Глава VI

Утро узницы было таким же, как и всегда. Она проснулась на заре, плотней закуталась в одеяло и долгое время не сводила взгляда с окошка под потолком, через которое в темницу пробирался новый день. Ей снился Борг, впервые за эти годы. Сон сделал то, что не мог совершить ни один чародей, он отмотал время назад, и Ирэйн вновь стала юной лейрой. Такой, какой ее привезли в чертоги лиоров. И как тогда она смотрела на громадный замок широко распахнутыми глазами, полными изумления и восторга.

Снова шла по длинным коридорам, вертела головой, разглядывая обитателей Борга. Сбегала от няньки, чтобы втайне подглядеть за юными риорами, которыми руководили наставники. И ощущение, будто в ее жизни случится нечто невероятное, было таким же ярким, как и в далекие дни наивной юности. Это сладкое щемящее чувство пропитало воздух. Оно попадало в грудь вместе с дыханием, и кровь ускоряла свой бег. Казалось, что за спиной растут крылья, и впереди будет только радость и счастье.

Еще снился молодой риор. Он был невероятно красив, статен и строен. При взгляде на него душа пела, и хотелось смотреть и смотреть, опасаясь закрыть глаза даже на миг, чтобы не упустить ни единого мгновения возможности любования совершенным мужчиной…

А когда Ирэйн открыла глаза, вокруг нее были всё те же серые стены узилища. Это было подобно падению с небес на самое дно Архона. Крылья, еще мгновение назад возносившие к солнцу, с треском преломились, и сердце сжала ледяная рука тоски. Пустой сон, ненужная греза, обманчивое видение, способное даровать лишь боль и горький осадок, заполнивший душу.

– Боги, – прошептала Ирэйн и закрыла глаза. – Зачем? Не надо, прошу…

Но душа не желала слушать разум. Она страдала и плакала, восторгалась и летела вслед дымке воспоминаний, заставляя сердце биться чаще от одной мысли – он был здесь…

– Довольно, – простонала Ирэйн, пряча лицо в подушке. – Я не могу до сих пор любить его, не могу…

Но, кажется, любила, если так и не смогла остаться равнодушной к его появлению. Протяжно вздохнув, женщина опять перевернулась на спину и уставилась незрячим взглядом в потолок. Она вспоминала вчерашний день и те несколько минут нежданной встречи, что судьба подарила узнице, словно решив посмеяться над сонным покоем в ее душе.

Он совсем не изменился. Был по-прежнему красив настолько, что казалось – равных ему не сыщется во всем свете. Время не оставило в облике высокородного риора своего следа, впрочем, и прошло-то всего несколько лет…

– Целая вечность, – возразила сама себе Ирэйн. – Это всё было в другой жизни, тысячу лет назад.

Она усмехнулась, откинула одеяло и села на своем жестком ложе. Зябко поежилась и побрела к тазу с ледяной водой. Жаровня давно остыла, за всю ночь лейра не подбросила в угли ни единого полена. Холод полз по полу, обжигал босые ноги, но лейра заставила себя дойти до таза, погрузила ладони в воду, подернувшуюся тонкой корочкой льда, и, фыркнув, умыла лицо. Вода придала бодрости, изгнав из головы ночной дурман.

Когда явился смотритель, узница успела заправить постель, одеться и собрать волосы в пучок. После разожгла жаровню и, сев рядом с ней, протянула руки к огню. Она не повернула головы, когда послышался звук отодвигаемого засова, уже знала, кого увидит.

Смотритель приходил к ней и вчера вечером, сам принес ужин и сидел рядом до тех пор, пока не понял, что узнице не лезет кусок в горло под его пристальным взглядом.

– Что вы хотите увидеть, риор Дин-Шамис? – спросила его Ирэйн.

– Я пытаюсь разгадать вашу тайну, лейра Дорин, – ответил он.

– У меня не осталось тайн, – сказала она, отщипывая хлебный мякиш.

– Вас смущает мой взгляд?

