Когда ты проснешься… - читать онлайн

1

Смеюсь, как никогда в жизни. Волны безудержного смеха тисками сдавливают грудь, некоторое время не отпускают, грозя удушьем, а потом проваливаются вниз живота, даря секундное облегчение. Смотрю на изображение в маленьком экране монитора, и тесное, слабо освещенное помещение охраны сотрясают все новые взрывы хохота.

Охранник дядя Боря сдержанно ухает в усы густым басом. На его суровых глазах поблескивают едва заметные в свете экранов слезы.

– Александр Владимирович… Саша… – Охраннику приходится отвернуться от монитора, чтобы представшая там картина не спровоцировала новый приступ хохота. – Надеюсь, меня после этого не уволят? Ты же знаешь, как сложно найти работу в моем возрасте. Ну, повеселил старика, ну, стервец!

Не переставая улыбаться, утираю слезы и сдавленно всхлипываю:

– Не волнуйтесь, дядь Борь, Вадим ничего не сделает, это я гарантирую. Но какой шик! Какое исполнение! – Одобрительно хлопаю по плечу бывшего милицейского, а ныне начальника службы безопасности Бориса Сергеевича. Неслыханное панибратство, которого никогда бы не допустил, не окажись мы волею случая соучастниками этого веселого мероприятия.

Смех сближает лучше любых заверений в вечной любви, надежности и верности. Вместо отвратительного кофе, который обычно подают на совещаниях в сверкающих стеклом и металлом небоскребах длинноногие секретарши, стоило бы включать скучным дядькам в костюмах несколько серий комедийных передач. Полчаса общего смеха над глупыми шутками сблизили бы присутствующих гораздо сильнее банальных предварительных корпоративных ласк с графиками и презентациями.

Борис Сергеевич в силу особенностей профессии смеялся редко. Было приятной неожиданностью узнать, что старик сохранил чувство юмора. А вместе с ним и некоторые связи в органах, без которых сегодняшняя шалость попросту не удалась бы. Но теперь дядя Боря беспокоился, и вполне оправданно: шутить пусть и с не единственным, но все-таки директором – дело опасное, сопряженное с туманными перспективами быть уволенным.

Снова бросаю взгляд на монитор. Несмотря на небольшие размеры экрана и низкое качество изображения, на картинке четко просматривается растерянное, полное противоречивых эмоций лицо Вадима – моего лучшего друга и партнера по бизнесу. Тот стоит в окружении внушительных парней с автоматами в черной камуфляжной форме и масках с прорезями для глаз. Папки в его кабинете разбросаны, рубашка выбилась из безупречно отглаженных брюк, галстук ослаблен и неестественно свешен набок. Вадим стоит перед открытым сейфом, где красуется абсолютно неуместный в этой ситуации… праздничный торт.

За двадцать минут до этой, полной сюрреализма, развязки по приглушенной, выверенной за годы службы команде дяди Бори «Начинаем!» в офис небольшой рекламной фирмы ворвалась дюжина бойцов. Гости аккуратно, планомерно и бережно («Бережно, орлы, бережно!» – шипел в рацию дядя Боря) рассчитали весь персонал на первый-второй, после чего направились в кабинет Вадима, где произвели не очень тщательный, но весьма убедительный обыск. Для виду даже отключили от сети несколько компьютеров, демонстрируя намерение забрать их с собой. В довершение силовики потребовали владельца кабинета открыть сейф, в котором Вадим хранил не совсем законные предметы и документы. Всегда сдержанный и правильный директор, несколько раз за время обыска сменивший цвет лица с зеленого на пурпурный, дрожащими руками – уже ожидая худшего – выполнил просьбу серьезно настроенных визитеров. И как только из недр сейфа появился совершенно неуместный в этой ситуации торт, в кабинете наступила гробовая тишина.

В тишину погрузился весь офис, и только в одном помещении двое хулиганов – молодой и в меру безбашенный соучредитель и пожилой, умудренный опытом охранник – разразились громким хохотом. Клянусь, если бы не громко стучащая в висках Вадима кровь, он мог бы услышать доносящиеся из дальнего кабинета звуки.

– Ладно, дядь Борь, – я пожимаю мужчине руку и вытираю краем футболки проступившие слезы, – пойдемте сдаваться имениннику.

