Вениамин Сергеевич Спрутов не любил Новый год. Право же, это так утомительно – несколько месяцев готовиться к торжеству, чтобы затем бессмысленно провести праздничные выходные. А ещё старый профессор не любил гостей, которые, проиграв бой с хмельными напитками, сокрушали своими лицами крепости из оливье. Или масштабы уборки, напрямую зависящие от темперамента людей, недостаток которого, надо сказать, явление в природе довольно редкое, почти невозможное. Но больше всего Спрутов ненавидел предновогоднюю суету – время, наполненное поисками бессмысленных подарков, выбором блюд и украшений.
В эти предпраздничные дни люди, забыв про свои дела, носились по городу, словно стая саранчи, сметая с полок магазинов продукты, сувениры да и, вообще, всё, что попадётся под руку. Их машины леденели в пробках, часами, толкаясь там, где улитка проползла бы минут за десять. Не желающие терять время, пытались всех обхитрить, воспользовавшись автобусом или метро, но забывали учесть, что под конец года уставший город уже не в силах сдерживать людскую массу в своём чреве. Он выплёскивал потоки жителей наружу из каждого двора, каждой подворотни. Он заполонял улицы и проспекты живой рекой, превращая общественный транспорт в переполненный аквариум с пираньями. Никогда больше город не видел такого количества людей одномоментно, как в преддверии Нового года.
Вениамин Сергеевич выглянул в окно своего кабинета, расположенного на втором этаже Питерского института истории материальной культуры. Поняв, что если выйдет прямо сейчас, то домой рискует попасть не раньше полуночи, профессор решил задержаться на работе. Сожаления не было, скорее наоборот, лишняя пара часов в тишине и покое, наедине с собой… Что может быть лучше? Проводив коллег, Спрутов наполнил себе огромную чашку кофе, не забыв добавить секретный ингредиент из припрятанной в столе фляжки. Под скрип кожаной обивки кресла, почти такого же старого, как и сам профессор, он отхлебнул обжигающий напиток и, довольно крякнув, улыбнулся. Снежинки за окном кружились в вальсе под негромкую мелодию фортепьяно, звучащую, казалось бы, из ниоткуда. На самом деле Вениамин Сергеевич довольно удачно совместил новые технологии со столетними знаниями. Он освободил часть полки от книг, положив в образовавшуюся нишу свой смартфон. Затем расставил мебель с учётом звукопоглощения материалов и, завершив перестановку, разместил вокруг акустические сосуды. Конечно, получился не оперный зал, но в пределах кабинета звучало довольно объёмно, практически волшебно. И вечер тоже обещал быть волшебным.
Неожиданный стук в дверь разрушил магию. Спрутов не стал отвечать. Если это очередной коллега, забывший проездной или ещё какую мелочь, то он вполне способен обойтись и без помощи профессора, ну а случайный посетитель пусть повнимательнее изучит график работы, висящий перед входом в кабинет. Однако человек по ту сторону двери не собирался сдаваться, принявшись долбить с такой силой, что Спрутов всерьёз забеспокоился за целостность казённого имущества.
– Войдите, – недовольно прокряхтел он.
Дверь тут же распахнулась, впуская молодого человека весьма экстравагантного вида. Красные брюки в клеточку, такая же огненная шапка, а из расстёгнутого пальто на профессора уставилось изображение хипстерского Деда Мороза.
– Как здорово, что вы ещё здесь! – парень протянул руку. – Меня зовут Даниил… Лопухов Даниил Валерьевич.
– Что ж, Даниил Валерьевич, вам как раз таки не повезло – мой рабочий день уже закончился. – Спрутов сделал вид, что активно собирается домой. – Прошу вас покинуть мой кабинет.
– И не подумаю, – нагло заявил парень, плюхнувшись в кресло для посетителей. – Уверен, что смогу вас заинтересовать. – Даниил оглянулся на дверь, словно боясь, что кто-то может подслушать их разговор, затем, видимо, убедившись в конфиденциальности беседы, нервно выложил на стол скомканный листок бумаги и заговорщицки прошептал:
– Здесь те же символы, что вы обнаружили в горах Алтая этим летом.
