На следующий день после нашего первого знакомства со «штабом», как и обещали мои пацаны, пришли взрослые ребята.
Я представлял себе взрослых мужчин под «старшими ребятами», но в подвал спустились точно такие же ребята, как и выпускники нашего детского дома, которые возможно выпустились из другого подобного учреждения.
Их было четверо.
Они забрали у ребят, деньги, которые те насобирали за день до этого, и узнали у них кто мы и откуда.
С ними мы не разговаривали о прошлом и не делились своими переживаниями. Они просто поставили нам с Юлей определенные условия, которые мы должны были выполнять, чтобы не отправиться обратно в детский дом.
Мы сами пришли к ним на крючок, без наживы, просто благодаря красивым рассказам моих пацанов.
Этим «старшикам» даже не нужно было придумать способ, запугивания для нас с ней, все само собой решилось.
С Юлькой у нас было только три варианта.
Бежать и вновь где-то прятаться, возвращаться в детский дом, где даже не хотелось думать о будущем, или остаться «работать» на взрослых ребят.
Мы, недолго думая, просто выполняли их условия собирая деньги на улице. Для мотивации каждому из нас была назначена определенная сумма, которую нужно собрать за день, а иначе в этом же подвале можно было получить «тумаков».
Пацаны, иногда не собрав нужную сумму, пытались отсидеться дома, но за это они получали в два раза больше.
От пьяных родителей, которые избивали их за то, что они убегают из дома, и по несколько дней не приходят домой, а затем получали и от старших ребят за то, что пытались уйти от «ответственности», скрываясь.
Такими были правила нового дома на эти две недели в месте проживания под названием «штаб».
В первый день знакомства с Юлькой, пацаны относились как я видел к ней недоверчиво, но, когда один из них достал спрятанный в штабе припасённый спирт, которым их спонсировали старшие ребята, увидев радостную реакцию Юли, ребята поняли, что она своя, и тоже заулыбались, поставив нам по использованному одноразовому стаканчику, на аналоговую версию обеденного стола. Сделанного из пары деревянных ящиков, накрытых листом ДВП, чтобы мы отметили наш побег и общее знакомство.
Мы все выпили не по одному стаканчику, и начали разговаривать о нашей юношеской нелегкой жизни.
У кого-то она была с родителями, у кого-то без, но не в зависимости от семейного положения у каждого из нас была одна и та же мысль, оторваться от этого состояния и не вспоминать о нем никогда.
Так текли дни.
Этого состояние отвлеченности от происходящего нам помогал достичь спирт, принесенный взрослыми ребятами, которые мы разбавляли. И клей, что мы покупали в хозяйственных магазинах и дышали им, чтоб наконец забыть все происходящее как иной, более красочный сон, после которого жутко болела голова.
Пацаны рассказывали нам истории как их гоняли милиционеры, а мы с Юлей рассказывали про нашу жизнь в детском доме.
В таком ритме мы прожили две недель.
Конечно же рассказы ребят, о зарабатывании денег, когда они приходили к забору детского дома, оказались немного преувеличены. Взрослые забирали почти все, оставляя каждому из нас меньше, чем десять процентов от заработанного.
Но кто думал о справедливости и об ущемлении наших прав, когда вечером еще не совсем понимающих детей, играющих взрослые роли, ждала бутылочка спирта, принесенная утром от старших ребят и дурманящие пары клея, чтобы погрузиться в подвальном помещении совершенно в другой мир, без проблем и переживаний, рядом с такими же понимающими тебя душами.
И мне всегда было очень жалко пацанов, когда они не собирали назначенную перед ними сумму, потому что очень хорошо понимал их страх в глазах. Который напоминал мне мои детские годы, когда отец был еще жив и выбивал из меня кулаками страх физической боли.
Тут ситуация была похожая, мы были все как одна семья только пьяный отец бил не меня, а семью и всегда была вероятность заступившись тоже получать удары от этих людей, которым ты никем не приходишься и поэтому им совсем тебя не жаль.