Мы выходим из укрытия и, протискиваясь сквозь взволнованные группки шепчущихся сотрудников, направляемся к месту проведения спецоперации.

– Александр Влади… там… – кидается в нашу сторону побелевшая от ужаса стажерка.

Отмахиваюсь от нее жестом, который может означать что угодно. В том числе уверенность, что ее молодой начальник сейчас одной рукой уложит спецназовцев, а другой немедленно перенесет весь офис и в первую очередь ее в безопасное место. Предположение о фантазиях стажерки о ее путешествии на руках начальника было, судя по всему, не так уж далеко от действительности. По крайней мере кидаемые ею взгляды и якобы случайно занимаемые в моем присутствии неестественные, как ей казалось, пикантные позы говорили о наличии таковых в голове показавшейся мне поначалу скромной девушки.

В какой-то момент, признаюсь, глянул было с интересом, но потом одернул себя: абсурднее секса с подчиненными может быть только секс за рулем мотоцикла – и в том и в другом случае за минутную слабость рискуешь поплатиться.

Мы заходим в кабинет Вадима, где уже в полной мере наслаждаемся приятными подробностями произошедшего, которые не смогли передать старенькие мониторы на посту охраны, а именно: тяжелым дыханием Вадима, проступившими на его лбу каплями пота и полным хаосом в комнате.

– Саш… это… это что? – сглатывая после каждого слова, спрашивает растерянный друг, показывая на открытый сейф.

Невозмутимо прохожу мимо застывших, точно каменные изваяния, людей в форме к сейфу, зачерпываю пальцем крем с верхушки торта, сдвигая букву «С» в надписи «С днем рождения, Вадим!» и отправляю в рот.

– Это торт, Вадик, – сообщаю, казалось бы, очевидное партнеру. – Между прочим, прямиком из Бельгии, «Шоколя де Труа» – так его там называют. Мы, простые смертные, говорим «Три шоколада», но ты ведь ничего, кроме пирожного «Картошка» по три пятьдесят из школьной столовой, не уважаешь, правда?

Подхожу к ошалевшему Вадиму и горячо его обнимаю, не сильно заботясь о чистоте рубашки друга после контакта белоснежной ткани с измазанной в шоколаде рукой.

– С днем рождения! – громко шепчу я ему на ухо и начинаю аплодировать.

Находящиеся в помещении люди, с заметным удовольствием наблюдающие за разыгрываемой сценой, подхватывают. Вадим смущенно поправляет галстук, молча обводит взглядом хлопающих зрителей и неожиданно выдает такую реплику, за которую мне становится неловко даже перед дядей Борей, хотя тот и сам зачастую не стесняется в выражениях.

Я искренне уважал этого сурового, не смирившегося со своей ненужностью в силовых органах старичка. Борис Сергеевич (в компании мы его ласково называли дядей Борей) был личностью волевой и сильной. Отдавший бо́льшую часть жизни службе в Министерстве внутренних дел, он вдруг оказался за бортом в результате очередной реформы. «Нужно давать дорогу молодым!» – неожиданно сообщило Борису Сергеевичу руководство и, с почестями проводив, заменило более молодыми, перспективными и амбициозными кадрами.

Дядя Боря оказался не единственным, кто в те сложные годы проиграл неравный бой с системой. Большинство его боевых товарищей спились, не в силах вынести ощущения своей ненужности. Однако пожилой военный не растерял бодрости духа и предусмотрительно перешел с государственной службы на коммерческую. Мы взяли его на работу и ни разу не пожалели – дядя Боря оказался настоящим профессионалом и не раз выручал нас с Вадиком. В том числе и в щекотливых, не всегда законных вопросах. Что поделать, бизнес есть бизнес!

Дядя Боря оставался в нашей стремительно меняющейся среде оплотом старомодного уюта, островком железной нравственности и чести, которой так не хватает современному миру.

