Ева сидела у открытого окна и, подперев кулачками голову, «разговаривала» со своим зеленым другом. Старая лиственница, будто отбившись от стада, стояла одна на опушке леса, свободно раскинув длинные грациозные ветви. Ева с детства обожала ее, здоровалась с ней, гладила ее растрескавшуюся, загрубевшую кору, прижимаясь к ней щекой и нашептывая свои девичьи тайны. Она не сомневалась, что дерево отвечает ей взаимностью.
Привычная с рождения сельская идиллия окутывала Еву этаким пасторальным покрывалом (с душком, тянувшим с ферм), ласкала, баюкала, усыпляла. Струилась многообразием красок и звуков. Птицы весело щебетали в листве. С недалекого болотца доносилось кваканье лягушек. Жалобно мычали коровы, заточенные в тесные стойла…
Увы, ушли в безвозвратное прошлое те времена, когда черно-белые буренки привольно разгуливали по зеленым лугам под присмотром лохматой псины, а юный пастушок, сочиняя несложные, но полные очарования мелодии, наигрывал их на самодельной дудочке.
Почти задремав, девушка уловила вдруг необъяснимую тревогу во флюидах, излучаемых старой лиственницей. Дерево будто обуяла паника и оно беззвучно кричало. Ева не успела даже подумать, о чем мог предупреждать ее зеленый друг, как перед ее глазами все поплыло, в голове возник назойливый, нарастающий звон. Лес завибрировал, будто он отражался в пруду, покрывшемся зябкой рябью.
– Что это там летает?! – Проходивший по улице сосед, запрокинув голову, с любопытством вглядывался в небеса.
Подняв глаза, Ева увидела странные продолговатые объекты или существа – бескрылое обтекаемое тело с вытянутым вперед носом. Их было много, быть может десятки, и становилось все больше. Они плыли под облаками четким строем, как стая перелетных птиц, и, плавно снижаясь, приземлялись где-то в лесу или за лесом, выбрасывая вверх пучки света.
Ева поняла, что это не галлюцинации, лишь когда увидела, что соседи выбегают из своих домов, со страхом и интересом наблюдая за непривычным явлением.
Поселок, в котором она жила, был достаточно большим, но практически все знали друг друга. Основная масса односельчан занималась сельским хозяйством, разведением крупного рогатого скота. Родители Евы преподавали в той же школе, в которой учились они с братом, отец – историю, мама – математику. Побросав домашние дела, они тоже присоединились к соседям. Следом за ними выскочил на улицу и брат Вовка.
Весной ему исполнилось одиннадцать лет. У него была своя компания. И даже своя девочка, одноклассница, этакая синеглазая Настенька из сказки «Морозко», в которую он был влюблен уже целых четыре года. В первом классе Вовка таскал ее портфель. Во втором – отдавал ей свои завтраки, воровал для нее самые сочные, самые крупные фрукты в чужих садах – в своем неромантично и слишком просто. В третьем пытался мастерить для нее всякие замысловатые штучки. В четвертом несколько раз подрался из-за нее с мальчишками. В пятом начал писать ей записки. Но обо всем этом знала только Ева – не потому, что он делился с ней сердечными тайнами, а потому, что была наблюдательна и очень любила своего брата.
Сама же она с детства дружила с четырьмя мальчиками-однолетками. Где-то лет в тринадцать, в знак солидарности и верности друг другу, каждый сделал себе на плече татуировку с изображением четырех сплетенных рук. Уговаривали и ее, но она отказалась, испугавшись родителей, о чем конечно же жалела. Ведь если солидарность, то для всех.
Лето было на исходе, их последнее беззаботное лето. Будущей весной они окончат школу и возможно разлетятся в разные стороны. Но Ева не хотела даже думать об этом.
Вадим, Федор и Миша ей были одинаково дороги. А вот Олег… Олег занимал особое место в ее сердце. Только она старалась держать свои чувства на замке, чтобы не нарушить сплоченность компании. Ведь все четверо к ней неровно дышали, что не удивительно.
