Они сидели за столом, читая документы, уже третий час. Все следственные документы и показания свидетелей были на грузинском языке, и Тамара переводила для Дронго каждую страницу. Он внимательно слушал, иногда позволяя себе задавать короткие вопросы, уточняя то или иное выражение. Однако чем дальше читала Тамара, тем больше хмурился Дронго. Никаких заслуживающих внимания фактов в показаниях свидетелей не было. Двое соседей видели, как по внутреннему дворику пробежал неизвестный мужчина. Одна соседка заметила его, когда он еще сбегал по лестницам. Дочь погибшего генерала находилась в таком состоянии, что вообще ничего не могла связно рассказать. Жена слышала только выстрел, но никого не видела.
Тамара закончила читать очередную страницу и взглянула на Дронго.
– Ты не завтракал, – напомнила она, – может, я принесу тебе чай?
– Давай сначала закончим, – предложил он. – Выходит, что никто не видел, как убийца прошел через внутренний двор и поднялся по деревянной лестнице в квартиру генерала. Может, он вошел через парадный вход, постучав предварительно в дверь?
– Тогда звонок услышали бы жена и дочь. Но они говорят, что никто не приходил. Жена была на кухне, входная дверь находится рядом, она услышала бы звонок и увидела бы убийцу. Но он вошел через балкон, это установлено точно.
– Ты понимаешь, что получается? Никто из соседей не видел, как он вошел в дом. Неизвестный появляется на балконе у генерала и входит в дом. Ты перевела мне протокол осмотра места происшествия. Балконная дверь не была повреждена? Верно?
– Да. И на окнах никаких царапин. Там деревянная галерея проходит мимо двух окон и балкона квартиры Гургенидзе, – подтвердила Тамара.
– Вот видишь, – нахмурился Дронго, – неизвестный вошел в кабинет генерала каким-то непонятным способом. Остается предположить, что дверь или окно ему открыл сам Гургенидзе. Тогда у меня первый вопрос: почему он это сделал? Следующий момент. Если генерал, человек достаточно опытный, пустил к себе кого-то, значит, он его знал. Второй вопрос: кто мог быть этот человек? И, наконец, третий вопрос, самый важный. Как могло оружие Гургенидзе оказаться в руках незнакомца? Получается очевидная глупость. Убийца поднялся по внутренней лестнице, дверь балкона ему открыл сам генерал, потом дал ему свой пистолет, сел в кресло и подождал, когда тот в него выстрелит. После чего убийца сбежал. Согласись, слишком уж фантастическая версия.
– Да, – согласилась Тамара, – но именно поэтому мы тебя и позвали. Мы не можем понять, что там произошло. На рукоятке оружия никаких отпечатков, кроме пальцев самого генерала. Появилась версия, что он сам застрелился, но дочь погибшего видела убийцу, когда он выскакивал на балкон. И еще несколько человек видели его убегающим.
– Будем исходить из того, что вошедший был знаком Гургенидзе. Он знал, как подняться в квартиру генерала. Его впустили в дом, а там он каким-то образом даже получил доступ к оружию хозяина кабинета. И убежал затем очень правильно – не запутался во внутренних параллельных двориках. Может, это был человек, который бывал в доме Гургенидзе раньше? Нужно очертить круг его знакомых.
– Сына генерала не было в городе. Мы проверяли.
– Проверим еще раз. Мне нужно с ним поговорить. Побеседовать с женой и дочерью погибшего. Зять уже улетел в Лондон?
– Пока нет. Должен улететь через несколько дней.
– У генерала был помощник?
– Конечно. С ним сегодня будет разговаривать следователь. Помощника зовут Виталий Чхиквадзе, он майор полиции. Работал с Гургенидзе все последние годы.
– А с ним мне можно побеседовать?
– Наверное, можно. Но придется подождать, пока он не поговорит со следователем. И еще… Мы не хотим, чтобы знали о нашем параллельном расследовании. Будем представлять тебя как специалиста из США. Чтобы никто не задавал ненужных вопросов.
– А когда приедут настоящие агенты ФБР?
– Ничего страшного. Скажем, что ты из ЦРУ. Такие подробности никого не будут волновать. Всем известно, что к расследованию убийства генерала Гургенидзе должны подключиться американские специалисты – об этом передавали по телевидению.
– Хорошо, – согласился Дронго, – в таком случае не будем медлить. Поехали к семье погибшего.
– Только не сегодня, – возразила Тамара. – Сегодня его хоронят. Как раз три дня как он погиб. Там будет очень много народа.
– У меня мало времени, – напомнил Дронго, – сегодня уже среда, а к следующему вторнику я должен назвать имя убийцы или хотя бы определить мотив убийства. Тогда поедем на работу к Гургенидзе. Это мне можно устроить?