– Да, – кивнула Ирэйн, и он отошел от стола, но темницы не покинул. Когда узница все-таки втолкнула в себя часть принесенной еды и отодвинула тарелку, смотритель вернулся. Он снова сел напротив и, скользнув взглядом по тарелке, повторил вопрос:

– Что вы таите, лейра Дорин?

– Я не понимаю вашего любопытства, – ответила она. – Все мои тайны имеются у вас в документах и в указаниях госпожи. Иных тайн нет.

– Отчего встреча с советником привела вас в сильное волнение?

Узница ответила раздраженным взглядом и поднялась из-за стола. Она отошла к окошку и устремила взор в темнеющее небо, маленький лоскут которого могла видеть в крошечный прямоугольник с решеткой. Шаги Шамиса женщина услышала, но оборачиваться не стала, надеясь, что он не тронет ее. Не тронул. Встал за спиной и некоторое время хранил молчание.

– Почему вы не отвечаете? – наконец спросил он.

– А что отвечать? – спросила в ответ лейра. – Риор Дин-Таль напомнил мне об утраченной жизни. Я не ожидала этой встречи, потому она заставила меня вспомнить прошлое. Теперь я успокоилась, надеюсь, успокоитесь и вы. Мне не хочется говорить об этом.

– Он хорош собой, – после короткого молчания вновь заговорил смотритель. – Уверен, вы, как женщина, не могли этого не отметить.

– Да, риор Дин-Таль красив, – Ирэйн обернулась и посмотрела в глаза Шамиса. – К чему эти вопросы?

– Он не должен встать между нами, – ответил риор. – Вы слышите меня?

– Да о чем вы?! – в недоумении воскликнула узница.

– Вы назвали его по имени, – произнес Дин-Шамис. – Слишком личное обращение для простого знакомца. А после бились в истерике. У вас есть тайна, Ирэйн, но я согласен оставить ее вам, если вы будете благоразумны.

Затем развернулся, забрал поднос со стола и ушел, больше ни разу не обернувшись к узнице. Она еще некоторое время смотрела вслед смотрителю, силясь понять смысл его слов, а после горько рассмеялась, осознав, что риор Дин-Шамис ревнует ее к мимолетному видению.

– Боги! – воскликнула лейра. – Какая чушь!

И вправду чушь! К Дин-Талю ее ревновал муж, ревновал любовник, о котором Ирэйн сожалела столь же сильно, как и о том, что ввязалась в грязную интригу Лирна, теперь еще ревновал и вовсе ненужный ей мужчина. И только Тиену Дин-Талю не было до лейры никакого дела, хотя его единственного она любила со всем неистовством, на какое была способна.

– Это просто издевательство какое-то, – всхлипнула сквозь смех узница, но оборвала саму себя, покачала головой и повторила: – Чушь.

И вот ее тюремщик явился снова. Он поставил на стол поднос с завтраком, и лейра не удержалась от шпильки:

– Вы решили стать моим прислужником, риор Дин-Шамис?

– Я готов стать для вас многим, Ирэйн, – ровно ответил он. – Скажите – да, и вы убедитесь в этом.

Узница промолчала, не спеша откликнуться на чаяния тюремщика.

– К чему это упорство, когда я могу дать вам всё, о чем может мечтать женщина? – спросил Шамис, не сводя с нее взгляда.

– Вы обещали дать мне время, – напомнила Ирэйн, снова отворачиваясь к маленьким язычкам пламени.

– И я держу свое слово, хоть и не вижу в этом смысла, – ответил мужчина, подходя ближе. – Вы – бесправная узница, отверженная и оставленная в этой крепости до конца ваших дней. Что ожидает вас? Ничего. Тихое помешательство от бесконечной череды повторяющихся дней. Ни радости, ни счастья – ничего, что сопровождает жизнь лейры за стенами темницы. Вы еще молоды и привлекательны, ваше тело жаждет мужских ласк. И не вздумайте говорить, что это не так. Вчера вы дали мне возможность убедиться, что вовсе не холодны. В вас сокрыт огонь, Ирэйн, но он угасает, я же хочу вновь раздуть его…

– Довольно, риор Дин-Шамис, – произнесла узница, поднимаясь на ноги.