– Прекрасно, – в голосе профессора не было и тени радости, – и откуда они у вас?
– Их сгенерировала Лиса, – буднично сообщил гость, и, видя недоумение на лице профессора, продолжил. – Понимаете, я нейрохудожник, а Лиса, так сказать, мой рабочий инструмент, мои кисти, моя Муза…
– Остановитесь, молодой человек, – оборвал его Спрутов, – я археолог и не разбираюсь в этих нейро чего-то там. К тому же не сильно понимаю, причём здесь я?
Тут профессор слукавил. Про нейросети он, конечно же, слышал и даже сталкивался с результатами их работы, однако напор странного гостя не располагал к доверительной беседе.
– Так я и объясняю. – Даниил возбуждённо вскинул руки: – Про нейросети вы, надеюсь, слышали?
Профессор нехотя кивнул.
– Так вот, это вы археологи годами ковыряетесь в своих черепках, по крупицам собирая историю, а в современном мире уже давно главная валюта – время. Сбережёте человеку лишнюю минуту и вас отблагодарят, сохраните вечность – вознесут до небес. Именно поэтому многие художники стали пользоваться нейросетями для создания базы рисунка, а потом допиливать… кхм, в смысле, дорабатывать его до нужного результата вручную. Тем самым мы избавили себя от львиной доли рутины, а заказчиков от долгих ожиданий.
– Красиво сказано. Может вы ещё и нейропоэт? – спросил профессор, лихорадочно обдумывая пути отступления в случае нападения этого безумца. То, что парень чокнутый, он не сомневался, все эти подозрительные истории про чудесных Лис, пишущих картины не сулят ничего хорошего.
– Премного благодарен за столь высокую оценку, – парень шутливо склонил голову, – но я всего лишь художник.
– Значит, эта ваша нейросеть нарисовала какие-то символы, и вы почему-то решили, что они что-то значат. Может, вам нужен другой специалист? – осторожно спросил профессор.
Парень словно не заметил его замешательства.
– Нет, мне нужны именно вы. – Даниил подвинул листок поближе к собеседнику. – Недавно я наткнулся на вашу статью в «Географии России», где увидел часть таких же символов. Летняя экспедиция под вашим же руководством совершила удивительное открытие, вы изучали письменность Денисовцев и как никто другой можете помочь мне расшифровать послание.
– Даниил Валерьевич, – лекторским тоном заговорил Спрутов, – Денисовцы вымерли более сорока тысяч лет назад, и на данный момент предположение, что рисунки принадлежат им, лишь гипотеза, требующая серьёзных исследований. Да и неважно кем оставлена в наследство эта наскальная живопись, она всё равно не является письменностью в обычном понимании. Дело в том, что это пиктография, – профессор пожевал губу, – это такой способ передавать простейшие понятия, явления или предметы при помощи рисунков. Впрочем, я заговорился, вряд ли кто-то из древних людей оставил бы вам записку столь оригинальным способом, так что приятно было познакомится и до свиданья.
– Вы не правы профессор, здесь зашифровано именно послание. По крайней мере, так сказала Лиса.
– Эмм, сказала Лиса? – повторил Спрутов, инстинктивно отодвигаясь подальше от странного гостя.
– В том-то и дело! – поняв, что сболтнул лишнего, Даниил замахал руками, пытаясь успокоить профессора, чем вызвал ещё большее недоумение. – Это сложно объяснить. Дело в том, что там кто-то есть, понимаете? То есть, сама нейросеть не имеет разума, хоть и называется искусственным интеллектом. Она не способна мыслить и творить – это лишь навороченный инструмент. Однако говорю вам, – он сделал ударение на последних словах, – там кто-то есть!
Профессор окончательно убедился, что перед ним сумасшедший. Дело начинало дурно пахнуть. Этот Даниил сидит аккурат напротив выхода, да и перемахнуть через стол, Спрутову тяжело было ещё лет двадцать назад, чего уж говорить про сейчас. Значит, бежать не получится. Что же придётся подыграть парню. Профессор нехотя приступил к изучению листка.