– Я позвоню Нодару, чтобы он получил для нас пропуска в Министерство внутренних дел, – поднялась со своего места Тамара. – Но сначала давай спустимся вниз и ты позавтракаешь. А уж потом поедем в министерство.
Через полчаса подъехал автомобиль, вызванный Тамарой. За рулем сидел мрачный мужчина лет сорока пяти. В отличие от обычно приветливых земляков, этот человек даже не поздоровался, когда Дронго и Тамара сели в машину. Он лишь кивнул им в знак приветствия и молчал всю дорогу, пока они ехали в Министерство внутренних дел.
Двое полицейских, стоящих у здания министерства, лениво взглянули на подъехавших и даже не спросили, есть ли у них пропуска. А в самом здании их уже ждал высокий седоволосый полковник, который крепко пожал им руки.
– Полковник Отар Джибладзе, – представился он.
У него было худощавое лицо, с глубокими морщинами на лбу и на щеках. Уставшие светлые глаза покраснели. Он был в новой форме, но из-за утомленного вида даже она казалась какой-то помятой. Джибладзе провел гостей в свой небольшой кабинет, тяжело опустился в кресло.
– Наш гость прилетел из Америки, – представила Дронго Тамара.
– Мне говорили, что сегодня ночью прилетят сотрудники ФБР, – ответил Джибладзе, внимательно глядя на гостя.
– Он прилетел по нашей линии, – пояснила Тамара, – вам должен был позвонить полковник Гигаури.
– Мы с ним беседовали, – кивнул Джибладзе, – но он сказал, что вы приедете вечером. Или вообще завтра утром.
Разговор шел на грузинском, и Дронго молчал, почти не понимая слов, но интуитивно угадывал, о чем идет речь.
– Как мне общаться с нашим гостем? – спросил Джибладзе. – Я не так хорошо знаю английский, чтобы с ним беседовать. Вы сможете быть нашим переводчиком?
Тамара посмотрела на Дронго. Этого момента они специально не оговаривали.
– Господин полковник предлагает мне быть его переводчиком, – пояснила она Дронго, обращаясь к нему на английском. – Ты согласен, чтобы я помогала вам во время вашего разговора?
– Это займет много времени, – возразил Дронго, – и я не думаю, что нам нужно так усложнять. Американский специалист по странам СНГ обязан знать русский язык. Не будет ничего страшного, если мы станем общаться с господином полковником на русском языке.
– Ты просчитал все последствия такого шага? – тихо спросила Тамара.
– У меня всего несколько дней, – напомнил Дронго. – Если буду тратить время на переводы, то ничего не успею. Скажи господину полковнику, что я хочу говорить с ним по-русски.
Тамара несколько секунд поколебалась. Затем сказала полковнику несколько слов. Очевидно, она объяснила, что гость знает русский.
– Очень хорошо, – тут же отозвался полковник по-русски с характерным грузинским акцентом, – нам будет гораздо легче разговаривать. Как мне обращаться к нашему гостю?
– Меня обычно называют… – Дронго, как обычно, собирался назвать свое кодовое имя, но вдруг увидел поднятую бровь Тамары. Ей почему-то не хотелось, чтобы оно здесь прозвучало.
– Меня обычно называют… – он повторил и назвал свои настоящие имя и фамилию.
Тамара улыбнулась. Дронго редко позволял себе такое – он постарался забыть свое настоящее имя много лет назад, когда распался Советский Союз.
– А вы хорошо говорите по-русски, – тут же заметил Джибладзе. – Так какие у вас вопросы? Я готов ответить на любые, чтобы вам помочь, хотя наши специалисты уже занимаются расследованием этого убийства.
– Какие версии вы отрабатываете в первую очередь? – поинтересовался Дронго.
Джибладзе вздохнул, посмотрел на Тамару, словно спрашивая у нее разрешения, затем сказал:
– Вы же знаете, какие вопросы курировал генерал Гургенидзе. Международное сотрудничество, в том числе и с представителями вашей страны.
– И вы считаете, что его убили люди, не заинтересованные в нашем сотрудничестве?
– Мы отрабатываем эту версию вместе с сотрудниками службы безопасности, – пояснил Джибладзе. – Да, в первую очередь. Против нашего сотрудничества с американцами и НАТО выступают достаточно могущественные силы.
– Вы имеете в виду Россию и ее спецслужбы? – прямо спросил Дронго.