Затем ухватила стул на спинку и отнесла к столу, где ее ожидал завтрак. Женщина рассмотрела то, что принес ей смотритель, и усмехнулась – завтрак был изыскан.

– Вы балуете меня, – сказала она.

– И готов многое сделать для вас, Ирэйн, – ответил он и сел напротив, как и за день до этого.

Узница мазнула по смотрителю взглядом и покачала головой.

– Чем вы недовольны, Ирэйн?

Женщина не ответила, она глядела на поднос и думала, что стоит отказаться от очередного подношения, что это станет новым витком пут, которые накидывает на нее риор. Но тюремная пища приелась настолько, что сейчас вдруг вспомнились булочки, которые пек кухарь в ее родовом замке. Ребенком Ирэйн отказывалась от них, не любила и даже плакала, когда нянька или матушка настаивали. А теперь ее рот наполнился слюной при одном воспоминании.

Лейра гулко сглотнула и отщипнула от похожей круглой булочки, лежавшей на серебряной тарелочке. Она отправила кусочек румяной корочки с чуть сероватым мякишем в рот, закрыла глаза и тихо вздохнула, наслаждаясь вкусом. Почти как дома, как в далеком и безоблачном детстве…

– Боги, Ирэйн…

Чуть охрипший голос смотрителя ворвался в светлые воспоминания женщины, разом отняв маленькую радость среди окружающего ее сумрака. Она открыла глаза, посмотрела на мужчину и, нахмурившись, опустила взгляд в тарелку. Узница все-таки начала есть, чтобы спрятаться за этим нехитрым действом от жадного взгляда риора, не отпускавшего его. Глаза она больше не закрывала, даже удовольствия не чувствовала от нежной пищи, о которой успела забыть за годы заточения. Ела больше для того, чтобы поднос поскорей опустел, и смотритель ушел.

– Благодарю, – сухо произнесла женщина, закончив трапезу.

– Если вы хотите какое-то блюдо на обед…

– Нет, не хочу, – резче, чем следовало, ответила Ирэйн. – Не стоит баловать меня, риор Дин-Шамис. Я – узница, и не должна забывать об этом. Госпожа и без того была добра ко мне, позволив больше, чем остальным заключенным. Этого достаточно.

Мужчина усмехнулся. Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

– Вы не хотите быть мне должной, – уверенно произнес он. – Я настолько вам не нравлюсь?

Лейра коротко вздохнула. Она надеялась, что смотритель уйдет, и они встретятся не раньше, чем придет время для прогулки. Но назойливый посетитель никуда не ушел. Он ожидал ответа, и узница заговорила:

– Вы не свободны, риор Дин-Шамис. Эта связь не принесет ни вам, ни мне ничего хорошего. Мой удел – заточение, ваш – служба. Давайте жить так, как нам велит наша судьба. Для меня нет места в вашей жизни.

– Довольно, – резко ответил Шамис. Он поднялся из-за стола и приблизился к лейре. – Да, я женат, и моя жена находится в Шамисе. Она воспитывает наших детей, и хвала Богам, что это так. Но я не там, я здесь. И мое сердце со мной. Оно бьется в моей груди и бьется чаще, когда я думаю о вас, Ирэйн. Вы не слепы и не глупы, потому понимаете, отчего я стараюсь угодить вам и сделать заточение хоть немного приятней. И почему на прогулках вас сопровождаю я сам, вы тоже прекрасно понимаете.

Лейра тоже поднялась из-за стола и отошла к окошку, вновь увеличив расстояние между ними. Она поджала губы и отвернулась, отчаянно отыскивая повод к прекращению опасного разговора.

– Вы дороги мне, Ирэйн, – продолжал риор, неспешно приближаясь к узнице. – В Архон, я влюблен в вас! И что дурного в том, что я желаю быть близок с вами? Вы не девица, я взрослый мужчина…

– Я – узница! – воскликнула женщина, опять увеличивая расстояние между собой и риором. – Мы слишком в разном положении, чтобы говорить о какой-то связи. И я не хочу, чтобы вы использовали меня, как утешение в отсутствии супруги…

– Что за глупость, лейра Дорин! – воскликнул Дин-Шамис. – Вы не нужны мне, как утешение! Если бы мне не хватало постельных утех, я бы уже побывал в Тангоре и нашел себе развлечение там. Мне нужны вы!