Среди всей этой показательной «экзекуции» из-за нехватки собранных средств, мне было больше всех страшно за Юлю.
Она была единственная девочка среди нас, и из-за доверяя ко мне попала в этот капкан, из которого было не так много выходов.
Осознавая это и чувствуя себя перед ней виноватым, мне очень хотелось обезопасить ее, чтобы она не оказалась однажды на месте тех, у кого не хватало этих жалких бумажек и монет, которые сокрушались под ударами старших ребят, которые бы смогли оттаскать Юльку за волосы, раздавая пощечины или еще того хуже по-другому бы принуждали найти недостающую сумму…
Мир был очень суров и ужасен для меня в те годы, особенно когда ты понимаешь, что сам заботишься о себе, потому что, так сложились обстоятельства твоей жизни.
Через несколько дней у меня созрел план, и я предложил ребятам делиться друг с другом деньгами, которые мы собирали за день, чтобы у всех было достаточно для того, чтобы отчитаться перед взрослыми «работодателями».
За то, что иногда кто-то приносил чуть больше, чем нужно, его никто по головке не гладил, и уж тем более потом не засчитывал ему этот переизбыток, когда у него в следующий раз удавалось собрать меньше.
Каждый день счетчик обнулялся, и сбор начинался заново.
Так зачем тогда кому-то получать побои если можно его от этого спасти?
Я обсудил эту идею с Юлей, и она согласилась делиться со мной если у меня вдруг не будет хватать денег.
Так же услышав от меня это предложение, Юля рассказала мне по секрету что продолжает прятать деньги, после дневных сборов и что не отдает все, что ей удается насобирать.
Чтобы не быть пойманной, с тем, что она собирает больше нужной суммы, она приносит немного меньше, настолько, чтобы это не было поводом, для кулачного обучения, от старших ребят как правильно собирать средства.
Тогда, встретившись с ее мышлением, за пределами детского дома, я на практике понимал, насколько она практична.
Ее пытались обдурить старшие ребята, но ей все равно удавалось сохранить чуть больше, чем нам всем пацанам, находящимся в этом подвале. Которые даже не задумывались поступить так же, как она, а отдавали все под чистую, боясь чего-то страшного, не воображая другого исхода.
Я не стал рассказывать жителям нашего «штаба», с которыми мы делили кров о секрете Юли, но предложил им свою поддержанную ей идею, и все с блестящими глазами после выпитого в один из вечеров согласились делать так.
Три дня, коллективной взаимопомощи.
Хватило нас всего лишь, на три дня…
Кто-то из ребят понимая, что ему теперь помогут отдать нужную суммой перед старшими ребятами, специально говорил нам, что не собрал ничего, даже не пытаясь этого делать. Кто-то покупал себе на вырученные деньги сладости, которые просвечивали через карманы брюк, но говорил, что ему не хватает чуть-чуть. А один вообще оставил в наглую деньги, у себя чем и подставил нас всех.
В этот самый день взрослые пацаны пришли с пивом, веселые и собрав с нас деньги, решили остаться и поучить нас жизни раздавая в шутку легкие щелбаны, подзатыльники, пенки и ставя подножки.
Тот, кто оставил деньги у себя, после очередной подножки упал и выставил руки вперед перед падением, чтобы не удариться об пол головой, вот тут-то, из его рук и выпали те самые деньги, которые он так бережно хранил и старался спрятать.
Когда старшики увидели это, их веселые лица, играющие со слабыми подростками в свои дебильные игры, превратились в злобные гримасы, которые жаждали крови.
– Ребят, у нас тут крыса! – крикнул сидя на сломанном кресле тот, кто подставил ему подножку, своим взрослым дружкам.
– Я не крыса… Я просто забыл отдать… – начал оправдываться раскрытый «сберегатель», съёженный вставая, чтобы легче принять на себя неожиданную физическую расправу.
– Может еще у кого-то, что-то осталось? – поинтересовался еще один из старших.