– Не только их, – ответил Джибладзе, – против нашего сотрудничества с НАТО выступают и иранские спецслужбы, имеющие достаточно разветвленную агентурную сеть в нашей стране. Не забывайте и о наших внутренних противоречиях. В Грузии немало людей, не заинтересованных в укреплении связей с Америкой и НАТО. Наконец, наши сепаратисты – Абхазия, Аджария, Осетия. Им тоже не нужны здесь сотрудники спецслужб НАТО. И еще чеченцы из Панкисского ущелья, которые уже заявили, что в случае появления в Грузии американцев и других иностранцев они будут рассматривать этот шаг как недружественный по отношению именно к ним. Вот вам целый список наших проблем. И не известно, кого следует подозревать в первую очередь. Обстановка внутри Грузии настолько… – он поискал подходящий эквивалент в русском языке и наконец нашел, – настолько неустойчивая, что любой неправильный шаг может вызвать неуправляемую реакцию. И поэтому нам очень важно найти настоящих заказчиков убийства генерала Гургенидзе.
– Уже есть конкретные подозреваемые?
– Пока нет. Но похоже, убийца хорошо знал, как ему уходить. Там сложная система внутренних дворов, а он в ней правильно ориентировался. И мы считаем, что убийца заранее договорился о встрече с генералом. Ведь дверь балкона ему открыл сам генерал. Но если они договорились о встрече, почему гость Гургенидзе не вошел через парадную дверь? Зачем ему понадобилось идти через внутренний двор, подниматься по лестницам мимо соседей, которые могли его узнать?
Дронго молча слушал полковника. У него были такие же сомнения, но он не прерывал Джибладзе, давая ему возможность высказаться.
– Мы опрашиваем всех соседей и знакомых генерала, но пока никаких результатов нет, – признался полковник. – Задействована вся наша агентура, мы установили наблюдение за сотрудниками посольств России и Ирана, которые могли быть на связи с возможными организаторами преступления. Но пока не имеем ничего конкретного. Никаких следов.
– Дочь генерала видела убийцу, – напомнил Дронго.
– Она видела его в тот момент, когда он уже убегал с балкона на внутреннюю лестницу, – пояснил Джибладзе, – рассмотрела только его спину. Дочь услышала выстрел, вбежала в комнату. Генерал был убит, пистолет валялся на полу, а убийца уже был на лестнице.
– Она кричала?
– У нее был шок. Даже вызывали «Скорую помощь». Ей было очень плохо. Она закричала и потеряла сознание. Но ее крик услышали несколько соседей, которые выглянули в окно и увидели убегающего человека. Только ни один из них не разглядел его лица.
– Так что, никто не сможет его опознать?
– Убийца был в черной кепке, надвинутой до бровей, – пояснил Джибладзе, – все запомнили эту кепку и темную кожаную куртку. Больше никаких особых примет никто не разглядел.
– Он был высокого роста?
– Чуть выше среднего. Но бежал уверенно, точно зная путь.
– Свидетели ничего не говорят про его руки?
– Что? – не понял Джибладзе. – Про какие руки?
Тамара тоже не поняла вопроса и недоуменно взглянула на Дронго.
– Они должны были обратить внимание на его руки, – пояснил тот. – Насколько мне известно, на оружии, из которого застрелили генерала, не нашли отпечатков пальцев постороннего человека. Только самого Гургенидзе. Если преступник выстрелил и бросил пистолет на пол, чтобы сбежать, он должен был выскочить на балкон и перелезть на внутреннюю лестницу будучи в перчатках. Ведь дочь генерала вошла в комнату, как только услышала выстрел. Если преступник опытный, а неопытный не пошел бы убивать генерала полиции в его доме, то он не должен был снимать перчатки. А если не снял, то свидетели должны были обратить внимание на этот запоминающийся факт. В противном случае его отпечатки должны были остаться повсюду на перилах. Вы проверяли отпечатки пальцев во внутренних дворах?
Джибладзе изумленно посмотрел на Тамару, потом на Дронго.
– Наши специалисты проверили все лестницы, по которым убегал убийца, – ответил он. – Мы даже задействовали нашего кинолога с собакой. Но след оборвался на улице, очевидно, убийцу ждала машина. Сейчас мы пытаемся идентифицировать все отпечатки, найденные на перилах внутренней лестницы. Никто из свидетелей не сказал, что убийца был в черных перчатках. Ни один человек.
– Тогда получается, что он успел их снять, и его отпечатки должны были остаться, – заявил Дронго.
– Проверяем, – мрачно буркнул Джибладзе, – однако пока нет никаких новых данных.
– Мне хотелось бы осмотреть место убийства, – сказал Дронго.
Тамара тут же покачала головой.
