Ура-а-а-а…Многоголосое раскатистое эхо волнами покатилось по вагону, с каждым разом все усиливаясь вливающимися в общий хор голосами из открытых купе. Скорый поезд «Москва-София», добрых пару часов простоявший в молдавских Унгенах по причине замены вагонных пар, наконец-то тронулся и, медленно набирая ход, не спеша вползал на мост через пограничный Прут, за окошком замелькали проволочные заграждения и контрольно-следовая полоса.
Группа советских студентов во главе с двумя преподавателями торжественно въезжала на территорию сопредельной Румынии. Приключения начинались…
Поезд, проехав несколько сот метров снова остановился. Через некоторое время у выхода из вагона послышался какой-то невнятный шум, обрывки незнакомой гортанной речи. Потянуло запахами полуденного зноя, давно немытых тел и несвежего нижнего белья – в вагон вваливались румынские пограничники.
«Кукуруза, попушой – у румына хрен большой!»,– выглянув в коридор торжественно объявил Кошкин и, по-деловому, добавил, – готовь, братва, шмотки для досмотра и таможенные декларации! Игорь Скворцов – «Скворец» и Васька Косенко – «Казак» (родом с Кубани) покорно стали вытаскивать чемоданы, кладя на них сверху паспорта и декларации. Чуть помедлив и переглянувшись друг с другом, Кот и Куперман тоже разложили свой нехитрый скарб.
Вопреки общим опасениям, процедура таможенного досмотра прошла быстро и без заминок. Немало удивившись такому ходу событий, компания приятелей, убрав вещи, расселась по местам в ожидании отправления поезда. Поезд стоял.
Тягостное молчание, установившееся в купе, неожиданно резко было нарушено какой-то яростной перепалкой, переходившей с русского на румынский и обратно, раздававшейся где-то в конце вагона. Мимо промчался встревоженный Напольский. Прошло еще некоторое время. Перебранка стихла. Куперман осторожно выглянул – навстречу шел слегка смущенный Напольский. «Предупреждал же всех перед отъездом – не берите лишнее, все равно отберут», – он сокрушенно махнул рукой и скрылся в своем купе.
Пограничники вышли из вагона, но поезд по-прежнему не двигался.
– Ух, жара,– пробормотал Кошкин, – Игорек, открой окно, что ли! («климатик», это последнее чудо прогресса и цивилизованного комфорта, на стоянках почему-то не включали).
Спортивно сложенный Скворец, подойдя к окну, играючи, одной рукой, легко опустил стекло и, высунув голову наружу, удивленно воскликнул:
– Мужики, гляньте-ка!
Все с азартом, мешая друг другу, бросились к окну, сразу ставшее узким, пытаясь просунуть в него головы и стараясь что-нибудь разглядеть. Усилия того стоили! Удобно устроившись на подножках вагона и положив на колени свой АКМ, румынский солдат с аппетитом уплетал только что конфискованную у кого-то колбасу!
– Судя потому, как устроился, пока не сожрет весь батон, не тронемся, – серьезно изрек Казак, и добавил в сердцах, – чтоб ты подавился, гад!
– А дай-ка, я «щелкну» эту голодную нацию, – встрепенулся Серега, вытаскивая из чемодана свою старенькую «Смену» и вспомнив о поручении деканата сделать фотоотчет об их зарубежном турне.
– Давай, давай, снимай, – подбадривал его Витька, – разместишь фото в нашей стенгазете. Потом с грустью добавил: «И пришьют тебе «дело о политической дискредитации братской Румынии», и поедешь ты следующим летом из-за этого кукурузного огрызка в погонах не на юг, а строго в противоположном направлении!»
– Зачем? – не понял сразу Куперман.
– Как зачем, – снег убирать. Там снега много.
Серега испуганно шарахнулся от окна. Купе завизжало от восторга.