Ринат был у них главным. Без его команды старшики не делали ничего.
Слова «Нет» послышались мне с разных сторон нашего подвального помещения, на поставленный вопрос. Все словно замерли в этот момент, только моя голова соображала, как мне нужно спасти этого бедолагу вруна, чтобы он не получил что на самом деле заслуживал, и чтобы взрослые ребята не додумались осматривать каждого на наличие денег, потому что я знал, что у Юли были деньги, которые она еще не успела спрятать в свой тайник.
После того как эта мысль возникла в моей голове я перевел на Юльку свой взгляд и понял, что она внутри начала немного переживать, уловив настроение взрослых ребят и возможные последующие за этим действия, о которых подумал я.
– И давно ты прячешь от нас деньги? – спросил один из старших нависая над попавшимся с поличным.
– Да я не прячу, я хотел отдать… Просто у нас новые правила сбора и у меня осталось немного денег.
– Что у вас? – поинтересовался Ринат с другого конца.
– Мы собираем каждый сколько сможем, а вечером добавляем тому, кому не хватает до нужной суммы.
– Это ты придумал? – подходя к нему спросил Ринат.
– Нет. – съёжившись ответил «сберегатель».
– И кто же это у вас тут такой хитрый? – продолжал спрашивать Ринат, осматривая всех, кто был в «штабе».
Все молча смотрели на докладчика, отвечающего на вопросы, но он замолчал видимо поняв, что уже сказал немного больше, чем нужно.
– Э малышня! Че молчите? У вас у каждого есть дополнительные деньги? – рассержено спросил один из старших сидевший в кресле.
– Это я придумал… – вдруг вырвалось из меня.
– Ты че самые умный? – вдруг развернулся и пошел ко мне с вопросом тот, кто стоял нависший над виноватым.
– Нет, я просто хотел…
Я не успел договорить, потому что в глазах словно искры пролетели, я очутился сидящем на полу в метре от того места, где был, щека горела от этого хорошего удара.
У меня сразу промелькнули старые картины перед глазами.
Как опомнился, я резко встал на ноги, боясь, что, если буду сидеть дальше он меня запинает.
Я увидел его разъярённый взгляд, который ко мне приближался. Он был наверно больше зол не на то, что я предложил ребятам такой план, а что я не заплакал после удара или не сжался от боли.
– Остынь! – Сказал откуда-то Ринит подходящему ко мне своему другу. Я в тот момент плохо ориентировался в пространстве и не мог сообразить откуда я слышу его голос.
– Малой, ну ка пойдем, поговорим. – сказал он мне.
Фокус зрения вновь наладился и я увидел его стоящего возле лестницы которая вела на выход подвала.
Мы вышли с ним на улицу и присели на лавочку.
– Ну и давно ты мне бизнес ломаешь? – спросил у меня Ринат.
– Я не ломаю. Просто хотел, чтобы ребята не получали по голове. Три дня уже никто не получал. – сказал я, глядя на него.
Он улыбнулся и спросил.
– Ну и что? Помогло тебе? – указывая на свою щеку пальцем, напоминая мне о прилетевшей пощёчине пару минут назад спросил он.
– Нет… – выдохнул я.
Ринат был один из первых людей кто сказал мне что-то стоящее.
– Ты пойми малой. За все в жизни нужно платить, каждый делает разные поступки кто-то плохие, кто-то хорошие, но при этом нужно что-то отдать или потерять.
Ты сделал доброе дело. На твоем лице это последствия того благого поступка, который ты совершил ради других, но зато они все целы как ты и рассчитывал.
А готов ты дальше жертвовать собой ради тех, кто подставит тебя, как сегодня?
– Я не знал, что так будет.
– Вот видишь? Ты не знал… А я знаю, что, если бы мы с ребятами не назначали определенную сумму, которую в течение дня реально насобирать, никто бы из тех, кто сидит сейчас там, в подвале, даже не пошел бы просить, потому что у них есть какие не какие родители, которые предоставляют им ночлег, которые бросят кость чтобы поесть, и они будут довольны.