– Нет, – отрезал Джибладзе, – только не сегодня. Сами понимаете, о смерти генерала Гургенидзе объявлено официально, сегодня три дня, как он умер, а по нашим обычаям…
– Я знаю, – невежливо перебил его Дронго, – но я мог бы осмотреть дом, пока люди будут на кладбище.
Джибладзе опять сначала посмотрел на Тамару, затем перевел взгляд на Дронго.
– Нет, – снова повторил он, – сегодня нельзя беспокоить людей. Они соберутся после похорон, чтобы почтить память генерала. Даже следователи прокуратуры и наши сотрудники приняли решение сегодня не беспокоить членов его семьи и близких друзей. Сегодня никак не получится, извините.
– Когда похороны? – спросил Дронго.
– Через полтора часа, – посмотрев на часы, откликнулась Тамара и перешла на английский: – Только не вздумай сказать, что ты хочешь туда поехать.
– Обязательно поеду, – разозлился Дронго и по-русски обратился к полковнику: – Вы сами поедете на кладбище?
– Конечно, поеду. Мы были с ним знакомы больше пятнадцати лет.
– Вы с ним дружили?
– Мы были хорошие знакомые, – уточнил Джибладзе.
– Как вы думаете, он мог сам застрелиться?
– Никогда, – убежденно произнес он. – Это было не в характере генерала. Если вы намекаете на нашего бывшего секретаря по национальной безопасности, то там совсем другой случай. Его довели журналисты своими грязными публикациями. И он был не таким сильным человеком, как Гургенидзе, – не выдержал такого давления. А генерал привык к тому, что на него постоянно оказывали давление со всех сторон. Работать на такой ответственной должности в маленькой стране – значит, быть постоянно на виду. И часто приходится отказывать друзьям, близким. Гургенидзе был одним из самых порядочных людей, каких я только встречал в моей жизни. Он никогда не стал бы стреляться.
– Спасибо, – сказал Дронго, – в таком случае я готов отправиться с вами на похороны генерала и почтить память этого достойного человека.
– Хорошо, – согласился Джибладзе. – Пойду договорюсь насчет машины. Боюсь, тут у нас будут проблемы. Многие из наших хотят отправиться на похороны генерала, – он поднялся и вышел из кабинета, оставив их одних.
– Не думаю, что моему шефу понравится твое неожиданное решение, – произнесла по-английски Тамара.
– Твоему шефу понравится все, даже если я начну плясать канкан или приму участие в конкурсе оперных певцов. Ему нужен конкретный результат, – возразил Дронго. – Представляю, с каким трудом он пробил мое приглашение. Наверное, многие были против, в том числе и его непосредственное начальство.
– Не нужно об этом говорить, – нахмурилась Тамара.
– Я не говорю, но помнить об этом обязан. Иногда мне кажется, вы намеренно демонстрируете свою собственную позицию, чтобы позлить ваших северных соседей.
– Ты слишком долго жил в Москве, – заметила Тамара. – Почему ты рассуждаешь с их позиций и не хочешь понять нас?
– Хочу, – возразил Дронго, – именно поэтому и приехал. Я хочу понять, почему такое могло случиться. В той Москве, о которой ты говоришь, к Грузии относились не просто хорошо, а с какой-то особой любовью и нежностью. Ни к одной республике в бывшем Советском Союзе не было такого отношения. Деятели российской культуры считали за честь иметь друзей в Грузии, ваши представители до сих пор неизменно пользуются любовью и уважением во всех странах СНГ. Ваше кино, ваш театр, ваших музыкальных исполнителей, писателей, поэтов не просто знали, их любили. И смею заверить – любят до сих пор. И в Москве, и в Баку, и в других городах бывшей страны. А теперь Грузия – единственная страна СНГ, с которой у России визовый режим, если не считать, конечно, Туркмении. Вас устраивает такое родство с Туркменией?
– Это была инициатива Москвы, – нахмурилась Тамара, доставая сигареты, – нам не были нужны подобные демарши, визовый режим придумали в Москве – хотели нас наказать за нашу излишне самостоятельную политику. Неужели ты не понимаешь, что нас просто не хотят отпускать? Не хотят признавать того, что мы тоже имеем право на независимость и самостоятельность?
– Конечно, имеете, – повторил Дронго, – но дружественная Грузия нужна вашим северным соседям не в силу особой геополитики, хотя геополитика наверняка тоже присутствует. А в силу еще и взаимного тяготения двух народов друг к другу. Или ты считаешь, что это не так?
Она не успела ответить. В кабинет вошел полковник Джибладзе.
– Свободных машин нет, – сообщил он, – поедем на моей. И постарайтесь быть все время рядом со мной. Говорят, на похороны приедет сам президент. Наш министр уже туда выехал.