Мама, Девочка, Игрушки
Сцена представляет собой детскую спальню. Посередине комнаты стоит кровать, вокруг в изобилии – разные игрушки, в том числе и изображаемые актёрами: одноухий Медведь, Кукла в старом вылинявшем платье с рваным подолом и улыбающийся Клоун. Актёры до поры остаются неподвижными. Сцена погружена в полумрак, затем включается свет, и в комнату входят Мама в халате и Девочка в ночной пижаме.
МАМА. Дочка, убирай игрушки и ложись спать, уже поздно.
ДЕВОЧКА. Маам, ну ещё пять минут!
МАМА. Никаких "пять минут"! Как раз пять минут ты будешь наводить порядок в комнате.
ДЕВОЧКА. Я завтра уберу.
МАМА. Никаких "завтра"! Посмотри, какой здесь беспорядок! Раскидала игрушки по полу, а убирать кто будет?
ДЕВОЧКА. Ну мааам, ну можно я завтра всё уберу?!
МАМА. Что же, по-твоему, игрушки будут вот так валяться всю ночь?
ДЕВОЧКА. Ну и полежат. Ничего с ними не сделается!
МАМА. А вот они тебе приснятся сегодня и поругают тебя как следует. Скажут: "Почему ты так плохо к нам относишься? Сама-то вон в мягкой кровати спишь, а нас заставляешь на полу спать! А на полу спать жёстко!" Приятно тебе будет?
Девочка молча шмыгает носом, видимо, не находя возражений.
МАМА. Давай я тебе помогу. Вдвоём наводить порядок и быстрей, и веселей.
Мама и Девочка начинают убираться в комнате и быстро справляются с этим.
МАМА. Ну вот видишь, как быстро мы закончили? И в комнате порядок, и игрушкам твоим приятнее лежать на своих местах, а не на полу.
ДЕВОЧКА. Они меня теперь не поругают?
МАМА. Нет, теперь не поругают. А сейчас ложись в постель, уже поздно.
Девочка ныряет под одеяло и блаженно вытягивается в кровати. Мама присаживается рядом, какое-то время перешёптывается с дочкой, затем целует её и выходит из комнаты. Девочка засыпает. Сцена вновь погружается в полумрак.
Звучит песня:
"Как только, уткнувшись в подушки,
Забудется сном детвора —
В домах оживают игрушки
На целую ночь до утра.
Тогда разговорам нет счёта:
Пока не начнётся заря,
Всё спорят игрушки о чём-то,
О чём-то всю ночь говорят…"
В продолжение песни игрушки начинают оживать. Они приходят в движение, осторожно меняют позы, разминая затёкшие конечности. После окончания песни Медведь, стараясь двигаться бесшумно, подкрадывается к постели и всматривается в лицо Девочки.
МЕДВЕДЬ. Вроде уснула…
КУКЛА. Сегодня что-то рановато. Вчера в это время ещё колобродила.
КЛОУН. Умаялась. Вон сколько игрушек собрала. Да и на лошадке целый вечер скакала.
КУКЛА. На это у неё время есть, а новое нарядное платье мне до сих пор не сшила! Вот, смотрите, в чём хожу?! Это же стыд!
МЕДВЕДЬ. Что там платье… Мне она никак ухо не пришьёт. Вторая неделя уж пошла, как у меня ухо оторвалось, и всё никак пришить не может. У тебя, Маша, платье хоть и старое, а всё же носить ещё можно, а я вот одноухий теперь. Где ж это видано, чтоб медведь с одним ухом ходил?!
КУКЛА. Ты, Миша, ничего не понимаешь! Новое нарядное платье – это же… это… Да я лучше бы согласилась быть с одним ухом, чем в этом старом платье! Распустила бы волосы, никто и не заметил бы, что чего-то не хватает; а вот платье под волосами не спрячешь, его все видят! А оно из моды вышло ещё в прошлом году! Да ещё и рваное: вот, смотри – подол оторван… Клоуну хорошо, у него цирковая униформа; ты, Миша, вообще в шубе родился, меха всегда в моде; а мне это платье донашивать уже просто стыдно!
Увлечённые беседой, Игрушки не замечают, что Девочка вовсе не спит. Она приподнимает голову и прислушивается к разговору, а затем неслышно встаёт с кровати и на цыпочках подкрадывается к говорящим, по-прежнему оставаясь незамеченной.
КЛОУН. Ну а что такого, платье как платье. Мы тут в этих модах не разбираемся. Что досталось, то и носим. Вот у меня, к примеру, грима на лице столько, что тебе, Маша, на три косметички хватило бы. Потому что я – Клоун, мне положен грим. Хочешь не хочешь, а носи. И улыбаться я обязан, в соответствии со своим клоунским званием. А мне, может, не хочется всем и каждому улыбаться. И ведь не каждому это нравится, когда ему улыбаются. Особенно девочки обижаются. Не могут они понять, то ли ты им улыбаешься от души, то ли смеёшься над ними от ехидства своего. Иной раз какая-нибудь Хозяйкина подружка скажет: чего, мол, улыбаешься, как дурачок?! – да и швырнёт меня в угол. Обидно мне такое слышать. Я же не нарочно. А всё равно стерпишь, промолчишь и дальше улыбаешься. Нельзя по-другому. Должность у меня такая.
МЕДВЕДЬ. Ты вот, Маша, про шубу мою сказала. А ведь она тоже своё неудобство имеет! Во-первых, уход за ней нужен. Ты на свои косы столько шампуня не расходуешь, сколько я – на свою шубу! Да расчеши её потом, да кремом намажь, чтобы лоснилась… А днём меня Хозяйка затаскает, затискает, и туда меня положит, и сюда меня поставит – всю пыль, что в доме есть, на свою шубу соберу! Опять полночи потом себя в порядок приводить… Во-вторых, шуба – она, конечно, всегда в моде, да только мода быстро меняется. Вчера, скажем, была мода на песца, сегодня – на чернобурку, а что завтра будет в моде – нипочём не угадаешь! А у меня шуба одна на все времена, хоть наизнанку её выверни, а как была она медвежьей, так и останется. День на мне – меха, а год на мне – чепуха. Вот тебе и шуба, вот тебе и модная вещь.
ДЕВОЧКА. Ой… Так вы… Так Вы – живые?!.