бумаги.
– Мне разобраться с этим делом? – поинтересовался Йохан.
– Нет. Ступайте. У вас мало времени для того, чтобы вернуть форму. Через два дня вы мне понадобитесь.
Когда дверь за телохранителями закрылась, Миклош вновь крутанул огромный глобус. Задумчиво посмотрел на него, а затем ударил по нарисованному кракену-Фелиции, развалив бесценную антикварную вещь на две рваные половины.