Мы даем им возможность попробовать ту жизнь, которую запрещают им пробовать их взрослые, и их за это никто не трогает, но как я уже говорил платить нужно за все. Даже когда ты свободен, но это ты поймешь чуть позже.
Поверь малой, еще неделя с твоим планом, и ты бы сам собирал за всех деньги, вместе со своей подругой, потому что, даря им подстраховку ты делаешь их слабыми.
Его слова имели большой и правильный смысл для меня. Спустя годы я понимаю, что это был урок. Он был прав, но не только в той сложившиеся ситуации, а в целом… Но обо всем по порядку.
– В общем так, малой. – продолжил Ринат после своего объяснения. – Раз ты нам устраиваешь дополнительные трудности из-за того, что у тебя соображалки хватает планы придумывать, пойдешь через два дня со старшими пацанами на дело.
Мы тут узнали, что у одного лоха молодого, твоего возраста кстати, телефон появился сотовый.
Вот хотим у него взять попользоваться. Понимаешь, о чем я?
Я понимающе махнул головой.
Пацаны рядом постоят, на всякий случай, если сам отдавать не захочет.
Заберешь у него трубку, и беги, а там уж нам передашь.
Сделаешь все как надо, будет меньше твоя сумма, которую нужно собирать.
– Тогда и у Юлки! – решительно вставил я.
– Нравиться тебе? – улыбаясь ударив в плече спросил он.
– Она моя хорошая подруга, больше, чем все остальные там… – ответил я, указывая на дом, где был наш подвал.
– Хорошо, тогда и твоя подруга тоже должна будет приносить меньше.
На самом деле в конце уходящего двадцатого века у нас в стране с сотовыми телефонами ходили только важные ребята, и дети достаточно богатых родителей. Было очень трудно купить такой аппарат в личное пользования, простому гражданину страны.
В две тысячи двадцатых годах почти на каждом углу можно было купить это телефоны, но в те дни это была большая редкость…
После разговора с Ринатом, я вернулись ко всем.
Тот, кто спрятал деньги так и не получил от старших ребят, лишь увидел на себе осуждающие взгляды, от ровесников которых он подставил.
Теперь уже никто не с кем не делился деньгами, кто сколько собрал отдавал все до копейки в «казну», а «казна» выдавала процент.
Я никому ничего не говорил про план, о котором рассказал мне Ринат. Да и вообще, после случившегося мне не хотелось делиться со своими пацанами никакой информацией.
Повезло еще что я не сильно получил от старшиков за свои выдумки.
Через два дня я со взрослыми друзьями Рината, отправился во двор, где жил этот парень с телефоном, и усевшись на лавочку мы втроем ждали пока он выйдет на улицу или будет откуда-нибудь возвращаться.
Минуты ожидания летели.
Взрослые ребята начали разговаривать между собой о девчонках и о планах на вечер. Для меня это было серьезное задание, а для них это был пустяк, о котором они совсем не переживали.
Наконец старшики показали мне на парня, который только вышел из подъезда. Может он и был моего возраста, но выглядел он лет на пятнадцать. Это вновь впустило в мои мысли первую встречу с Юлей, когда я подрался с ее обидчиком и своим давним врагом. От этого воспоминания мой боевой дух немного ослаб.
Выдохнув пытаясь настроиться, я подождал пока пацан дойдет до конца дома и отправился за ним.
Оглянувшись через метров двадцать, я увидел, что старшики тоже встали с лавочки и пошли за нами, это прибавило мне немного уверенности и мой шаг стал чуть смелей.
Прибавив чуть-чуть, я догнал отмеченную цель. Чтобы понять, что у него есть телефон, не нужно было обладать проницательными способностями. Он висел у него на веревочке прямо на шеи.
