Глава 3
Снег сыпал крупными хлопьями, неспешно парившими в воздухе. Мир не в фокусе, ни одной чёткой линии и фигуры, всё растушёвано и размыто. И вроде бы ничего интересного, но взгляд не отвести.
Тоня пялилась в окно, словно зачарованная, и не видела, не слышала, что происходило поблизости. И только когда чужой острый локоть вонзился ей в бок, она пришла в себя, достаточно, чтобы разобрать снисходительный возглас подруги.
– И это им ты собираешься Сагитову с компанией впечатлить?
– А? – Тоня отвернулась от окна, огляделась.
Класс сдержанно хихикал, Валерия Михайловна делала вид, что опирается о поставленную на стол руку, но на самом деле прятала под ладонью улыбку, а Горячев о чём-то вещал у доски с совершенно серьёзной и даже высокоодухотворённой физиономией, ещё и с театральными жестами.
С ним подобное нередко случалось: то вёл себя вполне нормально, как все, то начинал дурачиться. И тогда класс покатывался со смеху, словно публика на выступлении стендапера.
Не с каждым учителем подобное срабатывало. Историчка давно бы влепила Горячеву пару, ещё бы и накатала в дневнике что-нибудь о безобразном поведении на уроке, но Валерия Михайловна, кажется, веселилась вместе со всеми, хотя и старалась изо всех сил сохранить серьёзный вид. Но когда сидящий за первой партой прямо перед учительским столом Семак хрюкнул на весь кабинет, и она не выдержала, махнула рукой.
– Достаточно, Михаил. Иди на место.
Мишка застыл, недовольно свёл брови.
– Почему? Я же ещё не всё рассказал.
– Мне хватило, – твёрдо отрезала учительница, обвела взглядом веселящихся десятиклассников. – И всем, я смотрю, хватило. Больше никогда не буду тебя к доске вызывать.
– Почему? – опять патетично возопил Мишка с праведным негодованием.
– Потому что, – не менее патетично выдала Валерия Михайловна, – это кошмар какой-то! Половину урока все смеются, вторую половину – приходят в себя после смеха. – И грозно добавила: – Вот возьму и отправлю тебя к директору за срыв урока.
Горячев не устрашился, ещё и возмущённо выдохнул, гордо выпятив подбородок.
– Это несправедливо. Я не срывал. Я просто отвечал. Вы же сами вызвали.
– Впредь не повторю своей ошибки. Теперь буду с тебя домашнее задание исключительно письменно спрашивать. Вот тут рядом с Семаком как раз место свободное. Посажу, дам листочек, и излагай свои мысли сколько влезет.
– Сколько влезет? – повторил Мишка, задумчиво взвешивая слова. – А если они на один листочек не уберутся?
– Михаил, ради тебя целую тетрадь заведу, – пообещала Валерия Михайловна. – Девяносто шести листов на первое время достаточно?
Мишка не отвечал и не уходил, придирчиво следил, как учительница выставляет оценку в электронном журнале. Результат наблюдения его не удовлетворил.
– А почему «четыре»-то?
– Горячев, сгинь!
Мишка снисходительно хмыкнул, но с места всё-таки сдвинулся, неторопливо зашагал по проходу.
– Вот! – подытожила Алёна с победным выражением на лице. – Даже Валерия считает, что это кошмар.
Тоня невозмутимо хмыкнула, пожала плечами.
– А, по-моему, ей нравится.
– Ага, конечно, – якобы поддакнула подруга, критично поджала губы. – И тебе тоже нравится? – она не столько спросила, сколько осуждающе констатировала, приблизившись и до предела приглушив голос, потому что Горячев как раз дошёл до своего места и плюхнулся на стул, но тут же рубанула со всей своей типичной прямолинейностью: – Тонь, ну я порой просто офигеваю от своеобразности твоего восприятия мира. Ты не замечаешь очевидного, зато вечно видишь что-то своё. Пора бы уже снять и выкинуть розовые очки. Безоблачное детство давно закончилось.
Вот ведь завернула! Тоня на мгновение почувствовала себя маленькой и бестолковой и даже вроде как устыдилась, но действительно всего лишь на мгновение. Потом беззаботно махнула рукой, разогнав глупый мираж.
Горячев, кстати, тоже услышал, обернулся, озадаченно посмотрел на Алёну. Та приподняла ладонь, шевельнула пальцами, намекая, что нечего лезть в чужие разговоры, и Мишка послушно отвернулся. Зато, стоило прозвенеть звонку на перемену, крутанулся на стуле, и опять оказавшись лицом к подружкам, предложил:
– Может, прорепетируем торжественный выход? Смотаемся завтра в «Меркурий». – Алёна глянула на него благосклонно и уже готова была поддакнуть, но тут Горячев выдал: – В батутный парк.
– Куда? – озадаченно переспросила Алёна в надежде, что ослышалась.
– В батутный парк, – простодушно повторил Горячев.
– А потом будем потные и вонючие? Ага. Миш, ну ты предложишь, так предложишь.