Поезд, наконец, тронулся. Народ с интересом прильнул к окнам, стараясь рассмотреть все подробности и сохранить в памяти самое примечательное и интересное – заграница все же! Однако, несмотря на все их ожидания, ничего стоящего внимания снаружи не наблюдалось. За окном вырисовывался один неизменный пейзаж – бесконечные, сменяющие друг друга поля подсолнечника и кукурузы, иногда прорезаемые узкими проселочными дорогами, с пылящими по ним конными повозками местных крестьян. Изредка, правда, в эту унылую декорацию нищеты и первобытности вламывались символы прогресса и цивилизации – коптящие трубы нефтеперегонных заводов с прилепившимися к ним убогими рабочими поселками.
– А не испить ли нам чайку, – наконец не выдержал Кошкин, заговорщически подмигнув своим спутникам. Те, в предвкушении, одобрительно загудели.
– Николаша, дружок, – вальяжно обратился Кот к пробегавшему мимо поездному халдею – шустрому малому, быстро ставшему своим в незнакомой студенческой компании и уже успевшему изрядно надоесть своими бесконечными байками: как и что он «перетаскивал через бугор».
– Скажи, любезный, остановки еще будут? – продолжал веселиться Витька.
– Не, теперь только вечером, в Бухаресте.
– Тогда, подай нам, голубчик, чайку, покрепче!
– Сей момент!
Вскоре чай был подан и тут же отправлен наружу, обдав крупными коричневыми брызгами стекла соседнего купе, где ехали преподаватели. Через минуту в их купе просунулась изящная головка Наташи Троицкой, 30-летнего доцента с «экономики», роковой красавицы, точной копии популярной в 70-е годы актрисы Нелли Корниенко.
– Ребятки, у вас все в порядке? – игриво справилась она.
– У нас все под контролем, не беспокойтесь Наталья Александровна! – авторитетно заверил ее Кошкин.
– Вот и ладненько, – удовлетворенно отметила она и закрыла дверь
– Не женщина, Богиня, – одобряюще загудело купе, – так мужиков понимать!
Выставленный кем-то «пузырь 0.5» быстро разошелся по кругу. За ним, после скромной закуси (харчи надо экономить!), второй. В купе становилось шумно. Пошли разговоры «за жизнь». Наконец, жара и духота сделали свое дело – народ разомлел и, расползшись по «нарам», дружно захрапел. Один Куперман, державшийся за стакан ради поддержания компании, еще сидел у окна с фотоаппаратом наизготовку, но и его тоже начало неумолимо клонить в сон. «Нет, надо все же поспать», – окончательно решил он, убирая камеру в чемодан. Быстро сбегав в местный «ватер клозет» и отметив похвальную регулярность и чистоту его уборки, Серега собрался нырнуть на свою верхнюю полку. За окном начал проплывать неожиданно чистый и уютный городишко – аккуратные белые домики с черепичными крышами, утопающие в зелени садов, асфальтированные дороги с четкой дорожной разметкой и автомобилями, а не телегами. Серега невольно залюбовался. Идиллия закончилась также внезапно, как и началась – за городской окраиной потянулась огромная свалка бытовых отходов. «Со всей Румынии, что ли везут», – удивился Серега, обозревая поистине альпийские горы мусора. Апофеозом всего этого контраста явился живописный цыганский табор со своими разноцветными кибитками, колоритно раскинувшийся у подножия мусорных гор. Женщины стирали белье, малышня увлеченно копалась в отбросах, мужчины вели под уздцы распряженных коней. “Да это просто «Табор уходит в небо»,– восхитился Серега, вспомнив фильм Эмиля Лотяну, и полез за камерой, резко дернув замок чемодана. По закону подлости, тот предательски заел и не хотел открываться. «Вот, блядь такая», – чертыхался Серега, разрывая молнию. Все же последняя телега с цыганской семьей попала в кадр…
…Чьи-то мягкие, но настойчивые тычки в бок разбудили его.
– Вставай, подъезжаем уже, – звал его Кошкин, натягивая обувь, – выйдем, подышим.
Пассажиры засуетились, полусонная студенческая толпа стала вяло вываливаться из вагона.