Я относился к дяде Боре с сыновьим уважением, и он в точном соответствии с выданной ему ролью по-отечески хмурил брови, когда я нетрезвый заявлялся в офис после полуночи, чтобы показать очередной новой знакомой «закулисье рекламного бизнеса». Эти ночные экскурсии редко заходили дальше кожаного дивана в моем кабинете, а когда они заканчивались, дядя Боря неизбежно встречал нас со спутницей на обратном пути, стоя в дверях своей комнаты в конце коридора. «Здрасьте», – густо басил он, прищуривая глаза и помешивая чай в старой оранжевой кружке со свешивающимся с краев пакетиком. Мои спутницы что-то пищали в ответ и исчезали в проходе, а дядя Боря укоризненно качал вслед головой, когда я оборачивался перед выходом из офиса.

К моменту, когда Вадим закончил свое непечатное выступление, у меня не осталось сомнений, что даже бойцы, немало повидавшие на своем веку, густо покраснели под своими непроницаемыми масками. Я улыбаюсь и развожу руками.

– Ну и сволочь же ты, Саша… – шепчет партнер, и напряжение на его лице сменяется улыбкой.

Поняв, что спектакль окончен, дядя Боря кивает «орлам», и те дружно направляются к выходу, гремя тяжелыми сапогами по нежному офисному паркету.

– Спасибо вам! – горячо благодарю я дядю Борю. – Я целый год так не смеялся, с прошлого раза, когда разыгрывал Вадима. Тогда я ему…

– Замолчи! – рычит взявший себя в руки Вадим и легонько тычет меня в плечо, после чего направляется к зеркалу приводить свой внешний вид в порядок.

– Молчу-молчу! – картинно вскидываю руки я и обращаюсь к пожилому охраннику: – Пожалуйста, соберите всех, будем праздновать.

Мы с Вадимом приводим в чувство перепуганный персонал и следующий час проводим в неожиданном для сотрудников чаепитии. Коллеги с удовольствием уплетают извлеченный из сейфа торт и на все лады пересказывают друг другу произошедшее, перебивая и приукрашивая повествование все новыми деталями.

– Хорошая традиция. Никогда не перестанет мне нравиться! – говорю я Вадиму, когда мы спустя несколько часов, поблагодарив коллег за участие, закрываемся в его кабинете.

Падаю на диван и под неодобрительные взгляды друга закидываю ноги на кофейный столик. Под подошвами ботинок оказывается журнал с изображенным на обложке солидным господином в унылом сером костюме и галстуке, которому такое обращение наверняка пришлось бы не по душе.

– Должен признать, – задумчиво говорит Вадик, подойдя и столкнув коленом мои ноги со стола, – с каждым годом ты становишься все изощреннее в своих розыгрышах. Иногда я даже начинаю жалеть, что согласился на это десять лет назад. Но меня успокаивает то, что всего через неделю… – тут он, коварно усмехнувшись, выдерживает драматическую паузу, – наступит моя очередь делать твою жизнь невыносимой.

С Вадимом мы знакомы почти двадцать лет, десять из которых традиционно вместо подарков на дни рождения устраиваем друг другу сумасшедшие розыгрыши. Дни нашего появления на свет следуют с интервалом в неделю, и меня с юности возмущало то, что Вадим, которому посчастливилось родиться первым, имеет огромную фору в том, чтобы переплюнуть своим выступлением все мои спектакли.

Впрочем, этим преимуществом Вадим пользовался редко. Несмотря на то что росли мы вместе, наши представления о жизни оказались до невозможного разными. Вадим – всегда спокойный и рассудительный, человек, исповедующий Планирование и Практичность как две основные религии. И я – сумасшедший ураган, мало к чему в этой жизни относящийся серьезно и убежденный в том, что извлечение удовольствия из каждой промелькнувшей секунды есть главная суть и смысл жизни. Нетрудно догадаться, что розыгрыши Вадима были полным отражением его характера: тщательно выверенные, идеально спланированные, безопасные… и оттого предсказуемые и скучные.

Однако, несмотря на различия в темпераментах и взглядах на жизнь, нам каким-то чудом удалось несколько лет назад создать общее дело. Еще большим чудом было то, что оно существовало и по сей день. Невозможная смесь из хозяйственности Вадима и моей неугомонности вдруг оказалась неожиданно продуктивной. Созданное нами рекламное агентство хоть и не хватало звезд с неба, но обеспечивало нас с Вадимом и еще два десятка сотрудников всем необходимым. Не обеднело агентство и в тот момент, когда в семье Вадима произошло пополнение.