По-детски шаловливая и по-взрослому умненькая, Ева год от года становилась все краше, все стройнее и притягательней. Тяжелые блестящие волосы цвета спелой вишни, слегка раскосые золотистые глаза, менявшие цвет в зависимости от погоды и ее настроения, трогательно-хрупкие плечи, высокая, до конца не оформившаяся грудь, длинные, проворные ноги…
Олег же, кареглазый, высокий и тоже очень привлекательный юноша, терялся в догадках, кому из четверых Ева отдает предпочтение, десятки раз мысленно проигрывая тот «самый главный» разговор, когда он наконец откроется ей…
Люди на улице все прибывали. А ее верные друзья собрались у нее под окном. Перегнувшись через подоконник, Ева тревожно спросила:
– Мальчики, что происходит? Вы что-нибудь понимаете?
Те лишь озадаченно пожимали плечами – никто ничего не понимал.
– Аве, пожалуйста, не выходи из дома. На всякий случай. Кто его знает, что это такое… – попросил Олег.
Он назвал ее «Аве»! А сам почему-то вдруг стал для нее «Гело».
Странности на том не кончились. Вокруг воцарилась такая непроницаемая тишина, что заложило уши. Не брехали дворовые псы за заборами, не драли свои луженые глотки сельские будильники – петухи. Смолкли птицы и лягушки. Исчезли даже насекомые – ни ос, ни комаров, ни мух. А с прилегавших к поселку ферм вдруг разом испарилась вся скотина и птица. У Аве возникло ощущение, что люди остались единственными живыми существами на планете.
Весь день и всю ночь над их головами бесшумно плыли «бескрылые птицы». Никто не рискнул отправиться на покой или хотя бы вернуться в дом. Односельчанам казалось, что вместе, чувствуя плечо друг друга, они в большей безопасности.
Наутро небо успокоилось, воздушный десант иссяк. Но ведь он был, в этом никто не сомневался. Фермеры нервничали, порываясь вернуться к работе – они еще не знали, что их там никто не ждет. Первым рискнул владелец ближайшей фермы, захватив с собой жену и двух взрослых сыновей. Добравшись до места, они замерли перед пустым загоном, озадаченно глядя друг на друга.
Загон являл собой длинное, унылое, похожее на барак сооружение с двумя рядами стойл. Здесь старый фермер вот уже несколько десятков лет выращивал молодых бычков на мясо. Теперь же с заграждений свешивались лишь пустые ошейники на цепях.
Почувствовав чье-то присутствие за спиной, все четверо попытались обернуться, но не успели. В глазах у них потемнело. Они не поняли, как оказались на земле.
Семья фермера так и не вернулась. Потом пропало еще несколько человек. Когда же исчезла целая ватага подростков, отправившихся купаться на пруд, вопреки запретам родителей, жители поселка встревожились не на шутку. Они снова собрались на лужайке перед лесом.
Говорили все сразу, казалось не слушая друг друга. Воздух гудел от их вопросов, на которые не было ответа.
– Куда смотрят власти!?
– Почему ничего не предпринимают?
– А что должны предпринимать?
– Как что! Прислать войска. Танки. Военные самолеты.
– Может они там вообще не в курсе про нашествие инопланетян?
– Почему сразу инопланетян? Разве кто-нибудь из нас их видел?
Будто очнувшись от спячки, сельчане схватились за свои мобильные телефоны, о существовании которых почему-то напрочь забыли. Правда, они привыкли, что мобильная связь в их краях появляется часа на два в сутки – когда над ними проплывает спутник.
– Связи нет и, похоже, не будет.
И никто не удивился, что такая, сама собой разумеющаяся идея, как заснять на мобильный «воздушный десант» и выложить видео в интернете, или позвонить на телевидение и сообщить о происшествии, никому даже не приходила в голову. А ведь когда все это началось, связь возможно еще была.
– Нужно что-то делать. – Отец Аве решительно поднялся. – Пойдем в лес и посмотрим, что это за чертовщина.
– Мы пойдем, дядя Синед, – не особо решительно взял на себя инициативу Гело.
– Почему вы? – забеспокоилась Аве, предчувствуя беду. – Может кто-нибудь постарше?
Аве поймала руку Гело и крепко сжала ее, не желая отпускать. Она почувствовала, как его ладонь стала влажной. Закусив досадливо губу, Ашим косился на их сплетенные руки.
– Не волнуйся. Мы осторожно. Если это действительно какие-то неведомые существа, мы попытаемся не попадаться им на глаза. Понаблюдаем из укрытия и обратно.
Аве вздохнула и в знак согласия разжала пальцы. Они обменялись взглядами, которым не требовались слова. Все четверо – Гело, Мидав, Родеф и Ашим направились к лесу. Оглянулся только Ашим – на Аве.
