Они остановились около обгоревшего внедорожника, который все еще был довольно горячим, не совсем остыл после жуткого пожара. На заднем сиденье этой машины находились два сильно изуродованных трупа, судя по всему, мужчины и женщины. Эти люди погибли не от огня. Оба тела, как позволял рассмотреть свет фонарей, были пробиты пулями навылет. Но исследование покойников – это не прерогатива спецназа военной разведки. Поэтому около машины никто надолго не задержался.
Поиск они собирались вести, как и положено, по часовой стрелке. Капитан Лукьяновский начал расставлять ментов в одну шеренгу, объяснял им, как и когда, а главное, на сколько следует сдвигаться влево, расширяя радиус поиска.
Но Алина осмотрелась кругом, сразу обратила внимание на густые кусты, растущие неподалеку, и зачем-то сунулась туда. Она посветила в эту гущу ярким, недавно заряженным фонарем, который взяла в своей машине перед выходом.
– Игорь Витальевич! – позвала женщина подполковника. – Здесь, похоже, кто-то долго лежал. Несколько веток сломано, и трава сильно примята.
Подполковник Речкин сразу подошел, добавил света своим фонарем. За ним к этому месту подтянулись и другие спецназовцы.
– Точно, – констатировал капитан Лукьяновский. – Отчетливая длительная лёжка. Трава тут действительно сильно примята. Кто-то забрался сюда вон оттуда. – Он посветил в сторону. – Точно, вокруг машины кто-то ползал. Разговоры, что ли, слушал. А ползал этот человек профессионально, отталкивался всей стопой, ребром берца, – добавил офицер, осмотрев следы при свете фонаря.
– А как еще можно отталкиваться? – проворчал ментовский майор, недовольный выводами спецназовца.
– Неумехи обычно, чтобы создать поступательное движение, при ползании отталкиваются одним носком. Но это и усилий больших требует, и сам толчок обычно в три раза слабее получается, и след в почве остается. Правда, обычно он бывает смазанным. Такая метода не обеспечивает достаточного упора. Кроме того, при необходимости с носка труднее резко вскочить, и скачок совершить невозможно.
– Что, кто-то за нами наблюдал, а мы и не видели? – Это открытие, похоже, больше всего раздражало ментовского майора. – Так можно было по одному всех нас захватить.
– Может быть, и за нами тоже следили, когда мы здесь были, – проговорил Речкин, смилостивившись над ментом. – Если не знаешь, что кто-то здесь должен прятаться, а этот человек хорошо замаскирован и умеет себя правильно вести, его никогда просто так не заметишь. Разве что случайно. Я лично много подобных случаев припомнить могу.
На мента эти вот успокаивающие слова подполковника спецназа военной разведки подействовали как бальзам. Он признавал авторитет и опыт этого человека и его сослуживцев, но категорически не желал показаться неумехой по сравнению с ними. Однако разница бросалась в глаза, потому майор нервничал.
– А вот и следы волочения. – Капитан Лукьяновский лучом фонарика показал на борозды, едва заметные в траве. – Это пятки старшего лейтенанта траву царапали. Я так думаю, что бедолагу этого сначала лишили сознания ударом сзади, а потом, скорее всего, добили, свернули шею, не желая оставлять кровавые следы на траве, и утащили куда-то в ту сторону, где его не сразу найдут. А когда обнаружат, если такое вообще случится, будет уже поздно. Преступник скроется.
– Лукьяновский, Заглушкин и Алина, пожалуй. Пройдите по следу волочения до конца. Поищите. А мы, как и прежде, круги будем наворачивать. Попрошу не ослаблять внимание, подмечать любые мелочи, которые покажутся вам подозрительными. – Эта фраза была обращена к ментам. – Продолжаем поиск.