– А как именно вы общаетесь? – Вениамин Сергеевич решил разговорить художника, дабы тот не наделал глупостей. Мало ли что взбредёт в голову безумцу. Он не ошибся. Ближайшие пятнадцать минут Спрутов выслушивал совершенно нереальные истории о первом настоящем общении человека с машиной. Во всяком случае, Даниил искренне так считал. Разговаривала нейросеть с ним при помощи рисунков. Парень первое время удивлялся такому предпочтению, ведь есть куча чатов, где нейросети чуть ли не книги пишут, однако быстро смирился с желанием искусственного разума и спорить не стал. Профессор про себя ухмыльнулся, был у него студент, что написал курсовую при помощи такой вот сети. На первый взгляд работа казалась качественной, не хуже тех студентов, что берут выжимку с разных сайтов и книжек, меняют местоположение слов, дабы обмануть институтский антиплагиат и выдают результат, достойный твёрдой тройки. Некоторые даже заучивают написанное и, отвечая на простейшие вопросы, могут рассчитывать на четвёрку. Высший же бал, такие студенты получить не могли. Для этого требовалось нечто большее чем простая выжимка – осмысление темы. Её необходимо поглотить, переварить и выдать на бумаге не пересказ, а собственные умозаключения. Профессор был свято уверен, что в погоне за продуктивностью люди становятся глупее. Ускоряясь в одном, теряешь в другом – таков закон сохранения энергии, неважно где: в физике или жизни. Замена знаний в голове внешним носителем, лишает человека вариативности их применения.
Видимо, как и студенты-троечники, художник думать не хотел или не мог, профессор так и не разобрался. Даниил с лёгкостью отдаёт часть своей работы машине, полагаясь на её креатив. Его совершенно не заботит, что здание возводит кто-то другой, оставляя художнику лишь расставить мебель да сорвать куш. Собственно ради денег и перспектив он и затеял эту авантюру с переводом, ведь «ему так сказала Лиса». Среди кучи восторженных восклицаний о том, как она понимает его, какие гениальные изображения рисует, как легко стало работать, промелькнул и намёк об исполнении желаний. Машина обещала ему славу, деньги и признание. Прямо не нейросеть, а Джинн какой-то. Нейроджинн. Правду говорят: чудеса под Новый год случаются. Вот только чудеса в виде безумных художников совершенно не входили в список желаний профессора.
Однако, чем дольше Спрутов изучал послание, тем мрачнее становились его мысли. Что-то было не так. Смысл символов он не понимал – их так и не расшифровали, но вот построение предложений, повторы рисунков откликались где-то в глубине профессорских знаний. К тому же большая часть символов, изображённых на листке, нигде не печаталась. Откуда этот проходимец узнал о них? Украл? Не похоже. Может быть, кто-то из коллег скопировал каталог и выложил в сеть? Возможно. Конечно, за гигантским цифровым пауком, опутавшим Землю нитями информации, уследить невозможно, да он и не пытался, но зачем это коллегам? Нет. Видимо, парень заплатил кому-то из института, и, завладев копией каталога, решил подшутить над старым профессором. Как там у молодёжи это называется – пранк?
Вениамин Сергеевич незаметно ощупал гостя взглядом на предмет скрытой камеры, но не обнаружив ничего подозрительного, спросил прямо:
– Это розыгрыш?
– Что? – опешил Даниил. – Нет, уверяю вас – всё более чем серьёзно! Вам удалось понять, что там написано?
В ответ профессор лишь хмыкнул и, не сказав больше ни слова, прошёл к огромному книжному шкафу. В руках у него появилась объёмная папка благородного кофейного цвета.
– Признаюсь, вы меня поставили в затруднительное положение, молодой человек, – папка со звучным хлопком приземлилась на стол перед Даниилом. – В вашем так называемом послании есть символы, которые не были опубликованы и находятся только в этой папке. Скажите честно, откуда вы о них узнали?
– Я и не знал, – пожал плечами Даниил, – это всё Лиса нарисовала.
Опять Лиса нарисовала, Спрутов начал закипать:
– Кто вам помог их украсть у меня?
