С работы Ольга Плетнева возвращалась совершенно вымотанная. Начавшаяся ревизия не пугала ее, но требовала постоянного напряжения, как и любая проверка, которая проводится отнюдь не формально, а с явным и нескрываемым намерением «накопать». Да вдобавок эта жара невыносимая! От холода можно спастись, надев побольше теплых вещей, а вот с жарой бороться куда труднее, дальше кожи не разденешься. Еще в прошлом году, когда на Москву обрушился неожиданный небывалый зной, они с Павлом сокрушались, что не поставили в квартире кондиционер, но, когда наступила нормальная погода, оба легкомысленно сошлись во мнении, что этот кошмар, случившийся впервые за несколько десятилетий, столько же десятилетий и не повторится, так что мысль об установке кондиционера благополучно ушла в свободный полет. А напрасно. В этом году жара вернулась снова, только еще более озверевшая.
Двери лифта только начали открываться, а Ольга уже услышала знакомый шум, доносящийся из квартиры этажом выше. «Опять у Светки гульбище, – равнодушно подумала она. – Не уймется девка никак. Замуж ей надо выходить, а то квартира в проходной двор превратилась». Шумные сборища у соседки Ольгу не нервировали, она умела не обращать на них внимания, правда, сама Светлана ее изрядно раздражала своей бесцеремонностью, являясь к Плетневым как раз тогда, когда у нее был полон дом гостей. На языке соседки это называлось «отсидеться». Поэтому каждый раз, заслышав шум развеселой компании, Ольга начинала готовиться к неизбежному визиту Светы.
«Сегодня это будет ну совсем некстати, – думала Ольга, доставая из сумочки ключи, – сил нет никаких, хочется принять прохладный душ и лечь. И ни с кем не разговаривать. Паша это понимает, будет сидеть тихо, как мышка, даже чай в постель принесет. Как бы от Светки отделаться побыстрее?»
У нее уже появились кое-какие соображения насчет соседки, но они оказались ни к чему: едва открыв дверь квартиры, Ольга услышала голоса. Один принадлежал Павлу, другой – Светлане. «Что ж, значит, придется терпеть», – вздохнула она обреченно.
Похоже, гостья застала Павла врасплох, он сидел в одних шортах, даже без майки. Зато Светлана вся сверкала и переливалась, как обсыпанная блестками новогодняя игрушка. Облегающая ярко-синяя майка из какого-то эластичного материала подчеркивала изумительной формы (этого Ольга отрицать не могла) грудь и красиво оттеняла короткие белокурые волосы. Короткая узкая юбка была отчего-то густо-розового цвета, совершенно, на вкус Ольги, не подходящего к цвету майки. Шея, глубокое декольте и коленки девушки сверкали в самом прямом смысле – кожа была покрыта специальным составом с блестками. Блестела на полных губах лаковая помада, переливались перламутром тени на веках и румяна на скулах. Светлана была, бесспорно, красива, против этого невозможно возразить, но очень уж все это было ярко, броско. Навязчиво, как и сама девушка.
– Ой, Лелечка, – протянула Светлана неожиданно сиплым голосом, так не вязавшимся с ее лубочным обликом, – а я зашла к вам отсидеться. Голова как пивной котел, я уже очумела от этих гостей бесконечных.
– Очумела – не зови, – ответила Ольга, мало заботясь о том, чтобы быть вежливой. – У тебя вечно одно и то же, наприглашаешь людей, а потом жалуешься. Павлуша, включи чайник, будь добр, я сейчас переоденусь и присоединюсь к вам.
Она ушла в свою комнату, на ходу расстегивая и снимая с себя влажную от пота одежду. Небрежно бросив юбку и блузку на кресло, Ольга подошла к зеркалу. Конечно, если судить объективно, то Светлана намного красивее. Создавая эту никчемную дурочку, природа явно не поскупилась на краски, дав ей натуральные белокурые волосы, яркие глаза и аппетитные даже без помады губы, не говоря уж о чудесном цвете лица, который пока не смогли убить ни спиртное, ни сигареты, ни чудовищный образ жизни. Интересно, почему Светка никогда не обижается на нее, даже когда сталкивается с неприкрытой недоброжелательностью хозяйки? Неужели она из той породы людей, которым «плюнь в глаза – божья роса»? Или дело в другом? Похоже, что в другом, хотя Павлушка никогда даже не намекал на то, что легкомысленная певичка с верхнего этажа ему нравится. Если между ними что-то есть, то тогда, конечно, Светка будет терпеть от Ольги все вплоть до откровенного хамства и даже (тьфу-тьфу, не приведи господь сподобиться) рукоприкладства, потому что как же она будет заходить к ним «по-соседски» в случае открытой вражды? Яснее ясного, что до постели дело пока не дошло. Если бы Светка была Пашиной любовницей, то он преспокойненько ходил бы к ней наверх для интимных удовольствий, и не было бы нужды в приходах соседки к ним в гости. Видимо, девчонка положила глаз на Павла, вот и бегает к ним при всяком удобном случае, планомерно проводя в жизнь свою глупую политику охмурения выгодного соседа. «А что? Павлушка у нас жених завидный, – с насмешкой подумала Ольга, застегивая на талии легкую, почти невесомую пляжную юбочку. – Деньги, работа, образование нестыдное – МГИМО, не кот начхал. Связи опять же. Эх, Светка, дурочка ты, дурочка, зря стараешься. Знала бы ты…»
Когда Ольга вернулась на кухню, картину она застала почти идиллическую. Павел заваривал чай, а Светлана жарила на сковороде колбасу.
