Глава вторая «Говорит Самарканд!»

В Самарканде я прожил 25 лет. Странно: по-настоящему ценность этого города я ощутил, только уехав оттуда. А пока жил в вечном городе, принимал его как данность, как нечто само собой разумеющееся. Мне казалось, так и должно быть. Ходил по улицам, по которым ходил Александр Македонский. Каждый день видел красоту мавзолеев Шахи Зинда, мечети Бибиханым, площади Регистан…

Этому городу 2750 лет. Какую вековую мудрость он транслирует? Сколько дает своим жителям? Невозможно измерить. Все свое детство и юность я был уверен, что только такими и могут быть города.

А потом, переехав в Москву, попал в Балашиху. И увидел совсем другой город: пятиэтажные коробки хрущёвок, разбитые дороги, серость, грязь – и ничего. Ни-че-го! Я смотрел на улицы Балашихи, и сердце сжималось от тоски: «Куда я попал? Как здесь живут люди? Какой прекрасный мой Самарканд!»

Впрочем, Балашиха случилась в моей жизни позднее.

А пока я, окончив школу с весьма посредственным результатом, поступил на филфак Самаркандского госуниверситета. В те годы вечный спор между физиками и лириками уверенно решался в пользу физиков. Технические специальности вышли на пик популярности, физфак, мехмат собирали абитуриентские «сливки». Не меньшей популярностью пользовался иняз. А вот на филфак шли те, кто не мог похвастаться отличными оценками в аттестате.

Моим же аттестатом можно было пугать нерадивых школьников. Практически по всем предметам у меня стояли тройки. Кроме русского языка и литературы – в этих графах красовались уверенные «отл».

Я, конечно, и за учебниками русского языка не проводил бессонные ночи. Просто грамотность моя оказалась врожденной, а чтение так и осталось страстью на всю жизнь.

Словом, я поступил на филологию (в нашей группе оказалось только три мальчика, остальные девчонки – это сразу меня обрадовало), готовился стать учителем русского языка и начал играть в драмтеатре.

Первые свои деньги я заработал как актер. Выходил на сцену в роли красноармейца с винтовкой и кровавой повязкой на лбу, говорил какую-то реплику… За выход (это и ролью не назовешь, так – «выход») нам, студентам-актерам, платили по 2 рубля 40 копеек. Деньги после спектакля относились в ближайший магазин, где покупался портвейн, и пропивались – точно по стоимости «выхода».


– Да тут все понятно: вот микрофон, вот наушники, вот текст, – приятель Эдик Соколовский положил передо мной лист с распечаткой официальных новостей. – Разберешься!

Мы сидели в звукооператорской областного радио Самарканда. Мне было 19 лет. Эдик предложил мне работать диктором.

Загрузка...