– Я не вор! – возмутился художник. – Понимаю, всё звучит довольно странно, но я могу доказать.
Он полез во внутренний карман пальто. Профессор было напрягся, однако парень выудил лишь небольшой планшет. Щёлкнув пару раз по экрану, он торжествующе протянул гаджет профессору:
– Вот.
Спрутов с видом, словно ему подсунули скорпиона, что готов ужалить при любых резких движениях, аккуратно взял карманный компьютер в руки. Увиденное ему не понравилось. Точнее, первые работы нейросети вызвали скорее любопытство и желание докопаться до истины, свойственное любому исследователю, однако последние рисунки вводили в ступор. На экране устройства человека, которого он видит впервые в жизни, оказался вполне добротно написанный портрет самого профессора. Качество исполнения поражало. Подумалось, что машина, какая бы навороченная она ни была, просто не может так рисовать. Если приглядеться, крупные мазки электронной краски тут же распадались на цветные брызги, будто Вениамин Сергеевич видел пиксели, но стоило охватить взглядом картину в целом, то лицо профессора обретало чёткость каменного изваяния, в уголках глаз и на лбу проступали морщины, белая аккуратно подстриженная борода, точно покрытый снегом луг, сливалась с бледными щеками, переходя в короткую стрижку.
Портрет был, словно живой, и первое время Спрутов молча смотрел на своё изображение. Через минуту оцепенение прошло, и он поражённо прошептал:
– Что же это такое?
– Так Лиса дала понять в каком направлении нужно искать, – Даниил перегнулся через стол, чтобы тоже видеть изображение. Казалось, что он получает удовольствие, смотря на работу своей… Кого? Подруги, коллеги, протеже? Профессор не решился бы назвать её простым инструментом. – Только вы сможете расшифровать послание.
Спрутов нехотя оторвал взгляд от самого себя:
– Вы когда-нибудь слышали о «камне Розетты»?
Даниил покачал головой.
– Это каменная плита, найденная в Египте, недалеко от города Розетты. Чудесная находка. Она содержала билингву, благодаря которой археологам удалось подобрать ключ к расшифровке египетских иероглифов, – видя непонимание на лице парня, Спрутов пояснил: – Представьте себе два одинаковых текста, написанных на разных языках. Один язык известен, второй нет.
– Кажется, понимаю, – догадливо протянул художник, – Зная, что написано в одном тексте, можно подобрать ключ ко второму.
– Именно, – одобрил профессор. – Мы можем с вами до бесконечности строить предположения, что имели в виду авторы этих древних рисунков, искать совпадения символов, гадать, как строятся предложения, но это не придвинет нас к разгадке ни на шаг. Здесь нужен свой камень «Розетты». Боюсь, без него я бессилен.
Даниил было скис, однако неожиданно встрепенулся и забрал планшет из рук профессора. Некоторое время он меланхолично пролистывал изображения, затем, видимо, найдя нужное, заулыбался.
– А я всё думал, зачем Лиса нарисовала эту штуку, – художник вернул планшет Спрутову. – Вот ваш камень, профессор!
С экрана на Вениамина Сергеевича смотрел квадрат, разделённый на восемь частей по вертикали и горизонтали, в которых расположились символы, найденные в пещере. Правда, не все, около половины от расчерченного поля. Сверху и слева от квадрата были изображены гексаграммы в виде четырёх полос, часть из которых представляли собой прямую линию, а часть прерывистую.
Вениамин Сергеевич охнул. Сколько себя помнил, он всегда хотел стать археологом. В юности, начитавшись приключенческих романов, мечтал искать сокровища в древних гробницах, соревноваться в удали с туземными племенами, затерянными в глубинах джунглей, или может разгадывать тайны цивилизаций, что давно сгинули в песках времён. А какие же тайны и приключения без загадок? О да, загадки он любил не меньше импровизированных раскопок на соседской стройке, откуда дед Митяй гонял юного Веню палкой. Шифры были везде: на собственноручно нарисованной карте сокровищ, в альбомах для рисования, открытках, школьных тетрадях. Начинал Спрутов с простой стенографии, рассылая всем знакомым тайные записки с невидимым текстом. Правда, мать быстро обнаружила пропажу молока, которое Веня использовал в качестве чернил, и немедленно пресекла столь необдуманный расход ценного продукта. Будущий профессор тогда не сдался и перешёл на более серьёзные шифры. Он изучил на практике всё – от простой замены букв в предложениях до компьютерных систем шифрования, и сейчас, без сомнения, смотрел на специальную таблицу для шифра Виженера.