– Садись, Лелечка, – сипло пропела девушка, – сейчас мы тебя покормим. Уже все готово.
– Похоже, я в гости пришла, – хмыкнула Ольга. – Ты, Светик, у нас теперь за хозяйку?
Света округлила глаза и сделала испуганное лицо.
– Ты сердишься, что я как бы твою сковородку взяла? Мне Павлик разрешил. Правда же, Павлик?
Павел обернулся и подмигнул Ольге, не боясь, что стоящая к нему спиной соседка увидит его хитрую улыбку. Ольга решила сделать перерыв в терроризировании Светланы и поесть. Ну чего она к девчонке цепляется, в самом-то деле? Нет у нее мозгов, так разве это ее вина? Вот колбаски сейчас поедим со свежим огурчиком вприкуску с мягким черным хлебушком, чайку с лимоном выпьем – и можно продолжать. Справедливости ради надо заметить, что Ольга обычно обходилась со Светланой мягко и дружелюбно, но сегодня настроение у нее было не самое лучшее.
Пока она сосредоточенно поглощала ужин, Света жалобным сиплым голоском ныла о превратностях судьбы и неправильности общего мироустройства. Голос сел, спасибо еще, что после концерта, а не перед ним, но все равно плохо, потому что следующее выступление уже через неделю. Парни ее возраста все как один козлы, мужики постарше женаты (опять же все как один), а которые неженаты – те тоже козлы, потому как раз за них никто замуж не идет, значит, у них не все в порядке либо с кошельком, либо с головой, либо ниже.
– Ты не права, Света, – очень серьезно возразила ей Ольга. – Ведь в клубах твои выступления слушают как минимум сто человек, а то и все двести. Значит, им нравится, как ты поешь. Почему же они козлы?
– Козлы и есть, – фыркнула девушка. – Малолетки бессмысленные. Хоть бы одна приличная рожа в зале появилась! Дрыгаются, обжимаются, травку курят, визжат, воют. Конечно, они от меня как бы тащатся, но толку-то от этого? Чтобы делать реальные сборы, нужно десять тысяч человек как минимум, и чтобы билеты стоили дорого, а с этих сопляков что возьмешь? У них же денег нет, для них стольник за вход в клуб – максимум, что они могут выложить. Пацанва.
Ольга допила чай и поставила чашку в раковину. Повязала красивый вышитый фартучек и принялась мыть посуду – сегодня ее очередь.
– И опять ты не права, куколка, – сказала она, чуть повышая голос, чтобы перекрыть шум льющейся воды. – Серьезные люди на твои концерты не ходят и никогда ходить не будут, потому что твои, с позволенья сказать, песенки рассчитаны на сопляков и пацанов. Пока не сменишь репертуар и манеру исполнения, ничего не изменится. Найди другого человека, который будет писать для тебя песни.
– Другого! – возмущенно всплеснула руками Светлана. – Другому платить надо, а где деньги взять? У нас песни Борька сам пишет, и слова, и музыку.
– Бездарь твой Борька, – спокойно констатировала Ольга. – Будешь экономить – так и прокукуешь всю жизнь в ночных клубах и Домах культуры. Найди нормального композитора и нормального поэта, они тебе напишут то, что будут слушать приличные люди. Найди педагога по вокалу, посоветуйся со стилистом, смени образ. Позанимайся сценическим движением. Делай что-нибудь, а не сиди как клуша и не жалуйся на жизнь. Под лежачий камень, знаешь ли, вода не течет, зато дерьмо хорошо просачивается.
– Тебе легко говорить, – жалобно вздохнула соседка. – У тебя как бы все есть…
Звонок в дверь прервал перечень того, что, по мнению Светланы, было у Ольги Плетневой. Павел пошел открывать.
– Светка у вас? – раздался мужской голос.
– Да, она скоро придет. Минут через пять, – ответил Павел. – Идите, она сейчас вернется.
Ольга домыла посуду, достала с полочки тюбик с кремом, помазала руки.
– Тебя ждут, куколка, – сказала она. – Пойдем, я тебя провожу.
Открыв входную дверь, она вместе со Светой вышла на лестничную площадку.