Капитан Лукьяновский отличался изрядной болтливостью, однако был лучшим следопытом в отдельной мобильной офицерской группе, и командир, конечно же, весьма ценил это его качество. Снайпер группы старший лейтенант Заглушкин имел, как ему и полагалось по должности, острый взгляд, мог замечать различные несовместимые мелочи, которые часто упускались другими. Его жена Алина была такой же просто в силу своей молодости, не отягощенной привычками и штампами.
Круги, обрисованные сотрудниками полиции и двумя немолодыми спецназовцами, ничего не дали. Правда, ментовский сержант нашел окурок папиросы. Майор убрал его в пластиковый пакетик для экспертизы.
При этом подполковник Речкин находку прокомментировал:
– Судя по всему, это старый окурок. Он даже слегка потемнеть успел. К тому же это не сигарета, а папироса. Скорее всего, несколько дней назад здесь проходил кто-то из деревенских мужиков и окурок бросил. Папиросы сейчас, мне кажется, только в деревнях и курят. Кроме того, я не верю в то, что человек, который нас всех выслеживал, в такое время стал бы беззаботно курить, рискуя себя выдать. Против нас работает профессионал, который не просто на работе курить не будет. Он вообще не имеет этой привычки. Ведь запах сигареты, выкуренной пару часов назад, в состоянии выдать любого наблюдателя. Порой даже за сотню метров, если ветер этому способствует.
– Может быть, – согласился ментовский майор, похлопывая себя по карману, в который положил пакетик. – Но я на всякий случай это возьму, чтобы передать следственной бригаде. Пусть их эксперты разбираются.
Спецназовцы вместе с ментами сделали еще два круга, а потом появился капитан Лукьяновский. Он прибежал к ним легко и быстро, совсем не запыхавшись, что говорило о мощных и здоровых легких человека некурящего, хорошо тренированного, и даже легкую гимнастику для восстановления дыхания делать не стал.
– Нашли тело старшего лейтенанта, товарищ подполковник, – доложил капитан. – Его до оврага дотащили и вниз сбросили.
– Тело? – переспросил майор Известьев.
– Тело. Уже не дышит. Шею ему свернули.
– Сделать это было не просто, – заметил мент. – Тут недюжинную силу пришлось приложить. Карасев имел хорошую спортивную подготовку, играл в волейбол за сборную района. Если рукой к чьей-то голове прикладывался, то целую неделю в ушах звон стоял. Да и сам из себя он жилистый был, крепкий. В обиду себя не давал.
– Похоже на то, что ему кто-то приложил сильно и очень точно. Если лишить человека сознания, то шею ему свернуть можно без особого труда. Он не сопротивляется, даже если она у него из одних мышц состоит. Они, кстати, накачиваются легче всех других мышц человеческого тела.
Мент потрогал свою шею, заплывшую жирком, словно проверил ее на прочность, и недовольно мотнул головой.
– А как его оглушили? Чем?
– Меня в тот момент рядом не было, – честно ответил капитан. – Не видел, что да как там приключилось. Могли камнем по затылку въехать, но тогда хотя бы кожа была рассечена. Однако на затылке и вообще на голове следов удара нет. Скорее всего, именно так и было, как Алина говорит.
– А что она говорит? – поинтересовался мент. – Эта женщина тоже из спецназа? Не из отряда ли «Фурия»? Они у нас в районе базируются, перед поселковой станцией.
– Нет. Она просто мастер спорта по боксу и имеет черный пояс по карате, – сказал Лукьяновский. – Алина говорит, что могли ударить сзади ладонью или кулаком под основание черепа. Это обычно заканчивается переломом и мгновенной потерей сознания. А потом уже шею свернули и унесли. Тащил старшего лейтенанта только один человек. Это точно.
– Почему вы так решили? – поинтересовался майор полиции, продолжая сомневаться в словах капитана Лукьяновского.
– Простая арифметика. На уровне начальной школы, – заявил тот капитан. – Было бы два человека, не имелось бы необходимости оставлять следы волочения. Эти двое просто взяли бы вашего старшего лейтенанта под мышки и за ноги, да и отнесли. А одному пришлось тащить волоком.