Ему повезло что телефон должен был забрать я, а не какой-нибудь местный наркоман или алкаш. Который вместе с телефоном на веревочки, оторвал бы эту тонкую гусиную шейку мальчишки.
– А что это у тебя такое? – спросил я у него указывая на телефон.
Он не понимающе посмотрел на меня.
– Сотовый телефон… – ответил парень и вдруг остановился.
– Можно посмотреть?
– Ну вот, – проговорил он, взяв его в руку и поближе поднеся к моего лицу, покрутил.
– И что с него звонить можно даже?
– Ну да. Ладно, мне пора в магазин. – ответил он и начал набирать свой ход.
Я посмотрел в сторону и понял, что взрослые ребята уже совсем близко. Они маяковали мне, чтобы я сделал свое дело быстрей.
Поэтому я вновь нагнал мальчишку, и дернув за руку сказал:
– А можешь мне дать на пару дней?
– Нет, я тебя не знаю, а отец мне не разрешает давать его никому в руки.
– Тогда я заберу у тебя его. – сказал я, и в этот момент один из старшиков прихватил его за плечо.
– Ну что у вас тут малые происходит?
Парень немного растерялся и изменился в лице.
– Он у меня телефон забрал… – ответил я и снял с его тонкой шеи веревочку, на которой весел телефон.
Я видел, как он дернулся чтобы вернуть его обратно, но старшики придержали его.
Он посмотрел на того, кто держал его с правой стороны. В ответ от старшего он увидел отрицательное махание головой, которое обозначало на языке жестов «не стоит пацан»
Я резко глянул на второго, который был с левой стороны. Он дернул головой давая мне жест «бежать».
Я тут же опомнился и взглянув напоследок в намокающие от безысходности глаза стоящего передо мной пацану, у которого забирают прямо сейчас телефон. С извинением я кивнул ему головой, развернулся и побежал.
На пустой улице, к сожалению, для него, в тот момент не было совершенно никого, кроме нас, кого он мог бы попросить о помощи.
– Это мой телефон! – услышал я начинающий плакать истеричный голос пацана. – Отпустите! Вы знаете, кто мой отец?
Я повернул голову и увидел, как старшики его отпускают, и он начинает бежать за мной.
Помимо того, что я уже бежал, мой мозг дал мне новую команду ускориться. В этой вспышке адреналина я повернулся вперед и быстрей начал перебирать ногами, а за моей спиной раздался громкий смех старшиков, которые видимо смеялись над моей реакцией.
А как я должен был реагировать по-другому? О такой подставе мы ни с ними, ни с Ринатом, уж точно не договаривались…
Метров сто за собой я слышал догоняющие меня обрывистые всхлипывающие фразы.
– Отдай… Мой… Телефон…
Я боялся поворачиваться, чтобы не тратить драгоценные силы и секунды. Вдруг повторяющиеся слова начали доноситься до меня все тише и тише.
Рискнув, я повернулся, и увидел, что этот пацан наконец остановился, из-за того, что заплакал. Осознав, что за мной теперь никто не гонится, я понял, что и сам теперь могу остановиться, потому что силы бежать у меня уже закончились давно. Я бежал на топливе страха быть пойманным.
Посмотрев на меня со слезами на глазах, и стоном утраты, он развернулся и пошел обратно.
А я отдышавшись с улыбкой спасения отправился в назначенное место встречи со старшиками.
Не знаю, чтобы он сделал если бы ему удалось меня догнать. Но после этой погони мои мысли о старших пацанах изменились в еще более худшую сторону.
Я старался сделать все правильно как сказал мне Ринат, а они как на охоте выпустили гончую собаку на зайца, и жаждали зрелищ, переложив на мои физические возможности, всю ответственность за успех «операции».
Ну а что можно было ожидать от слабоумных восемнадцатилетних идиотов тогда? Которые хотели лишь денег и наслаждений, выполняя указания Рината.