– Но мне никто не нужен, – ответила узница, глядя на смотрителя крепости. – Прошу вас, оставьте мне мое уединение. Что бы ни руководило вами, это не приведет ни к чему хорошему. Не нужно ваших даров и признаний. Найдите себе иное развлечение, а меня оставьте в покое.

Шамис наблюдал за женщиной, покусывая губы. Он злился и не пытался скрыть этого. И все-таки он остановился, более не преследуя узницу, ускользавшую от него каждый раз, стоило ему приблизиться.

– Стало быть, вам не нужно моих даров? – спросил риор.

– Не нужно, – кивнула лейра, настороженно наблюдая за своим преследователем.

– И я вам не нужен.

– Ни вы, ни кто-либо другой, – подтвердила она.

– Хорошо, – кивнул в ответ Дин-Шамис. – Значит, таков ваш ответ.

Она промолчала. Смотритель подошел к столу, поднял поднос, но темницу покинуть все еще не спешил. Его взгляд скользил по узнице, будто заново изучая ее. Наконец мужчина усмехнулся, и в этой его кривоватой ухмылке не было и тени смирения. Он не принял ее отказа. Ирэйн поняла это сразу, как только увидела недобрый огонек в глазах своего надзирателя. Брать в расчет мнение узницы никто не собирался.

– Вам стоит подумать еще раз, – произнес Дин-Шамис. – Я помогу вам принять верное решение, которое устроит нас обоих.

После этого развернулся и покинул темницу. Ирэйн медленно выдохнула, прошла к столу и, упершись ладонями в его холодную поверхность, нависла сверху.

– Боги, – прошептала она.

Ощущение безысходности, заполнившее душу непроглядной чернотой, было мерзким. Лейра еще не знала, что задумал смотритель, но не сомневалась, что он не отступится. Слишком красноречивым был его взгляд, слишком явственна издевка, проскользнувшая в последних словах.

– Как велика его любовь, – саркастически хмыкнула узница.

Она покачала головой, опустилась на стул и закрыла лицо ладонями.

– Ничего не меняется, ничего, – шептала женщина. – Тайрад, Лирн, Мар, Шамис… Кто еще захочет сыграть с бессловесной куклой? Кому есть дело до того, что чувствует игрушка? Ах, Лотт, как же мне тяжко… – она всхлипнула и посмотрела в пустоту, рисуя в памяти черты мужчины, которого пусть и не полюбила, но сохранила к нему уважение и теплоту. – Почему ты медлишь? Почему не призовешь меня прямо сейчас, чтобы избавить от очередного унижения? Забери меня, молю…

Но покойник не мог отозваться. И даже если он и вправду стоял рядом со своей женой, помочь ей он был уже не в силах. Ирэйн сложила руки на столе, опустила на них голову и расплакалась. Утешить узницу было некому. Одиночество навалилось на ее плечи непомерной тяжестью. Вновь ей не у кого было спросить совета, снова пришлось остаться наедине со своей бедой. И если когда-то малодушие помешало просить помощи у правящей кузины, то теперь не было даже возможности сделать это. Всё, что могла сделать узница – это ждать, что будет дальше.

А дальше не было ничего: ни утренней прогулки, ни обеденной трапезы, ни ужина. О лейре словно забыли. Дверь ее темницы не открылась ни разу за весь день. Она сожгла последние щепки и вечер встретила, терзаемая голодом и холодом. Теперь было ясно, о какой помощи в принятии «верного» решения говорил Дин-Шамис, и это был лишь первый шаг. Однако когда он явился, узница встретила риора спокойным ясным взором.

– Доброго вечера, Ирэйн, – поздоровался смотритель.

– Доброго вечера, риор Дин-Шамис, – ответила лейра.

– Желаете прогуляться? – учтиво спросил мужчина.

– Это было бы недурно, – произнесла она и поднялась со стула, плотней запахнув плащ, в который куталась уже половину дня.