Жители поселка, решив не расходиться по домам, расположились прямо на лужайке. Переговариваясь, они, сами того не замечая, перешли на шепот. И только шестилетняя Ашютак как ни в чем не бывало резвилась, пританцовывая и что-то мурлыча себе под нос. Ее кудряшки весело подпрыгивали, а в доверчиво распахнутых глазенках отражалось пронизанное солнечным светом небо. Золотая головка на фоне белого в оборочках платья делали ее похожей на прелестную полевую ромашку. Собравшиеся рассеянно наблюдали за ней, завидуя ее детской беззаботности.
– Ашютак! Хватит прыгать, угомонись наконец, – одернула девочку мать.
– Не надо, Яло, пускай себе, – шепнула ей сидевшая рядом женщина. – Хоть кто-то из нас может еще жить спокойно.
В тягостном ожидании все снова умолкли.
– А мальчикам-то пора бы вернуться, – с тревогой в голосе заметила мать Гело. – И зачем только мы их отпустили. Они ведь еще полудети.
– Нечего записывать их в детей, – глухим хриплым голосом возразил ей отец Гело. – Они уже, считай, мужчины. Да на них пахать можно. Получили задание – вот пусть и справляются.
– Даже, если речь идет об инопланетном вторжении? – сердито бросила ему жена.
– Это еще доказать нужно. Лично я в такие глупости не верю, – проворчал он и, по своему обыкновению, отвернулся.
Отец Гело был суровым, неразговорчивым человеком. Он не затевал игр с крутившимися в их саду друзьями сына, когда они были еще маленькими. Сколько помнила себя Аве, когда бы они не зашли к Гело, его мать, местный ветеринар, возилась на кухне, а отец неизменно сидел в плетеном кресле на веранде, не отрывая глаз от газеты. Побаиваясь его, они начали обходить дом Гело стороной. Ни она, ни мальчишки, по сей день не знали даже имени его отца.
Сам Гело всегда старался уйти от ответа, если одноклассники ехидно начинали допытываться, чем занимается его отец в Мясоперерабатывающем комплексе. Но они все же докопались, что среди своих должность его завуалированно определяется словом: «боец». С тех пор все только так его и называли – «Боец», за спиной Гело, разумеется.
Как-то раз брат Аве, Аквов, купаясь в реке, вспорол себе корягой ногу. «Боец», случайно оказавшийся поблизости, схватил мальчика в охапку и бегом понес на руках через весь поселок в ветеринарную лечебницу. (Другой в их поселке не было.)
Только после того, как вручил пострадавшего своей жене, он заметил, что весь вымазан кровью, и, сняв с себя рубашку, швырнул ее в мусорный бак. Аве, бежавшая за ним всю дорогу, впервые с изумлением увидела, что его спина, грудь и руки сплошь покрыты густой золотистой растительностью, местами кудрявой. Это так поразило воображение девочки, что «мохнатый боец» ей привиделся даже во сне.
Ждали почти до темноты. Беспокойство достигло предела. Наконец, отец Мидава, дядя Янав, решительно поднялся:
– Нам действительно не следовало отпускать их одних. Я сам найду наших сыновей и верну их домой.
Кому ж как ни ему было принимать подобное решение. Нави (он же дядя Янав) и стрелял без промаха, и лес знал как собственный двор. Он работал инженером-оператором на ферме. Но увлечением всей его жизни была охота. Причем охотился он в одиночку – ни свет ни заря закидывал за спину ружье и уходил в лес. Друзья Нави с нетерпением ждали его возвращения, зная, что очередное экзотическое угощение им обеспечено. Было у него и еще два хобби, напрямую связанные с первым – коллекционировать оружие всех видов и создавать из своих трофеев чучела – в основном головы. Делал он это мастерски – для себя и на продажу.
Сходив домой за ружьем, Нави бросил клич:
– Кто со мной?
С молчаливой готовностью к нему присоединились отец Аве – Синед, отцы Гело и Родефа и одна женщина, по имени Анови – мать Ашима. (Его отец года два назад ушел к другой женщине и перебрался к ней в город.) Мужчины попытались было отговорить Анови, но она проявила такую настойчивость, что они вынуждены были принять ее в свои ряды.
Матери пропавших с надеждой смотрели им вслед. Маленький отряд давно уже скрылся из виду, а они продолжали сидеть застывшими изваяниями, не сводя глаз с поглотившего их леса.