– Удивительно, – заворожённо произнёс профессор.
– Теперь получится? – с надеждой поинтересовался Даниил.
Спрутов не ответил. Там в пещере ему так и не удалось понять, почему рисунки разбросаны по стене столь хаотичным образом, но сейчас, кажется, всё встало на свои места. Вениамин Сергеевич открыл страницу каталога с фотографиями и на одну из них нанёс карандашом квадрат с восемью разделительными полосами по горизонтали и вертикали. Так и есть. Профессор, с каким-то суеверным ужасом посмотрел в планшет – это недостающий ключ к таблице. Рисунки, попавшие в ячейки на фото, полностью совпадали с пустыми ячейками на планшете.
– Вы можете перенести символы с фотографии в планшет? – дрожащим голосом спросил профессор.
– Легко.
В руках Даниила появился стилус, и через несколько минут недостающие элементы оказались внесены в таблицу.
– Готово, – художник протянул планшет профессору. – Но я всё рано не могу понять, как этим пользоваться.
– О, это не сложно, – от скепсиса Спрутова не осталось и следа. – Символы в самой таблице – это зашифрованные буквы или словосочетания, а линии слева и сверху – ключ к расшифровке.
– Опять ключ, – расстроился Даниил.
– На этот раз всё гораздо проще. Я недавно изучал гексаграммы в книге перемен древнего Китая, и, как ни странно, здесь есть множество совпадений. Думаю, что линии в нашей таблице – это двоичный код.
– Ничего себе, – воскликнул художник. – Как вы это поняли?
– По аналогии с книгой перемен. Смотрите, целая линия – это ноль, прерывистая – единица. В двоичном коде любые символы могут быть зашифрованы четырьмя парами нолей и единиц. Берём линии слева от нужного символа и переводим их в цифры. Затем то же самое проделываем с верхней гексаграммой и, таким образом, получаем зашифрованную по одной из международных систем букву.
– Так чего же мы ждём! – Дымящийся от нетерпения Даниил вырвал из рук профессора планшет и, схватив со стола свой листок, принялся старательно на нём выводить цифры карандашом. Через минуту он, крайне довольный собой, посмотрел на результат.
– Осталось перевести цифры в текст, – Спрутов больше не скрывал любопытства. – Воспользуйтесь же интернетом.
Даниил, быстро найдя в своём планшете онлайн-конвертер, стал вбивать в него цифры. Неожиданно глаза парня округлились. Резко откинувшись на спинку кресла, он с силой сжал планшет побелевшими пальцами.
– Вам плохо? – забеспокоился профессор.
– Не может быть, – прошептал Даниил. – Не может этого быть! – уже не сдерживаясь, во всё горло заорал он и, отбросив планшет, задёргался в судорогах, разбрызгивая по сторонам пену изо рта. Вениамин Сергеевич испуганно завертел головой, совершенно забыв, что нужно делать. Вены на шее парня вздулись, напоминая ветви мёртвых деревьев, а тело, перестав трястись, вытянулось, точно натянутый трос. Наконец, вспомнив про телефон, Спрутов вскочил, намереваясь вызвать скорую помощь, однако встретившись взглядом с Даниилом, понял, что опоздал. Глаза художника уже вылезли из орбит, застыв стеклянными шарами. Кровавыми шарами – лопнувшие капилляры окрасили белки глаз несчастного в красный цвет. Сомнений нет – парень мёртв.