Риор сделал приглашающий жест, и женщина направилась к двери. Но прежде, чем она покинула темницу, смотритель удержал узницу. Она поджала губы, когда пальцы смотрителя сомкнулись на ее плече. Он, не говоря ни слова, стянул с Ирэйн ее плащ, и она невольно усмехнулась, решив, что гулять ей предлагается в одном платье. Но ошиблась.

Едва риор и лейра покинули темницу, женщина увидела за дверями стража, на руке которого висел другой плащ, подбитый мехом. Его Шамис и надел на узницу.

– Так вам будет теплей, – сказал он.

Ирэйн благодарить не стала. Она завязала тесемки, плотней затянула полы и зашагала по хорошо знакомому пути. Узница знала эту дорогу настолько хорошо, что могла бы пройти ею с закрытыми глазами. Смотритель шел следом, и его взгляд Ирэйн ощущала затылком. Мужчина прищурился. Ощущение, что что-то переменилось, было столь явственным, что Шамис не мог отмахнуться от него. Слишком ровная спина, слишком умиротворенный вид. Что-то было не так, и он это понял, но не мог постичь, что именно надумала лейра.

Они поднялись на стену. Ирэйн неспешно шла вдоль зубцов. Ее взгляд был устремлен в потемневшее небо. Риор затянул с вечерней прогулкой, желая дать прочувствовать узнице ее лишения. Звезды едва проглядывали сквозь густые облака, и только свет факелов разгонял темноту на крепостной стене.

– Риор смотритель, – Шамис, следовавший за узницей по пятам, обернулся к стражу, нагнавшему его. – Вам послание, риор смотритель. Только что доставили.

– Откуда? – спросил высокородный.

Он протянул руку, и в раскрытую ладонь лег свиток. Взгляд смотрителя Тангорской крепости упал на печать. Письмо пришло из Шамиса. Усмехнувшись, риор сунул послание от жены в рукав – это могло подождать. Мужчина обернулся, отыскивая взглядом другую женщину, и замер. Она стояла между зубцами и смотрела вниз. Всего один шаг отделял узницу от свободы…

Ирэйн смотрела широко распахнутыми глазами в темную бездну, разверзшую пасть под крепостной стеной.

– Лотт, – прошептала она, зажмурившись, – ты ведь уже раскрыл мне объятья? Я иду к тебе. – И она шагнула со стены, так и не открыв глаз…

Сильные руки рванули женщину назад, прижали к крепкому телу и сжались, превращаясь в капкан.

– Лотт, – произнесла она, открыла глаза, и лицо узницы исказилось от ярости: – Вы! Зачем?! Зачем вы помешали мне? Пустите!

Но объятья не разжались. Риор обхватил лицо лейры ладонью и тряхнул ее:

– Ты что задумала?! – с ответной яростью закричал он. – Думала сбежать, да? Думала отделаться от меня, прыгнув со стены?!

– Пустите! – выкрикнула Ирэйн, пытаясь вырваться из рук смотрителя.

– Никогда! – риор мотнул головой. После рывком прижал к себе женщину, накрыл ладонью ее затылок, не позволяя отстраниться, и со стоном произнес: – Что ты творишь, глупая? Зачем так поступаешь? Разве же мало тебе моего признания, чем еще я могу доказать свою любовь?

Ирэйн продолжала свою борьбу, но ее сил не хватало, чтобы вырваться из ненавистных объятий. Она извивалась всем телом, била кулаками по плечам Шамиса, но не могла даже отстраниться. И, наконец, не выдержав, лейра закричала, потеряв всякую осторожность от раздиравших ее гнева и отчаяния:

– Прочь! Пошел прочь, ублюдок!

Пощечина ослепила ее, выбила слезы из глаз, и на языке появился привкус крови.

– Ублюдок? – в ярости прошипел Дин-Шамис. – Ублюдок?! – пророкотал он, замахиваясь во второй раз…

– Что, в Архон, здесь творится?! – взбешенный мужской голос обрушился на узницу и надзирателя.

Шамис стремительно обернулся, задвинув себе за спину Ирэйн.