– Так вот, куколка, насчет того, что у меня все есть, – холодно произнесла она, глядя прямо в глаза девушке. – Это не с неба упало и не в наследство досталось. Это сделано упорным и кропотливым трудом. Думаешь, мне не хотелось в двадцать лет проводить каждый вечер с большой компанией, пить шампанское и трахаться с красивыми мальчиками? Думаешь, мне не хотелось стильно одеваться и покупать дорогую косметику? Еще как хотелось. Но я сидела над книжками и зубрила политэкономию и бухгалтерский учет. Я ходила в джинсах советского производства за тридцать рублей и знала, что если я буду трудиться и стараться, то когда-нибудь куплю себе настоящие фирменные штаны. У меня была скучная и серая юность, но зато теперь у меня яркая и богатая молодость. Поняла, куколка? А ты пока что еще ничего собой не представляешь, порхаешь по жизни, как мотылек, и плачешь, что на тебе не женился член английской королевской семьи. И не женится, запомни, куколка, никогда никто приличный на тебе не женится, ты никогда не будешь нужна ни одному приличному мужику, потому что ты – ничто. Ты глупая и бездарная красотка. Красота у тебя есть, но она быстро пройдет, если будешь продолжать пить каждый день, а глупость и бездарность останутся при тебе. Я тебя не обидела?
На глазах у Светланы появились слезы, губы задрожали.
– Какая ты злая, Лелечка, – почти прошептала, но скорее просипела она. – Что я тебе сделала? Почему ты так со мной разговариваешь?
Ольга мягко улыбнулась и слегка прикоснулась к ее плечу.
– Потому что мне жалко тебя, я к тебе хорошо отношусь и хочу, чтобы у тебя все наладилось. А у тебя никогда ничего не наладится, пока ты не посмотришь правде в глаза. И если больше некому, то эту правду придется сказать мне. Кстати, есть такой замечательный фильм – «Москва слезам не верит». Так вот я советую тебе подумать, почему этот фильм Оскара получил. Когда догадаешься – тогда у тебя мозги на место встанут. Ну беги, тебя твои друзья заждались.
Девушка молча кивнула, сглотнув слезы, и стала подниматься вверх по лестнице. Ольга вернулась в квартиру и не видела, как лицо Светланы стало жестким и злым, а губы ее шевельнулись: «С-сука! Ты мне за все заплатишь когда-нибудь».
– Неприятности? – сочувственно спросил Павел, когда Ольга вошла в кухню. – Достали тебя твои проверяющие?
– Да нет, – она вздохнула и потянулась к вазе, в которой лежали яблоки и груши. – Все в пределах нормы, как обычно. Суматохи много, все нервничают, бегают, боятся. В такой обстановке трудно сохранять спокойствие. А что, я плохо выгляжу?
– Выглядишь ты всегда великолепно, – улыбнулся Павел, – а вот на Светку так злобно нападала впервые. Я и подумал, что ты не в настроении. Чего ты к девочке цепляешься? Она всегда такой была, ничего нового ты сегодня о ней не узнала. Раньше тебя это как-то не особо волновало, а сейчас ты прямо как фурия.
– Не знаю, – Ольга с хрустом надкусила большое золотисто-желтое яблоко, – бес попутал, наверное. Ничего, стерпит.
– А если не стерпит? Вдруг она обидится?
– Ну и черт с ней, – Ольга беззаботно махнула рукой, – обидится так обидится. Или тебя это беспокоит?
– Не то чтобы… Но знаешь, неловко как-то. Она такая миленькая дурочка, так доверчиво к нам приходит. На нее нападать – все равно что на юродивого.
– Она не юродивый, она дура, – отрезала Ольга. – Клиническая дура. Старается приходить тогда, когда меня нет дома, и строит тебе глазки в надежде соблазнить. Или это уже не надежда, а реальный факт?
– Не говори глупости, – спокойно ответил Павел, – если бы я с ней переспал, ты была бы первой, кто узнал бы об этом, можешь не сомневаться. Малышка меня совершенно не будоражит, у меня другой вкус. Пошли в комнату, я принес новые кассеты, выберем какое-нибудь симпатичное кино и посмотрим.
Они выбрали американскую мелодраму и уютно устроились на диване. Остаток вечера прошел приятно и мирно, и, укладываясь спать, Ольга совершенно забыла о своем плохом настроении и с искренним недоумением вспоминала о своем поведении с соседкой. И в самом деле, что это на нее нашло?
Выйдя из метро, Настя Каменская прошла мимо автобусной остановки и отправилась домой пешком. Гулять по такой жаре – дело малоприятное, но стоять на остановке и потом давиться в переполненном автобусе ничуть не лучше. В последние месяцы она стала стараться больше ходить пешком, получая удовольствие от всего, что попадалось ей на пути. Страх смерти, единожды обрушившись на нее, породил жажду впечатлений, которую некоторые философы называют жаждой жизни. Настя стала проявлять интерес к театрам и концертам, с готовностью принимала приглашения пойти в гости и порой доходила в своем увлечении до совершенно невероятных подвигов. Не так давно, например, у нее снова разболелась спина, но она, вместо того чтобы сесть в автобус, нарочно пошла от метро пешком, радостно думая: «Я иду, мне больно, это значит, что я жива и могу что-то чувствовать. Если бы я умерла, я бы ничего не чувствовала. Да, мне больно, мне ужасно больно, но пусть лучше так, чем вообще никак. Если мне больно, значит, я жива. Господи, какое счастье, что я живу!» Она шла, еле передвигая ноги, удивлялась собственным мыслям и отчаянно радовалась жизни.
«Мне жарко, душно, по мне течет пот, как хорошо, что я могу все это чувствовать», – думала она в этот раз, двигаясь в сторону дома.