– А кто мешал человеку тело на плечо взвалить? – Известьев никак не желал согласиться с доводами Лукьяновского и искал контрдоводы, хотя особых причин для этого у него не находилось.
Просто не понравился ему Лукьяновский, да и все тут.
Но капитан и на этот вопрос ответил вполне убедительно:
– Физических сил не хватило. В овраге остался след убийцы. Я измерил. Получается тридцать восьмой размер берцев. Это значит, что человек и роста не самого высокого, и сил не геркулесовских.
– Тело Карасева несут сюда?
– Нет. Оставили на месте до приезда следственной бригады из Москвы.
– А что, у вас в районе своих следаков не хватает? Зачем было москвичей вызывать? – спросил Игорь Витальевич.
– А кто их вызывал? Я только номер машины передал к себе в райотдел. Там выяснили через всероссийскую базу данных, кому машина принадлежит, и сообщили в ФСБ. Мне сказали, что к нам выезжают бригады следственного комитета и областного ФСБ. Машина все же на их полковника зарегистрирована. Видимо, и в райотделе подсуетились, чтобы дело сбросить. Нам тоже лишняя мокруха не нужна. Своей вполне хватает.
– Часто у вас такое случается?
– Бывает. Мужик жену к кому-то приревновал. Два соседа за столом сидели, потом один другого топором по голове погладил. Ни за что. Просто так, ради уважения. То туристы пили, и один другого в речку столкнул, утонул парень. Недавно заместителя главы районной администрации снайпер застрелил. Прямо в воротах птицефабрики. Этот тип взяточник был еще тот, всем известный, но мы при всем старании никак его не могли за жабры ухватить. Это дело тоже следственный комитет себе забрал. Или даже ФСБ. Я не очень-то в курсе, в то, что меня не касается, стараюсь не вникать. Своей головной боли хватает.
– Не зря, значит, я жене говорил. Как только посмотрели дом, деревню, я сразу ей сказал, что здесь все криминалом провоняло. А она свое гнула. Мол, детство это мне напоминает. Я растаял, уступил. А в первый же день, почти на наших глазах! Да уж, тот еще райончик нам достался.
– Нет, – не согласился майор. – Места у нас здесь хорошие, красивые, более-менее тихие в сравнении с другими районами. А криминал теперь везде, куда ни посмотри. Такое, товарищ подполковник, по всей стране сейчас творится.
– Только не везде из крупнокалиберных пулеметов стреляют. – Последнее слово подполковник оставил за собой.
Со стороны оврага пришли Заглушкин и Алина.
– Мы там отметили место, – сказал старший лейтенант. – На дерево носовые платки привязали. С двух сторон. Прямо под ним можно в овраг спуститься. В нем густо папоротник растет. Тело среди него лежит. Сверху сразу и не заметишь.
– Мне теперь с женой его объясняться придется, – проговорил майор полиции. – А она баба скандальная. Будет деньги требовать, компенсацию за потерю кормильца. Что-то, конечно, выделят, но ей всегда всего мало. Такая уж по характеру. Лучше я его сестре скажу.
– По платкам на дереве вы теперь место найдете, – сказал ему Речкин.
Он хорошо знал, что днем, на солнечном свету, то самое место будет выглядеть иначе, и найти его станет сложнее. Тем более тем, кто там не бывал. Да и показать тело следователям будет уже больше некому. Поэтому старший лейтенант и проявил заботу, повязал платки. Заглушкин понимал, что внешний вид местности изменяет не только подступившая темнота. Свет после нее также дает искаженное понятие о ней.
Майор Известьев понял, что спецназовцы собрались отправляться домой, но на всякий случай все же спросил подполковника:
– Вы следственную бригаду дожидаться не будете?