Пока я шел и думал почему взрослые пацаны так поступили, мне на встречу из-за угла дома вывернули как по заказу высших сил, три пацана из другой компании таких же, как и мы, бесхозно оставленных детей, с которыми мои пацаны до моего появления в «штабе» имели некую вражду между друг другом, потому что мы жили в разных районах.
За эти две недели проживания вне детдомовских стен, я пару раз сталкивался с этими ребятами, которые выходили из-за угла, но в других обстоятельствах. Я на правах «собственности» должен был спросить с них, что они делают на нашем районе?
Они были потенциальными нашими конкурентами, которые так же как и мы собирали деньги для своих старшиков на своем районе.
Когда, между нами, молодыми возникали какие-то споры и драки, взрослые с их стороны и нашей, улаживали между собой эти дела.
Они, возможно, выискивали кого-то из наших, потому что шли они достаточно уверенно.
Словно это не они на нашем районе, а я попал к ним.
У меня был с собой «ценный груз», который я должен был передать, а если бы у нас с ними завязалась драка и я в ней бы разбился телефон или того хуже эти трое после победы забрали бы его у меня, моя жизнь была бы неизбежно закончена.
Я решил сменить свое направление и свернул во двор.
Пока я сворачивал во двор в видимость бокового зрения попали вновь эти трое которые уже не просто шли уверенным и достаточно широкими шагами, они бежали чтобы меня нагнать.
Скрывшись из поля их зрения за углом дома я что было накопленных за эту короткую прогулку сил рванул через двор, осознавая, что они не просто так пытаются меня догнать.
Самое подлое было то, что их было трое, а я один. Они гоняли меня между дворами преграждая мне путь в те моменты, когда я думал, что погоня уже закончилось.
Но хорошо, что я знал свой район и все обошлось, мне удалось от них уйти.
Через сорок минут я прибежал за гаражи, где мы договорились о встречи с Ринатом, но там не было никого.
Я подождал немного и поняв, что я просто опоздал пошел в подвал с надеждой что встречусь там со старшиками или лично передам телефон Ринату.
Я знал, что во дворах, где мне предстоит пройти, трое пацанов, пытаются поймать меня для какой-то собственной цели, поэтому я решил пойти вдоль дороги по главной улице в нашем районе, чтобы в случае чего, не оказаться зажатым в ловушке, а иметь пути отступления.
Пару домов оставалось мне пройти до того, как я начну спускаться в наш с пацанами штаб, но тут из двора медленно, никуда не торопясь, показался мне капот милицейской машины.
Я замедлил свой шаг, а мое сердце забилось чаще. Волнение мое было из-за того, что меня могли искать из детского дома, поэтому пеших милиционеров я боялся, и всегда уходил. А вот потруля на машине остерегался чуть меньше, но все равно не горел желанием встречается с ними.
Машина вывернула в мою сторону и так же тихо, не торопясь, поехала по главной дороге.
Я прикинулся очень наблюдательным мальчиком, и рассматривал деревья и дома поглядывая на разные предметы, не бросая свой взгляд в сторону милицейского уазика.
Затаив дыхание, я слушал как жужжит мотор, проезжающий мимо машины, и с легкостью выдохнул, когда понял, что они уже позади.
Я улыбнулся внутри сам себе, потому что подумал, что за день у меня уже было очень много переживаний и предстоящая встреча с ребятами и Юлькой вечером, со стаканчиком спиртного немного должна меня утешить.
Скрежет колес послышался сзади.
Коробка передач с шумом переключилась на задний ход, и машина милиции быстро проскочив мимо меня остановилась вновь.
Сердце опять сжалось.
Дверь машины открылась и патрульный с автоматом на перевес, выйдя из салона шел в мою сторону.
– Давай без беготни… – сказал он мне из далека. – Поехали в отдел прокатимся?
Какие мне были «беготни»? Я уже ходил еле-еле. Было такое ощущение что я марафон пробежал за этот день, только медаль не получил.