Итак, что мы имеем с двойным убийством? Версия первая: Курбанов и Фризе были связаны какими-то отношениями и общими делами, а то, что их знакомство пока никак не подтверждено, еще ни о чем не говорит. Сегодня родители зачастую мало знают о внедомашней жизни своих почти взрослых детей.
Версия вторая: юноши не были знакомы между собой, но один из них попал в орбиту уголовного розыска, а второй, Курбанов, является средством давления на отца. Правда, Курбанов-старший это отрицает, но, во-первых, он может запамятовать, во-вторых, может просто не знать о том, что пути раскрытия какого-то преступления пересеклись с Валерием Фризе, а в-третьих, он может лгать. По этой версии тоже работы немало.
И, наконец, версия третья: мальчиков просто перепутали. Не зря же Настя обратила внимание на то, что они похожи. То есть при внимательном рассмотрении видно, что Фризе и Курбанов совсем разные, ничего общего между ними нет. Но если не знать человека в лицо и ориентироваться только на словесное описание, то ошибиться – легче легкого. Допустим, преступник с самого начала собирался убить именно Николая Курбанова, он узнал, что Коля вечером идет в ночной клуб «Геракл», где будет выступать группа «Би-Би-Си», поклонником которой он является, и что юноша носит до неприличия короткие волосы, черную свободную майку, широкие штаны длиной чуть ниже колена, а в ухе у него серьга. Убийца появляется рядом с ночным клубом, где выступает указанная группа, рассматривает выходящую из здания публику, видит человека, полностью подходящего к этому описанию, идет за ним следом до самого дома, выясняя, где тот живет. На другой день продолжает слежку, выжидает подходящий момент и убивает его. Спустя какое-то время выясняется, что он ошибся. Дожидается следующего выступления группы, потому как Коля Курбанов обязательно на него придет, и все повторяется сначала. На этот раз без ошибки. Другой вопрос: кому и зачем понадобилось убивать Курбанова?
Тут есть еще один тонкий момент. Если верить Мише Доценко, то юношей, выглядящих так же, как Фризе и Курбанов, в ночном клубе должно было быть достаточно много. Во всяком случае, явно больше двух. Если убийца нормальный человек, то, увидев хотя бы нескольких парней, к которым подходит полученное им описание, он должен был засомневаться, отложить выполнение задуманного и обратиться за дополнительной информацией. Почему же он так не поступил? Почему, увидев первого же более или менее похожего юношу, он без колебаний принял его за Курбанова?
Настя тут же стала привычно раскладывать по полочкам варианты ответов, объясняющие поведение преступника. Первое: он не отвечает критериям нормального мышления. Это она, Настя Каменская, и тысячи других людей стали бы колебаться и искать возможности уточнить характеристики объекта. А он не стал, потому что у него мозги набекрень. Тоже приятная перспектива, искать сумасшедшего – хуже не придумаешь. Второе объяснение: в ночном клубе «Геракл» было не так уж много молодых людей, выглядящих подобно Фризе и Курбанову. Может быть, их было всего трое-четверо, и убийца «клюнул» на первого, кого увидел, поскольку остальные вышли позже. Перед преступником, таким образом, проблема выбора не стояла, мимо него прошли пятнадцать-двадцать, к примеру, человек, один из которых оказался похож. Кому придет в голову постоять и подождать, а вдруг появится еще кто-нибудь подходящий? Может, и появится, а может, и нет, а пока он тут жданки ждать будет, первый бритый с серьгой в ухе уже далеко уйдет, ищи его потом.
Для отработки этой версии придется долго и муторно выяснять все обстоятельства выхода публики из ночных клубов «Геракл» и «Ночная бабочка» после выступлений группы «Би-Би-Си». Юноши наверняка ходили туда не поодиночке, в такие места молодежь ходит компаниями, надо найти всех этих друзей-приятелей и дотошно выспросить, в каком порядке они выходили на улицу, пошли ли к выходу сразу или задержались и так далее. И если выяснится, что из клуба «Геракл» Валерий Фризе действительно вышел заметно раньше Курбанова, то версия не рухнет сразу и придется работать по ней дальше. Если же окажется, что Курбанов вышел первым, то и слава богу, одной заботой меньше.
Настя посмотрела на часы и замедлила шаг. Без четверти десять, Лешка сказал, что последний ученик у него сегодня с восьми до десяти вечера, а до подъезда осталось минут пять неспешным шагом. Не хочется ему мешать, пусть спокойно дозанимается, а пока можно покурить на скамеечке и еще немножко подумать.
Она уселась на скамейку рядом с круглосуточно работающим магазином, достала сигареты, но закурить не успела: ей в ногу ткнулось что-то влажное. Опустив глаза, Настя увидела лохматого черно-коричневого щенка.
– Ты что, потерялся? – спросила она машинально, совсем не думая о том, что разговаривать в этой ситуации бессмысленно.
Щенок потерся носом о ее щиколотку и заскулил.
– Ты кушать хочешь? Где твой хозяин? В магазине?