– А зачем это нам надо? Мы с этим народом еще на Северном Кавказе наобщались по горло. После каждой операции приходилось им рапорта писать. Вы сами этим ребятам все расскажете и объясните. Возникнут вопросы, пусть заходят даже ночью. Мы привыкли в любое время суток работать. На калитке у меня звонок есть. Однако прошу на кнопку не давить, чтобы женщин не поднять. Пусть следаки негромко постучат. Я чутко сплю, услышу и открою. Ну, удачи вам! Мы пошли. А то уже скоро светать начнет. Надо поспать людям. Им до Москвы ехать.
– Уже уезжают? – спросил майор.
– Они и приезжали только на новый дом посмотреть да с праздником друг друга, меня и жену мою поздравить. Дома у всех собственные заботы.
Когда спецназовцы вместе с Алиной уже вышли на опушку леса, подполковник Речкин обернулся, глянул на ментов и увидел, что майор с кем-то по телефону разговаривает. Видимо, следственная бригада уже была на подъезде и потребовала себе проводника до места происшествия.
Но самого Игоря Витальевича это касалось мало. Он вошел в высокую траву бывшего узкого поля, отгораживавшего лес от деревенских огородов. Там когда-то была пашня. От нее остались отчетливые борозды, через которые ему пришлось шагать. Из-за них трава тут росла неровно, как-то полосато.
Жены офицеров уже устраивались спать. Елизавета Андреевна заранее распределила места, согласовала их с женщинами. А сами спецназовцы могли устроиться где угодно. Как они сами говорили, было бы можно ноги вытянуть. А таких мест в доме и во дворе хватало.
Сразу ушла и легла на матрац, постеленный на пол, Алина, не имеющая привычки к ночным поисковым мероприятиям. Мужчины еще некоторое время посидели во дворе. Потом подполковник с майором ушли в дом, где им были отведены места, а капитан со старшим лейтенантом забрались на старый сеновал.
Прежние хозяева этого дома держали корову. На чердаке сарая, где она обитала, был уложен толстый пахучий слой скошенной травы. Конечно, на сеновале слегка доставали комары, но не настолько, чтобы мужчины не могли уснуть. Тем более что в мае этих кровопийц еще мало.
Однако поспать подполковнику толком не удалось. Около пяти утра в калитку кто-то негромко постучал. Подполковник Речкин сразу поднялся, быстро сполоснул глаза под рукомойником и тихо вышел из дома, стараясь никого не потревожить. Ночью он просыпался несколько раз, но не от стука в калитку, а от громкого салюта, который запускали над рекой какие-то любители шумного отдыха. Оттуда доносились возбужденные голоса.
Елизавета Андреевна тоже просыпалась и ворчала по поводу того же салюта:
– Люди в тишину отдыхать уезжают, подальше от городского шума. А эти недоумки сюда его привезли. Еще бы и музыку громкую с собой взяли! Совсем люди без голов.
Выйдя во двор на стук в калитку, Игорь Витальевич убедился в том, что про музыку отдыхающие не забыли. Здесь она была слышна хорошо, хотя и звучала в отдалении.
– Да как сами они от этой своей какофонии не оглохнут, меломаны хреновы? – сказал он сам себе, поднял голову и увидел, что от калитки к нему идут старший лейтенант Заглушкин и какой-то высокий и худощавый человек в штатском.
Видимо, старший лейтенант проснулся от того же стука и вышел открыть калитку раньше, чем это сделал сам Речкин. Но Заглушкину было ближе добираться до калитки. Только соскочи с чердака, сделай четыре шага, и готово.
Человек в штатском держал в левой руке не особо толстую кожаную папку, правую протянул Речкину и представился:
– Старший следователь подполковник Савинков, управление ФСБ России по Московской области. Максимом Анатольевичем меня зовут.
– Подполковник Речкин Игорь Витальевич, спецназ Главного управления Генерального штаба, – назвался хозяин дома и показал рукой на стол, крышка которого лежала на столбах, врытых в землю. По все четыре стороны таким же способом были установлены скамейки. – Давайте присядем. В ногах, как я слышал, правды нет.