– Риор Дин-Таль, – едва не прорычал смотритель крепости, не успев справиться с обуревавшими его чувствами. Однако выдохнул и спросил раздраженно, но уже спокойней: – Что вам угодно, риор советник?

– Мне угодно знать, почему вы избиваете узницу, – ответил Тиен, взяв себя в руки. Картина, которую он застал, поднявшись на стену, вывела посланника лиори из себя. Как бы он ни относился к лейре Дорин, но увиденное мгновенно взъярило риора, и теперь он не желал отступать, оставляя палача и его жертву наедине.

– Лейра пыталась спрыгнуть со стены, я привожу ее в чувство, – почти не соврал Шамис, всё более успокаиваясь. – Если у вас есть до меня какое-то дело, риор советник, то прошу подождать, пока я верну узницу в ее темницу. После я смогу уделить вам время…

– Лейра Дорин, – не слушая его, позвал Тиен. – Ирэйн, что скажите вы?

– Ответьте же, лейра Дорин, – велел Дин-Шамис, шагнув в сторону и открыв узницу взору советника.

Дин-Таль с пристрастием оглядел женщину. Он успел увидеть, как огонь, еще недавно бушевавший в ее глазах, начал гаснуть, после подернулся пеплом, и взор лейры утратил всякий блеск. Казалось, он видит, как человек на глазах превращается в тень, и только кровь на ее губах говорила, что узница всё еще жива.

– Я хочу вернуться в темницу, – тускло произнесла Ирэйн, не глядя ни на Тиена, ни на смотрителя.

– Идемте, – велел Шамис.

– Ирэйн! – Дин-Таль шагнул им навстречу, закрыв дорогу своим телом. – Ответьте, что произошло между вами. Ирэйн…

Она подняла взор на советника. Короткое мгновение рассматривала, а после глаза лейры затянула влага. Губы ее задрожали.

– Ирэйн, ответьте, – неожиданно мягко попросил советник.

– Всё хорошо, – произнесла она, продолжая бороться с собой.

– Вы сейчас лжете. Зачем?

Дин-Таль протянул руку, коснулся тыльной стороной ладони щеки узницы, стирая одинокую слезинку. Она вздрогнула, закусила губу и вдруг отпрянула.

– К чему это участие, риор Дин-Таль? – дрожащим голосом спросила она. Истерика, еще сдерживаемая, уже подступила слишком близко, и ее отзвуки прорвались наружу. – Что вам за дело до проклинаемой вами изменницы? Вам впору добить меня, а не защищать. К чему лицемерие? Вам плевать на меня и на мою участь. Так идите и живите своей свободной жизнью, надеясь, что ненавистная вам женщина корчится в агонии! – голос ее всё усиливался, и, наконец, узница сорвалась на крик: – Оставьте свою заботу тому, кому она нужна! А мне оставьте мою участь! Вы мечтали, чтобы я умерла, так велите Шамису не препятствовать мне в этом! Я с превеликим удовольствием сделаю то, что доставит вам радость!

– Оставьте ее в покое, риор Дин-Таль, – раздраженно произнес смотритель, сжал плечи женщины и потащил ее к лестнице. – И лучше найдите себе иное пристанище, – бросил он на ходу.

– Я приехал не в ваш замок, чтобы вы выставляли меня за ворота, – сухо ответил Тиен, провожая взглядом содрогавшуюся в рыданиях Ирэйн. После поджал губы, вспоминая ее слова.

Злость всколыхнулась в душе советника. Тряхнув головой, он направился прочь со стены, вдруг решив, что жить в Тангоре и вправду будет лучше. Но сейчас искать ночлег было уже поздно, и Дин-Таль остался еще на одну ночь.

– Утром уберусь отсюда, и пусть они тут делают, что хотят, раз мое участие не нужно, – проворчал он, скрываясь в своей комнате.

Но видение пощечины и гневный рык смотрителя не оставляли, и слова узницы, которые она выкрикнула в лицо советника, продолжали звучать в его ушах. И засыпая, Тиен знал точно, что никуда из крепости не уедет, пока не разберется в том, что здесь происходит.

Загрузка...