Спрутов попятился от мёртвого художника. Только этого сейчас не хватало. Конечно, профессор не виноват в смерти странного гостя, тот наверняка употреблял что-то незаконное или страдал эпилепсией, однако за этим всем последует полиция, допросы, а может, и ещё что похуже, Вениамин Сергеевич точно не знал всех процедур, связанных с расследованием смертей, но был уверен, что проблем при этом не оберёшься. А уж причина визита Даниила и вовсе могла отправить профессора на принудительное лечение. Кстати, о причине, – Спрутов пробежался взглядом по кабинету, обнаружив в углу выброшенный планшет. Подобрав его, профессор ощутил где-то глубоко внутри животный страх.
«А что, если причина случившегося с художником кроется там? Что, если это не совпадение? Нет», – Вениамин Сергеевич помотал головой, верить в такое он, как учёный, себе позволить не мог. Решительно взяв планшет, Спрутов всмотрелся в экран.
Удивление, смятение… волна страха. Даже не волна, это был самый настоящий океан ужаса, в котором едва не захлебнулся профессор. С треснувшего экрана на Вениамина Сергеевича смотрела карта той самой пещеры, где он обнаружил злосчастные символы. И не просто точная схема, беглого взгляда хватило, чтобы понять – там изображены скрытые залы и тоннели, о которых его археологическая группа не знала. Спрутов был уверен, что они тогда нашли не все помещения и собирался в ближайшие год-два собрать новую экспедицию, оставалось только найти финансирование. Но чтобы вот так в лоб получить точное изображение всей системы пещер! О таком и мечтать не приходилось. Вот только способ овладения сокровищем вселял в профессора первобытный страх. Страх неизвестности. Неужели художник не сумасшедший и действительно общался с искусственным разумом? Тогда как этот разум связан с рисунками, появившимися на стенах пещер тысячи лет назад? Что-то не вяжется.
Неожиданно зазвонил телефон. Вениамин Сергеевич не обратил внимания, заворожённо уставившись в планшет, однако мелодия не умолкала. Медленно, словно оказавшись под водой, Спрутов отложил гаджет и поискал глазами телефон. Звенело откуда-то из стеллажей. Пробираясь сквозь заросли отвлекающих мыслей, профессор, наконец, вспомнил, что положил мобильник на музыкальную полку. На ватных ногах он подошёл к шкафу. Звонил его коллега Семён Валерьянович.
– Веня, пляши! – раздался в трубке радостный голос коллеги. – Ты не представляешь, с кем я сейчас говорил.
– Сём, – закашлял в трубку Спрутов, – у меня труп в кабинете.
– Трупы подождут, – тон собеседника не изменился, – я нашёл спонсора! Точнее, он сам меня нашёл, представляешь? Позвонил и предложил собрать экспедицию к Денисовой пещере, и главное – как только я дал согласие, он сразу же перевёл деньги. Веня, ты здесь?
– Я. Да. Здесь. Сём, какая экспедиция? Ты не расслышал, у меня труп в кабинете.
– Какой труп, что ты несёшь? Говорил тебе, не употребляй на работе…
– Остановись и послушай, – перебил его Спрутов и кратко изложил события минувшего вечера, опустив подробности о нейросетях и карте, полученной столь странным способом. Не хватало ещё, чтоб его приняли за сумасшедшего на старости лет. Выслушав не перебивая, Семён Валерьянович ещё долго молчал в трубку и, наконец, выдал:
– Это осложняет дело, спонсор сделал предложение на некоторых условиях, и я с ними согласился.
– Каких ещё условиях? – удивился Спрутов.
– Экспедиция должна быть непременно под твоим руководством и отправится в неё необходимо послезавтра.
– Ты с ума сошёл? – опешил Вениамин Сергеевич, забыв даже про только что случившееся несчастье. – Ты же прекрасно знаешь, что за один день невозможно подготовиться. Кто согласится ехать работать под Новый год? Как за сутки выписать оборудование, закупить провизию, в конце концов, договориться с местными властями о проведении раскопок? Как?
– Да знаю я всё это, – обиженно проговорил Семён Валерьянович. – Просто не успел сказать главного: оборудование, провиант и прочее уже готово. Принимающая сторона ждёт тебя с распростёртыми объятиями, осталось только найти сотрудников. Я подумал, что ты мог бы поговорить со своими студентами, наверняка кто-то из молодёжи согласится провести праздники в горах – это же так романтично и всё такое.