Подполковник сдвинул посуду ближе к середине стола, чтобы гость мог положить на него свою папку. Но тот устроил ее на коленях, а на стол поставил локти и стал протирать себе лицо ладонями так, словно разгонял сон.
– Лучше уши потрите, – посоветовал ему подполковник спецназа. – Мы в боевой обстановке всегда этим способом пользуемся, когда хотим полностью сон разогнать. У нас случается так, что по трое суток бой длится. Совсем недавно такое было, перед самым возвращением. Даже чуть больше трех суток продолжалось. Бандиты имели возможность меняться, а нас всего девять человек было. Об отдыхе и речи идти не могло. У моего заместителя в тот раз уши чуть не отвалились. Так старательно он их растирал.
– Спасибо за совет, – сказал подполковник ФСБ. – Так расскажите мне, Игорь Витальевич, что тут произошло. С самого начала давайте начнем…
Подполковник расстегнул на удивление послушный замок-молнию на сумке. Обычно они заедают и подчиняться не любят. Он вытащил оттуда стопку бланков протоколов допроса, приготовил ручку, чтобы записывать, и положил на стол смартфон с включенным диктофоном.
– Прежде всего давайте шапку протокола заполним, а потом вы все расскажете, как было дело, что вас толкнуло пойти в лес.
К заполнению протоколов подполковник Речкин привык еще во время своих командировок на Северный Кавказ. После каждой операции ему приходилось писать два экземпляра рапорта, один для командования, второй для следственной бригады. С прибытием таковой обязательно составлялся протокол допроса, словно отдельная мобильная офицерская группа не уничтожала бандитов, а воевала против мирных жителей.
Это слегка обижало Речкина, но однажды один из руководителей следственной бригады объяснил ему, что это необходимо для подтверждения гибели всяческих негодяев и снятия их с розыска, для сокращения длинного списка тех персонажей, которые уехали в Афганистан, Ирак или Сирию воевать за ИГИЛ.
Порой отдельная мобильная офицерская группа использовалась и для уничтожения тех же бандитов на чужой территории. Например, на счету Речкина и его людей было две командировки в Сирию. Там они, усиленные бойцами частной военной компании и офицерами военной полиции, уроженцами республик Северного Кавказа, отслеживали и уничтожали банды своих соотечественников, старались не допустить их возвращения в родные горы.
В Сирии, правда, дело обходилось без сотрудничества со следственной бригадой. Однако военная полиция вела собственный учет бандитов, регистрировала уничтожение каждого из них, в том числе с помощью фотофиксации, поэтому сама и протоколы писала.
Сейчас же, как понял Речкин из объяснений подполковника Савинкова, дело расследуется ФСБ не только потому, что убит предположительно полковник этой службы Никитин. Причина еще и в том, что при совершении данного преступления был применен крупнокалиберный пулемет, оружие специфическое, нисколько не характерное для обычных уголовников.
На встречный вопрос Игоря Витальевича о том, почему жертвой только предположительно был полковник Никитин, ответ последовал конкретный:
– Идентифицировать тело без экспертизы невозможно. Жена полковника Никитина давно умерла, остался сын-студент, но и он опознать отца едва ли сможет. Лицо сгорело полностью, а тело сильно обожжено. Вдобавок в него угодило три крупнокалиберные пули. Вы наверняка хорошо представляете себе, что они натворили. Поэтому уверенности в том, что это полковник Никитин, нет никакой. Но у него был и, возможно, есть еще старший брат, который часто пользовался машиной полковника и даже имел от нее собственные ключи. Этот человек – крупный предприниматель, миллиардер. Он, разумеется, имеет несколько собственных автомобилей, но почему-то нравится ему ездить на «Лендкрузере» брата. Причем гоняет он всегда слишком уж излишне быстро, вероятно, пользуется тем, что номер этой машины известен ГИБДД. Инспекторы не желают влезать в какой-то скандал, предпочитают ее не останавливать. Телефоны полковника и его брата не отвечают. Личность погибшего на данный момент не установлена, как и его спутницы. Документы сильно пострадали в огне. Впрочем, в женской сумке они более-менее целы, но экспертизе предстоит с ними изрядно повозиться, чтобы что-то разобрать.