Он, спокойно подходя ко мне через палисадник, чтобы сопроводить меня до патрульной машины задал мне пару вопросов, о том, где мои родители, где я живу и куда иду. Услышав на них ответы, он все понял, так же как и я понял о том, что очень сильно встрял, еще и с лежавшем в кармане чужим телефоном.
Я молча шел впереди него, и пытался придумать что я скажу воспитателям, когда попаду обратно в детский дом если милиционер узнает, что я сбежал.
Подходя к машине ближе, я расстроился еще больше. С заднего сидения на меня смотрел парень, у которого мы совсем недавно забрали телефон.
Он радостно что-то сказал милиционеру, который сидел за рулем, и тот утвердительно махнул головой сопровождающему меня сзади коллеге.
В этот момент я приостановился, но было уже слишком поздно что-то предпринимать.
– Ну и что ты встал, то? – чуть подтолкнув меня рукой спросил милиционер.
Тут я уже осознав всю картину происходящего со мной, начал думать о еще более суровом месте, которое должно было искупить и исправить все мои прошлые и нынешние ошибки, но к сожалению, этим учреждение был далеко не детский дом.
Взгляд потерпевшего парня провожал меня из окна автомобиля.
Милиционер открыл мне заднюю дверь уазика, где обычно перевозили подозреваемых или нарушителей общественного порядка и жестом руки пригласил самостоятельно забраться во внутрь.
– Друзей твоих сейчас поедем вместе искать…
Я посмотрев на него, отдал ему телефон находящиеся у меня в кармане, и покорно залез не говоря больше ни слова.
Дверь за мной закрылась, я присел на холодную железную лавочку и посмотрел туда откуда падал свет через маленькую решетку, в маленьком окошечке двери, и мысли об очередном заточении заполнили мой разум.
Почему все так? Я же хотел быть свободным. Сначала я думал, что родители забирают мою свободу, потому что они пьют и бьют меня, заставляя выполнять их приказы. Пришло время, их не стало, я стал свободен от этой системы.
Попал в детский дом, там снова какие-то расписания, рамки и ограничения, которые снова создают взрослые, которые все пытаются систематизировать. Эти годы лишили меня детства, знание историй жизни других детей и рассказов старших ребят в детском доме, лишили меня детских мыслей.
Убежав из системы пытаясь быть в очередной раз свободным, я попал в новую систему, которая была еще более сурова, если принимать тот факт, что в ней за тебя вообще никто не несет ответственности кроме тебя, и вот пожив в этой свободе немного, принимая правила, которые она задает, я совершил поступок, который был вынужденной мерой для существования в этой жестокой свободе. Забрав у того, кто имеет все что не имею я, всего лишь предмет роскоши, который поставил на кон мою дальнейшую свободу и жизнь. Неужели так ничтожна человеческая жизнь что предмет созданный человек иногда дороже чем сам человек?
Да, я его не создавал, и сейчас есть предметы и изобретения, которые оцениваются человеческой жизнью.
Это я имею в виду, созданные разработки умов, которые позволили шагнуть вперед всему человеческому виду.
Они явно стоят затраченных сил и времени тех ученых, которые отдали себя в руки науки, без остатка, ради нового шага, изобрели предметы общего пользования для хода прогресса, а не индивидуальные игрушки, которыми можно друг перед другом красоваться.
Сегодня, две тысячи сороковой, почти сорок лет назад, я сделал то, что я сделал, и сейчас не пытаюсь оправдать себя. Воровство – это огромное зло, но возникает оно лишь из зависти, и нехватки чего-то.
Если бы тогда в двухтысячном все эти сотовые телефоны были у каждого человека, как например сегодня. Разве они были бы кому-нибудь нужны?
Если бы они были у всех, производство снизило бы цену от переизбытка и на рынке они бы стоили копейки, соответственно было бы проще купить чем украсть.
Телефоны потеряли бы свою ценность как цель кражи, их бы могли воровать только клептоманы и те, со временем бы перестали это делать.
И так со многими вещами.
В общем я немного ушел в свои размышления, отойдя от событий прошлого.