– Сколько стоим? – справился Кот, проходя мимо купе проводников.
– 40 минут, – с готовностью отозвался Николаша, – смотрите, не потеряйтесь!
Оглядевшись по сторонам и не увидев ничего примечательного, кроме обшарпанных вагонов поезда «Букурешти-Синая», стоявшего на соседних путях, народ начал ходить взад и вперед по перрону вдоль вагона. Однако, это занятие всем вскоре надоело и группа разбилась на кучки «по интересам». Мужики, сбившись в круг, важно закурили. Мишка Свиридов, разбитной малый по прозвищу «Мичман», успевший до института послужить на флоте и походить на торговых судах, увлеченно рассказывал как лечил триппер после каждого увольнения на берег. Толпа гоготала. Девчонки организовали свой маленький междусобойчик, весело щебеча что-то о своем, «о девичьем». Преподаватели, неловко потоптавшись между двумя кучками, полезли обратно в вагон. Cерега, не куривший с детства, отошел к концу вагона и стал разглядывать пассажиров румынского поезда. Те, в свою очередь, высунувшись из окон, стали с интересом глазеть на веселую студенческую компанию. Некоторые из них, наиболее разгоряченные, начали что-то кричать девчонкам, яростно жестикулировать и делать недвусмысленные жесты в их адрес. «Цыгане вонючие, – с брезгливостью подумал Серега, – кинуть бы вам гранату!». Словно испугавшись его угрозы, «цыганский поезд» начал медленно отходить от перрона, открывая за собой волнующую панораму вечернего Бухареста. Совсем рядом, ничем не огороженная и никак не отделенная сразу начиналась городская территория, призывно манящая своей загадочностью и доступностью. И в этот сон можно было войти, раствориться в нем без следа!
Мимо вокзала медленно ползли трамваи, слегка громыхая на стыках рельсового пути. Плавно входя в поворот и двигаясь параллельно перрону, они сбрасывали скорость почти до пешеходной, обнажая открытые двери, дружелюбно приглашающие войти. «Наверное из-за жары не закрывают», – механически отметил про себя Куперман. Крупная внутренняя дрожь пронизывала все его тело, в ушах звенело, мышцы напряглись, готовые к решительному броску.
Внезапно чья-то цепкая рука мягко легла на его плечо. «Не надо, Серега, как сквозь вату услышал он спокойный голос Виктора, – без бабок и языка дальше Румынии все равно не уйдешь, а «кукурузники» сдадут тебя в два счета – всю жизнь себе поломаешь». И добавил, с тоской глядя вслед уходящему трамваю: «Мы с ними сейчас … Дружим».
Подумав немного, по-приятельски обнял Серегу за плечи, развернув того лицом к поезду: «Пойдем, скоро отправление».
… Лежа на полке в вагоне уходящего поезда и медленно приходя в себя от пережитого волнения, Серега с горечью подумал: «А Бухарест я так и не увидел!».
Громкий стук в дверь разбудил двух бойцов, мирно храпевших после продолжительного «марш-броска». «Подъем, подъем…» – голос Напольского, удаляясь и затихая, покатился дальше по коридору пустой студенческой общаги. С усилием оторвав тяжелую голову от подушки, Серега с интересом огляделся вокруг, туго соображая, где он и что с ним. Чистая уютная комната на двоих с панцирными кроватями, два стола, стулья, холодильник, умывальник с зеркалом, отдельно – санблок с душем и туалетом. В памяти живо всплыли картинки «мадийской» общаги – унылого желтого многоэтажного сарая времен конструктивизма с общими кухней и туалетом, тесными комнатенками, забитыми студентами и тараканами, обшарпанными стенами, тусклым светом никогда не мывшихся плафонов и тошнотворным смрадом, пропитавшим все и вся навечно – дикой смеси запаха грязных носков, винно-водочного перегара и жареной селедки, которую неистребимые, как тараканы, вьетнамские студенты щедро готовили чуть ли не каждый вечер. А также неизменный «срач» под окнами вне зависимости от времени года. А вы говорите: «Курица – не птица, Болгария – не ….» Да-с!