Алёна громко выдохнула, закипая от возмущения, а Горячев посмотрел на Тоню.
– Ты тоже против?
Наверное, подруга хотела ответить и за неё. Что-нибудь типа «Конечно, против!» или «А ты что хотел?», она привыкла брать инициативу в свои руки, решая за двоих, но Тоня опередила.
– Нет.
И опять на неё уставились изумлённо и недоверчиво, но каждый по-своему. У Алёны в глазах читалось «Ты с ума сошла?», а у Горячева – не какие-то конкретные слова, а просто сдержанная радость.
– Тогда выходи из дома к часу. Я во дворе ждать буду.
Мишка подскочил с места, подхватил сумку и заспешил к выходу из кабинета. Решил смыться, пока Тоня не передумала. Только у неё же в любом случае оставалась возможность отказаться, и специально ловить Горячева для этого не надо, сам придёт уже через десять минут, усядется за соседнюю парту. Хотя нет, следующие два урока он от Тони сможет поубегать – потому что дальше по расписанию сдвоенная физкультура.
Алёна тоже выбралась из-за парты, правда, без особой поспешности. Во-первых, физра – предмет у неё не самый любимый, опять же с финалом «потные и вонючие», во-вторых, последние Тонины поступки её всё больше настораживали и приводили в замешательство. Пока шагали до спортивного зала, она только о том и говорила:
– Ну ты, подруга, даёшь! Тебе действительно так хочется в батутный парк? И будешь там прыгать, как обезьянка?
Почему бы и нет? Сейчас, из далёкой перспективы, подобное не виделось Тоне таким уж предосудительным. Не захочет – не будет. В «Меркурии» есть куда пойти и без батутного парка. Мишка же не потащит её насильно, если она откажется. И вообще – вдруг она давно уже мечтала «попрыгать, как обезьянка», просто не признавалась никогда.
Хотя, нет, конечно, не мечтала. Но от Алёниного возмущения эффект почему-то получался противоположный: батуты казались всё менее ужасными. Прикольно же! Прыгать. Прыгать высоко. Почти взлетать. Ага, в то самое безоблачное детство.
– Ну ладно Горячев, – продолжала Алёна, когда они уже наматывали круги по периметру спортивного зала. – От него другого и ожидать не стоит. Но ты-то!
Равномерное бухтение подруги сливалось с шарканьем многочисленных подошв по полу, с дробным топотом и тяжёлым дыханием бегущих и воспринималось на уровне фоновых шумов, никак не мешающих собственным размышлениям. И Алёна, похоже, догадалась, что её праведное негодование уходит в никуда, повысила голос, дёрнула за руку.
– Ты меня, вообще, слышишь?
– Слышу, – торопливо подтвердила Тоня.
– И? – почти выкрикнула Алёна, застыла на месте, и в неё тут же врезалась бегущая следом Лиза Топоркова.
– Блин, Масленникова! Предупреждать надо. У тебя на заднице стоп-сигналы не включаются, – выдала она сердито, но в ответ удостоилась только сурового взгляда.
А Тоня молчала. Потому что озвучивать роящиеся в её сознании мысли – это всё равно что подливать масла в огонь. И хорошо, что Топоркова так вовремя подвернулась и отвлекла Алёну. Та начисто забыла про обращённые к Тоне вопросы и, словно поезд в метро после очередной станции, стронулась с места, набрала скорость и плавно полетела по давно проложенному маршруту. Хотя и молчать не стала, завела опять:
– Так и не могу понять, зачем ты согласилась. Я даже не батутный парк имею в виду. Всё вместе.
– Просто он предложил, – напомнила Тоня. – По делу же.
– Ну да, предложил. По делу, – Алёна кивнула, но тут же критично поджала губы. – И нужно было сказать «Спасибо, Мишенька, за идею. Мы ей обязательно воспользуемся». И на том всё. Ведь по сути можно любого парня из класса попросить. Да вон хоть Матвея.
Матвей Пронин сидел прямо перед Алёной, за одним столом с Горячевым.
– Закончили бегать! – вклинился в разговор зычный голос физрука. – Построились на разминку.
Топот резко стих, а шелест подошв только усилился, класс рассредоточивался по залу: девочки налево, мальчики направо.
– А какая разница-то? – хмыкнула Тоня, нарочно притормозив, чтобы как обычно оказаться в последнем, дальнем от физрука ряду.
– Большая! – многозначительно изрекла Алёна. – Вот вспомни, как твоего крутого парня обычно называют. Ну, Горячев, по фамилии. Но я про это. Мишка. Ты только вслушайся. Ми-шка. А остальных, там Матвей, Дима, Серёга. Всё по-серьёзному, и только его так пренебрежительно.
– Да почему пренебрежительно?
– Господи, Тонь! – в отчаянии воскликнула Алёна, как-то уж чересчур по-взрослому, словно бабушка, ещё и для полного эффекта всплеснула руками.
– Масленникова! – разнёсся по залу окрик физрука. – Сейчас – вращение головой. К махам перейдём чуть позже.