Шапка протокола была благополучно заполнена, и два подполковника приступили к основной части допроса. Старшего следователя ФСБ больше всего интересовал вопрос о том, что толкнуло офицеров пойти в лес, где стрелял пулемет и разгорался пожар.
Он просто не понимал ситуацию, о чем подполковник Речкин прямо ему и сказал:
– У вас, Максим Анатольевич, типичная психология москвича. Что бы ни случилось, но если не со мной, то это меня не касается. Я лично много раз с подобным сталкивался, с тех пор как в Москву переехал. А мы, офицеры спецназа военной разведки, по сути своей являемся спасателями, особенно в боевой обстановке. Такова уж наша психология. Именно поэтому мы пошли туда. Нас толкнула в лес наша постоянная готовность оказать помощь людям, попавшим в беду. Но сделали мы это не сразу, сперва сориентировались. Сначала слышали пулеметные очереди. Это мы по звуку определили. Сидели, обсуждали, пытались вычислить, какой пулемет стрелял – «Утес» или «Корд». Потом, когда Андрей Владимирович, то есть капитан Лукьяновский, увидел пламя в лесу, решили сходить. Нас еще жены отговаривали, говорили, что кто-то костер жжет. Но ведь они не понимают, что такое крупнокалиберный пулемет, не догадываются, что он не в каждом сарае и не на любом чердаке валяется.
– Но это же могло быть опасно, – заметил подполковник ФСБ.
– Естественно. Именно потому мы и пошли туда. У каждого из нас имеется наградной пистолет. Это в умелых руках тоже оружие серьезное. За тридцать-сорок метров мы промахиваться не умеем даже из пистолета. Да и сам лесной пожар – это тоже немалая опасность для деревни. Вся она запросто может за пять минут выгореть. Как раз когда мы подходили, машина взорвалась. Трава и деревья гореть начали. Поэтому я сразу позвонил в пожарную службу, а потом уже и в полицию. Пожарные первыми приехали. Потом и полиция пожаловала.
– Хорошо, товарищ подполковник. Я лично ваши действия принимаю и одобряю. Теперь перейдем к гибели старшего лейтенанта полиции Василия Николаевича Карасева. Что вы про это можете рассказать?
Подполковник Речкин подробно описал все, что происходило после звонка майора Известьева с просьбой о помощи.
Савинков подробно записал его показания, дал прочитать Игорю Витальевичу и попросил:
– Укажите вот тут: «С моих слов записано верно, мною прочитано и подписано». Теперь я попрошу ваших товарищей пройти ту же процедуру. Только беседовать с каждым мне хотелось бы наедине.
– Как скажете. Только на один вопрос ответьте. Мы что, подозреваемые?
– Пока я не в состоянии сказать ни «да», ни «нет». Идет доследственная проверка, в ходе которой выяснятся основные направления нашей деятельности.
– Ну-ну. Так вы всех людей скоро отучите вмешиваться в проблемы такого рода. Моих товарищей как будете допрашивать? По старшинству?
– Как вам удобнее.
– Тогда давайте в обратном порядке, – предложил Речкин.
Он увидел, что в окно сеновала высунулся старший лейтенант Заглушкин, и жестом позвал его к столу.
После этого командир группы ушел в дом, где уже поднялся майор Комогоров, не особый любитель поспать.
– Подожди, Сергей Сергеевич, там допрашивают Заглушкина, потом Лукьяновский на очереди, а после него и с тобой побеседуют.
– А что мне там говорить-то? – отставной майор привычно желал получить команду.
– Что было, то и говори, – заявил подполковник. – Или разучился с выходом на пенсию?