Проснувшийся Кот с интересом уставился на удивленного Серегу.
– А это что? – спросил тот, мельком взглянув на Кота и указывая взглядом на роскошную двухкассетную «Хитачи», стоявшую на столе.
– А, это. Пламен вчера притащил, послушать.
– А он здесь откуда, он же, по-моему, из Сливена?
– Ну да. Все разъехались, а их с Кириллом тормознули, по случаю нашего приезда. Будут вместе с «Васей» нас сопровождать, так сказать гидами-переводчиками.
– А Эмка будет? – встрепенулся Серега
– Будет, наверное, она же русинка. Что, понравилась?
– У меня с ней небольшой «гешэфт» – смущенно поведал Серега.
– Молодец, – Кот встал с кровати и, подойдя к Сереге, с неподдельной похвалой хлопнул того по плечу. Отбросив легкие полупрозрачные тюлевые шторы, выглянул в окно – коротко стриженый газон, радуя веселой зеленью, плавно переходил в футбольное поле с пожухлой травой.
– Стараемся, создаем настроение! – бодро ответил Куперман, вспоминая, как уже после отъезда болгар исколесил всю Москву в поисках набора автомобильных торцевых ключей для Эмки Бояджиевой, оказавшейся не только шустрой девчонкой, но и заядлой мотогонщицей. Удача улыбнулась ему в Южном порту – в отделе запчастей магазина «Автомобили» он стойко отстоял в очереди 1,5 часа. Сейчас заветный набор лежал у него в чемодане в ожидании обмена на эквивалентные 40 левов.
– Ну что, трахнем чайку? – прервал его воспоминания Кошкин.
– Нет уж, давай по кофейку, – возразил Серега, передернувшись от дорожных впечатлений.
– Ладно, – снисходительно ответил Кот, вытаскивая из своей сумки пару пакетиков порционного растворимого кофе.
Перекусив, спустились на первый этаж и вышли во двор. Постепенно подтягивались остальные. Кот отошел к преподавателям. Вскоре подошел Васил Дмитриевич – «Вася», их болгарский коллега. За ним – Кирилл и Пламен. Недолго о чем-то посовещавшись «отцы-командиры» двинулись за ворота, махнув остальным, мол, следуйте за нами!
Куперман, догнав Кота, с интересом спросил:
– А что у нас сегодня в программе?
– До обеда – знакомство с городом, после обеда – отдых, вечером – ресторан! – коротко ответил Кошкин.
– А че так рано идем? – спросил Серега у шедшего рядом Кирилла, – еще семи нету!
– Жизнь у нас начинается рано. Жара. С часа до четырех все закрыто, никто не работает, что-то вроде испанской сиесты, – многозначительно ответил Киро.
До центра шли почти в сплошном тумане (рядом Дунай). Рассеянно слушали рассказ Васи об истории города, его прямоугольно-радиальной планировке, абсолютно пешеходном центре, глазели по сторонам, отмечая добротность 3-этажных домов из дикого камня за легкими заборами, обилие зелени, чистоту и свежесть улочек. Незаметно туман рассеялся, и узкая пешеходная улица предстала во всей своей красе, освещенная лучами еще не жаркого утреннего солнца. В домах средневековой архитектуры начинали открываться ставни маленьких магазинчиков, хозяева летних кафе расставляли на улице столы, пространство неспешно заполнялось просыпающимися горожанами. Все это напоминало декорации к советским фильмам о заграничной жизни, снятых где-нибудь в Прибалтике. Студенты невольно остановились, обозревая эту поистине кинематографическую картину.
Неожиданный голос Натальи, раздавшийся в удивленной тишине, прозвучал как приговор:
– Да, ребята, люди ЖИВУТ, а мы все «боремся»!
– Обратите внимание на брусчатку, как бы не замечая всеобщего замешательства,– продолжал Васил, стукнув ногой по мостовой желто-коричневого цвета. Это особый, клинкерный кирпич. В Софии вся центральная часть вымощена им, выдерживает даже многократные проезды бронетехники во время военных парадов!