У предсказуемо рано женившегося друга недавно родилась дочь. Мы вместе встречали его супругу из роддома, и едва завидевший укутанную розовую малышку Вадим расплылся в отеческой нежности, утонул в ней с головой да так и не вынырнул обратно, с гордостью приняв внушавший мне ужас статус семейного человека.

Некоторое время я подзуживал старого приятеля на предмет его внезапно наступившей старости («Не старости, а зрелости!» – каждый раз занудно поправлял меня Вадим), а потом оставил счастливого друга в покое. В конце концов, принимать счастье близкого человека как свое собственное, даже если ты такое счастье в гробу видал, – лучшая форма любви, на которую способен человек.

И я страшно любил Вадика, несмотря на его занудство и разлинованную настольным органайзером жизнь. Вадим отвечал взаимностью, в шутку (в шутку ли?) называл меня Демоном и частенько закатывал глаза, призывая небесную канцелярию к ответу. Он вопрошал, за какие такие грехи двадцать лет назад ему «ниспослали вот это» тем славным июньским вечером, когда мы встретились на стройке, оба занятые поиском приключений на свои тощие мальчишечьи задницы.

С тех пор мы были неразлейвода и всегда поддерживали друг друга в различных жизненных обстоятельствах. Практичность, привитая Вадиму строгими родителями с детства, и моя страсть к приключениям делали наш тандем практически непобедимым и здорово выручали еще в подростковых переделках. А повзрослев, мы стали использовать преимущества такого тандема и в коммерческих целях: Вадим успешно справлялся с рутинной хозяйственной работой, я же с удовольствием брался за ее креативную часть. Дело процветало, все были довольны, а к изредка возникающим конфликтам мы относились как к неизбежной плате за прогресс и легко их разрешали.

Пятница близилась к своему логическому завершению. Справедливо рассудив, что после розыгрыша рабочему настрою сегодня вернуться не суждено, мы с Вадимом прощаемся с сотрудниками. На выходе нас встречает дядя Боря, и Вадим, пожимая руку моему сообщнику, некоторое время проницательно вглядывается ему в глаза. Уловив возникшее напряжение на лице Бориса Сергеевича, тяну Вадима за рукав:

– Пойдем, пойдем. Дядя Боря – заложник ситуации, во всем можешь винить меня. Я обещал убить его собаку, если он мне не поможет.

– Этот Демон все устроил? – спрашивает Вадим у растерянного дяди Бори, у которого, насколько мне известно, собаки никогда и не было.

– Этот, этот! – поспешно кивает пожилой охранник и заговорщицки подмигивает.

Вадим отпускает руку охранника, сменяет гнев на милость, прощается и идет за мной. Мы спускаемся на парковку, где нас ждет автомобиль Вадима: совершенно не изящный, а по мне, так и вовсе уродливый, «минивэн».

– Ничего не говори! – предостерегающе говорит Вадим, замечая зарождающуюся на моем лице улыбку. – На сегодня твой лимит шуток исчерпан.

Молча соглашаюсь. Новый автомобиль Вадим приобрел перед самым рождением дочери, создав этим неосмотрительным поступком неисчерпаемый повод для насмешек. «Зато удобно!» – так он, с убежденностью религиозного фанатика, прокомментировал покупку, заметив плохо скрываемый ужас на моем лице.

– Саша, пообещай мне, что на сегодня твои сюрпризы закончились. Вечером мы собираемся посидеть в тихой обстановке с друзьями, и я не хочу там видеть спецназ с автоматами. Уж точно не в своей гостиной. Если собираешься подарить мне еще один торт, пожалуйста, привези его сам.

Я, надевая шлем, глухо обещаю Вадиму, что подумаю, как сделать его праздник еще более запоминающимся. Вадим отвешивает мне звонкий шлепок ладонью по шлему, имитируя подзатыльник, а я, улыбнувшись одними глазами, завожу мотор и выкручиваю ручку газа. Мотоцикл послушно издает рык, громом раскатившийся по полупустой подземной парковке.

«Демон!» – читаю я по губам Вадима, прежде чем он, покрутив у виска пальцем, скрывается в недрах своего «минивэна».