Нуран так и не продолжил свой прерванный отпуск. Хотел, но не получилось. Больные и жители поселка, заметив его в селе, вновь штурмовали центральную районную больницу.
Но справедливости ради надо отметить, что сам главный врач был против такой идеи, запретив ему идти в свое хирургическое отделение.
– Тут недалеко фильм какой-то снимают… – главный врач потоптался рядом со столом в своем кабинете. – Иностранец какой-то поранил ногу об сучек какой-то. Медсестра позвонила с приемной. Сказала, рана там глубокая, прошить бы надо. Его привела одна дама, тоже актриса. Я хотел было отправить уже их в городскую больницу, но пожалел – ночь во дворе. Ты можешь глянуть? А потом продолжай свой отпуск.
– Я отказываюсь от отпуска, – Нуран посмотрел в глаза шефа. – Может, потом отгуляю. Так, где этот пациент?
– Они в приемном покое. Ты будь с ними аккуратнее, как-никак артисты из Москвы. Точнее говоря, медсестра доложила, что пострадавший – иностранец. Ты это… Нуранчик. Если что надо… Ну из медикаментов, шин… Ты говори мне, понял? Они – птицы важные. А нам тут проблемы не нужны. Их и так… Знаешь, по горло.
– Проблем не будет, шеф. Пойду, гляну.
Нуран покинул кабинет Аркадия Павловича и зашагал по узкому коридору к лифту с уже заржавевшими местами дверями.
Двери приемного покоя были приоткрыты. Когда Нуран вошел в перевязочный зал, то увидел двух незнакомых людей – светловолосую женщину лет сорока и чуть постарше мужчину с проседью в висках. Медсестра отчужденно стояла у перевязочного стола и переставляла инструменты в ожидании хирурга.