За разговорами не заметили, как дошли до центра.
– Здесь я вас оставлю, – поведал Вася,– встретимся в ресторане!
Студенты разбрелись по магазинам, изучать местную торговую «флору и фауну». Куперман, как заядлый книгочей, первым делом рванул в книжный магазин. И испытал очередной шок. Огромное царство художественной литературы от классики до современности на русском языке, лежало штабелями в свободной выкладке. Не нужно, как у нас, униженно просить надменную продавщицу показать что-либо. Самое удивительное – почти вся она советских издательств, с хорошей полиграфией и на бумаге отличного качества. Куперман, не в силах оторваться, листал и листал эти фолианты в роскошных переплетах, мрачнея все больше. Сколько ему пришлось перетаскать макулатуры в пункты приема, чтобы получить заветные талоны на 4-томник Джека Лондона практически без иллюстраций и отпечатанный на рыхлой, почти туалетной бумаге. Сколько раз, в поисках заветной книги, он утыкался на унылые полки, забитые политической литературой классиков марксизма-ленинизма и ныне здравствующих «отцов народа». Перед глазами плыли разноцветные круги, хотелось скупить все и сейчас же!
Кошкин, имевший богатую библиотеку, благодаря стараниям матери, с подборкой литературы исходя из ее же эстетических соображений (не по содержанию, а под цвет «стенки» и обоев), снисходительно смотрел на Серегину оторопь. Наконец, его это утомило. Подойдя к Куперману, он прошептал тому в ухо: «Не спеши. У тебя еще две недели впереди. Возьми двухтомник Куприна и успокойся». На том и порешили. Выходя из книжного Витька торжественно провозгласил:
– Советская культурная пропаганда за рубежом для нас важнее просвещения собственного народа!
– На том стоим и стоять будем! – поддержал его Серега.
Пожав друг другу руки, весело захохотали.
Потолкались на центральной площади, бросили по монетке в фонтан, чтобы обязательно вернуться сюда еще когда-нибудь. Начинало припекать. Подошли к лотку с мороженым.
– Сладолед, – прочитал Кошкин
– Пломбир имо? – гордо спросил Куперман у продавщицы, уже начиная осваивать болгарский.
– Нямо, – ответила та и “утвердительно” кивнула головой.
– Не понял, – простодушно удивился Кот.
– Ну, это у них манера, манера такая, – искренне рассмеялся Серега, – сразу не привыкнешь!
Взяли сладолед, на вкус оказавшийся местным вариантом нашего водянистого фруктового. Немного отдохнув на скамейке в парке, двинулись дальше. Зашли еще в несколько магазинов, постепенно успокаиваясь. С поправкой на чисто местные продукты, ассортимент не сильно отличался от нашего. Многое тоже было в дефиците – золото, хрусталь, растворимый кофе, индийский чай. Кое-что (как ржаной хлеб, сгущенка) – было неизвестно в принципе. Зато фруктов и овощей – в переизбытке. Зашли было перекусить в кафешку – но передумали, пожалев денег.
Купили добруджу – огромный пшенично-кукурузный лапоть с килограмм весом, по килограмму помидоров и винограда, по бутылочке Швепса: за все около 1 лева – говно вопрос!
Время приближалось к полудню, жара усиливалась, магазины стали постепенно закрываться. Потянулись в сторону общаги, на ходу оглядывая витрины, примечая для себя что-нибудь интересное. Незаметно догнали остальных. Те вяло плелись в сопровождении Кирилла, до ушей донеслись обрывки разговора: « … обычное дело, даже сейчас в августе в тени 30, на солнце под 40. Ничего, за неделю акклиматизируетесь!»
«Грамотно объясняет, – отметил про себя Куперман, – хорошо, что у них русский – обязательный в школьной программе, да и нам легче».
…….
– Эх, лепота, – с восхищением выдохнул Кот, плюхнувшись с порога на кровать, не снимая обуви.