У нее никогда не было собаки, но Настя примерно представляла себе, что такой маленький щенок вряд ли мог быть оставлен на улице без поводка, не привязанный, пока хозяин делает покупки. На всякий случай она заглянула в магазин и громко спросила:
– Чей щенок на улице?
Результат был вполне ожидаемым: щенок не принадлежал никому из трех продавцов и двух покупателей. Она вышла на улицу, лохматый беспризорник сидел на том же месте, перед скамейкой, и жалобно смотрел на нее.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила Настя с упреком. – Где я теперь буду искать твоего хозяина?
В ответ снова раздалось тихое тоненькое поскуливание. Щенок сделал пару неуверенных шагов, поднялся на задние лапы, передними обхватил Настину ногу и задрал морду, словно ловил ее взгляд. Настя мужественно боролась с собой несколько секунд, но все-таки не выдержала.
– Ладно, горе ты мое, пошли домой, я тебя хоть накормлю.
Она нагнулась и потрепала щенка по загривку. Он расценил сей жест совершенно недвусмысленно и бодро потрусил рядом с новой хозяйкой.
– Что это? – с ужасом спросил Чистяков, глядя Насте под ноги. – Откуда это взялось?
– Это потерялось, – произнесла она старательно бодрым голосом, чтобы муж не уловил паники, которая ее охватила, едва Настя переступила порог своей квартиры.
Только сейчас она в полной мере осознала, что натворила, приведя сюда приблудного щенка, но отступать было поздно. Гуманнее было бы оставить его под лавкой у магазина, чем выгонять из дома, куда его привела по собственной воле. Ведь он ей уже поверил, он послушно шел за ней всю дорогу от злосчастного магазина до двери квартиры, то и дело забегая вперед и заглядывая в глаза: не передумала ли? не обманет ли?
– Лешенька, ты не волнуйся, я сейчас же напишу пару десятков объявлений, пойду на улицу и расклею их. Щенок маленький, он не мог уйти далеко от дома, значит, хозяин живет где-то поблизости. Я уверена, что уже завтра утром за ним придут.
Чистяков молча разглядывал черно-коричневый клубок, который принял весьма подозрительную позу прямо посреди прихожей. Так и есть, из-под клубка растекалась ароматная лужица.
– А если не придут? – ледяным тоном произнес Алексей. – Пройдет день, другой, третий, а за ним так и не придут. Что тогда?
– Тогда и будем решать. Принеси тряпку, пожалуйста.
– Я сам, – буркнул он.
Чистяков принес тряпку, вытер лужу и присел на корточки перед щенком, который, словно почувствовав неудовольствие хозяина дома, забился в уголок между стеной и тумбой для обуви.
– Чем его кормить?
– Я не знаю, – с облегчением ответила Настя. Кажется, самое страшное миновало. – Колбасой, наверное. Или вареным мясом. Как ты думаешь, какой он породы?
– Кто-то из овчарок, крупный, хотя ему месяца три-четыре, не больше, – ответил муж, вставая. – Впрочем, какое это имеет значение? Кстати, это он или она?
Настя приподняла щенка и взглянула на его живот.
– Он. Парень. Давай покормим его, потом я напишу объявления и пойду расклеивать. Ну, Лешик, солнышко, ну не сердись, пожалуйста. Ты пойми, он такой маленький, такой жалкий, голодный, одинокий, я просто не смогла его бросить на произвол судьбы. В конце концов, мы с тобой не развалимся от того, что он побудет у нас денек-другой.
– Он будет оставлять лужи и кучи по всей квартире. У меня сидит ученик, и вдруг я срываюсь с места со словами: «Извините, мне нужно какашки убрать». Ты этого хочешь? Щенку от силы четыре месяца, и неизвестно, сделаны ли ему прививки. А если не сделаны? Пока щенок не привит, его нельзя выпускать на улицу, и вот представь себе, он сегодня несколько часов провел на свободе, нюхался с другими животными, подбирал что-то с земли, а завтра он начнет болеть. У него будут судороги, рвота и понос. И не дай бог он умрет. Ты и этого хочешь? У тебя никогда в жизни не было собаки, а у меня она была, и благодари судьбу, если окажется, что это чучело, которое ты приволокла с улицы, совершенно беспородное. Потому что если окажется, что он породистый, то ты будешь иметь колоссальную головную боль с его питанием. Будешь каждое утро чуть свет бежать за молоком и готовить ему кальцинированный творог. И варить кашки по особым рецептам. И если его хозяева не объявятся, то через пару месяцев с ним нужно будет гулять утром и вечером, и не пять минут, а как минимум час. Или ты, как обычно, намерена все это удовольствие спихнуть на меня?
– Лешенька, я прошу тебя, пожалуйста! Я все понимаю, я поступила неправильно, признаю, но теперь-то что мне делать? Вышвырнуть его обратно на улицу? Скажи, как я должна поступить – я так и поступлю.
– Да ладно, – Алексей махнул рукой, – теперь уж ничего не поделаешь. Что сделано – то сделано.
После ужина Настя быстро набрала на компьютере и распечатала двадцать объявлений с описанием щенка и своим номером телефона и стала одеваться.
– Ты куда? – спросил Алексей.
– Объявления расклеивать.