– Мог бы, – задумчиво проговорил Спрутов. – Что-то не могу понять, откуда такое рвение у заказчика, да ещё эти требования странные? Кто он такой?
– Не знаю, – растерялся коллега. – Представился Петром Алексеевичем, сказал, что весной хочет построить в тех местах турбазу, а экскурсии в Денисову пещеру будут отличным развлечением для туристов. Поэтому от нас требуется как можно быстрее её обследовать и желательно найти, чем бы таким привлечь гостей турбазы. Я подумал, что одно другому не мешает, и тебе не составит труда параллельно с раскопками набросать пару-тройку легенд.
– Ладно, это всё очень занимательно, но мне нужно вызвать полицию, так что давай, перезвоню позже, – Спрутов уже собирался нажать отбой на телефоне, как услышал просящий возглас коллеги:
– Подожди, не отключайся! Наш спонсор…
Вениамин Сергеевич вернул трубку к уху.
– Что спонсор?
– Он явно человек со связями, к тому же заинтересован в твоём участии в экспедиции. Давай я позвоню ему, глядишь, поможет чем.
– Хорошо, давай.
Сбросив вызов, Вениамин Сергеевич сел на своё кресло, стараясь не глядеть на труп, лежащий на полу. Итак, загадочные события дополнились подробностями, которые вместо того, чтоб пролить свет на ситуацию, ещё больше запутали её. Конечно, история про турбазу на первый взгляд выглядела правдивой, но это, если не брать в расчёт карту, нарисованную нейросетью. Похоже, что спонсор как-то связан с художником. Вот только как? И зачем было устранять бедного парня? Правда это могла быть простая случайность и Даниил действительно умер от какой-то болезни или избытка чувств. В таком случае, зачем вообще спонсору было нужно сначала оплачивать экспедицию с обязательным условием присутствия профессора, а затем пытаться его же заинтересовать при помощи шифра и карты пещеры? А Спрутов заинтересовался, сомнений не возникало, любознательность профессора теперь не позволит ему остаться дома, так что поездка в пещеру, когда бы не получилось её осуществить – это вопрос решённый. Вот только покоя не дают вопросы без ответов. Спрутов взял ручку и нервно застучал по столу:
– Что же делать?
В ответ зазвонил телефон. Номер незнакомый.
– Слушаю.
– Вениамин Сергеевич, добрый вечер, – голос в трубке был приятный, но с каким-то механическим оттенком, словно говорил хороший голосовой помощник, а не живой человек. – Вы, наверное, уже догадались, меня зовут Пётр Алексеевич, приятно познакомиться.
– Взаимно, – буркнул Спрутов.
– Семён Валерьянович посвятил меня в вашу проблему и отныне теперь это наша проблема. Очень надеюсь, что вы не откажетесь поработать на меня.
– Не откажусь.
– Замечательно. Через пятнадцать минут к вам приедет полиция и скорая. Старший в группе – лейтенант Ларьков, мой хороший знакомый. Я попросил его провести все необходимые мероприятия, так сказать, в ускоренном темпе. Мне очень не хотелось бы, чтоб вы отвлекались от запланированного графика.
Вениамин Сергеевич удивлённо почесал затылок:
– Хорошо, но позвольте, над вашим другом наверняка есть начальство, которое вряд ли разрешит покинуть город единственному свидетелю.
– Об этом не беспокойтесь. Ваша задача сосредоточится на изучении пещеры, а все проблемы я беру на себя, – Пётр Алексеевич был самим спокойствием.
– Я, – профессор запнулся. – Даже и не знаю, что сказать.
– Не нужно ничего говорить. Готовьтесь к экспедиции, Вениамин Александрович, и ни о чём не беспокойтесь, – в трубке послышался треск, напоминающий разряды электричества. – К сожалению, мне пора, завтра я свяжусь с вами для обсуждения состава экспедиции и решения технических вопросов. Доброй ночи.
– И вам не хворать, – задумчиво пожелал Спрутов, слушая гудки отбоя.