Серега, закинув продукты в холодильник, тоже с удовольствием растянулся.
– Ничего, жить можно, – удовлетворенно ответил он.
– Сейчас пожуем, отдохнем, примем душ, выпьем чашечку кофе, – жмурясь по– кошачьи от предвкушаемого удовольствия продолжал Витька.
– А что у нас на завтра? – спросил Серега.
– До обеда – осмотр учебных аудиторий и научных лабораторий. После обеда – знакомство с материально-технической базой института.
– Здорово!
– Черт, забыл совсем, надо будет после обеда зайти к Боре, уточнить кое-что по завтрашнему дню!
Перекусив по-быстрому, Витька убежал к преподавателям. Серега же занялся, наконец, двухкассетником. Диапазоны LW и MW не открыли для него ничего нового – все, что он услышал, было знакомо ему по московским ночным бдениям, разве что болгарских и румынских радиостанций побольше. Зато диапазон FM, отсутствовавший как класс на его стареньком ВЭФе, вызвал у него шквал эмоций. С каждым новым перемещением шкалы в комнату врывались все новые и новые радиостанции, вся Европа лежала у его ног – самые последние хиты, классика рок– и поп-музыки, чего в Союзе не достать легальным путем! И все это богатство в отличнейшем качестве звучания, не сравнимом с другими диапазонами, и все это бесплатно можно записать на кассеты! Голова кружилась. Серега непроизвольно нажал на “play”. Комната стала постепенно наполняться чарующими, обволакивающими звуками электронных композиций группы «Формация Студио Балкантон», мало кому известной в Союзе, но особо ценимую Куперманом за широту музыкального ряда и бережную виртуозность аранжировок болгарских национальных мотивов.
В комнату неслышно для Сереги, погруженного с головой в океан музыки, вошел Витька.
– Балдеешь, старая плесень? – прокричал он Сереге в ухо.
– Ой, не говори!
– Оставь тебя тут на месяц, небось всю комнату кассетами завалишь!
– А смысл какой, кассетника то все равно нет!
– Ну, когда– нибудь появится.
– Пока на работу не пойду вряд ли!
– Пожалуй, – согласился Кошкин, прикинув рыночную стоимость этой музыкальной роскоши, – с этим у нас в стране напряженка! Ладно, вырубай, давай переспим часок и пойдем, так сказать, морально разлагаться…
… Возвращаясь уже затемно из ресторана шумной толпой, тревожащей мирный сон болгарских граждан, студенты делились впечатлениями о проведенном вечере.
– Нет, все хорошо! – горячился Скворец. Ракия, сливовица, средец – ничего, пить можно, но почему у них сортир платный?
– А т-тебе, не один х-хер? – икая возразил Казак, мы ж бесплатно бе-бегали – Вася договорился!
– Да нет, я в принципе,– не отступал Скворец, – это же неуважение к клиенту!
– Да че ты, в натуре, – вступил в разговор Мичман, – не возбухай! В загранке везде так!
Серега, не принимавший участия в споре, сосредоточился на своих гастрономических впечатлениях. Особенно ему понравились кебабчи, поданные с доселе неведомым ему кетчупом. «Что-то среднее между томатной пастой и горчицей,– решил он для себя, – но вкус интересный, надо будет прихватить домой бутылочку!»…
Уже перед сном, Кошкин неожиданно вспомнил:
– Боря сказал, что нас разделили на две группы: завтра одна пойдет в лаборатории, вторая – в гаражи, после обеда – наоборот. Так будет эффективнее.
– Мы, надеюсь в одной группе?
– Нет, в разных.
– А почему?
– Так жребий выпал, – пробормотал уже засыпающий Витька.
………….
На следующий день, изрядно находившись по лабораториям и вдоволь налазавшись по всей имевшейся у болгар автотехнике, Витька Котов, не часто посещавший лаборатории собственной альма-матер, с интересом спросил у Купермана:
– Ну, как впечатление?