– С ума сошла? Почти двенадцать ночи. До утра их все равно никто читать не будет. Завтра расклеишь, когда на работу пойдешь.
– Тоже верно, – с готовностью согласилась она. Идти на улицу так поздно ей не хотелось, а брать с собой Лешку опасно: оставшись без пригляда, щенок может натворить черт знает что. Написает на Лешкины бумаги или съест их.
Посреди ночи Настя проснулась от того, что щенок укладывался между ней и мужем, пытаясь пристроить голову на ее шее, а задние ноги – на плече у Чистякова.
– Тихо, Лешу разбудишь, – едва слышно прошептала она.
Обняв щенка и положив руку так, чтобы шерсть не щекотала Алексея, она заснула с ощущением какого-то пронзительного счастья.
Когда машина остановилась, Женя, не дожидаясь отца, выскочила наружу и направилась к подъезду. Ей хотелось первой оказаться возле почтового ящика и посмотреть, нет ли там письма. Если есть, она успеет его спрятать, засунет за пояс юбки, под пиджаком видно не будет. Конечно, это ужасно, что отец заставляет ее даже в такую жару ходить на работу в костюме с блузкой, но, как выяснилось, в этом есть свои плюсы. Обычно отец на несколько минут задерживался, давая водителю Григорию указания, и этого времени Жене вполне хватало, чтобы проверить содержимое почтового ящика. Но сегодня ей не повезло.
– Евгения! – строго окликнул отец, когда она нажимала клавиши на кодовом замке. – Захвати продукты.
Женя вернулась к машине и стала вытаскивать сумки и пакеты с продуктами, которые Григорий покупал для них раз в несколько дней по заранее составленному списку. Пока она возилась, отец закончил разговор с водителем и вместе с ней вошел в подъезд. Руки у Жени были заняты, и она с отчаянием смотрела, как отец достает ключи и открывает ящик. Так и есть, предчувствие ее не обмануло. Среди газет и рекламных проспектов мелькнул белый конверт.
Отец сперва не обратил на него внимания, однако в лифте быстро просмотрел почту и наткнулся на письмо. На конверте не было ни имени, ни адреса, только два заветных слова: «От друга». Недоуменно хмыкнув, отец собрался было вскрыть конверт, но лифт остановился, и он сунул письмо в газеты.
Ни жива ни мертва, Женя переодевалась и готовила ужин. Когда отец вскроет письмо? Что он в нем прочтет? Что подумает? Поймет ли, что письмо адресовано ей, или примет за дурацкий розыгрыш или ошибку с адресом?
– Папа, иди к столу, – позвала она и сама удивилась тому, как неуверенно и фальшиво звучит ее голос.
Отец появился чернее тучи. В руках у него Женя увидела злополучный конверт.
– Что это значит, Евгения? – спросил он тоном, не предвещавшим мирного светского обсуждения погоды и цен на фондовом рынке. – Кто пишет тебе столь странные письма?
– О чем ты? – Она постаралась говорить как можно спокойнее, но голос предательски сорвался на фальцет.
– А я тебе прочту вслух, чтобы тебе стало понятно, о чем я, – язвительно ответил отец. – Вот послушай: «Я никому не позволю плохо отзываться о самой прекрасной девушке на свете. Я доказал это еще раз. Твой преданный друг». И для кого же это ты, позволь узнать, самая прекрасная девушка на свете? Кто такой этот твой преданный друг?
– Я не знаю, – ответила Женя, не глядя на отца и делая вид, что озабочена переворачиванием мяса на сковороде. – Откуда я знаю, что это за псих? Понятия не имею, кто он такой. И вообще, может, это письмо не мне предназначено. Разве на конверте есть мое имя? Может, кто-то ошибся адресом, или почтальон не в тот ящик конверт бросил. Из-за какой-то ерунды…
– Евгения!
Отец поднялся из-за стола и навис над ней огромной устрашающей глыбой. Ростом он был намного выше Жени, а в минуты гнева казался ей просто-таки великаном, который может раздавить ее одним движением пальца.
– Не смей даже пробовать мне лгать! Откуда ты знаешь, что на конверте нет имени и адреса? Молчишь? Я отвечу за тебя. Ты знаешь, потому что уже получала такие письма. По крайней мере одно. И что это еще за «доказал еще раз»? Он уже это доказывал, о чем и сообщал тебе в предыдущих посланиях. Немедленно принеси сюда остальные письма. И не смей мне говорить, что их не было, я все равно тебе не поверю.
Женя стояла неподвижно, уставившись глазами в сковороду, на которой шипело мясо. Ей было очень страшно.
– Ты слышала, что я сказал? Немедленно принеси все остальные письма. Я их прочту, а потом ты мне расскажешь, что это за тип и где ты с ним познакомилась. А заодно и поведаешь мне, что за сомнительную компанию ты себе завела и кто это смеет о тебе плохо отзываться.
Женя молча поплелась в свою комнату. Отец последовал за ней. Значит, ничего скрыть не удастся, придется отдавать все письма, ведь они лежат все вместе, в одной прозрачной папочке, под матрасом.
Отец читал письма так медленно, словно наизусть заучивал. По крайней мере самой Жене казалось, что прошло несколько часов, пока он наконец не поднял голову. Она ожидала криков, вспышки ярости, но ничего этого не было. Ничего, кроме ледяного спокойствия на его бесстрастном лице.
– Где ты познакомилась с ним?
– Папа, я клянусь тебе, я с ним незнакома!
– В таком случае что означают эти пассажи о длинных черных волосах и глубоких синих глазах, можешь мне объяснить? Где и при каких обстоятельствах он тебя видел?
При каких обстоятельствах… При самых обычных. Она возвращалась с курсов немецкого, которые отец заставлял ее посещать. Вернее, заставлял он совершенствоваться в немецком языке, а уж курсы-то она себе сама выхлопотала. У отца много деловых партнеров в Германии и Австрии, он часто встречается с ними для переговоров и хочет, чтобы Женя была при этих встречах переводчиком. Сначала речь шла о том, чтобы нанять преподавателя, который занимался бы с ней дома, естественно, в присутствии отца, но Женя твердо стояла на том, что такими индивидуальными занятиями можно научить человека читать и писать, но никогда не научишь общаться на языке и уж тем более синхронно переводить. Возразить отцу было нечего, и он скрепя сердце разрешил ей ходить на курсы.
Разумеется, курсы были самые дорогие, отец старательно избегал отпускать Женю туда, где водится всякая безродная шпана. И разумеется, лично побеседовал с преподавателем немецкого Кристиной, заручившись обещанием немедленно сообщать ему о пропусках занятий (на случай, ежели Женя надумает под предлогом курсов куда-нибудь сбежать развлекаться), а также о дружеских отношениях дочери с кем-либо из учеников, особенно мужского пола. Женя не без оснований подозревала, что отец платил Кристине за дополнительные услуги, очень уж та старалась. Вплоть до того, что ездила после занятий вместе с Женей до станции «Чистые Пруды», рядом с которой жили Рубцовы, ссылаясь на то, что тоже живет неподалеку. Женя и не думала пропускать занятия, ей нравилось учить второй язык, нравилось, что ее постоянно хвалили, нравилось, что она лучшая в группе, хотя начинала с азов (в школе она учила английский), тогда как все остальные ученики уже раньше изучали немецкий.
Эти походы на курсы имели и еще одну прелесть – на них Женя приходила преображенной. Тугая коса расплеталась, длинные черные волосы густым шелковистым покрывалом лежали на плечах, пиджак небрежно висел перекинутым через сумочку, болтающуюся на длинном ремне, в ту же сумочку перекочевывали и ненавистные беленькие носочки. Глаза подведены, и от этого они кажутся еще больше и еще синее. Для такого преображения использовался платный туалет по дороге с работы на курсы. Правда, возникала проблема и обратного перевоплощения, хотя она не была особо сложной. В те дни, когда Женя ходила на курсы, отец возвращался поздно, и вполне можно было даже явиться домой в «таком» виде и быстренько привести себя в порядок, заплести волосы в косу и смыть макияж. Но Женя была осторожной и так глупо не рисковала. У метро «Чистые Пруды» она расставалась с Кристиной, забегала в магазин «Спорт плюс мода», где давно уже перезнакомилась со всеми продавцами, и выходила оттуда в своем обычном обличье, аккуратно причесанная, с умытым лицом, в строгом пиджаке и белых носочках. Вероятность попасться на глаза отцу в коротком интервале между выходом из метро и входом в магазин была минимальной, во всяком случае, пока этого ни разу не произошло.
В тот день они, как обычно, вместе вышли после занятий и направились к троллейбусной остановке, чтобы доехать до ближайшего метро. Троллейбуса пришлось ждать долго. И тогда Женя увидела Его. Вернее, сначала она Его почувствовала. Чей-то взгляд нестерпимо жег ее щеку, боковым зрением она заметила мужскую фигуру, но не повернулась, однако спустя несколько мгновений сделала вид, что счищает невидимое пятнышко с пиджака Кристины, и встала лицом к Нему. Его взгляд завораживал. В нем было обожание, почтение, восторг – все то, что, по ее представлениям, должно сопутствовать настоящей Любви настоящего Мужчины. У Жени даже голова слегка закружилась, ей показалось, что с каждым мгновением ее все плотнее опутывает кокон густого и сладкого, как мед, восхищения, струящегося из глаз стоящего неподалеку юноши.
Подошел троллейбус, юноша вошел в салон вместе с ними и всю дорогу до метро не сводил с Жени сияющих глаз. Под бдительным оком Кристины Женя боялась слишком часто смотреть в его сторону, но присутствие его она ощущала всей кожей. Ощущала при выходе из троллейбуса, в вагоне метро, в толчее на переходе с одной линии на другую. Она нервничала, и Кристина, видно, что-то почувствовала.
– Я провожу тебя до дома, – внезапно заявила она, когда они вышли из метро на Чистых Прудах.
– Зачем? – удивилась Женя. – Меня никто не украдет. Еще совсем светло.
– Не в этом дело, – Кристина смущенно улыбнулась. – Я до своего дома просто не дойду. Ну, ты меня понимаешь?