Куперман, не пропускавший в Москве ни одного занятия, авторитетно заявил:
– Вполне на уровне. Оборудование не новое, но в хорошем состоянии, есть кое-что из импорта и собственные разработки (особенно ему понравился автомобильный тренажер оригинальной конструкции, используемый для обучения водителей).
– Ну что же. Дельно, дельно – с нарочитой серьезностью похвалил его Витек.
День прошел быстро и незаметно, солнце клонилось к закату…
………….
… Утром проснулись на удивление рано. Серега, сразу вскочив с кровати, начал быстро одеваться.
– Куда это ты намылился? – удивленно спросил Кот, сладко потягиваясь.
– В город, – коротко ответил Серега
– Ты видно еще не прочухался после ресторана. Сегодня воскресенье, все местные лабазы закрыты – отдыхай!
– А че делать будем?
– В футбол играть!
– Весь день? Очумеем!
– До обеда. Пламен обещал сколотить команду из оставшихся в общаге болгар. Постоишь на воротах за честь Союза?
– Постою! А потом куда?
– На Дунай сходим, Кирилл обещал сводить.
В яростной борьбе продули 3:2, болгары на жаре бегали шустрее.
Получив «свое» от ребят за последний пропущенный мяч, оказавшийся решающим, Серега, приняв душ и перекусив, выкатился во двор, где уже ждали девчонки. Вся команда, во главе с Кириллом, двинулась к Дунаю. Пока шли через весь почти пустой город изрядно устали.
– Эх, сейчас искупаемся, позагораем! Плавки взял? – спросил Кошкин.
– А то! – с гордостью ответил Серега, истекая потом, – Киро, далеко еще?
– Нет, тут рядом, за городским парком!
Прошли тенистый парк с раскидистыми деревьями, по стальной ажурной лестнице спустились к берегу. В нос резко ударил едкий бензино-анилиновый запах.
– Это что за амбрэ?
– Румыны керосин «гонят», – с усмешкой ответил Кирилл, указав на противоположный берег Дуная, в сторону Джурджу, над которым торчали трубы нефтехимического комбината.
Подошли к воде. Грязно-бурые воды широкой реки спокойно и величественно несли обломки деревьев, огрызки досок и пенопласта, пластиковые бутылки, пакеты и прочие отходы человеческой цивилизации.
– Со всей Европы к нам говно плывет! – то ли с гордостью, то ли с горечью прокомментировал Кирилл опешившим русским представшую картину.
Народ обескураженно и печально смотрел на поэтично воспетый и прославленный музыкой Штрауса «Голубой Дунай». Настроение окончательно испортили полчища комаров, какого-то прямо тропического размера, мигом окружившие ребят и принявшиеся с упоением пить кровушку русскую. Все в панике бросились наутек.
– Они же голодные, из Румынии летят! – крикнул Кирилл вслед улепетывающим студентам, держась от смеха за живот и еле стоя на ногах.
– Ну, Киро, мы тебе это припомним, – плевались мужики, еле переводя дух.
– Сами же просили,– оправдывался Кирилл, следуя позади на безопасной дистанции, – поедете на взморье, накупаетесь вволю!
…………..
Обратно шли другой дорогой, пересекая обширный район новостроек. «Болгары традиционно живут большими семьями из нескольких поколений, поэтому и дома в старом городе 3-этажные, верхние этажи отдаются молодым, – объяснял Кирилл, – но сейчас тенденция меняется, молодые хотят жить отдельно, жилья не хватает!»
Задержались возле уже закрытого овощного мини-рынка с почти нераспроданным товаром – арбузы, виноград, абрикосы, сливы, персики, дыни, помидоры, зелень. Все лежало открыто и было только символически огорожено деревянной крупноячеистой решеткой.
– Местные крестьяне привозят на выходные, на ночь оставляют, – пояснил Киро
– И что, никто не ворует? – удивился Скворец.
– А зачем? – Кирилл пожал плечами, – у нас этого добра, как у вас грязи в Рязани!
– У тебя, наверное, по географии пятерка была, – со злостью процедил Скворец.