Сердце у Жени упало. Она ни минуты не сомневалась, что юноша подойдет к ней, как только она останется одна, и не могла дождаться мгновения, когда Кристина наконец отвяжется от нее. Но отказать преподавательнице она не могла, это выглядело бы просто бесчеловечным.
Краем глаза она видела своего поклонника, который на некотором расстоянии следовал за ними, не делая ни малейшей попытки приблизиться. Вот и подъезд. Дверь, кодовый замок. Лифт. Вход в квартиру. Вот и все. Ничего не состоялось. А если еще и отец дома окажется, тогда вообще конец всему. Сначала неминуемый скандал за непотребный внешний вид, а потом полный и окончательный запрет на любые походы куда бы то ни было, хоть на курсы, хоть в театр. Только вместе с ним.
Но хотя бы в одном Жене в тот раз повезло – отца дома не было. Кристина побежала в туалет, а Женя подошла к окну и распахнула его. Юноши нигде не видно. От обиды у нее слезы выступили на глазах. Ну почему в ее жизни все так нескладно? И сама она нескладная, не зря отец зовет ее «слоненком». Слоненок и есть. Услышав в коридоре шаги Кристины, Женя отпрянула от окна и постаралась придать лицу выражение простодушного участия.
– Все в порядке? – как можно веселее спросила она.
– Спасибо, Женечка, ты меня от смерти спасла, – улыбнулась преподавательница. – Ну, я пойду, закрой за мной дверь.
С тех пор Женя потеряла покой. Где бы она ни была, она постоянно оглядывалась в надежде заметить тот самый горячий, полный восторга взгляд. Ведь если она действительно так понравилась этому юноше, то он должен попытаться снова встретиться с ней, тем более он знает, где она живет. Но его все не было. А потом пришло первое письмо, и Женя поняла, что он не будет искать встречи с ней. Во всяком случае, сейчас. Он будет ей писать.
Все это она и рассказала отцу. Ну, на самом деле, конечно, далеко не все. Некоторые подробности вроде распущенных волос и выглядывания из открытого окна третьего этажа она благоразумно опустила.
– И ты полагаешь, что я должен этому поверить? – сухо спросил отец, выслушав ее рассказ.
– Папа, я рассказала тебе все как было. Что ты еще хочешь от меня услышать?
– Я хочу, чтобы ты поведала мне о ваших общих знакомых. Что у вас за компания такая?
– Нет у нас никаких общих знакомых! Я его видела один-единственный раз, даже не разговаривала с ним.
– В таком случае поясни, будь так любезна, что он имеет в виду, когда пишет: «Я никому не позволю отзываться о тебе плохо»?
– Я не знаю! Папа, я правда не знаю… Почему ты мне не веришь?
– Потому что я разумный человек, в отличие от тебя, и умею мыслить на уровне нормальной здравой логики, а не на уровне сопливых романтических эмоций. Из того, что я прочел в этих письмах, и из того, что ты мне тут рассказала, выводов может быть только два: или ты мне лжешь, или он сумасшедший, подверженный галлюцинациям. Ему кажется, что у вас есть общие интересы и общие друзья, которые что-то говорят о тебе. Если такие друзья-приятели есть, значит, ты меня обманываешь. Если их нет, значит, у твоего поклонника не все в порядке с головой. Ты можешь предложить мне третий вариант?
Никакого третьего варианта Женя придумать не могла. Она знала точно, что общих знакомых у нее с тем юношей нет. Или все-таки есть, только она об этом не знает? Но и согласиться с тем, что человек, который смотрел на нее со страстной влюбленностью, сумасшедший, она не хотела. Ни за какие сокровища мира она не согласилась бы признать, что первое и пока единственное в ее жизни романтическое приключение является следствием не Любви с Первого Взгляда, а банального умопомешательства.
– Значит, так, – сказал в заключение отец, не дождавшись от нее вразумительных объяснений, – эти письма я забираю. Я попрошу своих знакомых, чтобы они поработали с ними и оградили тебя от его приставаний.
– Он не пристает ко мне, – Женя еще пыталась слабо сопротивляться, но уже понимала, что все кончено. – Он не сделал мне ничего плохого.
– Пока не сделал. И я не собираюсь ждать, когда он надумает своей больной головой, что должен тебя убить или изнасиловать.
– Папа!
– Закончим на этом. Тут нечего больше обсуждать. Могу добавить только одно: мне жаль, что моя дочь оказалась круглой дурой, не понимающей элементарных вещей. Вместо того чтобы сразу распознать в этом поклоннике психически больного и поставить своего отца в известность о его приставаниях, она вбила себе в голову идиотскую историю о неземной любви и не желает считаться с очевидными фактами.
Отец говорил о Жене в третьем лице, и это неоспоримо свидетельствовало о том, что он взбешен. Конечно, он был резок, даже груб, но к такому обращению Женя давно привыкла, а вот «моя дочь» вместо обычного «ты» было проявлением крайней степени гнева и отвращения. Отец великолепно владел собой и никогда не повышал голоса, и о его настроении Женя догадывалась только по тем словам, которые он выбирал, разговаривая с людьми.