– Нет, единица, – с гордостью ответил Киро.
Мужики недоуменно на него посмотрели.
– А, ну да, у вас же у русских все наоборот, – поспешил объясниться Кирилл.
– Да это у вас, у болгар все через …, в общем наоборот!
Все дружно рассмеялись, царившая до этого напряженность мигом улетучилась. Возвращались в общагу снова друзьями, что и было закреплено очередным возлиянием за болгаро-советскую дружбу…
……………
Утром следующего дня Куперман проснулся от звука открывающейся двери. На пороге стоял уже одетый Кошкин и, глядя на слегка помятого и еще не очнувшегося ото сна Серегу, медленно, как бы зачитывая приговор, «окончательный и обжалованию не подлежащий», произнес, с легкой укоризной:
– Ну что, малыш, допрыгался?
– ???
– Собирай вещи, пакуй чемодан, уезжаешь!
– За что, – обомлел Серега.
– Не «за что», а «куда», святая простота, – захохотал Витька, упиваясь произведенным эффектом. Едем в турне, по городам и весям гостеприимной Болгарии! Нам выделяют автобус с водителем!
– А в Русе, значит, уже не вернемся?
– Вернемся в конце недели на денек, поменяем водителя и рванем на побережье, по городам-курортам, отдыхать, как белые люди! Так что встретишься еще со своей Эмкой!
– А кантоваться где будем?
– В студенческих общагах разных технических колледжей, они же сейчас все свободные. Вася уже обо всем договорился. Конечно, не «пять звезд», но жить можно, и бесплатно!
Серега, так и не поняв о каких звездах идет речь, продолжал в ступоре сидеть на кровати.
– Ну, давай, давай шевелись, приводи себя в норму – душ, кофе! Чтоб у меня, как хрустящий огурец был, – командовал Кот.
– О, уже автобус подошел,– продолжал он, выглянув в окно.
И уже с порога крикнул зашевелившемуся Сереге: «Я свой чемодан уже собрал – захватишь, свои вещи не забудь, и магнитолу тоже – Пламен с Кириллом едут с нами!».
Быстро приведя себя в порядок и перекусив на ходу, Серега, нагруженный, как ишак, выскочил во двор. Забросав чемоданы за спинки задних сидений старенького «Чавдара», почти точной копии наших ПАЗиков времен хрущевской оттепели, одной дверью и ручным приводом ее открывания от водителя, вся компания неспешно выехала со двора.
– Двигатель «Перкинс», недавно после капиталки, – извинялся Вася, – так что будем ехать не прытко.
Довольно быстро преодолев городскую черту, выехали на трассу. Серега, весь внимания, прилип к окошку. На трассе царствовал советский автопром, «самый лучший в мире». Иногда попадалось кое-что из стран соцлагеря – румынские Дачии, польские ФИАТы, чешские Шкоды, но с болгарскими номерами. Сама трасса необычно узкая, двухполосная, с явно выраженными уклонами поперечного профиля, с полуметровыми обочинами и частыми карманами для аварийной остановки. Проехав несколько километров, автобус свернул направо и попылил по проселку. Вскоре впереди показались крепостные стены. Сидевший на переднем сиденье Васил повернулся к остальным: «Это остатки крепости средневекового города Червен, разрушенного при турецкой осаде. Возвращаться в Русе будем другим направлением, давайте осмотрим, это не займет много времени».
Народ, весело, как горох из стручка, посыпался из автобуса. Серега вылез последним, огляделся.
Дорога, по которой они подъехали, уходила куда-то дальше вверх, прямо перед ним возвышался скальный массив, метров 50 высотой, из каких-то туфовых пород, на вершине которого громоздились полуразрушенные крепостные стены с парой сохранившихся башен. Часть скалы вместе с крепостными стенами обрушилась, обнажив вырубленную в ее теле вертикальную штольню со ступенями, очевидно использовавшуюся осажденными для забора воды и для вылазки в тыл нападающим. Небольшой ручей, густо заросший кустами акации, протекал неподалеку.